Одолень-трава

— Там Мстивой пришел! — запыхавшийся Радмил ворвался в общую светёлку, захлопнул за собой дверь и, опершись на нее спиной, бросил умоляющий взгляд на Милоша. — Братик, поможешь? — Я? — не понял юноша. — Чем? — Так ведь Мстивой гулять зовет, а до обручения вдвоем на людях появляться — стыда не оберешься… и с ним княжич… тебя приглашает… Просил передать, что целоваться не станет… Отложив в сторону почти готовые стрелы, Милош приблизился к окну, прижался носом к тонкой слюде, желая разглядеть нежданных визитёров. — Сходишь? Ну, прошу, братик… сил нет, как хочется с Мстивоем вместе побыть… Тоску эту Милош ой, как хорошо понимал. Поутру, не обнаружив подле себя Огнеяра, омега расстроился и даже всплакнул, но скоро рассудил, мало ли какие дела у Змея могут быть? А что не разбудил, не сказал, что уходит, так, может, дело было срочное… Но все равно тосковал Милош по истинному, на каждый стук оборачивался: не отворит ли двери, не войдет ли в горницу тот, кто сердцу желанен? — Схожу, — вздохнул он, смиряясь с неизбежным. — А Пригляд? Без него пойдем? — Так меня не приглашали, — пожал плечами тот. — Идите, веселитесь. Я к Яромилу сбегаю, есть, о чем посекретничать. — И не обидишься? — На что? — рассмеялся омежка, откидывая за спину толстую косу. — Гулять завсегда ходят пара на пару. Тебя княжич позвал, не меня же. Вот и ступайте себе, а ежели на торг завернете, купите мне петушка сладкого. А лучше сразу два, да побольше. — Тогда пошли что ли? — расцвел счастливой улыбкой Радмил. На улице уже было совсем не так морозно. С неба падал и падал легкий пушистый снежок, укрывая деревья и дома белым мягким одеялом. Оба альфы дожидались во дворе, не сводя взгляда с дверей и гадая: получится ли сегодня повидать своих зазнобушек. Радмил вышел первым и бросился к Мстивою, а тот подхватил юношу, закружил так, что подол длинной шубы взметнул с земли густые снежные вихри. — Радость моя, — шепнул белокурый альфа, любуясь зардевшимся омежкой. — Нежность моя… Всю ночь о тебе думал, а утром понял: коли не увижу глаза твои зелёные, умру… Чтобы не смущать Радмила, Милош отошел в сторонку, туда, где у ворот княжич стоял. — Здрав будь, краса заморская, — улыбка Велимира была тёплой и сердечной. — Вижу, не рад ты моей компании. Не бойся, целоваться без спросу более не полезу. Просто погуляй сегодня со мной, как с другом бы гулял. А это тебе гостинчик. — Яблоко? — не поверил глазам юноша, принимая из рук княжича алый наливной плод. — Среди зимы?! — В погребах княжеских хорошо они хранятся, — подмигнул ему Велимир. Милош впился зубами в хрустящий бок, наслаждаясь кисловато-сладким вкусом и соком, брызнувшим на язык. — Вкусно! — улыбнулся он. — Спасибо! — Что у вас тут? — Радмил, приблизившись, заглянул через плечо. — Кормление омежки? Ну, братик, ты, считай, на один поцелуй все-таки согласился. — Как это?! Велимир! Вместо ответа княжич рассмеялся, ухватил Милоша за руку, увлекая прочь со двора. — Ну, прости, краса заморская, — все еще улыбаясь, молвил он. — Требовать не стану, сам захочешь — поцелуешь. Ешь себе на здоровье. И Милош, не сдержавшись, рассмеялся в ответ. Как оказалось, гулять с княжичем было довольно весело. Словно позабыв о недавних попытках очаровать, Велимир водил юношу по городу, рассказывая всевозможные истории, а чаще всего — смешные, из жизни людской и воинской, да такие, что омега хохотал до слёз, утирая их мягкой рукавицей. — А вон там, видишь, над домами детинец возвышается, каменными стенами огражденный? — Вижу, — согласно кивнул парнишка, любуясь красотой и мощью высоких башен. — Это кремль, укромное место, проще говоря. Вот, если, явится враг на нашу землю, все горожане там, в камне, и укроются. Город что, город сжечь можно, а детинец выстоит и всех спасет. — Ты там живешь? — В палатах княжеских, — кивнул альфа, щурясь на показавшееся в прорехах облаков зимнее солнышко. — С отцом и братом названным — Гордеем. Ты ж, вроде, видал его вчера: заходил зачем-то, но не остался. Нагрубил, небось? Милош оглянулся на Радмила — не хотелось портить настроение княжичу тем, что худое о его родиче скажет, но Радмил с Мстивоем поодаль стояли, обнявшись, а значит, выкручиваться придется самому. — Имя у брата твоего красивое, гордое… — Это я ему такое прозвище придумал, а вот, гляди-тка, приклеилось, — вздохнул Велимир. — А так его степняцким именем кликали, а каким — уж не вспомню, много лет прошло. Хан тогда на нас большой поход собрал, бились мы у границ, сдерживали полчища несметные и, наверное, проиграли бы, если б Горыныч вовремя не подоспел. Пожег он тогда степняков несчитано, вот хан пощады и запросил. А чтоб никто в мирном договоре не сомневался, отдал отцу сынишку от одного из наложников. Чернявого, раскосого и злющего, что цепной пёс. Тихо говорил добрый молодец, словно бы сейчас и не с Милошем на речном откосе стоял, а перенесся во времена, когда сам еще мальчишкой был. — Дома у нас всех поначалу дичился, от еды нос воротил, мясной похлёбки требовал. А потом вдруг словно переменился: осознал, куда попал… Наряды на себя тянул самые роскошные, перстни на каждый палец надевал. И снова молчал, но уже теперь надменно, будто презирал. Я тогда и нарек его гордеем, а позже как-то само прицепилось… — Вы ладите? — спросил Милош и сам испугался — зачем в душу чужую полез? — Года через три сдружились крепко, — с легкостью ответил Велимир. — Братишка он мне меньшой, хоть и со странностями. Знаешь, о чем мечтает? За Горыныча пойти хочет, какое-то зелье все время варит, чтобы от яда спастись. А я… мне… Теперь княжич замялся, подбирая слова, а Милош и вовсе дышать перестал: ждал, что еще об Огнеяре и Гордее узнать доведется. — Когда придет мой черед править, я от услуг Змеевых откажусь. Не хочу более раз в десять лет платить, как в договоре указано, жизнью за землю — сам управлюсь, что я, не воин что ли?! Вот мы все на Горыныча надеемся, дружина княжеская так, для охраны города только надобна… Засиделись! Когда в последний раз добрый бой видели? Да, почитай, в тот год, когда Гордея подобрали! — Так ты войны желаешь? — Мира! Но честного, чтобы не змеевым огнем, а своей доблестью, понимаешь?! Вот завтра смотрины на откупной объявлены, кого-то Горыныч в свой терем унесет, насовсем унесет, без возврата! Так ты не знаешь, наверное… Зря сказал… Милош сжал руку в кулак, ощущая на пальце заветный перстень, Огнеяром подаренный. Вот, значит, что за дело увело его истинного из постели… — Расскажи все, — потребовал юноша, кусая губы. — И с самого начала, чтобы я понял. — Триста лет назад предок мой, знатный богатырь, бился со Змеем за право основать здесь город. И уже начал Змей побеждать, по колено загнал богатыря в горящую реку Смородину, как вмешались Боги. Повелели они дело миром закончить и договор меж собой заключить. С тех пор Горыныч меж людей живет, а как дело до войны доходит, за людей вступается, сжигает неприятеля дотла. А за это раз в десять лет Змею положена плата: один омега, который по своей воле в терем заветный войдет. Завтра как раз срок. И ведь что они все в Горыныче находят, раз сами к нему бегут, что заполошные?! Ладно бы в десять лет, так ведь каждый год кто-то, да пытается судьбу обмануть… И зла на Горыныча никто не держит — знают, не насильничает он, никого не зовет, своей волей идут на смерть, лишь бы ноченьку со Змеем провести. Вот и Гордей умом тронулся… Сегодня утром батюшке истерику закатил: пусть, говорит, меня заберёт, я на все согласен… Опустив голову, Милош только улыбнулся, сообразив, наконец, отчего Огнеяр все это затеял. Завтра! Завтра, наконец, они будут связаны не только обрядом родины самого Милоша, но и здешними традициями, ведь он сам пойдет в объятия истинного, освободив от жребия тех, кто еще явится на смотрины. — Не печалься, — омега коснулся плеча княжича ладонью. — Все хорошо с Гордеем будет. И с остальными. Я-то точно знаю. Меня тоже хотели Змею отдать на растерзание, а он не взял: исцелил и сюда принес, в новый дом, в новую семью. — Значит, и у вас, краса заморская, князь не только правитель, но и за всех в ответе, — одобрительно кивнул головой Велимир. — Верно Гордей сказал: кому еще на смерть за всех идти, если не сыну княжескому… Ну, хватит о дурном. Может, прав ты, на счет Горыныча… Завтра все увидим. А пока айда снова в город. Зайдем на торг, куплю тебе пирожков да сладостей. Наверняка уже проголодался. * * * Огнеяр спускался по заснеженному откосу, вновь и вновь мыслями возвращаясь к беседе с князем. Изяслав договор чтил, а что в этом году на смотрины его сынок названный явится, так это хорошо: люд честной увидит, что князь за землю свою ответ держать готов так же, как и остальные все. Гордея Змей не особо жаловал и даже старался избегать, но черноволосый омега лип к Горынычу, как банный лист, не гнушаясь ни простенькими любовными заклятиями, ни зельями приворотными, будто бы случайно дорогому гостю поднесёнными. Заклятия навешанные Огнеяр просто с одежды небрежно стряхивал, а зелья выпивал, не дрогнув лицом — что ему от них сделается? Может, Змей отнесся бы к Гордею куда благосклоннее, если б сам его донесения хану степному в поднебесье не перехватывал. Соглядатая вражеского пригрел Изяслав у себя в детинце, а коли скажешь — не поверит, за родню ведь почитает. Голубей да соколов с депешами Горыныч попросту жёг в полёте, чтобы быть уверенным: ни одна записка из детинца не попадет в руки степного хана. Поначалу, правда, еще ловил да читал, морщился, разбирая кривенькие буквы, которые Гордей выводил, скрепляя заклятьями. Писал ханский сын об укреплениях городских, о количестве воинов, что покой людской берегут, о навыках боя, коим юные гридни во внутреннем дворе обучаются… И хорошо, что ни одна записка не достигла сухих степей, где ковыль волнуется от ветра, будто бушующее море… Горыныч отчасти понимал тоску омежки по родным краям, по бешеной скачке на верном коне, по соколу на перчатке, по перебродившему молоку кобылиц, которое полагается пить из расписной пиалы, но потакать Гордею в развязывании нового нашествия степняков, разумеется, не желал. Поэтому сейчас, спускаясь из крепости, Огнеяр всерьез размышлял, а не стоит ли убить разом двух зайцев: и соглядатая из княжеских палат убрать, и Милоша освободить, показав вишнёвому омежке, каков на самом деле его истинный. В городе Змея привечали поклонами и полными благодарности взглядами. Стало быть, помнят еще, кому миром и покоем обязаны… И пусть завтра он заберет одну жизнь — все лучше, чем один на один со ордами степняков оказаться. Налетят вихрем, дома пожгут, скотину угонят, омег пригожих в рабство уведут, и ищи-свищи ветра в поле… К тому же, знают горожане: на смотринах берут того, кто сам желание выкажет… А что таковых всегда в избытке находилось, разве ж Огнеярова проблема? Утром с небес еще сыпал легкий снежок, а к вечеру, кажется, заходило на мороз. С губ прохожих срывался белый пар, а над заметенным лесом кое-где в просветах облаков проглядывало солнце. Обернувшись на перезвон бубенцов чьей-то тройки, Огнеяр замер, увидав среди шумного торга знакомое лицо. Милош. Вишнёвый омежка, который смеялся, держась за руку тянущего его вперед княжича. Стараясь держаться в тени прилавков, Змей приблизился, едва смиряя желание ринуться вперед, хлестнуть по снегу огненной плетью, чтобы отшатнулся Велимир от его пары… Княжич разбежался, ступил на ледовую дорожку и поехал по ней, хохоча и пятерней удерживая на русых кудрях белоснежную меховую шапку. Милош смотрел, смотрел, да и сам помчался следом, желая попробовать новую забаву. Раскатанный лёд понес омежку вперед, и Милош торжествующе завопил, широко раскинул руки, пытаясь не упасть. Огнеяр впился когтями в деревянную столешницу, чтобы не броситься к истинному, желая подстраховать. Однако, и без него разобрались. Соскочив на утоптанный снег, Велимир ловко подхватил поскользнувшегося было Милоша под локоть, не давая мальчишке упасть. — Скажи, весело? — улыбаясь, спросил княжич. — Хороша забава, — ответил юноша, зарумянившись от быстрого бега. — Давай еще раз! Теперь уж не упаду! — А давай, — хитро подмигнул ему альфа. — Но только самые смелые рискнут так всю улицу под уклон скатиться. Гляди, сколько мест раскатано. — Так чего стоим? — Милош рванул вперед, а затем, толкнувшись, заскользил дальше, отлично балансируя на льду. Княжич умчался за вишнёвым омежкой, а следом, держась за руки, шли Радмил с Мстивоем, с аппетитом подкрепляясь горячими пирожками да сбитнем. Огнеяр ощутил, как в груди бахнуло и сильно забилось сердце, принимая выбор истинного. Все верно Милош делает… Людям положено рядом с людьми держаться… И пусть завтра вишнёвый немного поплачет от обиды, Велимир успокоит, обнимет, утешит… Змей и сам не ведал, как будет горько уходить прочь, оставляя златокудрое счастье другому. Вроде, все ладно придумал: сберечь жизнь драгоценную, не рисковать понапрасну близостью с ядом смертельным, а больно было по-настоящему, словно оба крыла разом ему оторвали. И ноги сделались тяжелыми, и дышать стало невмоготу… Где ж лучше всего Змею прятать муку свою, как не в поднебесье? Сбросив личину человеческую, обернулся Огнеяр тварью летучей, толкнулся ввысь, стремительно набирая высоту. И сразу маленьким сделался город, где княжич Велимир уж, наверняка, целовал его истинного. Но Милош был там, внизу, крошечной искоркой, точившей сердце Змея сладкой мукой. Сизые тучи разошлись, окутали густой белизной, толкнул в плечи снегопад, но Горыныч и не думал останавливаться. Выше, еще выше, до тех пор, пока хватит сил молотить крыльями ледяной воздух… Солнце скользнуло по черной чешуе, высекая на ней золотые искры. Внизу теперь расстилались бескрайние белые поля облаков, освещенные ровным светом, и над ними парил дракон, с ревом выдыхавший бесполезное здесь пламя. * * * Спал Милош плохо. Ворочаясь всю ночь на одинокой постели, он то и дело подносил к губам перстень Огнеяра, шепча, как сильно соскучился и как его ждет, но Змей так и не пришел. В конце концов омега сжался под одеялом в комок, пытаясь прогнать подступающие слезы. Когда он катился по ледяным дорожкам, радуясь погожему дню и новой забаве, над крышами домов хлопнули сильные перепончатые крылья. Запрокинув голову, Милош затормозил, провожая взглядом полёт Змея, и княжич въехал в парнишку, уронив того на снег. — Прости, краса заморская! Не расшибся?! — Нет, — покачал головой юноша, чувствуя, что на сердце становится неспокойно. — Куда он? — Горыныч-то? — потянув омегу за руку, Велимир помог тому подняться. — Может, на облёт границ направился, может, в терем свой… Точно ничего не болит? Милош и хотел бы сказать, что в груди нехорошо ноет, но как объяснить добру молодцу, отчего… Покачав головой, он поднялся на ноги, наблюдая за быстро удалявшимся драконом. Уже вернувшись домой с прогулки, Милош пытался поговорить с Огнеяром через волшебный перстень, но камень не желал светиться, как светился в присутствии Змея, оставаясь на руке юноши просто украшением. — Где же ты? — прошептал омега, погружаясь в зыбкий, тревожный сон. — Почему не откликаешься, когда зову? И не знал Милош, что Огнеяр вошел в горницу перед самым рассветом, чтобы отвести с лица спящего спутавшиеся золотистые локоны, поцеловать невесомо и осторожно в губы, будто бы прощаясь. — Не держи зла, вишнёвый, — вздохнул мужчина, вновь окутываясь пламенем. — Хочу, чтобы ты жил, как все нормальные омежки живут. И от меня подальше. * * * — Батюшка, да как же? — всплеснул руками Пригляд, услышав новости. — Неужто сегодня смотрины для дядьки Горыныча объявлены?! А как же… Сказал и подавился окончанием фразы, поймав предостерегающий взгляд Милоша: не смей говорить воеводе, что истинные мы с Огнеяром! Пусть все сложится само. Утром, когда омега открыл глаза, первым делом на перстень посмотрел, чтобы удостовериться: был в горнице Змей, раз в камне ещё тлели яркие искры. Приходил ночью, да бодрствующим Милоша не застал. Ничего, зато радостнее встреча будет! — Не пущать бы вас в детинец, да разве княжеский приказ нарушишь? — тяжело вздохнул Борисвет Ратиборович. — Ладно, собирайтесь уж. Велено договор исполнить. Спустя час входили сыновья воеводы вместе с другими омегами на широкий княжеский двор. Не сказать, чтобы радостными были смотрины, всем же ясно, чем дело кончится, но и страха Милош ни в ком не приметил. Кто знакомым махал рукой, кто косу нервно теребил, кто очелье драгоценное оправлял, чтобы не стыдно было на помост среди других красавцев взойти. — Вот и свиделись сызнова, — подошел к братьям Яромил. — Гордея уже видали? — Еще не выходил из палат, кажется, — оглядевшись, произнес Радмил. — А про Злата слыхали? Говорят, он сам вызваться хочет… Милош вспомнил хорошенького омежку, который на вечорках все Огнеяром восхищался. Вот, значит, как… Будут у него сегодня соперники… — Папенька Злата уже обрыдался весь за воротами… — Все хорошо со Златом будет, — твердо молвил Милош. — И со всеми остальными тоже. Не возьмет их Змей. — Ты ему верь, — поддержал брата Пригляд. — Ну, пойдемте, что ли… Ты где встанешь? Так, за беседой, омеги стайкой поднялись на помост и, немного потолкавшись, заняли свободные места. Длинный деревянный наст шел вдоль всего широкого внутреннего двора, а вокруг в карауле замерли княжеские гридни. Наконец, двери палат отворились, и на улицу вышел Гордей, облачившийся по случаю торжества в белоснежную шубу. Длинные черные волосы омеги оказались заплетены во множество косиц, каждую из которых украшал крошечный, шитый золотом, накосник. Высокий венец-коруна* сверкал на солнце так ярко, что хотелось зажмуриться. — Явился, — шепнул на ухо Милошу Пригляд. — Тоже, наверняка, своей волей захочет с дядькой Горынычем пойти. — Он только истинного заберёт, — улыбнулся Милош в ответ. — Да все хорошо будет! Про яд мне известно, мы осторожны и в поцелуях, и в ласках… — Даже знать не хочу, чем вы там ночами в горнице занимаетесь, — зарделся омега. — Но рад, что ты до сих пор жив и здоров. Значит, правда, истинный… — А ты сомневался? — Как можно, братишка?! На них шикнули, требуя соблюдать тишину. Ни на кого не глядя взошел Гордей на помост, выпрямился, на дивную птицу похожий… Действительно, красив младший брат Велимира: очи раскосые, чёрные, будто ночь, а губы рдеют, словно рябина на снегу… А затем на двор вышел сам князь. Милош впервые видел господина здешних земель, поэтому не сводил глаз с отца Велимира, находя в лицах обоих альф родственные черты. И пусть русые волосы князя уже тронула седина, а все-таки не усомнишься: вот он, настоящий правитель. Спокоен, сосредоточен и, кажется, даже не смотрит в сторону сынка названного, который в ряд омежек встал. Велимир держался на шаг позади отца. Милош сразу понял: добрый молодец едва сдерживает гнев и лишь только воля отцовская мешает юному княжичу возмутиться вековечным обрядом. Ох и разозлится он, когда Огнеяр выберет Милоша… Но ведь потом, позже — все откроется, и посмеет ли Велимир упрекнуть юношу в том, что тот зову судьбы и сердца последовал? Разве можно истинному противиться? Все говорят: не будет счастья ни с кем, если рождена под небом, солнцем и звездами твоя назначенная пара… — Змей, — шепнул омега, стоявший рядом. — Горыныч, — еще тише откликнулся кто-то. — Страшно… — Да ну тебя! Чего пугаешь?! Против воли не возьмет. Запрокинув голову, юноша всматривался в небеса, отыскивая взглядом знакомый крылатый силуэт. Сжав руки внутри варежек в кулаки, Милош едва дышал. Скоро… Совсем скоро доведётся увидеть, каков же терем Огнеяра… А потом они станут проводить вместе каждый день и каждую ночь… Как же это прекрасно: жить вместе со своей парой, и не ждать, не скучать, не сидеть у окна, с тоской глядя на пустую улицу и все спрашивая себя — где же друг сердечный? — В гости приезжай сразу, как дядька Горыныч позволит, — в самое ухо зашептал Радмил. — Скучать по тебе станем, братик. — Ты сам скоро замуж выскочишь, — улыбнулся в ответ Милош. — А вот Пригляд, действительно, один грустить будет. — Надо и ему жениха хорошего подыскать, — хихикнул юноша, косясь на близнеца: а вдруг услышал? Небо над детинцем закрыла черная тень. С гулким рёвом выдохнул Змей столб пламени, отчего все, кто стоял во дворе, инстинктивно закрылись руками. Действительно, видеть над городом демонстрацию Змеиной мощи, было жутковато. Милош единственный, кто не дрогнул лицом: видать, слишком сильно он ждал Огнеяра и слишком сильно любил его, чтобы бояться одной из ипостасей. А вот Гордей, кажется, разозлился на свой испуг. Дернувшись было, омега взял себя в руки и резко выпрямился, бросив по сторонам быстрые взгляды — не видел ли кто мгновенного и позорного для степняка малодушия? Велимир, опустив ладонь на рукоять меча, шагнул было в сторону помоста, но увидев, как нахмурился князь, остановился. Во внутреннем дворе повисла тишина, нарушаемая лишь свистом рассекаемого воздуха, когда дракон взмахивал крыльями. А затем ящер исчез, пропал в вихре огненном, из которого стрелой кинулся к земле сотканный из пламени огромный полоз. Мягко упав оземь, Змей свернулся золотыми кольцами перед помостом, заняв добрую половину княжеского двора. Глаза с вертикальными узкими зрачками, не мигая, уставились на пришедших на смотрины омег. Князь Изяслав шагнул вперед, вскинул руку, желая говорить. — Здрав будь, Огнеяр Горыныч, — произнес правитель, склоняя голову. Взметнулись вверх языки пламени, зашевелилась чешуя, словно стекая по плечам шагнувшего вперед мужчины. Милош округлил глаза, любуясь истинным, который впервые показался во всей красе. За спиной Огнеяра, действительно, стелился по земле плащ из золотой чешуи, напоминая всем и каждому: кто стоит перед ними. Пепельные волосы дракона сдерживал надо лбом огненный венец, и не менее ярко сегодня горели его глаза, словно бы прожигая насквозь всякого, на кого посмотрит. — И ты здрав будь, княже, — ответил Горыныч. — Срок пришёл. — Как предки мои держали слово, так держу и я, — громко произнес Изяслав. — Потому мой младший сын тоже примет участие в смотринах. Негоже князю прятаться за чужими детьми, негоже ставить себя и свой род выше рода своих подданных. Всходи на помост, выбирай плату за добрую службу. — Договор я чту и не возьму никого против воли, — по губам Змея скользнул длинный раздвоенный язык. — А кого возьму, тот домой уж не воротится. Широким жестом отбросив назад мешавшийся плащ, Огнеяр легко взбежал на помост, обдавая явно испугавшихся омег сильным жаром. Кто-то шарахнулся назад, кто-то не двинулся с места, а кому-то, кажется, и вовсе сделалось дурно. Милош прекрасно понимал чувства большинства омежек, ведь недавно его самого везли связанным к старому замку, а ведь там даже согласия не спрашивали… — Никогда дядьку Горыныча таким не видел, — прильнул к юноше встревоженный Премил. — Как будто не родной он теперь… — Нечисть и есть, — шепнул кто-то из услышавших. — Чур меня, чур! Милош же внутренне дрожал от восхищения и странного упоения, накрывавшего его жаркими волнами. «Мой альфа, мой, — думал он, пожирая взглядом резкий профиль Огнеяра. — Хочу в его пламя… Мне нужно к нему…» Меж тем Змей медленно пошел вдоль омег, чуть щуря глаза и пытливо всматриваясь в лица собравшихся на смотрины юношей. Злат подался было вперед, но альфа остановил его одним движением брови и двинулся дальше: высокий, окутанный властью и огнём. Отвергнутые омеги облегченно вздыхали, когда длинный чешуйчатый плащ удалялся от них, тихо шелестя по дощатому настилу, некоторые даже плакали, не умея более сдерживать накопившийся страх. Каждый чуял: от Горыныча сейчас добра не жди. Это в поднебесье он хранитель родных земель, а сейчас смерть в мужском обличии — как знать, кого унесёт навсегда? Гордей встретил огненный взгляд томной, многообещающей улыбкой. Чуть откинув голову, смотрел он на Змея из-под длинных черных ресниц, словно предлагая: вот он я, бери. Милош лишь усмехнулся, когда альфа пошел дальше, никак не среагировав на откровенный призыв. «Скорее, — думал парнишка, сгорая в чувственном предвкушении. — Скорее… прошу…» Еще пара шагов, еще, еще… В воображении юноша уже нарисовал себе, как Огнеяр остановится перед ним, протянет руку, приглашая выйти вперед, а затем заключит в объятия, показав всем, что выбор сделан. Наверное, в терем они полетят по воздуху, а значит, Милош снова увидит город с высоты, полюбуется на уже знакомые улицы и дома, а дальше… Сердце дрогнуло, сбилось с ритма, когда Огнеяр прошел мимо, не повернув головы в сторону троих Борисветовичей. Что случилось? Почему?! Растерянно глядя в спину истинному, парнишка гадал, каких еще сюрпризов ждать. Может, полагается потянуть время? Может, выбор не должен быть скор? А, если и так, почему Огнеяр на него не смотрит, словно бы не видит?! — Что случилось? — изумленно спросил Премил. — Он что, тебя не выбрал? — Не понимаю, — шепнул Милош, сделав шажок вперед, чтобы глянуть на удалявшегося Змея. Альфа шел дальше, держа в напряжении тех, кто сейчас находился во внутреннем дворе, и тех, кто ждал за воротами: родных собравшихся на смотрины омег. Наверняка, им было хуже всех. Не видя происходящего, они могли лишь молить Богов отвести беду от родного дитятки… Наконец, достигнув края помоста, Огнеяр обернулся, бросил взгляд на пригожих юношей, словно бы взвешивая, кто же краше всех и желанней. — Ты! — указующий перст ткнулся в Гордея. — Княжий сын. Тебя беру в уплату своих услуг. Милошу показалось, что он ослышался, но, когда Змей вновь прошел мимо, чтобы протянуть руку Гордею, земля ушла из-под ног, а мир схлопнулся, потонул в серой тошной мути. В висках колотилось что-то, какая-то мысль, которую Милош никак не мог облечь в слова. — Братик, да как же?! — охнул Радмил, сообразив, что к чему. — Он выбрал, — только и смог шепнуть несчастный омежка, чувствуя на языке противную горечь. — Не меня. — Да будет так, — провозгласил мгновенно потемневший лицом князь. — Десятилетний долг уплачен! Милош рванулся прочь из крепости, ни на кого не глядя. Только бы не расплакаться тут, перед всеми: радостными и счастливыми, что выбрали не их. И не его. — Постой! Да постой ты! — Велимир догнал омежку, ухватил за руку, рывком разворачивая к себе. — Я же говорил, помнишь?! Он зло! Он нечисть! Он Гордея забрал! Доброго молодца терзали гнев, обида и боль утраты такой же силы, что сейчас терзала самого Милоша. — Прости меня, княжич, — только и смог выдавить из себя юноша. — За все прости! Захотелось сделать что-то такое, что разорвало бы связь с Огнеяром, лишь бы в груди перестало жечь каленым железом, лишь бы можно было снова о чем-то думать, о чем-то мечтать… Приподнявшись на цыпочки, парнишка обвил шею Велимира руками, быстро целуя в губы. А затем, оттолкнув альфу, промчался сквозь ворота, ввалился в толпу, работая руками и плечами, чтобы выпустили, отошли, отступили прочь… Велимир рванул было следом, но грозный окрик отца остановил, заставил обернуться. — Куда?! С братом простись! В последний раз чай видитесь! Зато наружу высыпали омеги, которых миновала страшная участь змеева избранника. Родные кинулись обнимать вернувшихся почитай с того света кровинушек, выспрашивая главное: кого же сейчас Горыныч в когтях в свой терем потащил? Вон, глядите, белая шуба еще виднеется… — Так Гордея взял! — Добро… князь по правде поступил, своего отдав сынишку… — Хорош наш князь… не пожалел сынка ради всех… — Ох, горюшко в дом князя пришло… — Злат! Поди сюда, изверг! Ты пошто над батькою родным издеваешься?! Милош мчался вниз по улице, не оглядываясь. Кажется, близнецы пытались его дозваться, но юноша сейчас никого не хотел видеть, потому и мчался стрелой, срывая дыхание. Студеный воздух жёг горло, а горькие слезы застилали глаза. Куда теперь? Зачем теперь? Огнеяр выбрал другого омегу… Значит, не нужен больше… Значит, не мил… Город закончился у реки. Дальше в леса уходила накатанная санями дорога. Не оглядываясь назад, Милош ввалился в сугроб, свернув с широкого тракта. Все равно куда, лишь бы подальше ото всех, подальше от города, от мыслей, от чувств… Бежать, продираться сквозь ветви елей, не замечая, как холодные жесткие иглы царапают лицо. Может, когда сил не останется совсем, станет хоть немножечко легче? И когда обессиленное борьбой с высокими сугробами тело запросит пощады, можно будет упасть ничком и лежать, пока не наступит весна… — Не хочу, — всхлипнул Милош, позволив себе наконец-то расплакаться. — Не могу так! Почему?! За что, Огнеяр?! Воспоминания о предателе-женихе нахлынули снова, заставляя омежку всхлипывать в голос. Тогда было легче. Тогда он не любил… Тогда это не был истинный… — Да пропади она пропадом, эта связь! — выкрикнул юноша, запрокинув голову к небу. С верхушки дерева сорвался, каркая, испуганный лесной ворон. — Не хочу! Не могу так! Мне больно! Снег под ногами ухнул вниз, раздался треск и ледяной холод охватил тело, вышибая дыхание. Милош ахнул с испуга и тут же нахлебался ледяной воды. Шуба, мгновенно намокнув, тянула на дно, пальцы свело судорогой, а в голове мелькнула единственная мысль: вот и все. Пожалуй, так для всех будет лучше. — Кто это тут меня разбудил? В проруби стало тесно: над водой показалась голова юного создания — бледного и очень улыбчивого. Откинув с лица длинные, чуть зеленоватые волосы, юноша с любопытством взглянул на Милоша, который из последних сил цеплялся за край ледяного наста. — Омежка… да какой хорошенький! Что стряслось-то? Жених бросил? — Истинный, — губы от холода уже не шевелились и слова получалось скорее шептать, чем говорить. — Бедняжка, — создание подплыло к Милошу, коснулось ладонью щеки. — Так ты, мой сладкий, получается совсем не жилец… Очень больно? Ну, не плачь… Идем со мной. Там, внизу, совсем иначе будет… Перестанет в груди болеть, и плакать не будешь, уснешь крепко, до весны… Идем… Нас много в тереме подводном живет… все братья, все, как ты, от любви утопли… Омега и сам не понял, как протянул руку, соглашаясь на предложение. Не будет болеть по Огнеяру сердце… Легче станет… Мир теперь виделся как сквозь зыбкую завесу. Видимо, не соврал обитатель замерзшего озера: горло больше не стискивало мучительной тоской, да и холод доходил до сознания словно бы издалека, не причиняя боли. Студеная вода сомкнулась над головой, отсекая мир живых от мира мертвых.