Liminality

      Листья деревьев шелестели над головой, ветер пронзительно свистел в ушах, а посреди черного неба неизменно висел бледный месяц. С каждой стороны, из-под каждой моховой коряги, сгнившего дерева, даже из-под земли доносился странный омерзительный звук – как будто бы копошились сотни червей. Словно он вдруг забрел на старое, давно заброшенное кладбище, где нельзя было понять, на простой земле ты стоишь или на чьих-то костях. Стиснув зубы и стараясь не думать об этом, Зеницу продвигался вперед, согласно плану. Где-то здесь прятался демон, которого нужно было непременно обезглавить. Но враг не показывался, а слух начинал подводить. Звуки говорили юноше так много, что он не мог разобраться в этой информации. Точно порождение ночи было самим воздухом, землей и окружающими предметами. «Это невозможно! Я просто не могу обнаружить его и поэтому надумываю себе всякие небылицы! Танджиро надеется на меня, я не могу позволить себе оплошать! – снова и снова повторял про себя мечник-истребитель, бегом продвигаясь вперед по ночной чащобе. – Почему он не нападает? Притаился и ждет?.. Я не могу сдаваться! Только не теперь! Иначе он будет думать, что я слабый и никуда не гожусь! Что я даже слабее хрупкой женщины!» Он в один прыжок преодолел раскинувшийся на его пути сырой овраг и помчался дальше. Кривые фигуры деревьев уже не так сильно пугали, чем когда он увидел их, только придя в этот лес.       – Да пойми ты, наконец! Мы, можно сказать, вымирающий вид! Никого из них – я не оставлю никого из них! Буду защищать, блестяще рисковать своей жизнью, переверну весь этот мир верх дном, если потребуется! Они – мои жены. И каждая дорога мне. А ты не понимаешь, о чем говоришь, пацан.       – Это я-то не понимаю? – вдруг заговорил он с самим собой. От звуков собственного голоса в этом странном лесу становилось чуточку легче. Страх совсем расползался по углам его сознания, и Зеницу даже посетовал на себя за то, что не догадался об этом простом способе преодолении страха раньше. Приободрившись, он обратился к своим мыслям вновь. – Кто и чего еще не понимает! Безмозглый дурак! Тупой балбес! И угораздило же меня!..       – Я-я… я люблю тебя, Узуй-сан! Прекрати относиться ко мне, как к надоедливому ребенку! Ты даже не представляешь, каково это, когда человек, которого ты любишь, тебя даже всерьез не воспринимает…       – Зачем я вообще сказал ему все это?! – в отчаянии взвыл Агацума, чуть не поскользнувшись на влажных листьях, в своих мыслях даже не обратив внимания, что влага, в которой он инстинктивно признал росу, была темного алого цвета. Драгоценные камни, золото, блеск, сияние, сила, высокомерие, гордыня, решимость, Тенген. Как бы юный мечник ни проклинал его мысленно, какими бы последними словами ни обзывал, но избавиться от этого пышного, сверкающего образа, прочно осевшего в голове, никак не мог. Страшный грохот от взрыва фейерверка, красота от разлетающихся по небу искр как части одного целого – характер и внешность, соединившиеся в этом поразительно высокомерном, но прекрасном человеке. Парнишка схватился за голову, едва только в памяти проявилась знакомая самодовольная улыбка. – Нет! Я совсем-совсем не люблю его! Он мне даже не нравится! Ненавижу таких типов!       – Зеницу…       – Нет! Не зови меня по имени! Я тебя терпеть не могу! – вокруг него никого не было, и этих воплей слышать тоже никто не мог. Агацума верещал во все горло, отнекиваясь от чего-то, просил замолчать говорившего в собственных мыслях хашира. Признаться, что от того, как Узуй произносил его имя, у него все внутри таяло и текло? Равносильно втаптыванию остатков своей гордости в придорожную грязь. Даже если не принимать в расчет все достижения на службе, звание хашира и прочих фактов мутной биографии Тенгена – у этого состоявшегося мужчины было три жены. Три прекрасных женщины ждали его возвращения, готовили вкусную еду, стелили чистые простыни и ложились на ночь рядом, нежными руками обнимая с трех сторон. Мечник-истребитель, запнувшись за торчавший из земли корень, ударился плечом об ствол сухого дерева, но, не обратив внимания на незначительные болевые ощущения, продолжил бежать, отчаянно замотав головой. – Нет! Хватит! Хватит! Не хочу я об этом думать!       – Блестяще… И когда ты только успел… Почему до этого молчал? У тебя что, язык бы отсох сказать мне это?       – А как будто тебя это волновало бы! И не надо делать вид, что дело до меня есть! Самодовольный индюк! Не надо!.. – он снова споткнулся, едва ли не угодив в сырую землю лицом. Многократно усилившийся странный звук копошения червей он уже не слышал и не хотел слышать – позабыл даже о том, зачем он был в этом лесу, зачем бежал, сжимая спрятанный в ножнах меч. Ни одна мысль не могла удержаться в его голове, если он вдруг начинал думать об Узуе. Напыщенный хашира с великолепными данными занимал все его мысли дни и ночи напролет. Потому что, каким бы грубым он ни был, что бы из себя ни строил, он продолжал звучать чисто и громко, влюбляя в себя пугливого плаксивого юношу все больше и больше. – Не надо давать мне надежду своим фальшиво взволнованным видом! Этим беспокойным тоном!.. Я не поведусь больше! Я разлюблю тебя, дурак! Обещаю!       – Стой, Зеницу! Куда ты так блестяще мечешься? Какой идиот заводит такие блестящие разговоры, не сказав самого главного?! А ну послушай меня, тупица!       Впереди стала виднеться какая-то открытая местность, залитая колючим лунным светом, и Агацума, в скором времени выбравшись туда, изнуренно упал на колени, плотно стиснув челюсти. Пальцы от бессилия зарылись в свежую, только взрыхленную землю. Фразы последнего разговора сменяли одна другую, весь диалог прокручивался в мыслях, словно пленка кино, которое он видел всего-то пару раз в жизни. «Я знаю, что он хотел мне сказать… Я не хочу снова быть одиноким! И пусть мне не везет: ведь люди, в которых я влюбляюсь, в конце концов, оставляют меня… Не хочу слышать снова одни и те же слова…» – он крепко зажмурился и ощутил, как с его щек на тыльную сторону ладони упало несколько едва теплых капель.       – Не хочу… чтобы в груди снова болело… – всхлипнул Агацума. Через форму он почувствовал, как что-то защекотало его колени: сначала одно, а потом другое. Что-то двигалось под ним, отчего рыхлая земля сверху тоже перемещалась. Юноша открыл глаза, глянув вниз, между своих колен. Дорожка из свежей земли быстро ползла дальше, к нему, а он только крутил головой, пребывая в полном непонимании. Крупицы земли ссыпались так завораживающе, что оторваться от этого зрелища было трудно. Любуясь этим таинственным перемещением, Зеницу вдруг увидел вторую движущуюся дорожку, совсем близко, и третью, и четвертую. Точно маленькие кроты, ползающие близко-близко к поверхности, розоватыми кожаными носиками буравящие землю. Мечник-истребитель даже улыбнулся, представив их воочию. – Маленькие слепыши. Ищите что-то, да? Мы с вами так похожи, кажется…       – Маленький слепыш, а что ищешь ты?       Зеницу, не поверив своим ушам, резко вдернул голову и замер, почувствовав, как задрожали пальцы. Драгоценные камни поблескивали в свете одинокого месяца, лицо было бледным, а улыбка теплой – она предназначалась ему, Агацуме, и никому больше. Хашира Звука, легким движением сняв с себя повязку и вытащив ленту, стягивающую волосы, вдруг стремительно опустился перед юношей на колени. В этот миг Зеницу почудилось, будто что-то коснулось его зарытых в землю пальцев – снова щекочущее ощущение лизнуло ладони, сначала одну, а потом и вторую. Но занятый благоговейным разглядыванием любимого лица, залитого бледным светом, юноша даже внимание на это обращать не стал, позабыв обо всех розовых носах и маленьких пушистых комочках.       – Узуй-сан…       – Да, – тонкие губы разошлись в улыбке, а большая холодная ладонь коснулась пунцовой щеки Зеницу. Чувствовать это было непривычно, но парень, дыша через раз, все же наслаждался каждой секундой. Кто знал, что нашло на этого человека – в нем было много всяких сюрпризов. Хотя чем больше Агацума общался со старшими по званию, тем больше убеждался: у каждого хашира в голове обитал свой вид насекомых. Грубые подушечки пальцев мимолетно прошлись по его губам, вытаскивая из размышлений. – Хотел меня увидеть? Я пришел, мой маленький слепыш.       – Н-не называй меня так!.. – Агацума наклонил голову, стесняясь своего покрасневшего лица. Он ничего не мог с собой поделать: от решительных прикосновений Тенгена у него в животе начинали роиться бабочки. Как он понял, что Зеницу здесь? Как нашел его, ушедшего на задание? Мысли в светлую голову внезапно осчастливленного парнишки приходили самые разные. Демон, Танджиро и задание сегодня подождут – Узуй-сан никогда не был с ним так ласков, чтобы теперь Зеницу упускал этот шанс.       – И как ты хочешь, чтобы я тебя называл?       – Как обычно… Зеницу…       – Хорошо, мой Зеницу, – снова улыбка, от которой у Агацумы внутри все радостно затрепетало. «Мой. Мой. Мой! – проносилось в его мыслях вновь и вновь, и щеки начинали гореть сильнее. – Я ничего не понимаю – мысли не вяжутся в его присутствии! И в голове шум сплошной… Еще и сердце стучит как сумасшедшее! Лишь бы только глупо не выглядеть!» Руки хашира щелкнули верхними пуговицами на его форме, уверенно расстегивая ее под недоуменный взгляд парнишки. Едва Зеницу захотел заикнуться и спросить, что они, собственно, делают, как холодные пальцы метнулись к его губам, раздвигая их и протискиваясь во влажный рот. Они очертили коронки зубы, провели по щекам изнутри и, надавив на язык, направились дальше в горло. Не ожидавший такого Агацума вздрогнул: открыть рот шире он не никак не мог, а от засунутых в самую глотку пальцев его начинало тошнить. Лиловые глаза с прищуром улыбались ему и смотрели глубоко внутрь, точно кожу сдирали, разворачивая душу наизнанку. У парня аж холодок прошелся по хребту – такая настойчивость Тенгена его пугала. В конце концов, он крепко вцепился в чужую руку пальцами, попытавшись заставить хашира ее убрать. И тот позволил. Когда пальцы, смазанные вязкой слюной, покинули его рот, к Агацуме вернулась возможность свободно дышать – он втянул ртом кислород изо всех сил, пытаясь сдержать порыв тошноты, чтобы не терять лицо перед человеком, которого обожал. Тенген опытней, ему виднее, он знает, что делает. Но зарождающийся от его действий страх не исчезал.       – Я-я... еще не умею ничего, – робко подняв на хашира Звука глаза, оправдался Зеницу, стискивая свое желтое хаори дрожащими руками. Мужчина на его слова только заулыбался шире, аккуратным жестом убирая мешающие волосы ему за ухо. От этого Агацума совсем засмущался и, не выдержав, поддался вперед, в чужие руки. Ему было совсем не важно, что вокруг них по-прежнему двигалась рыхлая земля, а окружающие эту лесную поляну деревья шебуршали и извивались, выставляя многочисленные кривые ветки в стороны. Его интерес заканчивался одним человеком, который в эту минуту руками удивительно быстро шастал по всему его телу, дергая плотную ткань формы и намереваясь избавиться от нее. – Узуй-сан!.. Я тебя не послушал тогда… Так расстроился, что ты меня отвергнуть хочешь… Я тебя не разлюблю! Я на все ради тебя готов!       – И я готов, – проговорил тот, впившись в чужую шею и сильно всасывая тонкую кожу, отчего Агацума в голос застонал и совсем навалился на мужчину всем телом, скрестив руки у него за спиной. От поцелуев такой страсти парнишку будто бы покидали все силы – казалось, что по телу циркулирует вовсе не кровь, а какой-то вязкий нектар. Треск разорвавшийся ткани хаори тоже не удивил мечника-истребителя. Он только слабо улыбнулся, накрутив на палец прядь серебристых волос, и мягко укорил нетерпеливого хашира.       – Ты мог быть и поаккуратнее, Узуй-сан. Я никуда от тебя не убегу…       – Я лишь перестраховываюсь, – опрокинув парнишку на землю и властно нависнув над ним, Тенген грубо втиснулся между его ног. От таких действий застенчивый Агацума совсем разнервничался, испытывая некоторую неловкость. Малиновые глаза смотрели на него жадно и с такой прожорливостью, как будто хашира не ласкать его собирался, а разом проглотить. В стороне что-то блеснуло золотом, отвлекая Зеницу от разглядывания бледного улыбающегося лица – его катана лежала в пяти метрах от него. «Я ее там оставил? Когда это… – вдруг подумалось ему. – Кажется, совсем мозги загустели – я и правда растяпа, наверное…» Но в этот момент Узуй наклонился к нему, вытянув шею как-то совсем неестественно: чужой язык коснулся подбородка, поднимаясь до самых губ, и Зеницу позабыл о своем клинке. – Мой Зеницу.       – Я с-стесняюсь… Можно просто «Зеницу», – смущенно поправил его парень, руками обвивая крепкую шею. – А вот еще… М-можно я тоже буду называть тебя по имени?.. Твои жены тебя любят и зовут по имени, и я люблю… Не хочу им уступать, чтоб ты знал!       – Мой Зеницу… – снова повторил хашира, широко распахнув малиновые глаза так, что Зеницу показалось, будто еще немного и глазные яблоки попросту выпадут из глазниц. Тенген голодно смотрел прямо ему в глаза, и внутри что-то как будто щелкнуло – Агацума вжался спиной в рыхлую землю и снова ощутил, как под ним что-то стремительно вертится. Лес вокруг зашумел, ветки деревьев заизвивались, и мечник дыхания Грома вскрикнул от ужаса, когда одно из деревьев вдруг изогнулось, рухнуло на землю и быстро поползло. Из земли то тут, то там проклевывались какие-то темно-бордовые ростки: они гнулись и извивались, тянулись выше и выше, пока, наконец, не падали на землю и не уползали прочь. Руки Тенгена, словно хитиновые, накрепко вцепились в тонкие запястья Зеницу. В стопы, в колени и в бедра тоже что-то впилось. Бледная кожа Узуя стремительно темнела, делаясь наполировано-блестящей. К искаженному ужасом лицу парнишки протянулись две длинные почерневшие пряди, ставшие похожими на гладкие сяжки. – Мой Зеницу… мой маленький слепыш…       Высокое небо задвигалось, полностью почернело, вырезав одиноко висевший месяц и сбросив его в небытие. Все вокруг шевелилось, земли было не видно из-за копошения множества продолговатых туловищ, кругом завязывались узлы, двигались сотни черных ножек. Обвитый кольцами блестящих хитиновых тел Зеницу перестал исступленно кричать, ощутив, как в ногу впилось что-то острое, будто два каких-то крепких шипа. И уже тогда сяжки, старающиеся проникнуть ему в рот, и громадное извивающееся вокруг него тело перестали его волновать. Все исчезло.       – Узуй! Это странное чувство! Ты это ощущаешь? – маневрируя между толстыми стволами деревьев, легко перепрыгивая через торчащие корни, хашира Пламени стремительно несся вперед. Где-то под самыми кронами деревьев бесшумно, но с молниеносной скоростью перемещался его боевой товарищ, скрытый тенью листвы. – Под землей как будто бы что-то движется!       – Да. Полагаю, мы уже близко, – сдержанно произнес мужчина, отталкиваясь от толстой ветви и оказываясь в воздухе. Дрожащие от гнева и волнения руки уже невольно тянулись к рукоятям клинков – он испытывал сильное желание взрыть всю землю в этом странном месте. Оба новобранца, подающие большие надежды, посланные сюда на поимку демона, угодили в западню, как сообщали вороны. Насмешка судьбы, что ими оказались тсугуко хашира Пламени и тсугуко хашира Звука. «Зеницу… – обращался к пареньку Тенген в своих мыслях, и в груди от беспокойства испуганно трепыхалось сердце. – И как тебя угораздило только?.. Черт! Почему именно он?!» Очередная ветка дерева с пронзительным треском обломилась под его ногами. Внизу Ренгоку метнулся в сторону, чтобы избежать удара от ее падения, удивленно вскидывая голову кверху. Хашира Звука сдерживал гнев из последних сил.       Стволы деревьев редели, мечники приближались к открытой местности, и через несколько прыжков листва выпустила Тенгена в залитый остывшим серебром перепаханный овраг. Кёджуро выскочил из ночного леса следом за ним и сразу же почувствовал, как ноги провалились в рыхлую землю. Непонятное предчувствие, которое вело их к этому месту, не обмануло: в рыхлой земле образовавшегося оврага переплетались между собой поблескивающие в лунном свете хитиновые тела, ползающие друг по другу туда и сюда, теряясь меж поваленных деревьев. Некоторые их них были неподвижны, точно черные размахрившиеся веревки застывшие среди горстей земли и сухих стволов.       – Что это такое? – удивленно проговорил Ренгоку и еще раз обвел глазами эту ожившую яму.       – Просто омерзительно, – хашира Звука скривился в отвращении, но едва только его взгляд зацепился за разодранное желтое хаори, мужчина напрягся и молниеносно обнажил оба клинка. – Не может быть! Зеницу!       Высоко над землей, связанный кольцами тел гигантских сколопендр, обвившихся вокруг его шеи, рук, ног, талии и бедер, висел Агацума, находившийся без сознания. Тело и лицо местами было в отеках, на открытых участках кожи были видны некровоточащие укусы. Ни минуты не сомневаясь в своем решении, Узуй кинулся в гущу мерзких блестящих тел, перебирающих длинными ножками, и это черное море вздрогнуло, мгновенно вскипая. Сотни насекомых бешено завозились, ринувшись в разные стороны – сверкающие лезвия резали темно-бордовые тела стремительно, пахучий секрет, выплескивающийся из разрубленных туловищ, сеялся на землю. У Тенгена от этого запаха жгло слизистую глаз и носа, но он не останавливался, используя умерщвленных сколопендр как трамплины для прыжков. Казалось, точно он видит знакомых товарищей и близких людей вокруг – хашира готов был поклясться, что заметил справа от себя испуганные лица Макио, Сумы и Хинацуру. «Это определенно магия крови! – соображал Тенген, сопротивляясь и не позволяя собственному сознанию повестись на этот обман. – Запах жидкости из их тел просто невыносим! Эта тварь что, галлюцинации вызывать может?» Но вид схваченного парнишки, безвольно висевшего в живом клубке извивающихся насекомых, не позволял Узую опустить клинки и прекратить рубить этих мерзких существ.       – Зеницу! Очнись, Зеницу! Я здесь! – еще не подобравшись к мечнику, закричал он, тыльной стороной ладони вытирая забрызганное соками насекомых лицо. – Как ты посмел попасть в такую блестящую передрягу?! Идиот! Как только я вытащу тебя!.. Ты ярко получишь!       – Камадо, мальчик мой! – послышался голос оставшегося на земле Пламенного хашира. Какое-то шестое чувство заставило Узуя в этот момент обернуться на товарища: обрадованный Кёджуро, убрав меч в ножны, со всех ног спешил в сторону гигантской сколопендры, превосходящей других по размеру. – Ты тоже угодил в эту ловушку? Ничего! Сейчас все выберемся!       – Ренгоку! Ярко очнись! Неужели ты не видишь, что перед тобой?! – на крик Тенгена тот замедлил шаг, изумленно посмотрел на своего товарища и снова перевел глаза на стоявшего недалеко мечника-истребителя. Это был Камадо Танджиро. Его Камадо Танджиро! Юноша был бледен, но все же улыбался ему, протягивая к хашира свои руки. И на лице последнего растянулась счастливая улыбка, а предостережение Узуя странным образом выветрилось из головы.       – Ренгоку, – произнес мальчик Камадо, – вы пришли.       – Как я мог оставить своего тсугуко в беде! Ты не ранен? Тут полно этих тварей – возможно, это магия крови скрывающегося демона! Будь начеку!       – Да, Ренгоку. Я рад, что вы не оставили меня, не убежали. Теперь вы защитите меня, – в холодном свете месяца его глаза сверкнули странным блеском, и Кёджуро застыл, не дойдя до него пары метров. Громко лязгнул раскаленный клинок, и иллюзия рассеялась – перерубленный пополам и опаленный пламенем Танджиро завертелся и распался на две части одного огромного насекомого. Без колебаний хашира пригвоздил своей катаной все еще двигающуюся часть сколопендры к земле, а потом выпрямился и оправил свое хаори. Выдохнувший с облегчением Тенген со всей силы отвесил пинок одной из пытающихся подобраться к нему многоножек.       – Дубоголовый Ренгоку! Безмозглый тупица! Блестяще повестись на такой дешевый трюк! Простак! – выкрикнул ему Узуй, не прекращающий резать ногочелюсти ползущих к нему тварей. Однако все ругательства остались Кёджуро проигнорированными.       – Камадо никогда бы не попросил меня защищать его! А значит, это не Камадо! Как вы посмели тронуть моего тсугуко? Куда вы дели его?! Я не позволю причинить ему вред! Дыхание Пламени!       Яму тотчас же охватил яркий огонь, и насекомые задвигались еще быстрее, мечась от ослепительного света и плещущегося жара. Узуй на этом завораживающем зрелище не задержал свое внимание: перерубив держащие парнишку верткие туловища беснующихся многоножек, он схватил на руки его безвольное израненное тело, осторожно прижимая его к своей груди, и камнем ринулся к земле, окутанной ревущими языками пламени.       – …виноват, что так вышло! Мне очень жаль! Простите!       – Тссс, все хорошо. Ты отлично продержался до нашего прихода.       – Н-но я же подвел вас! Я не могу быть вашим тсугуко! Оставаться рядом с вами! Я не достоин! Не достоин вас!       – Твои слова сейчас больно бьют меня, мальчик мой. Я не отпущу тебя. Успокойся, все уже позади.       – Н-но…       В этих наполняющих помещение шебуршаниях Зеницу различал взволнованный голос Танджиро, звуки поцелуев, приглушенные причмокивания, шорохи одежды и горячие вздохи, полные страсти. Он ощущал, что лежит уже не на рыхлой земле, а на мягком футоне, заботливо укрытый одеялом, прижимаясь спиной к чему-то горячему. Дышать было немного тяжеловато, и тогда мечник приоткрыл глаза, увидев перекинутую через себя большую руку с аккуратными разрисованными ногтями. Сердце забилось учащенно. Но в этот момент шепот, раздающийся откуда-то сзади, стал громче.       – Ренгоку-сан!.. Подождите немного… Мы ведь не одни здесь…       – Мы будем вести себя тихо, Камадо.       – Но что будет, если я не смогу?..       – Сможешь. Я уверен, что ты сможешь.       «Ну уж дудки! Вы и так нисколько спящих не стесняетесь! Тихо они будут… – про себя влез в чужой разговор Агацума и заверетелся на футоне. Спиной он чувствовал подтянутый живот Узуя, его крепкую грудь, больше всего в этот момент желая развернуться и крепко обнять хашира. Ведь тот сам лег с ним на один футон. Но почему они спали вместе? Зеницу смутно помнил, как они встретились – в памяти ярко отпечаталось лишь то, как Тенген несколько помятый, перепачканный в чем-то, нес его на руках. Он еще посмотрел на него так… Парнишка, поймав его взгляд, вдруг осознал, что теперь ни за что не слезет с чужих рук – не отпустит Узуй-сана. А может, они и спали вместе, потому что Агацума отказался его отпускать? Но как тогда Танджиро с Пламенным хашира оказались с ними же? – Что важнее, чем они там заняты! Повернуться бы незаметно…»       – Проснулся? – в самое ухо произнес низкий голос Тенгена, и Зеницу сразу же перестал ерзать в постели, вытянувшись и одеревенев от неожиданности. Чужое ровное дыхание грело ему затылок, отчего по обнаженному телу бегали мурашки. Решив, что притвориться спящим будет не самой хорошей идеей, мечник-истребитель виновато обернулся на лежащего у него за спиной мужчину. Узуй-сан снова был самим собой – лицо имело прежний цвет и приятно пахло османтусом, взгляд был уставший, но нежный, волосы были небрежно стянуты лентой. – Все позади. Мы с Ренгоку успели как раз вовремя. Камадо попался под действие магии крови раньше тебя из-за наркотического воздействия секретов насекомых на его обоняние – демон не успел его съесть, так как появился ты. Но он и тебя поймал, используя звуковые галлюцинации. В твое тело впрыснули яд сколопендры. Он не опасен для жизни. Сейчас все хорошо – я нейтрализовал его действие специальными пилюлями. Можешь еще поспать – до рассвета еще два часа.       – Узуй-сан… прости, что не слушал! – покрасневший, шмыгающий нос Агацумы уткнулся прямо в солнечное сплетение хашира Звука. Тот только широко раскрыл глаза, никак не ожидая от парнишки чего-то подобного. Дрожащий Зеницу не стал противиться своим желаниям, поддался эмоциям и крепко обнял его. – Можешь обращаться со мной, как с ребенком! Можешь обзывать меня, как хочешь! И даже если ты совсем на меня внимание обращать перестанешь, я тебя не разлюблю! Не важно, что ты и не любишь меня вовсе… Я не буду мешать твоему счастью! Но я всегда буду думать о тебе! Н-надеюсь, ты разрешишь мне хотя бы заглядывать к в-вам в гости после миссий?.. Я не создам Макио, Суме, Хинацуру и тебе проблем! Обещаю!       – Балбес! – его вжали лицом в крепкую грудь, и Зеницу все-таки заплакал от переизбытка нахлынувших на него чувств. Выговорился, и даже как-то легче стало – а теплые чувства к Узую как будто усилились многократно. Чистый и громкий звук хашира успокаивал и обещал уберечь от одиночества, уберечь от всего. Агацума разулыбался сквозь слезы. – Если останешься и продолжишь создавать мне блестящие проблемы, я буду только рад. Только не убегай от меня больше. Иначе я пойду на крайние меры. Я же шиноби.       – Не убегу. Я же люблю Узуй-сана. Даже несмотря на то, что он бахвал и воображала.       – Это не комплименты, чтоб ты знал, коротышка!.. Но я тебя тоже люблю.       – Это было так… – Тенген и Зеницу обернулись и только тогда вспомнили о притихших во время их разговора товарищах. Танджиро с расстегнутой формой и вытащенным из брюк ремнем сидел возле Пламенного хашира, прижимаясь к нему плечом и смотря на, якобы, спящую пару. – Зеницу! Теперь у тебя все хорошо будет! Узуй-сан достойный человек – он тебя не подведет!       – Эй! Вы подслушивали? Как так?! Вы же только что чуть было не!..       – Я так рад за вас! Поздравляю, Узуй-сан! Я чувствую по запаху, что вы счастливы! А Зеницу давно мечтал быть вместе с вами! Это просто прекрасная новость!       – Заткнись, Танджиро! Это не смешно! Делайте уже то, что хотели делать!       – Надо же, надо же! Поздравляю, Узуй, друг Камадо!       – Да замолчите уже оба!