22 ноября
Никто не называл его по имени. Ни Стив, заглядывающий в его комнату каждое утро, чтобы узнать, как проходит адаптация к новым реалиям жизни. Ни Тони, который вместо приветствия хмыкал, сжав губы, и кивал, практически не глядя на него. Ни приходящая в гости по вечерам Нат, рассказывающая о всей тех глупых ситуациях, что случались с ними в школе. Ни уж тем более Клинт Бартон. Пока был в плену, он время от времени ворошил свою память, в попытках отыскать там принадлежавшее ему имя. Но каждый раз это испытание заканчивалось проигрышем, и он чувствовал себя так, словно искупался в грязи. Наверное, это было частью программы, которую похитители испытывали на нём и остальных пленниках, по условиям которой иметь собственное имя было чем-то запретным, вроде непростительного заклятия. Быть может, имя, которое каждый из них слышал с рождения, могло сломать все чары и помочь вспомнить прошлую жизнь. Может быть, имя — ключ к воспоминаниям, которые могли бы заставить всех пленников бороться. Тогда почему это не сработало с ним, когда за завтраком Стив показал ему плакат с объявлением о розыске? Почему знание собственного имени не дало Баки ровным счётом ничего? Никаких зацепок и мелькнувших воспоминаний, ничего, за что можно было бы зацепиться и размотать тугой клубок памяти в поисках не то истины, не то смысла, который он пытался вложить в свою жизнь. Большие чёрные буквы складывались в слово: «РАЗЫСКИВАЕТСЯ!», которые, как показалось Баки, то становились толще, то наклонялись, привлекая внимание. С чёрно-белой фотографии на него смотрел человек, который чертами лица очень походил на него самого, вот только таким — счастливым, улыбчивым, беззаботным — он себя не помнил. В глазах «плакатного» парня горел огонь, на губах застыла уверенная улыбка, и только лишь кончик носа дёргался, как будто он смеялся. Бездушный текст и глупые приписки Министерства искажали нормальное восприятие фотографии, превращая Баки не то в преступника, не то в психопата. РАЗЫСКИВАЕТСЯ! Джеймс Бьюкенен Барнс Пропал при странных обстоятельствах. Был одет в тёмно-синюю мантию с эмблемой одного из факультетов школы «Хогвартс». При себе имел волшебную палочку, кошелёк с монетами и бумажный пакет. Ведётся расследование. Его искали девять лет. Девять лет лучшие мракоборцы Министерства вели расследование, копались в деталях, изучали улики, но так и не смогли найти клетку, в которой его держали. Вместо того, чтобы сделать что-то по-настоящему полезное, что-то, что помогло бы мракоборцам найти его, Баки, и остальных и спасти от той страшной участи, которая упала на их плечи, они просто развешивали плакаты с его фотографией по всей Британии, в надежде, что всё разрешиться само собой. Весь магический мир знал, кто он такой. Знал не только его лицо, пусть сейчас в его чертах едва ли угадывалась та озорная улыбка и восторг в глазах, но и его имя, которое для него было чем-то новым и непонятным. Он ничего не сказал об этом Стиву, просто молча вглядывался в постер, пока наконец не выдохнул несколько слов. Глядя на фотографию строго, не моргая, он выпалил: — Ты — не я, — и, положив плакат на стол, тихо удалился к себе в комнату. Несмотря на то, что он узнавал себя на этой фотографии, как и на фотографии с гриффиндорской командой по квиддичу, Баки не хотел признавать, что этот улыбающийся парень и он — один и тот же человек. Глядя на улыбку, на счастливые глаза, он осознал, как же много он потерял. День близился к обеду. Солнце постепенно пропадало из виду, и его лучи едва касались поверхности оконной рамы, на считанные сантиметры проникая внутрь помещения. Баки сидел в круглом кресле, на его коленях лежал выпуск «Ежедневного пророка» за апрель прошлого года. Большой разворот занимала огромная статья с громким названием «ЗВЁЗДЫ ПРЕДСТОЯЩЕГО ЧЕМПИОНАТА ПО КВИДДИЧУ». За прошедшие пару дней, разбирая старые газеты, он словил себя на мысли, что статьи, касающиеся квиддича или другого магического спорта, откликаются странным, мутным чувством внутри него. Это чувство чем-то напоминало смесь волнения и страха и щекотало нервы. Он как раз приступил к чтению статьи с подзаголовком «ЛУЧШИЕ ПРИОБРЕТЕНИЯ ВАЛИЙСКОЙ КОМАНДЫ», когда в дверь постучали. Через мгновение в комнату заглянул Стив. — Можно? — спросил он, и Баки уловил в его тоне нотки неуверенности, как будто Стив чувствовал себя не в своей тарелке. Как будто он входил не в одну из комнат собственного дома, а пытался ворваться в жилище чужака. — Проходи, — Баки, свернув газету, кивнул и сел прямо. — Хотел узнать, как ты. Единственное кресло было занято Баки, поэтому Стив присел на край кровати и опустил плечи, словно не мог держать спину прямо, но даже так он выглядел напряженным. По правде говоря, напряжённым он выглядел всегда, во всяком случае в присутствии Баки. Это очень сильно бросалось в глаза, когда Стив нарочно принимал расслабленную позу, как делал сейчас, но тело его не слушалось, из-за чего он выглядел угловатым и ненастоящим, больше походя на куклу. — Это из-за плаката? — поинтересовался Баки и нервно сглотнул. И совсем не удивился, когда Стив, в очередной раз глубоко вздохнув, с сочувствием посмотрел на него. Этот взгляд был почти что константой, так что Баки не принял его ни на свой счёт, ни на чей-либо ещё. Наверняка, у Стива имелось море причин, чтобы так смотреть на всех вокруг, и вины Баки в этом не было. — Я поговорил с Вандой, — Стив сжал правую руку в кулак, левую — положил на колено, — и она чётко дала понять, что твоя реакция вполне нормальна и приемлема. О понятиях «нормально» и «приемлемо» Стив ничего не сказал. Что было странно, учитывая, насколько эти два слова непохожи как по написанию, так и по значению — всё равно как два разных мира людей — волшебников и маглов. Один из этих миров был для Баки если не родным, то нормальным. В какой-то степени этот мир казался ему надёжным и знакомым, в то время как другой, бывший когда-то домом, казался чужим, но не пугал. Баки его принял, просто потому что не имел иного выбора, и это решение он считал приемлемым. — Нормально не принимать себя? — хрипло спросил Баки. — Ты изменился, — Стив снова вздохнул, и в этот раз его вздох звучал ещё отчаяннее, чем прежде, — и стал таким, каким стал, отнюдь не по своей воле, Бак. Может, я и не специалист по мозгам, но за годы работы в качества мракоборца я видел множество сломавшихся людей, и поверь, ты не похож ни на одного из них. Ты ещё цел, и ты держишься. Тебе можно помочь, просто доверься нам. Доверься хотя бы нам с Тони. Для человека, пытающегося добиться желаемого, Стив производил не то впечатление. Его просьба звучала нелепо, словно он не понимает значение слова «доверие». Какое-то время Баки молчал, переваривая высказанную Стивом просьбу в попытке понять, для чего тот всё это затеял. Во взгляде Стива по-прежнему доминировало беспокойство, как в кротких движениях его пальцев, отстукивающих по колену беззвучную мелодию, но Баки не видел в этом ничего подозрительного, ничего такого, за что можно было бы зацепиться, чтобы расколоть сидящего перед ним человека и заставить рассказать всю правду: кто он такой на самом деле и почему ему так нужно, чтобы Баки был с ним откровенен. — То есть ты мне доверяешь? — тихо спросил Баки, пристально смотря на Стива. — Я пустил тебя в свой дом. С этими словами он поднялся с кровати и, пообещав сообщить о готовности обеда, вышел из комнаты. Дверь он закрыл плотно, и Баки не знал, была ли в этом жесте забота о его комфорте или Стив хотел, чтобы до этой комнаты не дошло ни одно слово, которое он скажет Тони, зайдя на кухню. Оставшись один, Баки снова взялся за газету. В поисках статьи про квиддич, он перелистывал страницы и цеплялся взглядом за имена: Тревор, Линда, Александра, Лоретта, Микки, Валентино, Анджела, Мартин… В прошлой жизни у него не было имени, только прозвище, больше походившее на кличку какого-то животного, но за годы в заточении он привык. Сбегая, он думал, что очень скоро всё изменится, что, вернувшись к своей семье и обретя свои корни, он получит имя. Вместо этого его окрестили очередным прозвищем, которое звучало глупо и неправильно, звучало так, как будто как человек — как личность — он и вовсе никогда не существовал. Но он никак не мог понять, так ли сильно этот факт его беспокоил или эти вызывающие тревогу мысли были лишь средством, помогающим не думать о чем-то более серьёзном и важном. Наконец найдя статью о квиддиче, он стал искать то место, на котором закончил чтение. Водя пальцами по словам и подзаголовкам, он наткнулся на фотографию, на которую прежде не обратил внимание. На чёрно-белом снимке была запечатлена целая команда игроков: все они носили спортивную форму, двое, ко всему прочему, держали метлы. С левого края стоял светловолосый парень, который широко улыбался и смотрел куда-то в сторону. Баки последовал за его взглядом: там, в углу фотографии из тени выглядывал ещё один парень, который явно не имел к команде никакого отношения. Переглядываясь с блондинистым игроком в квиддич, парень улыбался и мигом исчезал всё в той же тени маленького снимка. Баки и сам не понял, как так вышло, что он засмотрелся. Он изучал черты лица, едва парень появлялся на фотографии, и рылся в памяти в поисках подсказок, когда тот пропадал. То чувство, смесь страха и волнения, в этот раз подобралось к горлу, и он непроизвольно сглотнул. Ему нравилось, как это чувство щекотало заднюю стенку горла — так мягко, даже нежно, словно мягкое мороженое. Закрыв глаза, он попытался насладиться внезапно приобретенной легкостью, но под веками вновь вспыхнул яркий свет.***
За обедом Тони рассказывал последние новости о магазине волшебных палочек, в котором он работал. Из того, что Баки уже успел узнать, магазин достался Старку по наследству, и теперь он продвигал этот бизнес своими методами. Дела постепенно шли в гору, и Тони нуждался в помощнике, от должности которого Стив отказывался уже второй год. — Летом придётся работать без выходных, — сказал Старк, подтянув к себе тарелку с хлебом. — Там ведь самый пик продаж, а пока я единственный кормилец в семье, выбора у меня нет. — К лету всё ещё может измениться, — настоял Стив, не поднимая взгляда на своего мужа. Старк, проигнорировав колкое замечание, вытащил особенно большой кусок хлеба и макнул его в суп. И хоть Баки не имел большого опыта социальных взаимодействий, он видел, что этот конфликт, который и Старк, и Стив замалчивали, нарастал давно. Из того немногого, что уже знал о Стиве, он сделал вывод, что тот был готов помочь всем вокруг, в том числе и ему, но почему-то не двигал с мертвой точки самого себя, как будто помочь себе — преступление, за которое сажают в Азкабан без суда и следствия. Зацепившись за эту мысль и вспомнив их со Стивом разговор, Баки решил рискнуть. — Вечно он так, да? — сказал он, ни на что особо не надеясь. Для пущего эффекта он закинул в рот оставшийся хлеб и последнюю ложку томатного супа: образовавшаяся естественная пауза, по его мнению, должна была подстегнуть интерес. — Сам просит понимания, но не желает ответить тебе тем же. — Вот видишь, дорогой, — ехидно подхватил Тони, обрадовавшись поддержке, — даже Барнс всё понимает. Отложилась в его памяти твоя привычка вести себя как дитя малое. — Моя память тут не при чём. Просто он уже несколько раз пытался так меня обработать, когда я просил рассказать о деле, связанном с моим похищением, — Баки отодвинул тарелку, давая понять, что с обедом он закончил, и сделал вид, что собирается уйти. — Но от него я слышу только вопросы, а на свои ответы не получаю. — Стой, стой, стой, — воскликнул Тони, жестом велев Баки не двигаться. — Стив говорил, что это ты отказываешься ему помогать. — Я не отказываюсь. Просто он задаёт вопросы, на которые у меня нет ответов. В первую встречу, — теперь настала очередь Баки опустить взгляд в стол. Он чувствовал, что так будет правильнее для ситуации. А ещё так было проще говорить, — он пообещал рассказать о тех волшебниках, кто пропал в схожих обстоятельствах, но прошла уже неделя, а я так ничего и не узнал. — Я собирался заняться этим, но Ванда сказала, что нужно подождать пару месяцев, прежде чем начинать копаться в твоей памяти, — подхватил Стив и посмотрел на Тони. С минуту они переглядывались, и Баки поспорил бы на что угодно, что каждый их взгляд, каждая ухмылка и нахмуренные брови служили для них своеобразной азбукой, с помощью которой они общались. Тони выглядел недовольным, а Стив — виноватым, и ничем не отличался от того утреннего Стива, который вздыхал, сидя на краю его кровати. В конце концов оба взгляда упали на Баки, который только этого и ждал. Прежде, чем решить, стоит ли ему довериться этим двоим, он хотел понять, а доверятся ли они ему. Аргумент Стива, который разбил его утром, был сильным, но всё-таки Баки было нужно ещё одно подтверждение. Может, он выбрал неверную тактику и указал не на ту мишень, но ему хотелось, чтобы доверие строилось на его условиях. — Я попрошу Джарвиса принести кофе в твой кабинет, — сказал Тони. Стив кивнул. Через пятнадцать минут они втроём закрылись в кабинете. В этот раз все фоторамки на столе были подняты, но Баки не решился спросить об этом. Сев в кресло с левой стороны, он терпеливо ждал, пока Тони и Стив увлечённо рылись в бумагах и папках, тихо переговариваясь. Решив использовать это время с пользой, он пытался продумать тактику, чтобы не упасть в грязь лицом, но в голове было пусто, а желудок нервно сжимался, словно одно неверное движение или слово могли всё испортить. Наконец Тони, встав с другой от Баки стороны стола, выложил перед ним пять фотографий, из-за чего некоторые фоторамки пришлось сдвинуть. Ненадолго его взгляд задержался на этих рамках, и на губах расцвела улыбка. Он шепнул что-то на ухо Стиву, отчего тот покраснел, и Баки почувствовал, как съеденный на обед томатный суп хочет выйти наружу. Так что, схватив все пять фотографий, он откинулся на спинку кресла и принялся их внимательно рассматривать. Парня с первой фотографии он узнал сразу. Светлые волосы, широко посаженные глаза, широкий нос. Строение его черепа делало его похожим на младенца, но в остальном он выглядел вполне взрослым — едва ли старше, чем сам Барнс на фотографии с плаката «РАЗЫСКИВАЕТСЯ!». Сжатые губы, и без того тонкие, были едва различимы. На следующей фотографии был изображен парень постарше. Грубое, квадратное лицо, короткая стрижка-ёжик, серые глаза, в которые Баки вглядывался дольше, чем требовалось. Над губой с правой стороны виднелся неровный шрам, как будто от укуса корнуэльского пикси, отпечатки зубов которых походили на людские. Что-то во внешности этого парня казалось ему знакомым, поэтому Баки решил исследовать фото со всех ракурсов. Сначала он представил шевелюру черных волос, затем мысленно примерил бороду и попытался понять, как бы выглядел этот герой без бровей. Ни один из этих приёмов ему не помог, память как будто играла с ним в игру, правил которой он не знал. Он гадал, напрягаясь, и это не шло ему на пользу. Заболела голова, и Баки опустил предыдущее фото — фото Жука, напомнил он себе, ведь именно так они называли этого парня — и перекрыл этим снимком половину фотографии. Взглянув на левую часть лица, он всё понял и вздохнул. Протянул снимок, но ни Стив, ни Тони не обратили на него внимания: похоже, в интимной обстановке кабинета их либидо возрастало до невероятных значений, и всё, что они делали, это неловко пялились друг на друга, о чем-то перешептываясь. Он опустил снимок на стол. На третьей фотографии Баки увидел девушку. Смуглая кожа, кудрявые до плеч волосы, платье с узорами из роз и маргариток. Сглотнув, он отправил этот снимок на стол и положил поверх предыдущего. С четвертого фото на него смотрел рыжий мужчина лет тридцати. У него была глупая бородка, похожая на одинокую, подтаявшую сосульку, всё лицо усыпали веснушки, а на лбу над правой бровью Баки заметил родинку. Роясь в памяти и пробуя представить этого мужчину немного другим, он пришёл к выводу, что никогда его не знал, и положил это фото на пол, чтобы не перепутать с остальными. Женщина с пятой фотографии — блондинка с короткой стрижкой — показалась ему знакомой. Строгий взгляд, вздёрнутый, тонкий нос, маленькие глаза, под которыми пролегли тени от недосыпа. Баки её боялся. — Кто это? — громко спросил он, не глядя на Стива и Тони. Ему не нужно было видеть, чем они там занимались и как смотрели друг на друга, позабыв, как ещё полчаса назад готовы были ругаться, пока голос не сядет. — Почему, почему вы дали мне этот снимок? — Мне нужно связать воедино несколько преступлений, — Стив прокашлялся и перегнулся через стол, чтобы взглянуть на снимок. — Она пыталась ограбить Гринготтс, используя неизвестное заклинание. На твоем теле, как я помню, полно отпечатков таких заклинаний. Баки напрягся. Головная боль усиливалась, но он никак не мог оторвать взгляда от блондинки. Связь, построенную Стивом и Тони, он уловил сразу, и не винил их за это циничное предположение. Он сам рассказал о том, что с ним произошло, и о том, что его тело — кладезь улик, которых, возможно, им не хватало для раскрытия десятков дел. — Ты хочешь найти такой на мне? — он не смог заставить себя произнести слово «отпечаток», потому что считал это унизительным — быть картой для раскрытия преступлений, которых он не совершал. — Мне достаточно твоего слова, — сказал Стив, сев на стоявший напротив кресла Баки стул. — Если ты её узнаешь, значит она пользовалась услугами тех, кто держал тебя в плену. — Наверное, она была одной из первых, — после паузы начал Баки, отдавая фотографию женщины Стиву. — Когда случилось то ограбление? — Через три месяца после твоего исчезновения. Отпечатки её заклятий явно остались на его спине, но прятались. Под сотнями других или глубоко под кожей, которая впитывала в себя всё, что не наносило физический вред. Прикрыв глаза, Баки попытался не отвлекаться на вспышки и на мучившую его боль и рылся в памяти так, как будто это была огромная коробка со всяким барахлом. Из ниоткуда возникали странные образы — оборотни, краснолицые люди, мётлы и пустые комнаты — но он огибал их, как преграды на пути. Стив потряс его колено, и Баки открыл глаза. — Что скажешь об этих двоих? — спросил Тони, указывая на лежащие на столе фотографии. — Почему ты отложил их в сторону? — Они мертвы, — спокойно ответил Баки. — Роза погибла зимой пару лет назад. А Страйк умер за четыре года до этого от заклинания, которое сожгло ему половину лица. На несколько секунд Баки снова провалился в тот день: Страйк жил в соседней с ним клетке и его предсмертные крики были одной из причин, почему его ночные кошмары стали в разы хуже и страшнее. — Имена ненастоящие, — продолжил он и протянул Стиву фотографию парня с широким носом. — Это Жук. Он из новеньких — присоединился к нам прошлой весной, после смерти Розы. Рыжего, — он не стал поднимать фотографию с пола, а просто кивнул в её сторону, — я не знаю и никогда не видел. — Это Ленс, — объяснил Стив, — Ленс Грин. Наш подсадной. — Крот, что ли? — переспросил Баки. — Ага, крот. Может, и среди тех, кто был в клетках вместе с Баки, имелись кроты. Кто-то мог попасться, просто не зная, что из тех полутемных комнат нет выхода. Он никогда не работал в Министерстве, да и его жизненный опыт не позволял делал выводы, но уверенность в том, что если кто-то из мракоборцев и попытался пробраться под прикрытием к его мучителям, то либо был убит, либо стал одной из многочисленных жертв. Позже Стив показал ещё несколько фотографий — штук восемь или десять — Баки не считал. Кучка фотографий на столе пополнилась ещё двумя, а неизвестные лица больше не встречались. Но и это были далеко не все, кто погиб. В его воспоминаниях мелькали множества лиц, и в каждом он видел боль, страдание и отчаяние. Раз за разом он наблюдал за тем, как слабея от постоянных истязаний, пленники сдавались. Наблюдал, но держался, сам не зная ради чего. — Это не все, — сказал Баки, закончив сортировку фотографий. — И живые не все, и мертвые не все. Стив тяжело вздохнул. Тони, стоявший рядом с ним, положил руку ему на плечо, и тот в одно мгновение накрыл её своей ладонью. Баки, сглотнув, вернул свой взгляд к фотографиям. — Ты помнишь, сколько всего вас было? — мягко спросил Стив. В ответ Баки смог только помотать головой: он открыл рот, но слова застряли в горле. Чашка кофе, пусть и уже остывшего, оказалась невероятно кстати, и он залпом опустошил её наполовину. Неважно, каким кофе был на вкус — такие мелочи давно его не заботили. Ему нужна лишь доза кофеина, чтобы привести себя в чувства. Оставшийся напиток он допивал медленными глотками под чутким наблюдением Стива. Он не ловил его взгляды, не замечал, чтобы тот пристально следил за каждым его движением, но чувствовал ненастоящие ожоги на коже, совсем как в той тёмной комнате, изредка освещаемой вспышками заклятий. Может, его жизненный опыт и сводился к пребываю в клетке и бесконечной боли, но кое-что из этого заточение он вынес. Наверное, такие же уроки получают животные, живущие в магловских зоопарках. Несмотря на вечную темноту и попытки мучителя действовать скрыто, он научился понимать, когда его изучают и когда за ним наблюдают. И Стив наблюдал. Внезапно Стив пихнул ему в руки ещё одну фотографию: совсем молодая девушка глядела на его своими синими глазами и улыбалась. Её светлые волосы были убраны в косу, неровная чёлка скрывала брови. Поверх лёгкого топа была накинута клетчатая рубашка в зелёных цветах. Баки нахмурился. Ему понадобилось время, чтобы, собравшись с силами, сказать хоть слово. — Мы зовём её Бледная, — прошептал Баки, не заметив, что использует настоящее время, что говорит так, как будто он всё ещё там, всё ещё с ней и остальными. На секунду Баки показалось, что он услышал вздох облегчения. Но тут же понял, что не знает, кому этот вздох принадлежал: ему, Стиву или Старку. Голова заболела ещё сильней. Пальцы задрожали, и он понял, что выпил лишку кофе. Попытавшись подняться с кресла, Баки не удержался и упал обратно, как детская игрушка. — Давай, я отведу тебя в комнату, — тихо сказал Стив и взял его под руку.