worst thing in this world

- Сережа, ну как ты так умудрился, - Игорь еле успевает подхватить Разумовского, когда тот вваливается в квартиру. И Гром бы не успел удержать, если на помощь вовремя не пришел бы Птица, ухватив Сережу за задние конечности. - Сколько. Ты. Выпил? - ласковое обращение закончилось, когда Сережу уложили в кровать. Сейчас первостепенной задачей было максимально помочь, но Птица не чурался задавать риторические вопросы. Ответом на заданный вопрос послужил какой-то нечленораздельный стон в подушку и неуклюжий поворот тела вбок, подальше от громких голосов. - Думаю, основные проблемы начнутся утром, а сейчас надо уложить спать, - Игорь уже хотел было начать Сережу кутать, но получил по рукам, встретившись со злобным шипением Птицы. - Профан, - презрительно фыркнул он и сам залез на кровать, выпустил длинные пушистые крылья, окутав ими Сережу. Разумовский мигом успокоился, почувствовав родное, привычное тепло, и окружающий мир уже не был таким агрессивным. По-детски обняв одно крыло, Сережа еще немного поелозил головой в попытках найти более удобную позу, но уже совсем скоро захрапел. Грому ничего не оставалось, кроме как пристроиться на противоположной части кровати. Утром его помощь будет ой как нужна. Птица не дурак, конечно, но вряд ли догадается, какие простые вещи могут спасти от похмелья. А у Игоря все-таки опыт. *** Утро начинается не с кофе, а со стона и активной жестикуляции Сережи, которая как по команде поднимает обоих на ноги. Птица аккуратно вытаскивает из-под Разумовского свое крыло и немного разминает затекшие конечности, а Игорь тут как тут с подготовленными с вечера комплектом чистого белья - переодевать Сережу вчера не стали, слишком травмоопасное занятие для всех троих. - Сереженька, чего принести? Водички, таблеточку? - Птица сидит на корточках в изголовье кровати и поглаживает жмурящегося от света Разумовского. - Рассольчику? - Игорь старается максимально поучаствовать в операции спасения, но натыкается на злобный взгляд Птицы. - Фу, какие-то дедовские методы Вот я!... Ему не удается договорить, потому что Сережа переворачивается лицом в подушку и сколько есть сил просит принести хоть чего-нибудь. Птица и Игорь бегут до кухни, оставив на время ссору, потому что Сереже действительно максимально нехорошо. Но Птица еле слышно сквозь зубы просвистел: - Рассол даешь только если таблетки не подействуют. То есть ты не даешь рассол, потому что против медицины он бессилен! - Ну, это мы еще посмотрим, - Игорь поспешил обратно в комнату наперевес с трехлитровой банкой. - Сереж, давай переоденемся? - Игорь установил чудодейственное средство подле кровати, а сам приподнял торс Разумовского, освобождая его от пиджака. - Штаны не надо, мне удобно, - спокойно расставшись с пиджаком, Сережа, однако, вовсе не собирался так же легко отдавать брюки. Он вцепился в них мёртвой хваткой так, что потребовалась помощь Птицы (ничего лучше щекотки не придумали), чтобы разжать пальцы. - Ну вот, сейчас мы тебя и пере...оденем, - Игорь прервался на полуслове, заполучив наконец штаны. Загвоздка была в том, что на ткани аккурат между ягодицами была багрово-темное пятно, которое Гром сначала даже для проверки поскаблил ногтем. Настоящее. Вопросов о том, что это такое, не возникало. Вопросы были только к Сереже, который как-то слишком внезапно притих, спрятав мордочку в подушку. Щекоткой его второй раз вытаскивать не стали, тут уж не до смеха. Игорь присел на корточки рядом с кроватью, подцепляя резинку Сережиных трусов с аналогичным пятном и оттягивая вниз. - Не расскажешь? - в ответ Гром получает мотание головы. - А не надо, - Птица, отследив всю картину случившегося, больно ухватил Разумовского за волосы, отчего тот заойкал, и повернул к себе, - мы сейчас всё-всё с тобой увидим. В глаза смотри! Сережа поджимает ноги, пытаясь унять боль, раздирающую его тело с двух концов, и с опаской заглядывает в свирепые глаза напротив. В голове против собственной воли кинолентой разворачиваются все события вчерашнего дня. Как Сережа по неосторожности спотыкается и проливает бокал на пиджак Альберта Адамовича. Как ползает потом в ногах и просит прощения. И как Бехтиев приподнимает его за шкирку (вот почему у пиджака нитки порваны в этом месте) и настоятельно предлагает извиняться другим способом. - Справедливости ради, отмечу, что Сереженька сначала пытался отказаться, но... Но после четырех крепко держащих и раздевающих рук охранников и буквального запихивания горлышка бутылки вина в Сережин рот (для ускорения процесса поглощения, конечно, а не чтобы проверить, как берёт) сопротивляться особо не получалось. Сережа видит перед собой обивку того дивана, но очень явственно ощущаются растягивающие в разные стороны руки и инородный предмет, уткнувшийся между разведенных ягодиц. - Хватит!! - Сережа вздрагивает и дергается, падая обратно на кровать, а вместе с ним и к нему подрывается Игорь, зло зыркнувший на Птицу. - Ты что творишь, сука?! - Гром укутывает Сережу в одеяло, немного покачивает, но сейчас ему больше всего хочется прописать Птице по лицу. - А ты не знаешь одного отягощающего обстоятельства, - преспокойно заявляет Птица, хотя внутри бушует гневный ураган. - Да хоть бы я знал все. За что?! У тебя же нет человека ближе, зачем делать ему больно? - Ему. Нравится. - Птица садится рядом с опешившим Игорем и поглаживает Сережу по голове. - Правду ведь говорю, зайчонок? Не смей мне лгать. Разумовский пытается подняться, но тут его уже Игорь осаждает назад. - П-правда, - Сережа жмурится и пытается уйти от прикосновений в глубины одеяла, но ему не позволяют. - То есть... Все это был блеф? Когда ты просил нежности и аккуратности? Что это? Почему ты, - Игорь обращается к Птице, - мне не сказал? Что за идиотская игра в одни ворота? - Оставьте меня, оставьте, прошу, - Сережа пытается заплакать, но такая вещь раскалывается на раз-два. - Разберись-ка в себе, Сергей Разумовский. И проживи это еще раз, для пущего эффекта, - Птица чеканит эти слова в сознании и поднимается с кровати, утягивая с собой Игоря. Они стоят рядом и смотрят, как парень изворачивается на кровати, выстанывая имена. Не только Бехтиева. - Давно ты это знаешь? - Игорь угрюмо уточняет у Птицы, чувствуя себя абсолютным дураком. - С самого первого раза, - Птица усмехается. - Я думал, с тобой всё изменится. Сережа изменится, потому что даже я бы не смог это исправить. - Но почему? - Сережа не тупой и не бесхарактерный. Даже если бы я залюбил его до смерти и объяснил, что в этом и есть правильность, где-то в глубине души, на подкорке подсознания, красными буквами была бы вышита другая истина. Её не высечь. Игорь молча наблюдает за обхватившим себя руками Разумовским. Беззащитное тело. Сколько дней Гром пытался аккуратно и нежно гладить его волосы и целовать в шею поверх остаточных следов засосов прошлых ухажеров. Сережа смущался, но не от откровенности действий Игоря, а от их недостаточности. Сейчас Гром это осознает очень хорошо. Также как и чувствует распыленности Разумовского на кровати от того, как по ощущениям в него проникает не один член. Как Сережу растягивают и шлепают по заднице, заставляя прогнуться получше. И тот прогибается... А Птица знал. И пользовался. Забавно, наверное, было. Гром сползает на пол, пытаясь понять, как он вообще на это согласился? Любовь? Гипноз? Игорь потирает глаза и тянется к рассолу - надо же чем-то заглушиться для начала. Птица где-то рядом, на периферии сознания, машет черными крыльями и обхватывает ими же - и тело, и голову. Темно-темно, только шелест перьев и урчание. А Игорь даже и не знает, что используют против него и где, и из вариантов действий в голове только один, и это... Сережа вздрагивает и распахивает глаза, уставившись в потолок. Глупый кошмар. Никакого Игоря и Птицы же не было никогда. Ведь не было же, верно?