Опустевшая Башня Кельвина Крокуды

— Па, он здесь. Сколько чашек ты уже выпил? — Две? — Семнадцать. Норли, отбери у него очередную. — Я в порядке. — Ты буквально лежишь на полу в коридоре уже третий час с восемнадцатой чашкой кофе и смотришь на светлячков. Кельвин, я всё понимаю, мне тоже не по себе, но… — Вы заметили, как тихо стало в доме теперь? — сказал я надрывно. — Как пустынно? — Папа, в доме всегда пустынно. Это большой дом. — А как стало особенно пустынно, — настаивал я, сурово сверля подозрительно покрасневшими глазами потолок. — Как особенно тихо… — Ну, поскольку Кайрус Марвелл — самый тихий из местных обитателей, я полагаю, что скучаешь ты по… — НЕТ, — рявкнул я, поднимаясь. Я сердито отобрал у Норли свою восемнадцатую чашку кофе и ткнул в Вереда и Норли своим укоризненно указующим перстом, как какая-нибудь сумасшедшая ведьма, обитающая в пещере (полагаю, что вид у меня, кстати, был соответствующий, в любимом свитере Вереда, с встрёпанными волосами с какой-то красной лентой на боку (она постоянно лезла мне в глаза, когда я поворачивался), бешеным взглядом и джинсами в пыли). — Я ни по кому не скучаю! Я просто сказал, что в доме теперь тихо, раз мы теперь живём здесь втроём, вот и всё! Может, я имел в виду, что нам обязательно надо поселить здесь женский хор какого-нибудь… Учреждения, — я взмахнул руками и расплескал кофе, но мне было абсолютно наплевать. Глубокая тоска пробралась в моё сердце и делала меня неуправляемым и полумёртвым. — И вообще, у меня выходные. Как хочу, так и провожу их. Ясно? — Ясно, — флегматично сказал Веред. — Чего ж неясного, — он спокойно вырвал из моей ослабевшей руки кофе. — Пойдём, Норли. Я трагично прочапал к подвалу, на ходу подхватывая плед, который бросил несколько дней назад на пол. Плед постоянно дико смешил Вереда, которому нравилось, как изменяется физиономия довольно трагичной и без того коричневой кошки. На глаза мне попался полностью заваленный вещами подоконник на втором этаже. Новогодняя пластиковая ёлка, книги, постиранные вещи, которые Кай так и не успел разобрать до их спешного отъезда из больше не общего дома, даже горшок с каким-то погибшим цветком. «Что, сидеть на подоконнике в пледе будешь и трагично думать обо мне? — вспомнилось мне. — Да знаю я наши подоконники, их не разгребёшь». ХХА, подумал я, сгребая всё с подоконника вниз и забираясь наверх. В плед завернуться получилось только с четвёртой попытки — и в нём же я едва и не рухнул вниз, но удержался, сидя мрачно, как нахохлившаяся птица. Кофе у меня так и не получался, а на кухне теперь дежурил Веред, поэтому я сотворил себе чашку какао и угрюмо уставился в окно. Башня опустела с их отъездом. Их больше не было. Обычно в это время мы с Каем шли работать в теплицу. Я так привык к тому спокойствию, которое я чувствовал рядом с ним — как прижиматься к тёплому стволу дерева. Он всегда работал так ладно, в одном и том же ритме — мы поливали растения, и этот запах зелёных томатов и влажной земли заполнял теплицу очень быстро. Я любил смотреть на его руки украдкой — такие широкие шероховатые ладони. Кай весь был как будто шероховатый, справный, стабильный в мире нестабильности, незаметный в нашем доме, как скрепляющий всё внутренний шуруп. Я привык к тому, как розовеет от тепла его кожа, как остаются капельки пота на лбу и сползают на веснушчатый нос, как темнеет футболка под мышками, как рыжие волосы прилипают ко лбу, а борода немного темнеет. Мы почти не разговаривали, пока работали, но это было невероятно медитативное занятие, и я не представлял себе никого, кроме него, рядом с собой в это время. И мне требовалось это время. Сейчас теплицей занималась Норли после того, как вчера она увела меня оттуда: зацвёл жасмин, который мы так ждали, и я понял, что Кай это, наверное, уже не увидит. А Жойнэ… Я вздрогнул и торопливо ткнулся носом в кружку, которая медленно начала солонеть. Это было невыносимо. Безобразие. Я же пытался стать выносящим всякую ерунду. Непонятно, с какого перепуга я снова стал невыносящим и, должно быть, достаточно невыносимым для домашних. Хотя условно выносимым: вчера вечером я так разревелся перед туркой, что Вереду пришлось выводить меня на улицу и умывать снегом. Не знаю, считается ли это за выносимость. Запишу в резюме: выносим на снег. Вообще-то, первые полторы недели я был не такой тряпкой. А скорее тряпкой, которую сначала намочили и выставили на мороз. То есть, до определённого момента я сохранял форму Кельвина Крокуды, шутил по поводу их полноценного отсутствия с остальными и чувствовал себя достаточно замороженным. А потом я как-то зачем-то отогрелся и моментально растёкся лужей по полу. И как себя приморозить обратно в форму адекватного человека, пока не очень представлял. Возможно, выносить на снег меня нужно было на более длительный промежуток времени. Вы представляете, каким адом может быть иногда отсутствие присутствия, когда ты привык к присутствию присутствия? Ай, ладно, ничего страшного, переживу, не маленький. — Они такие хорошие! — взвыл я Вереду в ухо. — Я понимаю, — терпеливо сказал Веред, обнимая меня. — Но ты же знаешь, что их отъезд был необходимой мерой. Никто в этом не виноват. — У Кая веснушки такие хорошие… — Ты мне уже минут пятнадцать говоришь только про Марвелла. То есть, ты совсем не ску… — НЕТ, — рявкнул я, высвободился из объятий и снова трагично завернулся в плед, как правящая королева в церемониальный плащ. — Как ты мог так подумать. И пошёл заварить себе кофе и посмотреть на светлячков, которых кто-то там сотворил, кто вообще, не помню толком. Совершенно без задней мысли. — А разве это не любимая книга… — покосилась на меня Норли. — МНОЖЕСТВА ЛЮДЕЙ В МИРЕ, — ответил я, делая страшные глаза. — Множество людей любят эту книгу. — А, ну понятно, дело совсем не в том, что ты скучаешь по… — Я не скучаю, — сказал я с жуткой мордой. Не понимаю, что они все постоянно пытаются мне сказать. — Я просто сел почитать. Книгу. Которая нравится разным людям. Отличная книга. — Полагаю, ты настоящий новатор чтения, — согласилась моя дочь примирительно. — Большую часть того времени, что мы тут сидим, ты просто обнимаешь эту книгу. — У неё просто приятная обложка, — огрызнулся я. И аккуратно погладил книгу по корешку. Дверь хлопнула, и я вздрогнул, вскочил с пола коридора и заметался, собирая пустые чашки кофе в плед, а потом приглаживая волосы и стараясь выпрямить погнутые очки. — Сумки у нас возьмите! — крикнул Кайрус весело. Неторопливо я, человек, который полтора месяца занимался своими делами и практически не вспоминал о своих партнёрах и друзьях, которые уехали срочно заменять преподавателей на безумно занятой практике в Школе, показался им и, дружелюбно улыбаясь, сошёл по лестнице вниз. — Как поработали? — светски спросил я. — Отлично, мастер Крокуда, — ответил Кай, улыбаясь и протягивая сумки. Я почти схватил их, но тут он со смехом обнял меня и закружил в воздухе — ух, сильный же человек вырос! — Хехе, Кельвин, я соскучился. — Я тоже, — признался я и рассмеялся. — Ставь меня обратно! — Крокуда, — коротко кивнул мне Жойнэ. Он выглядел слегка бледноватым. — Жойнэ, — кивнул я, подхватил сумки и потащил их наверх. Когда я уже почти завернул за угол, я обернулся и увидел, как Веред с Каем обменялись рукопожатиями, а потом посмотрели на нас с Жойнэ, обменялись странно понимающими взглядами и закатили глаза. — Крокуда, почему у нас в конце коридора лежит плед с чашками из-под кофе? Ты что, СКУЧАЛ по мне? — Невыносимо, — язвительно откликнулся я. — Что мне, делать больше нечего было, как о тебе вспоминать, что ли?