Небо

— Просто представь, ты прикасаешься к ночному небу, а оно от такого действия возмущается, что аж круги, как на воде, принимаются бежать. Эти круги настолько тонкие и хрупкие, что удивляешься их силе после, когда видишь, как они содрогают звёзды, заставляя тех криво и неровно распластаться по небу, застыв. А после, прикоснувшись ещё раз, небо не выдерживает такого хамства и топит тебя в себе, однако, погрузившись, ты понимаешь, что это не вода вовсе, в которой можно почувствовать хоть какую-нибудь опору. Нет. Это совсем другая материя. В ней ты просто медленно летишь непонятно куда и не чувствуешь никаких оков. Ничего тебя не сковывает, и это до жути пугает, так ведь? — Ты... — запинается немного шокированный и растерянный Эдгар, который явно не ожидал услышать посреди ночи такое, да и чего греха таить, парень в ступоре от такого выпада. Эдгар вообще не предполагал, что его выдернут из собственных мыслей так нагло и неожиданно, поскольку думал, что сосед по комнате давно спит и видит десятый сон, а тут он с Эдгаром внезапно начинает диалог. Это нормально? Так и должно быть? Эдгар ничего не понимает, и снова эти немые вопросы начинают возникать в голове. Зачем? С какой целью? И как этот чудак понял, что Эдгар не спит? Просто решил пальцем в небо ткнуть? Это было бы в его духе. Вообще любые странности в духе Сэнди, однако... Эдгар не считает его «чудаком», как все остальные. Сэнди просто умён не по годам, а многие здесь обзывают его странным, и Эдгар удивляется чужому спокойствию и терпимости. Как так? Почему он молчит? Некоторым просто не дано понять Сэнди. Он не «отмороженный» с богатым воображением. Нет. Люди продолжают нести чушь, просто нехотя признавать собственную глупость, вот и всё. Это уже показывает и доказывает всю несуразность их умов. И, по правде, сам Эдгар столкнулся с этим же. Он не желал принимать факт того, что не понимает Сэнди, однако всё-таки сдался и осознал кое-что. Да, он чуток глуповат. Да, не настолько глубоко проникается окружающим миром... Да... Ну с кем не бывало? У всех же было такое осознание, правда ведь? Это не превращает человека сразу же в тупоголового пня, да? Столько информации и опыта ещё ждёт впереди, так что... Эдгар был крайне недоволен. Ему впервые пришлось признать поражение. Умные люди не зацикливаются на себе. Умные люди гибкие. Они могут понять любого человека и найти общий язык с ним или, хотя бы, попытаться это сделать. Знания - хорошо, а опыт - ещё лучше. Умные люди всегда ищут различные входы и выходы в собственной жизни. Умные люди обходят горы, а не идут напролом. Эдгар же является полной противоположностью. «Дайте просто спокойно и скучно пожить. Отвалите». Как бы эмо всё-таки не пытался понять Сэнди, у него ничего не получилось, несмотря на их совместное проживание в комнатушке с четырьмя кроватями, две из которых недавно опустели, и окном, в которое норовит всё время посмотреть луна. Что ей нужно? Или, может быть, кто? Даже сейчас она светила вообще не к месту, и Эдгара это раздражало. Он хочет, чтобы в данный момент никто их не тревожил, в том числе и эта проказница-луна. Чёрт бы её побрал. Он всю смену пытался подобраться к Сэнди, и отступать вовсе не намерен. Как-никак завтра все разъезжаются, уступая место другому потоку, и, возможно, их общение закончится здесь и сейчас. В этом лете, в этом лагере и в этом возрасте. Эдгар уверен, что это последний их живой разговор. — Ты, что ли... В космосе бывал? — наконец придя в себя, отвечает он. — Пфф, нет, но разве я сейчас о нём говорил? Возможно, это похоже на него, однако небо и космос всё-таки различаются друг от друга. Небо имеет какие-то границы, а вот космос нет. Между планетами огромное расстояние, что уж говорить про системы. Ты просто умрёшь, если космос поделиться с тобой собственной свободой. — Подожди, к чему ты это всё говоришь? — Сейчас ночь, мы лежим в кроватях, и обоих явно сон обходит стороной. Почему бы не поболтать о небе, которое, предположительно, укрывает нас в данный момент? — Ладно, — хмыкает Эдгар. — Но всё это довольно-таки странно. — Странно, что я заговорил с тобой? Ты это имеешь в виду? Эмо открывает рот, чтобы хоть что-то сказать, но застывает на месте, глупо пялясь в потолок. — Человек - существо социальное. Ничего с собой поделать не могу. — Я не тупой. Разжёвывать мне ничего не надо, — фыркает Эдгар. — Ох, я и не думал об этом... В комнате воцаряется неловкая тишина, которая тут же напрягает Эдгара. «Чёрт. Я снова воспринял всё в штыки». Обычно Сэнди разговаривал с Колетт или, на худой конец, с Леоном, поэтому этот диалог начинал внушать Эдгару какое-то чувство ненужности, ведь присутствовал бы здесь кто-нибудь из вышеперечисленных, Сэнди бы уже давно заговорил с ним. Колетт и Леон тоже жили в этой комнате, однако уехали раньше из-за семейных обстоятельств, и Эдгар этому рад. Дышать стало легче. Девушка была в какой-то мере мила, но странновата, прямо как Сэнди. Стоило Эдгару узнать её получше, он понял, что Колетт - исчадье ада, которое с добродушной улыбкой на лице может тебя заживо съесть. С ней всегда надо было быть настороже... Вообще, Колетт жила у них не по своей воле. Ей просто не хватило места в женской части корпуса, а с вожатыми она яро отказывалась селиться, и именно поэтому пришлось ютиться здесь. С тремя парнями. Очень жестоко, однако Колетт повезло. Её воспринимали за свою, что ли? Эдгар не знает, но она отличалась от других девушек. Что-то в Колетт имелось такое, что просто не давало посмотреть на неё по-другому. Может быть Сэнди? Возможно, но в данный момент Эдгару не хочется об этом думать. Ему на самом деле очень жаль, что Колетт уехала на несколько дней раньше, поскольку Эдгар лишился человека, с которым можно было посплетничать и поиздеваться над кем-нибудь. А глумились они часто, и неважно, кто это был: вожатые-студенты или маленькие дети. Любой мог стать жертвой их злых шуток, но обычно удар брал на себя Леон. Парень единственный из их комнаты, который не казался Эдгару странным. Он был самым обычным, каких эмо часто встречал: дерзким, наглым и навязчивым, но главное уверенным в себе. У него будто бы не было слабостей. Леон раздражал и выводил из себя собственными шутками и подколами, однако как парень умело это делал. Он просто обожал играючи подтрунивать людей, и Эдгар не был исключением. Иногда Колетт даже перебегала на сторону Леона, вместе смеясь над эмо. В такие моменты Эдгар театрально дулся на подругу и закатывал глаза. Его нагло предавали. Ну что за ветер такой? Чем он это заслужил? И после такого дружи с этой ненормальной... Сэнди же на это всё обычно усмехался и внимательно наблюдал, никак не вмешиваясь. Он единственный из них, кто не подкалывал других и сам не подвергался нападу язвительных шуток. Бел и пушист. — Ты говорил про небо... — нерешительно напоминает Эдгар собеседнику. — Да-да, — облегченно выдыхает Сэнди. — Рад, что ты напомнил. Небо - интересное явление. Оно всегда сопутствует людям, но, если так подумать, разве само небо не олицетворение общества и человечества в общем? — Эм... Наверное? Я никогда не задумывался об этом. — А о чём ты обычно думаешь? — Как бы поскорее свалить отсюда. — А я, наоборот, остался бы ещё. Было весело. Вспомни хоть первый день. — О боже. Я был очень удивлён, что вы все знакомы. Как так вышло? — Необычное совпадение, — хмыкает Сэнди. — Я сам был удивлён, ведь не ожидал встретить тут Колетт или Леона, что уж говорить о том, когда я увидел их здесь обоих. — Было похоже на одну большую глупую шутку. — В точку! Я тоже так думал. — В этот же день Колетт шлёпком запульнула в вожатую, — незлобно усмехается Эдгар. Со стороны начинает слышится приглушённый мелодичный смех. — Как так можно было вообще? — Да это всё Леон, — хихикает Сэнди. — Если бы он не стучал по стенке в соседнюю комнату, к нам бы не бегал по среди ночи Базз, который жаждал ответить тем же. — Так это он по двери бил тогда? Этот мелкий? — Да! — Да уж, стоило Колетт сказать, что «ещё раз кто-нибудь постучится в эту грёбаную дверь, я трахну его этим тапком», так все успокоились, но кто же знал, что вожатой вздумается заглянуть к нам ночью. И именно после этой фразы. — Она как чуяла, — продолжает посмеиваться Сэнди. — Я даже не знал, что у Колетт такая быстрая реакция и у вожатой, кстати, тоже. — Просто отлично начали смену. Леон псина. — Ты, что, у него целая трагедия после началась! — лукавит сосед, от чего Эдгар немного даже удивляется. Сэнди ведёт себя сейчас непривычно, напоминая Колетт и даже самого Эдгара. Что за? Он... Неужели он подстраивается под эмо? — О да, я забыл, бедный-бедный Леон, — неловко подхватывает Эдгар. — Его динамили весь поток. Как же он бесил своим нытьём. Нерешительность пропадает быстро, поскольку воспоминания приводят к какому-то злостному недовольству. Эдгар раздражается. — Мы-то чем поможем? Иди стенке свою любовную историю расскажи. Бесишь. — Да ладно, все мы превращаемся в глупых и бесячих, когда влюбляемся. — Не думаю, что в четырнадцать это что-то серьезное. Зачем тратить на это нервы? — Ты слишком категоричен, а что, если я скажу, что это не так? — Тогда я очень удивлюсь... — Мы, вроде как, не дети уже, но и не взрослые. Разве у всех нас: детей, подростков и взрослых - нет чувств? — Разве дети умеют любить... Так? — ошеломлёно спрашивает Эдгар, снова начиная глупо моргать. — Их чувства и вправду не глубоки, но они самые верные и искренние. Тебе так не кажется? Только с возрастом эти чувства приобретают свою глубинность и тонкость, если отношения, конечно, сохраняются, и я сейчас даже не только про романтические говорю, но и про другие. Между ними снова наступает тишина, однако в этот раз она мирная и безмятежная. Напряжение не чувствуется. Слышится шорох, и Эдгар поворачивается лицом к кровати соседа, тут же встречаясь с жёлтыми глазами напротив. Он нечаянно засматривается, утопая в чужой незаурядной красоте, а после отводит растерянный взгляд в сторону. — Тебе, вот, кто-нибудь нравился? — Нет, — медлит с ответом Эдгар. — Я как-то всегда был один... Да и никто мне не нужен толком. — Ох... Вот как, — расстроенно вылетает из Сэнди. — Я понял. «Твою мать. Что я сделал не так?» — Эм... Знаешь, ты прав, — неуверенно говорит Эдгар, переводя тему. — Тут было весело. Сэнди впадает в некий ступор, принимаясь также глупо моргать, как и эмо. — Жалко, наверное, что мы больше не соберёмся так... Удивительно, что мне понравилось. — Я помню, как мы играли в "Уно", — зачем-то напоминает Сэнди. — Ты тогда со злости перевернул чемодан Колетт, на который кидались карты. — Леон шулерил! Это была просто карма им обоим, поскольку мы играли по парам, — наигранно обижается Эдгар. — К тому же Колетт знала, но продолжала играть нечестно. — Шулером на самом деле являлся не Леон, а именно она, — насмешливо хмыкает Сэнди. — Это Леон знал и играл, а Колетт проворачивала махинации. У неё был один цвет, а у него все +4 карты. — Так ты тоже знал!? — возмущённо ахает эмо. — Фу. Одни предатели вокруг меня. И как после этого кому-нибудь доверять? Куда катится это мир? На это ему снова отвечают смехом. Таким мягким и теплым, что Эдгару хочется провалиться под землю и умереть. За что ему всё это? Завтра же всё закончится, так зачем? Зачем надо продолжать дурманить и так влюбленную юную голову? Единственное, что им останется делать, так это переписываться. Ничего более. Эдгар убеждён в том, что Сэнди всё равно. У него есть рядом другие люди. Они намного интереснее и умнее, чем Эдгар. Так зачем высасывать общение из пальца, если одному плевать? Эдгар, так, просто... Запасной вариант. — Почему ты опять заговорил со мной? — А почему не должен был? — Разве ты всегда меня не избегал..? — Что ты имеешь в виду? — задаёт вопрос ошарашенный Сэнди. Такого хода событий он вообще не предполагал. — Ну, ты всегда разговаривал либо с Колетт, либо с Леоном. Меня ты как-то всё время обходил стороной... Редко удавалось поймать тебя, а если и получалось, то мы проводили с тобой ничтожно мало времени... К тому же твои странные выпады, прямо как сейчас, путали меня ещё больше. Ты также начинал какой-нибудь философский диалог, сводящийся в бытовуху, а после пропадал. И так по кругу... — Оу, я... Твою мать, я не хотел, правда, чтобы ты так подумал. Я не избегал тебя, просто... Эм... Некая неловкость снова зарождается между ними, но в этот раз она не одна. Внутри у обоих появляется страх, который сковывает и тянет на дно. Что такое? Что происходит? Почему страшно становится? Сэнди же просто глупо оправдывается. Ничего особенного он не скажет. Так ведь? — Ты являлся для меня исключительным человеком... «Что..?» Сэнди измученно вздыхает, пытаясь успокоиться, однако пресловутое волнение никуда не уходит. Он в ловушке. — Я просто боялся сказать и сделать что-нибудь не так. Знаешь, — нерешительно продолжает Сэнди. — Даже сейчас я боюсь это сделать. Ты... Такой весь погруженный в себя, и эм... За словом в карман не полезешь. — Я!? — удивляется Эдгар. — Да... Не заставляй меня повторяться. — Но ты ошибаешься..! Я ничем не примечательный и обычный человек, так с... — Нет. Это не так, — перебивает Эдгара Сэнди. — Для меня ты очень интересен и необычен. А ещё ты... Слова, как назло, застревают комом в горле и не хотят выходить. Эта недосказанность заставляет напрячься, однако не надолго. Сэнди набирает в лёгкие воздух и, видимо, смелость заодно, ведь следующие произнесенным им слова заставляют Эдгара напрочь улететь отсюда далеко-далеко. В небеса уж точно. — Ты мне нравишься. Сэнди принимается выжидающе смотреть на эмо, давая разгораться внутреннему ужасу ещё сильнее. Он всё-таки сказал что-то не то? Что за ступор на чужом лице? Разве это было не очевидно? — Эдгар..? Эдгар мотает головой, приходя в себя, и снова встречается с парой жёлтых глаз, в которых плескается страх. Как Сэнди сейчас себя бы не пытался контролировать, у него всё равно не получалось скрыть эту жгучую тревогу, гнетущую изнутри, собственно, прямо как и Эдгару. У него на лице тоже читалась паника вперемешку с недопониманием. Он нравится Сэнди? Правда? — Я-я... А... Неожиданно, — непроизвольно вылетает из Эдгара, который тут же заливается краской. Ему хочется ударить себя за столь несуразный ответ. Серьёзно? «Неожиданно»? Почему тогда сразу не «понятно» или «ясно»? — То есть... Эм... Эдгар устало вздыхает, сдаваясь. Ну не может он взять себя сейчас в руки. Ну что поделать? — Я знаю, что это невзаимно, — глухо произносит Сэнди уже с пустыми глазами. — Не нужно что-либо говорить. «О нет. Нет, прошу нет... Хотя бы не делай такое лицо». Эдгар ёжится, и на его лице появляется лживая кривая усмешка. Внутри всё трепещет, но если он будет сейчас молчать, то их дружеские отношения закончатся крахом. А могут... — Знаешь... Ты ошибся. — Я..? — изумляется Сэнди. — В чём же? — Ты мне тоже нравишься. Теперь былому удивлению на лице Сэнди нет предела. Они начинают нелепо смотреть друг на друга, переставая моргать и даже дышать. Всё внимание устремляется на человека напротив. Хочется просто взять и прикоснутся к чужому телу, растворившись в ощущениях обычной близости, не переходящей в что-то большее. Хочется дотронутся до фиолетовых сухих и ломких волос, которые стали такими из-за многочисленных осветлений и окрашиваний, чтобы просто ощутить, каково это - иметь такие. Хочется утонуть в жёлтых, как одуванчики, глазах, чтобы понять насколько они могут быть глубоки. Хочется забыть, что это их последняя совместная ночь. — Ляжешь ко мне? — Хах, с радостью, — добродушно усмехается Сэнди, начиная с красными щеками неловко улыбаться. В ночном полумраке много чего не видно, например, чужое смущение или блеск в глазах, однако глупую улыбку до ушей приметить уж очень легко. Это вызывает у Эдгара приятное волнение, которое волной проходится по всему телу и останавливается внизу, становясь хвалебными "бабочками в животе". «Мерзость». Сэнди, не медля ни минуты, перебирается к Эдгару, аккуратно пристраиваясь рядом, не нарушая при этом личное пространство. Он продолжает соблюдать некую неприкосновенность между ними, однако Эдгар понимает. Сэнди просто очень трепетно относиться к чужому комфорту, забывая про собственный, и эмо прекрасно это помнит. Но он не привык спрашивать разрешение. Эдгар вообще в такой ситуации находится в первые, поэтому хочется ему или не хочется, а удостовериться надо. Ума же всё-таки хватило предложить лечь вместе. — Эм... Я могу... Однако Эдгар замолкает, стоит ему почувствовать холодные руки на груди, которые после осторожно и медленно подбираются к шеи, обхватывая её. Эдгару ничего не остаётся сделать, как ответить на эти неловкие объятья. — Почему небо голубое? Ты не знаешь? — На цвет влияет воздух, свет и его излучение. Но этот вопрос всё-таки не ко мне, поскольку я могу ошибаться. Физика не моя стезя. — И не моя тоже. — А вот какие-либо рассуждения мне в радость! Представь, если бы небо было зелёным... — О нет, давай без твоих «представь», — хихикает Эдгар, перебивая. — Какая разница какое небо цветом, если в итоге оно становится чёрным? — Оно, как и любой предмет, явление или существо, имеет свойство меняться. Ничего в этом мире неизменного нет. Всё подвергается переменам, поэтому сменяя цвет, небо становится частью нашего социума. — Неужели? — Да, оно - полотно общества, а мы - звёзды, которые разукрашивают его разными цветами, создавая один общий. — Ты мыслишь, прямо как настоящий художник. — Если бы. Мне не дано рисовать, да и не хочется, — хмыкает Сэнди. — Может быть, в другом мире и в другой вселенной я был бы прекрасным художником. — Не сомневаюсь в этом. А я кем был бы в том мире? — Даже не знаю... Может кассиром продуктового магазина? — Эй! — принимается обиженно восклицать Эдгар. — Так нечестно! На это ему отвечают звонким и заливистым смехом, который залезает в самую душу, совершая роковой удар. Эдгар влюбляется. И этот смех уже никогда не вылезет из его души. Ни при каких обстоятельствах или условиях. Он запоминается эмо на всю оставшуюся жизнь. И как Эдгар жил без него?