wardruna — kauna
Арсений входит в зал совещаний, когда все уже в сборе: на круглом столе цельного дерева горят простые свечи, и каждый из некромагов сидит в своём кресле — только один, как всегда, уселся прямо на стол и жуёт что-то, но к этим выходкам Бебура Арс давно привык и уже не делает замечаний. Проще закрыть глаза, чем сотню раз препираться и спорить, когда твоему оппоненту только это и нужно — Андрей от споров буквально расцветает, даже если он не прав. Сегодня на месте почти все руководящие некромаги, за исключением тех, кто курирует операции, и без чьего присутствия там не обойтись. Место по правую руку от Арсения занимает Руслан, как всегда, задумчивый и сосредоточенный; дальше рядом с ним Юля в тёмном платье под самое горло, а через пустой стул, который должен занимать Егор, место Кати — перед Варнавой лежит папка, и она то и дело возвращается к ней с пометками. Скорее всего, очередные данные с места последнего происшествия — Арсения кривит, когда снова вспоминает о нём, но он старается побыстрее отогнать эти мысли, чтобы не потерять способность рассуждать здраво. Если бы он на секунду мог себе это позволить, то он давно отдал бы приказ выжечь пару близлежащих магических поселений. На это у некромагов всегда есть силы. По левую руку от Арса — отрешённый и молчаливый, вечно в таких же белых, как у Арсения, перчатках — Антон Ермаков; его молчание можно понять, потому что это давно уже стало определённым проявлением профессиональной деформации. Ермак работает с мёртвыми телами и может не выходить из своей лаборатории неделями, аккумулируя остатки сил из погибших, и даже у Арсения редко получается его разговорить, но если Ермаков говорит что-то — к этому стоит прислушаться. Следующее пустое кресло — Матвиенко, который вместе с Егором запускает очередные отслеживающие артефакты по периметру Города и у его ворот; чуть дальше полная противоположность Ермаку — будь его воля, Бебур бы трындел не замолкая, но пока его рот занят едой, можно послушать тишину. И даже попробовать ей насладиться. Андрей подкармливает сидящего перед ним на столе арсеньевского ворона, хотя Арсений сто пятьдесят тысяч миллионов раз просил этого не делать. — Если ты пытаешься раскормить его для фуагра, то огорчу тебя. У него ядовитая для некромагов печень. Арсений садится на свое место и сцепляет пальцы в замок, упираясь в них подбородком; обводит взглядом всех, задумчиво задерживается на каждом, получая в ответ молчание — последние события стали порядочным стрессом, которого они не испытывали давно, и теперь снова нужно собирать в кучу мысли, перекраивать планы и пересматривать всё, что они делают. Магам явно известно больше, и они раз за разом бьют по самым уязвимым точкам. Их можно понять: если бы Арсению было известно столько же, он действовал бы ровно так же, как они. — Думаю, вы все умеете анализировать статистику, — начинает Арсений спокойно, и огоньки свечей даже перестают дрожать — настолько становится тихо. — И понимаете, что убивают некромагов быстрее, чем успевают появляться новые. Пока мы зависим от случая и каждый раз ждём, что кто-то из магов мутирует и с отбитой наглухо памятью придёт в Город, мы будем продолжать оставаться в минусе, пока не найдем способ внутривидовой репродукции. А эти исследования ещё в зачаточном… Какая ирония, да? Состоянии. Я прав, Кать? — Да, — Варнава кивает, скрещивая на груди руки. — Пока мы в тупике, но продолжаем заниматься этим на постоянной основе. Я даже не могу прикинуть, сколько времени у нас уйдёт, чтобы провести хотя бы первый опыт оплодотворения. — И тем более, невозможно предсказать, на каком этапе из этих куколок перестанут рождаться отбитые головоногие, инвалиды и просто нежизнеспособные организмы, — хмыкает Бебур. — Можно даже не возлагать на это какие-то надежды в ближайшем будущем. Арсений кивает, тут же фыркая и взглядом веля ворону отойти от Андрея — эта птица скоро вообще перестанет летать, потому что её вес перевалит за критическую отметку. Ворон неспешно бочком отходит по столу и прячется за плечом Ермакова. — Совершенно читаете мои мысли, Андрей Георгиевич. Уберите за собой крошки, и цены вам вообще не будет, — Арсений достаёт сигарету. — В последние месяцы потери у нас критические, ни одной успешной разведоперации. Всё, что нам известно — маги начали отлавливать мутировавших ещё до того, как они подойдут к буферной зоне, чтобы мы не успели принять их. Сейчас в их тюрьмах содержится, по разным данным, от семидесяти до ста новомутировавших некромагов. Достать их и перевезти в Город — одна из главных наших целей. Может, кто-то из них сохранил память. Зал снова погружается в молчание, и Арсений прекрасно знает, почему: когда маг мутирует в некромага, сохранить память практически невозможно. Стирается абсолютно всё: личность, черты характера, память, умения; некромагические способности проявляются сразу же и для сохранения жизни мгновенно стараются вывести нового некромага туда, к своим — в Город. И если раньше маги не контролировали этот источник, то потом, осознав, что такие мутировавшие становятся сильной подпиткой населения Города, начали стараться оборвать этот переход — и весьма успешно. И при мутации ещё никому не удавалось сохранить память и энергетическое поле мага — никому, кроме Бебура. Поэтому он единственный сейчас смотрит на Арсения прямо. — Я понимаю, на что ты надеешься, Арс, — говорит Андрей, принимая наконец серьёзный вид и нормально уже садясь в своё кресло. — Конечно, я тоже на это надеюсь, потому что если некромаг сохранил память и своё энергетическое поле… Он может быть идеальным двойным агентом и скрываться до последнего. — Да. Нам нужен кто-то помимо тебя, кто так же сможет беспрепятственно переходить границу и открыто добывать информацию. Только в этот раз мы уже не допустим ошибки, которую допустили с тобой, когда тебя раскрыли, — Арсений проводит руками по лицу. — Да там шанс один на хулиард, что кто-то сохранил память, — прерывает его Руслан. — Не на это надо упор делать. Хотя из тюрьмы доставать ребят, конечно, нужно. — Я всё ещё могу ходить к магам, — пожимает плечами Андрей. — Только очень осторожно. Арсений отмахивается, вскакивая на ноги и принимаясь мерить шагами зал; ворон наблюдает за ним чёрным блестящим глазом, примериваясь, как бы поудачнее сесть ему на плечо, но в итоге промахивается и с мерзким скрежетом сползает по рукаву на пол. — Настолько осторожно, что лучше не рисковать, — фыркает Арсений наконец, глядя на птицу с состраданием. Вот же несуразное создание. — Поэтому речь не об этом. Речь о том, чтобы, во-первых, узнать, где держат мутировавших, чтобы забрать их, а во-вторых… Он замолкает на секунду, обводя взглядом зал. — Заполучить постоянный источник информации, если не из мутировавших, то из самих магов, — вдруг слышится тихий голос, и Арсений растягивает губы в улыбке, глядя на Ермакова. Арсений кладёт руки на его плечи, чуть сжимая пальцы — Ермак холодный, как всегда; холоднее любого из них в разы. — Умница моя. Я долго думал и пришёл к выводу, что самым удобным и полным источником информации будет тот, кто больше всех участвует во всех специальных планах и операциях. Антон Шастун, который уже когда-то один раз ловил меня, и которого теперь хочу поймать я. Я уверен, что если покопаюсь в его голове, то вытащу оттуда не только место, где прячут новых некромагов, но и массу других интересных вещей. Ермаков молча и спокойно кивает в ответ, Бебур задумчиво подпирает рукой голову, а Юля и Катя переглядываются между собой вроде как с сомнением; Руслан, знающий всё заранее, кладет на стол папку с размноженным досье из архива — каждому по экземпляру и ещё два на тех, кто сейчас не присутствует. За что Арсений любит их, так в том числе за то, что даже после этих слов становится видно: каждый из них уже начинает просчитывать различные варианты выполнения задачи с той точки зрения, которая близка конкретно им. — У тебя есть идеи, с какой стороны можно к нему подступиться? — нарушает молчание Юля, с лёгкой нервозностью подёргивая на шее кожаный шнурок с крошечной куколкой на нём. — Насколько я знаю, он не промах. Это тебе не собаку соседскую украсть. — Есть, — кивает Арсений, садясь обратно в своё кресло и укладывая руки на широкие подлокотники. — Но прежде всего я хочу, чтобы к завтрашнему дню каждый из вас тоже внёс какие-то мысли. Досье у вас, результаты обряда тоже. Начинайте работу. Ворон странно кекает с пола — наверняка опять сожрал какой-то мусор.***
— Салли, сидеть! Божечки-кошечки, ну сидеть же, Салли. Молодой белый пёс даёт Антону лапу и смотрит на него умильно, явно не понимая, почему тот снова повторяет просьбу: видимо, сейчас на щенячьем языке «сидеть» — это как раз дать лапу и ждать награды. Антон знает, что глупо требовать от пса идеального выполнения команд, потому что Салли, может, уже и выглядит, как лось сохатый, но на самом деле ему всего два месяца — такова природа магических собак. Физический рост на правильном корме существенно обгоняет интеллектуальное развитие, пусть к году такие собаки становятся удивительно умны даже по сравнению с другой магической живностью; так что это лучший компаньон для службы — нос, уши и мозг такого товарища способны предотвратить немало критических ситуаций. — Смотрю, ты не теряешь времени даром, — за спиной слышится голос Серёжи, и Антон, почувствовавший присутствие Лазарева ещё минут пять назад, даже не удивляется. — Отличный выбор. В питомнике его очень хвалят. — Ага, как же, они тут за каждый пук хвалят, — беззлобно бурчит Антон и всё-таки даёт псу лакомство. Старался, как-никак. — Мне кажется, нужно будет приставить к нему кинолога, потому что меня он слушается через раз. — Ты слишком быстро всего хочешь. Лазарев садится на траву, в которой блестят капельки росы, и почти сразу зелёные стебли покрываются инеем; любая вода постоянно так реагирует на Серёжу, пока он не велит обратного — с ним круто даже летом кататься на коньках, потому что он из любой речки сделает каток, и есть мороженое, которое не тает. Ну а в бою, конечно, можно здорово подморозить противнику кровь — жаль только, на некромагов это действует плохо, потому что та нефть, которая течет в их жилах, вообще мало реагирует на такие фокусы. Это и кровью-то назвать нельзя — с рук она потом не отмывается ещё дольше. — Тебе нужно самому стать для него хозяином, другом и кинологом в одном флаконе, — продолжает Лазарев, протягивая щенку руку, в которую он тут же с удовольствием безболезненно вгрызается. — Иначе он будет слушаться только того человека, который с ним будет заниматься. Есть какие-нибудь новости? Антон мгновенно мрачнеет, и даже солнце, с самого утра настолько яркое, что режет глаза, сразу кажется ему тусклее — тревожные мысли, то и дело появляющиеся на периферии сознания, снова берут верх. Шастун вздыхает, вытягивая ноги, и откидывается на покрытую инеем траву — под ним она тут же тает и начинает шевелиться и тянуться к свету. — Нет. Поз говорит, что все патрули молчат, и меня это беспокоит. Никогда не бывало такого, чтобы некромаги молчали, и это было к добру. — Да уж, — тянет Лазарев, задумчиво глядя в сторону основного здания питомника, откуда слышны звуки практически любой обитающей в магическом мире живности. — Меня тоже это удивляет, но скорее беспокоит. Я не помню ни единого случая, чтобы Попов промолчал в ответ на ликвидацию его людей. Ответ следовал почти сразу же. — Именно, — Антон пожимает плечами и тут же с громким выдохом трёт левое плечо, выбитое во время последнего задания; лекари, конечно, сразу подлатали его, но некоторые последствия невозможно купировать мгновенно, особенно, если раны нанесены некромагом. Такова их природа, с которой маги так и не смогли смириться. — Арсений не истеричка, но не в его правилах молчать. Тем более, я хотел, чтобы он понял, что это не просто ликвидация его лазутчиков, а карательное выступление. — Но зачем? Можно было ведь просто выслать их, стереть память, отдать под суд в крайнем случае. Но не нагнетать обстановку. Антон вскакивает на ноги, хмурясь и скрещивая руки, и принимается измерять шагами поляну; пёс радостно вьётся вокруг него, пока не понимая, что его новому хозяину сейчас не до игр — между бровей Антона залегает глубокая морщинка, а круги под глазами разом становятся чётче и ярче. Ему и так непросто, а в последнее время — особенно, поэтому, когда Лазарев снова поднимает эту тему, он реагирует острее, чем следовало бы. — Инструкции сверху этого не исключали и не запрещали, — говорит он резко, но тут же старается успокоиться, услышав собственный голос. В конце концов, Серёжа не виноват в плясках его тараканов. — Я всё понимаю, Серёж. И да, я тоже часто в последнее время думаю, что если бы мы не потворствовали этому конфликту… И не отвечали жестокостью на их жестокость, то однажды мы смогли бы нормально существовать безо всяких границ, тюрем и карцеров. Но это продолжается слишком давно, и думать об этом нужно было раньше. В нынешних условиях любое молчание в ответ на жестокость будет восприниматься как слабость. Антон выдыхает, проводя рукой по сильно отросшим светлым волосам; они вьются, делая его похожим на мальчишку, только глаза выдают настоящий возраст — не только возраст, но и всё, через что ему пришлось и приходится проходить до сих пор, будучи одним из главных исполнителей по делам некромагов. — Они ведь как стервятники, Серёж. Как только чувствуют слабость, то всё — это торжество, пир на весь мир. Эти двое, которых на днях уничтожил мой отряд, не просто искали информацию. Мы отловили их, когда они пытались вытащить сущность у одного из цифровых магов. — Что? Ваня… — Лазарев приподнимается на локте. — Нет, не он, но это же не важно. Вытащить сущность — хуже, чем убить. Я понимаю, зачем им это нужно. Все пытаются заполучить эти способности, потому что, по нашим данным, за всё это время ни один цифровой маг не мутировал в некромага. Шастун кивает Серёже в сторону питомника, мол, пойдём, и там просит подготовить ему шлейку и кулон с информацией. Всё это время они молчат. Девушка, работница питомника, то и дело кокетливо смотрит то на Антона, то на Серёжу, но Шасту до этого нет никакого дела, потому что все мысли теперь в очередной раз занимают некромаги. С тех давних пор, когда он впервые лично встретился с Арсением и сумел посадить его за решётку, эти мысли так или иначе присутствуют с ним всегда. Правильно ли то, что они делают? Верен ли их курс, продвигаемый сверху, и возможен ли другой вариант развития событий? Что будет, если однажды снова начнётся война? История уже давно дала им понять, что следующая война будет последней, и победивших в ней уже не будет: жертвуя собой, некромаги вполне способны дотла выжечь всё, чтобы в таком случае мир не достался никому. Антон часто думает, как бы он поступил на их месте, и вспоминает белоснежные перчатки Арсения, которые зачем-то даже постирал, прежде чем вернуть их хозяину. Молодой был. Неопытный, наверное. Впечатлительный. Серёжа всё-таки начинает беседу с девушкой, и Антон, поняв, что это надолго, хлопает его по плечу, забирает собаку и уходит — в следующий раз надо будет всё-таки записать пса на занятия, чтобы как-то ускорить прогресс, а пока пусть обживается дома. В новом саду, свежевыстроенном вольере и речке неподалеку развлечений хоть отбавляй. Он оставляет собаку на Иру, которая временно живёт у него — после масштабного рейда, устроенного некромагами несколько месяцев назад, Антон до стабилизации ситуации решил перевезти сестру к себе; так спокойнее и ему, и ей, потому что его дом защищён куда надежнее. Новость о совещании приходит ещё по пути домой, так что Шастун торопливо клюёт её в щёку, всучивает пса и обещает, что скоро вернётся, а сам шагает в портал, ведущий в Управление, — в доме каждого служащего такой есть. Никто даже не знает, где находится Управление и как оно выглядит снаружи, потому что даже служащие попадают сразу внутрь через личные порталы. В Управлении, как всегда, умеренно шумно: магов много, но каждого из них можно определить по знакам отличия на одежде, означающим отдел, в котором они служат. Перо принадлежит архивариусам, решётка — цифровикам, меч — силовикам, и таких отделов много; у Антона как у служащего специального назначения отличительного знака просто нет. Позов дополнительно сообщает, что собрание будет по отчёту цифрового отдела, и Антон снова невольно возвращается мыслями к тому магу-цифровику, которого пытались вскрыть на днях; если бы у некромагов получилось, то они лишились бы не просто уникального мага, но и заполучили новую головную боль. У некромагов достаточно светлых голов, чтобы попытаться подсадить кому-нибудь из своих этот дар. У высоких дверей зала совещаний — из светлого дерева, резных и изображающих древо Управления — Антон встречает Абрамова; тот стоит в ожидании начала, держа в руках свой проектор, и выглядит так, будто не спал всю ночь. Шаст прекрасно его понимает — если бы в его отделе случилось подобное, он бы тоже потерял сон. Кадры — на вес золота, и это не считая обыкновенной человечности. — Как он? — спрашивает Антон, обтекаемо кивая на проектор, но подразумевая пострадавшего цифрового мага. — Уже лучше, я только что из госпиталя, — отвечает Ваня устало, как-то опуская плечи. — Поверить не могу… Такие животные методы. Это же как пытаться на живую вырезать печень. И ещё хуже, если честно, когда представляю, что на его месте мог бы оказаться я. Совсем как говно звучу, да? — Да нет. Любому существу свойственно думать прежде всего о себе. Идём? Абрамов кивает и заходит в зал совещаний вслед за Антоном, где все руководители отделов уже в сборе; Антон не является одним из них, но его как одного из главных исполнителей приглашают почти на каждое заседание. Он занимает своё место чуть поодаль от основного стола, приготавливаясь слушать, и наблюдает, как Абрамов ставит проектор, настраивая его таким образом, чтобы формулы и цифровые коды полностью отражались на деревянной доске — сейчас в зале погасят свет, и на доске вместе с лучами проектора появятся расчёты вероятностей. Ванин дар, как и любого мага в его малочисленном отделе, очень ценен: с помощью цифр он способен предсказывать вероятные пути развития событий, ранжируя их между собой, и по сравнению с обычными предсказаниями, которые могут сбыться, а могут и нет, цифры способны показать больше, точнее и правдивее. Там, где гадание даёт силуэт, цифры рисуют каждую деталь. Позов встает и даёт знак начинать, и освещение гаснет, а Абрамов окончательно устанавливает проектор, запуская его, и на доске в темноте начинают проявляться синие подсвеченные цифры и коды — пока цифровик не начнет их объяснять, никто ничего не поймёт, потому что дешифровка даётся только ему. Полотно цифр проявляется очень быстро, словно кто-то на скорость набирает строчки на печатной машинке, и Абрамов материализует в руках такую же подсвечивающуюся указку; цифры всё не заканчиваются, мелькая, кажется, будто им нет ни конца, ни края. И едва Абрамов собирается сказать первое слово, как проектор, затрещав, искрит и гаснет с лёгким хлопком — зал погружается в темноту, в воздухе пахнет жжёной плёнкой.***
wardruna — vindavlarljod
Спуск к морю скальный и крутой, и из-под толстой тракторной подошвы ботинок то и дело срываются мелкие острые камни; Арсений к этому привык, ему известен каждый сантиметр в Городе и его окрестностях — нет ничего, что могло бы укрыться от его глаз, потому что он знает одну простую истину — стоит упустить из-под контроля хоть одну деталь, и разрушиться может вся конструкция. Чем ближе к морю, тем холоднее становится, и Арсений поднимает меховой ворот пальто повыше, укрывая шею от почти обжигающего ветра. Небо затянуто будто бы плотной свинцовой тканью, такой тяжёлой, что кажется, словно она готова вот-вот порваться — и выпустить из себя что-то, чему нет ни определения, ни названия. Странное ощущение, к которому сложно привыкнуть даже за десятилетия жизни здесь, когда небо настолько низкое, что его почти можно коснуться рукой. На тонкой прямой скалистой кромке моря, единственном доступном здесь месте, которое скрыто от любопытных глаз, находится тренировочный лагерь — здесь Руслан натаскивает их отряды быстрого реагирования, и сюда же Арсений часто приходит понаблюдать со стороны, в каком состоянии находятся некромаги. Каждый из них так или иначе умеет обращаться с оружием, просто кто-то в меньшей, а кто-то в большей степени в зависимости от функций и специализации, и так сложилось, что координирует всё это именно Руслан. Он проводит здесь большую часть любого дня, и Арсений всегда знает, где его можно найти, если не в Штабе. Дома он вообще, кажется, больше не бывает, и сейчас, спускаясь по узкой тропе между фьордов, Арсений сразу видит его у кромки ледяной воды — несмотря на холод, Белый по пояс обнажён, и в его руках длинный обоюдоострый меч с резной гардой. Он хмурится и кричит что-то солдатам, проворачивая меч в кисти и вонзая его в камни, и с верхушек деревьев в этот момент срываются мелкие вороны, пронзительно крича и будто вторя Руслану; тот делает отмашку, объявляя перерыв. Арсений спускается и подходит к нему в тот момент, когда Руслан опускается на колено к морю и набирает в ладони ледяную воду, умывая лицо. — Тебе бы поспать, — говорит Арс без предисловий, потому что они тут никому не нужны. — И поесть. Выглядишь уставшим. — Еда на подходе, — Руслан умывается второй раз и обливает водой торс, кивая в сторону, где поодаль на огне целиком зажаривается чья-то плохо узнаваемая туша. — Будешь с нами? Там всем хватит. Арсений неопределённо поводит плечами, садясь на каменистый выступ и наблюдая, как Руслан вытирает лицо грубым полотенцем, проводит рукой по бороде и садится напротив, разглядывая меч и подбирая заточку. Почти все его плечи и лопатки исчерчены руническим письмом, часть которого Арсений делал собственноручно: что-то для лечения, что-то охранное, что-то символическое или составляющее часть заклинаний. Руны на теле Руслана перемежаются с многочисленными шрамами, большая часть из которых уже настолько белёсые, что их можно не заметить, и только Арсений знает каждый, потому что помнит каждую историю. У всякого шрама своя история, и у Арсения они тоже есть. — Буду кусочек, наверное, — говорит он, вздыхая, когда Руслан, затачивая меч, снова случайно режет пальцы; тот сам уже даже внимания на это не обращает. Заживёт, как на собаке. — Ты подумал, каким образом мы можем добраться до Шастуна? — Ты пришёл пожрать, потренироваться или докопаться? — хмыкает Руслан, вставая и подкидывая в руке меч. — Потренируемся? Арсений смеётся тихо, но всё-таки встаёт, скидывает пальто, аккуратно укладывая его на скалы и оставаясь в одной кофте; закатывает рукава по локоть, чтобы было удобнее, и подбирает один из брошенных мечей — их тут полно, и оружие не именное, так что брать можно любое. Он неплохо владеет мечом, но Руслан всегда побеждает, потому что это его конёк: любой вид оружия в сочетании с некромагическими элементами делает его крайне опасным. Как и злость — если Белый распалён, остановить его в бою практически невозможно; это одновременно и преимущество, и недостаток, потому что Арсений столько раз буквально на руках уносил Руслана с поля боя, пока он продолжал рваться обратно, иногда травмируя ненароком и самого Арса. Руслан явно Арсению поддаётся, но не настолько, чтобы дать себя случайно поранить, но Арса такие поддавки не задевают уже давно, потому что он понимает, что если бы Руслан дрался с ним в полную силу, то было бы тяжело, а это не тот случай, когда нужно тратить много сил. Арсений и в тренировках, и в бою, да и по жизни больше берёт хитростью, чем силой — вот и сейчас, стоит Руслану на секунду потерять бдительность из-за оклика кого-то из солдат, как Арс валит его на землю банальной подножкой. — Крыса, — фыркает Руслан, подсекая его мечом и поднимаясь на ноги быстро; он тут же выдаёт серию быстрых ударов, от которых звон металла превращается почти в мелодию. — Прекрати блокировать ребром, лезвие может соскочить. Вот так. Плашмя. Кисть выверни. Вот, умница. Через десять минут Арсений уже чувствует себя загнанной мышью, а Руслану хоть бы что — он вытирает лоб собственной рубашкой и снова окунает голову в ледяную воду, потягиваясь и смыкая лопатки; руническое письмо на коже движется вместе с мускулами, и руны соприкасаются между собой, иногда сочетаясь в какие-то удивительные картинки. Или это просто фантазии. — Так ты подумал? — спрашивает Арсений ещё раз, когда они вместе с первыми закончившими тренировку солдатами садятся к костру; Арсения приветствуют уважительными кивками, и тот поднимает ладонь, начиная трапезу: — Приступайте. Пусть еда будет во благо. Он не переживает, что их могут слушать: во-первых, Руслан хорошо воспитывает своих подопечных, в том числе и там, где нужно выключить слух, а во-вторых, Арсений уверен, что среди некромагов нет предателей — не в том они положении. Всем известно, как здесь поступают с предателями. — Да, — отвечает Руслан, доставая чистый кинжал и отрезая сочный кусок мяса сначала Арсению, а потом и себе. — И у меня почему-то есть подозрение, что мы думаем об одном и том же. Арсений задумчиво смотрит на него и вгрызается зубами в сочную, чуть кровящую горячую мякоть, с наслаждением прикрывая глаза; есть что-то особенное в этих обедах в тренировочном лагере, когда мясо только что снято с костра, нет никаких приборов и вилок, вместо ножа боевой кинжал, а сок сразу начинает течь по пальцам. Арс по этому иногда скучает и в такие моменты снова приходит сюда. — Тогда ты первый, — говорит он, облизывая губы. — Сверим показания. Руслан упирается локтем в колено, неспешно пережёвывая мясо и глядя куда-то в сторону свинцовых морских волн, с шумом бьющихся о скалы; они поднимаются вверх мощными пенными гребнями и разбиваются вдрызг, разнося вокруг свежий солёный воздух. Вороны начинают кружиться над их головами, чувствуя запах плоти, и щёлкают отполированными клювами — удивительно красивые птицы. И умные. Арсений иногда думает, что его ворон таковым только выглядит. — Сестра, — говорит Руслан и тянется отрезать от туши ещё один кусок. — Единственное слабое его место. Арсений кивает: он ни на секунду не сомневался, что их идеи снова, если не сойдутся, то будут сильно пересекаться. Он достаёт из кармана платок и протягивает руку, чтобы промокнуть от крови порез на шее Руслана, проявившийся только что, — видимо, меч зацепил на излёте. Руслан морщится — не по-солдатски это как-то — но не противится. — Бинго, — говорит Арсений, потягиваясь и скрещивая ноги. Руслан протягивает ему тяжёлую резную флягу, и Арс делает несколько глотков, чувствуя, как всё нутро обжигает горячим и острым травяным отваром. — По моим данным, в последнее время он перетащил её ближе к себе. Я пока не понимаю, как и где, просто отслеживаю, что они рядом. Видимо, он тоже осознаёт, что она в зоне риска. Но это действительно самый приемлемый вариант. — Поймать на живца. — На живицу. — Ежевицу. Арсений хмыкает, заглядывая в горлышко фляги — как всегда, там какая-то неведомая химия, но бодрит знатно. Он принимает из рук Руслана ещё один кусок мяса, тщательно пережёвывает жилы и чувствует, как всё нутро превращается в сытого кота, которому хочется свернуться в клубочек и сидеть так у костра всё оставшееся время, но эти желания Арс привык игнорировать — он не может потерять бдительность ни на минуту. Даже если знает, что за его плечом всегда стоит Руслан. — Скорее всего, остальные придут к тому же выводу, — говорит Белый, и Арсений молча в ответ кивает. — Я начну разрабатывать варианты, но надо понимать, что без проникновения на их территорию это дело не сделается. — Значит, нам нужен Бебур. Один из воронов ворует из-под руки кусочек мяса, но Руслан успевает поймать птицу за клюв — тот смотрит мрачно, ворчит и кусает его за палец. Больше из вредности.