Поиски утраченного

15 ноября

В темноте отчего-то сложно разбирать цвета вспышек света. То всё окрашивалось красным, напоминая сигнал тревоги. То оборачивалось в синий, и так и хотелось протянуть к свету руку, чтобы почувствовать небо. Внезапно перед глазами вспыхивал тёмный жёлтый свет, точь-в-точь предупреждающий сигнал светофора, тут же превращаясь в яркий белый, тот, который называют стерильно-больничным. Все эти вспышки под веками отдавались болью и смутными воспоминаниями, а изредка — снами, самыми настоящими ночными кошмарами, которые преследовали его с тех самых пор, как он сбежал из темноты, и вырваться из них было так же тяжело, как достать редкий ингредиент для зелья. Он распахнул глаза, когда на магловском радиоприемнике началась обычная для этого времени передача, и провёл рукой по лбу, стирая выступившую испарину. Сев на край сотворенной из чего попало кровати, он покачался из стороны в сторону и потянулся в попытке размять затёкшие мышцы. Ему всё ещё чудились вспышки, но их яркость сошла на нет, и они стали похожи на угасающий фонарь маяка. Радиоведущий с присущим всем работникам развлекательной индустрии позитивом рассказывал обо всём том интересном, что ждало их в ближайшие пару часов. Вот так он и познавал мир маглов — через радиопередачи, в которых так много говорилось о простой жизни, что впору было вести конспекты для сдачи экзамена по магловедению. Наблюдать за всем этим издалека было даже забавно, особенно в те моменты, когда становилось очевидно, что разница между волшебником и не-магом — всего лишь несколько условностей да старые предубеждения волшебного общества о чистоте крови. И хоть маглы не могли творить волшебство, их изобретательности позавидовали бы даже самые ярые ненавистники простецов. Вместе с задорным голосом радиоведущего он услышал, как заурчал желудок, привыкший получать пищу по часам. В бегах это было крайне неудобной привычкой, так как скудные запасы провизии не позволяли наедаться до отвала. На прошлой неделе он сумел затариться в магловском супермаркете и теперь доедал остатки, отсрочивая момент, когда снова придётся воровать. Каждая вылазка всегда стоит ему хорошего убежища, и, наверное, именно поэтому в этот раз не хотелось рисковать. В старом разваленном сарае было уютнее, чем на том холодном складе или под мостом, в том месте, где собираются все бездомные. Здесь была крыша и не задувал ветер, а ещё очень удачно совершенно не пахло рыбой. Что-что, а отсутствие рыбной вони прибавляло временному пристанищу огромную дозу привлекательности. На радио дозвонилась женщина, решившая поделиться странной историей из своей жизни. Она говорила с австралийским акцентом и на эмоциях рассказывала о том, как во время каникул во Франции встретила любовь всей своей жизни, а по приезде домой вышла замуж. Эта история была бы самой обычной, каких люди рассказывают сотни, если бы женщина не утверждала, что вышла замуж за призрака. И пока диктор на радио забавлялся, не в силах понять, шутила ли эта австралийская дама, он думал только о том, что кому-то крупно повезло. В отличие от не-магов, волшебники часто встречают привидений и никогда не открещиваются от веры в них, так что, кто знает, какой куш сорвала эта женщина. Подойдя к выстроенной из деревянных ящиков лестнице, он поднялся и выглянул в маленькое окно над самым потолком. В вечерних сумерках виднелись мохнатые верхушки ёлок, прикрытые снегом, и подсвеченная остатками заката дорога, выходящая на шоссе, а вдалеке стояли несколько домиков, в окнах которых уже горел свет. В последние несколько дней этот маленький прямоугольник пейзажа стал для него отдушиной после приступов. Он видел мир, живых людей, слышал жизнь, и это помогало дышать. Жить на задворках Англии было не так уж и плохо. В гнезде на самом верху кучи деревянных ящиков он засиделся, рассматривая уже полюбившееся ему место, и очнулся от созерцания красоты природы только когда желудок в очередной раз издал громкий звук и, кажется, сделал сальто. Пришлось наконец сдаться и слезть с насеста. Он завалился на кровать из ящиков прямо с ногами, сев по-турецки, и принялся доедать вчерашний ужин, сегодняшний завтрак и обед. Одноразовая ложка уже потрепалась, но со своей задачей по-прежнему справлялась на отлично: без труда соскребала остатки запеченной фасоли со дна и стенок консервной банки. Прямо перед собой он расстелил вчерашнюю магловскую газету, а волшебную палочку с горящим на её конце заклинанием Люмос воткнул между двух ящиков, сделав из неё подобие настольной лампы. На фоне по радио женщина с австралийским акцентом всё ещё рассказывала историю любви, но временами эфир прерывался на рекламу и задорные песни. В магловских газетах о волшебниках не писали. Во всяком случае, маглы, которые по тем или иным причинам знали о скрывающемся за кирпичной стеной одного из пабов Лондона Волшебном мире, не уставали повторять: «Никакого волшебства не существует». Но в этом не было ничего удивительного, ведь они не замечали, сколько чепухи появляется в этих печатных изданиях. Той чепухи, которую сами маглы называют выдумкой, ересью и абсурдом. Именно такие новости он и надеялся найти, день за днём воруя газеты из мусорных баков (благо, в этот раз ему попались добропорядочные соседи, которые выбрасывали газеты в специальный контейнер для бумаги в целости и сохранности). Он искал знаки, которые, так бывает, одни волшебники оставляют для потерявшихся или заблудившихся магов. Для тех, кто нуждается в помощи и не знает, где может её получить. К сожалению, ничего такого он до сих пор не нашёл за те три недели, что был в бегах. Все заголовки были просты, глупы, местами довольно нелепы и абсолютно бессмысленны. «Водитель автобуса остановился, чтобы перекусить жареной курочкой». А ещё «Двое мужчин упали с неба под колеса внедорожника и исчезли». Или «Летающие жучки – это такие жучки с крыльями, которые летают». А ещё «Горожане не совсем понимают, почему от канализации пахнет». В общем, в этих газетёнках водилось много странных заголовков, которые вызывали не меньше вопросов. Сегодня ему попалась статья о том, что коровья моча помогает лимонным деревьям давать более сочные плоды. Конечно, тут же встал вопрос, стоит ли воровать лимоны в магловских магазинах, но потом он вспомнил, что у стеллажей со свежими овощами и фруктами всегда так много народу, что приходится обходить овощные отделы стороной. С каждой новой прочитанной газетой он всё больше отчаивался. То ли потому, что не находил никаких зацепок и подсказок, то ли от того, что вся затея с побегом казалась провальным планом и, когда его поймают те люди, всё будет ещё хуже, чем прежде. Как было с Розой, которую не защитили её ужасные шипы. С тех пор прошло уже года два, но он никак не мог забыть весь ужас, который выражало её лицо в последние секунды жизни. Именно в тот день он принял решение сбежать, и как же печально было осознавать, что, оказавшись на свободе, всё совсем потеряет смысл. Он не мог пойти в родной дом, потому что знал, что там его будут искать в первую очередь. Скинув газету на пол, а следом за ней и пустую банку с пластиковой ложкой, он лёг на сделанную из деревянных ящиков кровать, почесал переносицу и закрыл глаза. Свет палочки потух. В этот раз, как и в некоторые другие, в те мгновения, когда он не спал, под веками заискрились звёзды. Горящие шары в ночном небе выглядели невероятно красиво и мерцали, как драгоценные камни. Ему нравилось рассматривать созвездия (названия которых он, к сожалению, не помнил), потому что в них всегда можно найти скрытый смысл. Вот только его звёздная карта всегда выглядела одинаково: словно каждый огонёк — лишь дырка в его веке, сквозь которую проникает лунный свет. На прошлой неделе он даже попытался перенести созвездия на бумагу, ковыряя одноразовой вилкой одну из старых газет, но из той затеи ничего не вышло. Он наблюдал за ненастоящими звёздами, прислушиваясь к шуму за стенами старого сарая. Где-то вдалеке, едва долетая до сознания, гудел голос радиоведущего и женщины с австралийским акцентом; в ушах свистел ветер, непривычно глухо для такой местности; на шоссе было тихо, как в морге. Даже птицы умолкли. И пока все звуки стихали, звёзды под веками горели ярче. Он даже вытянул руку в попытке указать на звезду, которая, похоже, была планетой, но собственные пальцы в поле зрения не попадали. Или просто в его памяти каждый раз всплывал один и тот же день, одна и та же ночь, когда он наблюдал за звёздами и не нуждался в том, чтобы знать их все. Странная волна тепла прошла по телу. Он чувствовал, как она зародилась в самых кончиках пальцев ног и резко, словно быстрый торнадо, промчалась, оставив после себя мурашки и поломанную на несколько секунд ориентацию в пространстве. Именно поэтому, услышав хлопок, он свалился с деревянных ящиков на газету и рукой напоролся на консервную банку. Схватив палочку, он сел подле кровати, зажимая в кулак раненную ладонь. Волшебники не всегда умели вести себя тихо, но, когда дело касалось трансгрессии, тихо не получалось. И хоть хлопок был не очень громкий, в сумрачной тишине он звучал, как взрыв бомбы, от которого хотелось спрятаться. И он прятался, как мог, прислонившись к деревянным ящикам и придумывая план побега. В том, что те люди пришли за ним, он не сомневался, но всё ещё был недостаточно силен, чтобы использовать сильное волшебство. В последний раз его едва не расщепило после трансгрессии, и в душе он знал, что прибегнуть к этому заклинанию снова, всё равно, что сорваться в пропасть без страховки. А теперь ещё и порез через всю ладонь — подарок от консервной банки — подпортил и без того не самый сильный его дух. Тишина, в которой эхом отдавался голос радиоведущего, его не пугала. Тишина говорила о многом, она предупреждала. Затаив дыхание, он прислушивался к ней, к тому, что его окружает, в надежде услышать сигнал из прошлой жизни. Такой сигнал, который подсказал бы ему, стоит ли от хлопка ждать спасения или лучше бежать, сломя голову и не оборачиваясь. Его пальцы дрожали, сжимая палочку, по левой руке под рукав текла кровь. Память стала подкидывать страшные воспоминания. Левая ладонь болела, но боль, обвивающая его руку, показалась ему фантомной, как воспоминание из прошлой жизни, и он поморщился. Он ненавидел ощущать воспоминания, припоминая старые травмы, потому что каждая из них словно давала надежду на нечто большее, чем временное помутнение рассудка из-за странной боли. А ещё он ненавидел эти приступы, потому что в такие моменты чувствовал себя слабым, и это ещё одно чувство, которое пугало его похлеще дементоров. Он смутно помнил беззаботное детство и те глупые страхи, которые есть у каждого маленького волшебника и которые его отец всегда доводил до абсурда в попытке оградить сына от лишних переживаний. Его нынешние страхи не излечишь пустой болтовнёй. Страх давно стал его наставником, тем самым другом, которому не особо и хотелось-то доверять, но порой приходилось. Страх давно превратился в его собственное, искаженное временем отражение, и от одной этой мысли ему хотелось сбежать куда-нибудь на дно океана. Страх, как и положено хорошему товарищу, подтолкнул его к действиям. Сделав глубокий вдох, он присел на корточки и вытащил из-под кровати из ящиков потрепанный рюкзак, напичканный старой одеждой и остатками консервов. Разорвал майку и перевязал раненную руку. А потом, вскочив на ноги, помчался прочь из сарая. Он не знал, работают ли защитные заклинания, которые он с таким трудом воздвиг, но оставить всё это случаю не мог. Силы его порой подводили, но чутье работало, как надо. Он замер, спрятавшись за деревянной подпоркой, и прислушался. В тишине скрывалось столько всего, чего не замечают обычные люди. Тихие потрескивания, едва слышные шаги, призрачное дыхание — всё это невозможно было уловить ушами, но ему это и не нужно было. После всего, что с ним случилось, он научился чувствовать то, что не мог услышать, но слишком замешкался, чтобы успеть вовремя сбежать. К счастью, он умудрился уклониться от заклинания, которое совершенно внезапно врезалось в деревянную стену позади, и та разлетелась на кусочки. Не задумываясь, он пустил несколько оглушающих заклятий в темноту и бросился в противоположную от сломанной стены сторону. Как они нашли его так быстро? Он заметал следы, не делал глупостей и практически не использовал магию, чтобы не привлекать лишнее внимание. И вот те на, такой облом. Он так старался все сделать правильно, ведь это всегда срабатывало, когда его заставляли делать вещи, которые он не хотел. В него пустили несколько заклятий, но, зная все правила побега, он снова уклонился, и заклятие пробило ещё одну дыру в стене сарая, что оказалось ему только на руку. Свернув налево, он нырнул в огромную, ещё дымящуюся дыру, надеясь, что сможет затеряться в ближайшем лесу, но, не рассчитав скорость, погряз в снегу и свалился. Он ударился головой о пожарный гидрант, прятавшийся под снегом. Рану на руке защипало, голова раскалывалась. Боль была сильной, но нестрашной. Он на секунду закрыл глаза. А когда вновь открыл, увидел две направленные на него палочки. Запоздалый закат ещё крутился в сумраке, но от боли перед глазами всё плыло, и своих обидчиков ему удалось разглядеть не сразу. — Мы поймали его, кэп, — прозвучал громкий девчачий голос. — Инкарцеро, — добавила девчонка, и он сглотнул. Крепкие верёвки словно выросли из его тела, сдавили грудь и связали руки и ноги. Он полностью лишился возможности двигаться, а палочка под давлением выпала из рук. Сдаваться было не время, и он вертелся, катаясь по снегу, и оставлял за собой кровавый след. Попытался встать или перевернуться, но только сильнее увяз в снегу. Холодные хлопья попали за ворот и набились в ботинки, а чужие палочки ткнулись под лопатки. Девчонка схватила его за шиворот куртки и мощным рывком чемпиона рукопашных боев подняла его на ноги. К сожалению, он не видел её лица, но пообещал себе, что убьёт её, как только снова придёт в себя в проклятом особняке. И кэпа этого убьёт тоже, хоть он и ни разу не слышал такое погоняло. А третьему сообщнику начистит рожу, причём без палочки, без волшебства, а своими руками или ногами. Это дольше, но зато больнее и унизительнее. Этот сообщник как раз стоял напротив него, держа в руке заветную волшебную палочку. Короткие светлые волосы напоминали лучи солнца на детских рисунках. Под плотной фиолетовой мантией прятался коричневый твидовый пиджак и штаны в коричнево-лиловую клетку. Парень уставился на него, разглядывая. Щурился, закрывал то один, то второй глаз и выглядел при этом невероятно глупо. Он что-то показывал жестами, не произнося ни слова, а девчонка, державшая его мертвой хваткой, похоже, что-то в этих жестах понимала. — Нет там ничего, — послышался ещё один голос, и снег за шиворотом уже не казался таким холодным. Голос был глубокий, звонкий и отчего-то до боли знакомый. Нисколько не похожий на голоса тех людей, что мучили его, но мозг закипал от его звука. Он даже бросил свои попытки вырваться, любопытство брало верх. — Только странное одеяло с проводом, куча магловских газет и банки от консервов. Может, тут живет обычный магл, и мы… Голос умолк, и он, прежде изучающий отпечаток собственного лица на снегу, поднял взгляд. Перед ним стоял высокий парень в синей мантии и глядел на него удивленно-испуганным взглядом. В его чертах было что-то знакомое: то ли мощная линия челюсти, то ли пронзительно-голубые глаза, а, может, это… — Нат, ты взгляни на него! — вскрикнул парень в синей мантии. — Это же Баки.