Фея Будущих Побед, или Если бы Тотошка-2

Топотун неуклюже ласкался к Энни, а кOZел ревниво наблюдал за этой сценой и пытался перетянуть на себя внимание девочки. Её сестра в своё время отдавала предпочтение ему - ну, потому что медведь тогда вообще практически ни с кем не общался, кроме угрюмого Урфина Джюса. Конечно, можно было усмотреть здесь высшую справедливость, но кOZел предпочёл обижаться. Впрочем, Озма задерживалась, поэтому ему всё-таки досталась порция внимания, включая почёсывание за деревянным ухом. Да и с Тотошкой приятно было вспомнить былые времена. - Поездка в Фиолетовую страну сейчас, когда достроена дорога, одно удовольствие, - рассказывал кOZел. - Не сравнить с тем, как мы тащили ваш фургон по нехоженому плоскогорью. - Кто тащил, а кто больше языком молол, как сейчас, - ворчал Топотун. Но Энни уже знала, что это у них дружеский стиль общения такой - взаимные подначки. Драйв необходимый создаётся. Они, конечно, искусственные существа, оживлённые волшебным порошком, и не чувствуют усталости, но тянуть карету - ответственная работа. Особенно в команде. В Фиолетовую страну отправлялись каретой, а не переносились с помощью серебряных туфелек отнюдь не из-за королевского этикета. Просто волшебная сила Озмы восстанавливалась медленнее, чем ей хотелось бы, а использование туфелек замедляет этот процесс ещё сильнее. К тому же экипаж может оказаться полезен в зоне появления тумана, как вчера с гномами. Наконец принцесса впорхнула белым облачком, невольно приковав к себе взгляды. Эффект белого облачка создавала не привычная мантия, а лёгкое, но изящное платье с открытыми плечами, подчёркивающее стройную фигурку ровно настолько, чтобы не оставалось сомнений в её стройности. Причёска... ну, она была. То, что обычно называют причёской девочки, а не прихваченная, как обычно, серебряным обручем копна волос, пусть и волнистых от природы в той оптимальной для глаз степени, для достижения которой другие упорно колдуют с папильотками и щипцами (а феи, случается, и просто колдуют). - Так, кому-то что-то не нравится? - Озма, как обычно, попыталась скрыть смущение за напускной грубостью. - Наоборот! - сказала Энни с такой интонацией святой простоты, что от смущения не осталось и следа. - Там же Стелла будет, - объясняла принцесса уже в карете. - А у неё те десятилетия, когда я была под её магической защитой, включили режим заботливой мамочки. Появись я в обычном прикиде, обязательно начнётся: "Почему ты опять в этом балахоне? Ты стесняешься своей фигуры? До сих пор не привыкнешь к тому, что ты девочка? Хочешь об этом поговорить?" - Озма так похоже передала голос Стеллы, что Чарли аж закашлялся от героически подавляемого смеха. - Не военный совет, а балаган получится. - Надеюсь, хотя бы Виллина не почувствовала себя бабушкой? - Смейся, смейся... Нет, с Виллиной мне, можно сказать, повезло. Она меня побаивается немного. По-прежнему подозревает, что я не столько дочь Лурлины и Пастории, сколько сама Лурлина в новом теле. Ну или что мамина память у меня где-то спит. Очень крепко и глубоко. Ага, если бы... За каретой шагал голубой взвод дуболомов под предводительством капрала Бефара. Исторически сложившаяся личная охрана Озмы ещё с дремучих урфиновских времён. Чарли тогда, правда, их посрамил, обезвредив в одиночку с помощью лассо, но он же затем и прокачал уровень их крутизны. Озма с тех пор собственноручно исправила им лица на более приветливые, что благоприятно сказалось на их характере и интеллекте, но крутизны не лишило. - На самом деле я за Стеллу даже рада. Какой-никакой, а выход из петли вечной юности. Материнский инстинкт - это же чудесно. Взросление, чувство ответственности, уверенность в себе... Нет, я Тилли-Вилли, конечно, называю сыном, но у нас это больше игра. В куклы девочка играет. Куколка, правда, мало что великовата, так порой уже умнее девочки. - Озма, ты опять? - насупилась Энни. - Всё в порядке, сестрёнка. Это я скорее иронизирую над своей печалью. Наверное. Вчера, возвращаясь пешком в Изумрудный город, Чарли, конечно, заметил новый тракт, примыкающий к последнему изгибу дороги из жёлтого кирпича перед городскими воротами, за которым она превращалась в прямую аллею с густой полосой плодовых деревьев по обе стороны. Карета, покачиваясь, свернула на него. Солнце, клонясь к западу, светило в спины дуболомам, растущие тени бежали вдогонку, словно провожая правительницу. - Кстати, я днём проверила: тень от Дозорной башни как раз касается шпилем тех оранжевых кирпичей. Вертевшаяся по сторонам Энни после неприятного напоминания о кирпичах неподвижно уставилась в окно. Пусть Озма и говорит, что её странный смех был не обычным, а зачарованным, в Канзасе Энни за такое сочли бы просто дурочкой. Хотя - ну сочли бы, их проблемы. Они, кажется, больше не в Канзасе. Там в повозки не запрягают деревянные козлы и медведей, набитых опилками. - Нет, теперь уже очевидно, что Гудвин хотел обратить на них внимание, - сказал дядя Чарли. - Но смысла этого послания я понять не могу. Гудвин, конечно, тот ещё фрукт. Ладно, отказался тогда составить нам с Элли компанию, но хотя бы рассказать мог что-нибудь? А то, например, в прошлый раз только от Рамины узнали, что он вёл торговлю с Подземными рудокопами, выменивал у них изумруды. Сейчас даже и не знаю, жив ли он ещё. Ему где-то за семьдесят должно быть.... - Вся надежда на Страшилу, - протянула Озма. - Головоломка как раз для его мудрых мозгов. Десять лет назад путь в Фиолетовую страну пролегал по бездорожью голого каменистого плоскогорья. От полуденного зноя спасала лишь крыша фургона. Слушая дифирамбы о дороге, построенной дуболомами по проекту и под руководством Страшилы, Чарли Блек относился к ней скорее скептически. Ну дорога... мало ли он их видел в Большом мире в подобной местности? Реальность превзошла его скептические ожидания. Вдоль дороги тянулась лесополоса, несомненно дающая днём густую тень (есть, оказывается, в Волшебной стране такие быстрорастущие деревья), и канал-арык, куда, как объяснила Озма, часть воды гонится наверх с помощью её полумагических насосов. Само каменное полотно было выше всяких похвал, гладкое, как лёд на реке. Карета покачивалась на нём равномерно, убаюкиваще, словно колыбель. В сон, однако, не клонило, несмотря на предзакатное пламя, охватившее полнебосвода, и густые сумерки впереди. Приколистка Озма не шутила, когда обещала усадить Энни в дороге за пяльцы. Как ни странно, занятие пришлось девочке по душе. Скорее как вызов, чем сам процесс. Вышивание требовало гибкости пальцев и меткости глаза, а раскачивающаяся карета дополнительно усложняла задачу. Ещё и напёрсток великоват - хотя он тут не особенно и нужен. Усидчивость никогда не входила в десятку главных добродетелей Энни, но упорства ей было не занимать. И если уж сказала: "я это смогу", любая крепость рано или поздно сдавалась под её напором. По крайней мере, так было до сих пор. Тотошка тихо лежал под диванчиком у ног хозяйки. Во всей карете он единственный урывками дремал и даже видел сны - как обычно, Канзас, в который ему никогда не суждено вернуться, и эпизоды прошлой насыщенной собачьей жизни. Дрёма, вероятно, сморила бы рано или поздно и остальных (раньше всех Энни - она всё-таки упоролась за вышивкой), но вдруг навстречу из темноты, в которую успели сгуститься сумерки, вынырнуло нечто несообразное. Огромная фура показалась сперва выросшим на пути домом без окон. Потом оказалось, что она движется, ещё через несколько секунд - что движет её чудовище, похожее на паука, но больше слона, с шестью длинными мощными лапами и уродливой треугольной головой на тонкой шее, глаза которой горели в темноте, как фары. Если бы лапы были раз в пять короче, а вместо лишней средней пары перепончатые крылья, оно здорово походило бы на дракона, которого Чарли видел через окно в Пещеру рудокопов. Для Озмы, однако, зрелище не стало неожиданностью. Она остановила карету и выпорхнула из неё. - Он уже хорошо говорит? - спросила погонщиков. - Под настроение. Это был тот самый бескрылый дракон из Подземья, терроризировавший Заречный лес, о котором рассказывала Стелла и которого вскоре после их улёта (Чарли тоже подхватил от Страшилы это словечко) отловила Озма со Львами. Злобный его нрав удалось переломить, и теперь он возил грузы между Фиолетовой и Изумрудной страной - в основном, конечно, промышленные на запад, сельскохозяйственные на восток. Как и в Большом мире, животные в Подземье, на которое не распространялась магия Гуррикапа, были лишены дара речи. По крайней мере, по словам Летучих Обезьян, их предки заговорили только после десятилетий жизни на поверхности; не проявляли признаков речи и интеллекта шестилапые, да и в Саблезубых тиграх заподозрили подземных жителей, выбравшихся из расселины и вернувшихся в неё от испуга, из-за их молчаливости, даром что конечностей не шесть, как у прочих известных тварей оттуда. И если Тотошка, попадая из Большого мира в магическое поле Волшебной страны, начинал говорить сразу, то животным Подземья, подверженным влиянию Хаоса, требовались многие годы. Дракопаук произнёс первые слова совсем недавно, и Озма оптимистично надеялась на прогресс. А расспросить его было о чём. - Ничего нового, необычного не случилось в последние дни? - допытывалась принцесса, стараясь произносить слова как можно чётче. - Новое? Тварь всё понимала. Но говорить было пока тяжело. - Новое - нет. Старое. Очень-очень старое. Зов. Теперь здесь. - Зов? - удивилась Озма. - То, от чего ты бежал из Подземья? Ну, сюда, наверх? - Зов моя догони. Моя убегай. Теперь здесь. Слабо. Когда туман. - Туман несколько раз появлялся вдали, - подтвердил погонщик. - Над дорогой-то ваша защита. - Он в это время вёл себя как-то необычно? Погонщики задумались. - Вроде бы нет, не замечали. - Зов - слабо, - ответил за них сам Паук, мотая тяжёлой головой. - Здесь, наверху, слабо. Моя не слушай. - Арахна? Пакир? Руггедо? - Ар-р-рахна, - зарычала животина, и длинную шею так и замотало в яростном танце. - Арахнэ - по-гречески паук, - вспомнил Чарли. - Может быть, это как-то связано? - Всё может быть, - ответила Озма, возвращаясь в карету. - По крайней мере, он подтвердил слышанное нами раньше. И дал важный аргумент в пользу того, что туман связан всё-таки с Арахной, а не с Руггедо. Странно: возможно ведь, именно он растерзал моего отца, а у меня на него нет никакой злости. Скотина безмозглая, да ещё подчинённая чужой воле, что с него взять? И сама та воля Спящей Арахны, судя по всему, была скорее бессознательной. А вот Бастинду простить не могу, как ни пыталась. Энни попыталась снова взяться за вышивку, которая в ночном освещении рудокопских шариков, отражённых в зеркалах кареты, стала ещё более экстремальным занятием. Но стежки шли увереннее, бисер садился плотно и красиво, поэтому интерес к ней пропал, а мысль могла отвлечься от процесса и, блуждая лабиринтами ассоциаций, сосредоточиться на каких-нибудь других темах. Сосредоточилась, как ни странно, на религии. Джон Смит называл себя католиком - применительно к нему это означало, что в протестантскую церковь он не ходит. То есть, за неимением в округе католической, не ходит вообще ни в какую. С католицизмом О'Келли было сложнее: в праздники Энни с Тимом могли быть отловлены и усажены за чтение розария, если не повезло оказаться на их ферме до начала собственно празднования - с заводным и щемящим пением, танцами и пивным перегаром, от которого Энни слегка мутило, поэтому трудно сказать, когда не везло больше. От розария, по крайней мере, пока не мутило, но девочка начинала понимать, почему взрослые так любят ругаться всякими церковными словами. У неё самой недавно сорвалось с языка, за неимением в лексиконе настоящих экспрессивных выражений, "gratia plena". Даже расстроилась - но подумав, решила, что Дева Мария не обидится: едва ли ей самой доставляет удовольствие выслушивать десятки раз ангельское приветствие, повторяемое из-под палки. Анна же после гибели Элли стала наведываться в церковь - не то чтобы часто и регулярно, но тем не менее. Иногда удавалось взять с собой Энни, иногда Энни не удавалось поспать на проповеди, и что-то откладывалось в памяти. Теперь вот всплыло вопросом. - Озма, а почему пастор говорил, что все волшебники злые? Ну, то есть всякое волшебство от дьявола? - В Большом мире сейчас, наверное, так и есть, - равнодушно ответила Озма. - Если там кто-то вообще колдует, и не так, как Гудвин, то наверняка не добрые волшебники. У нас же заповедь - "не навреди". А закон нынешнего Большого мира таков, что волшебство может иметь непредсказуемые и не просчитываемые самим волшебником побочные последствия. Даже то, что я прилетала к вам - уже на грани допустимого. А то, что произошло с Тотошкой - вообще за гранью, и хорошо, что не было лишних свидетелей. Да и не факт ещё, что обойдётся совсем гладко. Моя сила восстанавливается слишком медленно, а значит, какие-то духовные эффекты имели место. - А вот ты говорила, что добрые волшебники не могут тянуть силу из других против их воли, а злые могут. Получается, зло сильнее добра? - Нет, не получается. Получается, что одним лишь волшебством зло не победить. А почему мы обратились к вам за помощью, как думаешь? - Понятно... Энни под шумок разговора отложила в сторону пяльцы и теперь лукаво поглядывала на Озму. Та заметила, но обручи вдруг напомнили ей кое-что важное. - Тут вот какая штука, Энни. На Совете ты должна присутствовать официально как хранительница моих регалий, согласно предсказанию книги Виллины. Туфельки мне будут нужны для экстренных перемещений и свисток для связи с Раминой, а вот серебряный обруч я передаю тебе. Озма сняла диадему и протянула Энни. Та нерешительно взяла её, повертела, любуясь блеском рубинов. Посмотрела в зеркало на ребре кареты - к сожалению, кривое, вогнутое - как оно будет смотреться? - Он подстраивается размером под любую голову, - улыбнулась принцесса. - Будет точно по тебе, как подогнанный. Но Энни сомневалась. С косичками обруч по-любому выглядел бы глуповато. Похоже на повязку во время их с Тимом игр в индейцев. Будь это где-нибудь в лесу, самое то, но в настоящей карете, с настоящей принцессой, которая только что сняла его с настоящей причёски... Подстраивается под любую голову... А почему, собственно, только под голову? Энни осторожно продела внутрь диадемы средний палец левой руки (на нём миссис Маргарет носила колечко-розарий). Она тотчас начала сжиматься и за несколько секунд обхватила палец аккуратным перстнем. - Надо же! - воскликнула Озма. - Меня за десять лет и мысль не посетила, что так можно. У неё в руках уже взялась невесть откуда другая, неволшебная диадемка - золотая без камней, с изяществом простых линий и большой, издали заметной монограммой Oz. Энни помогла усадить её на причёску Озмы и принялась рассматривать своё колечко. Из всех рубинов на нём остался только центральный, в обрамлении звёздочки с решёткой Oz. На тоненьком пальчике Энни выглядело весьма солидной печаткой. - А это... невидимость? Озмочка, можно, можно? - взмолилась девочка. - Можно, - улыбнулась принцесса. - Нельзя только во вред и для личного обогащения. Энни немедленно - вдруг передумает! - коснулась рубиновой звёздочки на пальце и исчезла. Снова появилась, изумлённо пялясь в зеркало, снова исчезла. И так раз десять, пока Озма не решила её устыдить: - Такая большая девочка, а играет в "ку-ку!" как младенчик... Энни появилась окончательно - с высунутым языком. - Вредина ты! - сказала она Озме, притворно надувшись. - Наверное, - ответила принцесса. - У меня было трудное детство. И юность тоже. И зрелость. И главное, когда теперь судьба дала возможность всё переиграть, ничего не получается... Энни подозрительно уставилась на неё: - Это ты сейчас нарочно, да? Дразнишься? Озма рассмеялась: - Видишь, как мы с тобой уже хорошо друг друга понимаем? - Почти как с Элли, - закончили девочки хором. кOZел и Топотун, как обычно, затянули сухопутную шанти. Тихо, чтобы не мешать разговорам в карете. Они и не мешали. Сказать по правде, они и друг к другу не особо прислушивались, что там поёт другой. А зря не прислушивались. - Тащим карету на Общий Совет. Чёрное Пламя поглотит ли свет? - затягивал кOZел. - Эй-хо, ё-моё, меж двух огней суметь бы пройти, - подхватывал медведь. - Меч Гуррикапа тонет во льдах, Кто же за ним вернётся сюда? - Эй-хо, ё-моё, надо в Подземье в оба глядеть. - На раздорожье теряется след, Путь от предательства до побед. - Эй-хо, ё-моё, не оступиться б и не свернуть. И никто не глядел вверх, где закрывая распростёртыми крыльями куски созвездий, парил орёл. Днём в знойном небе могло показаться, что он летит слишком низко. Сейчас глаз не дал бы себя обмануть: птица была очень большой. Просто гигантской. К счастью для орла и его пассажирки, такого зоркого глаза не нашлось. Впрочем, они и не делали ничего противозаконного. Перелёт из одной точки в цепи Кругосветных гор в другую над фронтирными территориями Волшебной страны совершенно не противоречил условиям изгнания Бастинды. Они ведь даже не в Долину марранов летят, расположатся по соседству. Вот вернётся с разведки филин, можно будет делать какие-то выводы насчёт дальнейших действий. Ей всё больше нравилась мысль укротить этот гордый народец. Только бы они признали в ней волшебницу. Она уже знает, что им предложить и как всё организовать, не повторяя фатальных ошибок, сделанных ею в своё время в Фиолетовой стране.