«Мы и вообразить не можем, что за таинственные узы связывают дракона с его хозяином. Мудрецы веками ломали головы над этой загадкой. Одно нам ведомо: дракон не лошадь, и не всякий, кто вскочит в седло, сможет на нем усидеть.»
Узкие полоски света, павшие на стены, украшенные гобеленами, тянулись вниз, раскрашивая пол из драконьего камня в яркие мерцающие узоры. Легкий порыв ветра, тянущийся с равнины, заставлял лучи солнца будто бы подрагивать, и те перемещались на золотые кувшины, золотые подсвечники, золотые фигурки с изображением символов Великих Домов. Мимо узких окон, стремящихся вверх, подобно чернеющим на свету пикам, промчался орел, поймав в воздухе красную певчую птичку. — Алкивиад уже достиг того возраста, когда стоит задуматься о свадьбе. Вновь откладывать решение мы не можем, — сообщил с высоты своего кресла, спинка которого была выше всех остальных и украшена резной головой дракона, старый король — Эрхаис’Ар. При упоминании наследника на лице у старика растянулась тонкогубая кривая улыбка, выдающая его особое довольствие. Взгляд короля метнулся вглубь совещательного зала, в самую тень, там, где на отдельно поставленном стуле с низкой спинкой восседал молодой альфа. Из тьмы, не переставая, доносился режущий слух звук удара точильного камня о металл. В ответ на образовавшуюся тишину рука молодого альфы замерла над кинжалом, чей отблеск случайно ослепил пялящегося пуще других старого мастера над монетой, который, казалось, разлагался на глазах. — Будь добр перестать делать это, Чонгук, — голос короля огрубел, тон сменился на скрипящий, не скрывающий раздражения и искренней ненависти. Альфа возобновил движения, и вновь удар точильного камня о клинок заполонил зал Великого Совета. — Ты слышал приказ короля, бастард? — подал голос десница короля. Парень, названный Чонгуком, носящим второе имя незаконнорожденного сына Драконьего короля, поднял глаза на восседающий за длинным столом — огромном куске дерева, с вырезанным на ним проливами, островами, горами и городами, украшенный фигурками из чистого драконьего золота. Взгляд черных глаз, темных, что в них сливалась со зрачком радужка, будто глаза ворона, глядящего на готовящуюся броситься в умиральную яму добычу. Чонгук медленно провел камнем от резной ручки с крупным горным рубином — редчайшим из драгоценностей, добытым альфой самостоятельно, до самого кончика кинжала. Сдунув с клинка пыль, бастард поднял кинжал на свет и тщательно, неспешно осмотрел свою работу. — Наследник достиг того возраста, когда можно не только давить щенков и сворачивать шею голубям в саду, — усмехнулся альфа, обнажив на мгновение крупные клыки, — и пора задумываться о свадьбе, вы правы, старейшие… члены Великого Совета при Величайшем короле. — Чонгук опустил ногу, которой опирался о край стула, на пол, и откинулся на спинку волевым свободолюбивым движением. — И за кого вы собираетесь выдавать замуж нашу принцессу? — Принца, бастард. — Да, точно, — Чонгук улыбнулся, театрально закрыв ладонью лицо глаза, не сдержав тихий смешок, — совсем забыл, что он уже не только щенков душить может. — Чонгук! — осадил бастарда король, ударив рукой по столу. Старый король славился своим терпением и смелостью, но когда он видел перед собой младшего из бастардов, то терял контроль и обретал трусость. — Прекрати это, немедленно. Тебе не место в зале Совета. Ты обещал быть тихим. Парень обиженно вытянул губы, после чего, осклабившись, продолжил: — Да, отец. Обещал. Но ведь я говорю по делу: меня волнует судьба нашего королевства. Хм… Интересно, за кого же можно его вы… На ком можно его женить, — уголок губы дернулся верх, — у северян только альфы… Юг с нами не дружит, зато омег там — тьма, а главное — все как на подбор — слабы на передок, хотя нашему принцу не помещало бы направить свой праведный гнев… В другое русло, а то бродячих собак не останется, — Чонгук почесал шею, с вызовом глядя в скривившиеся черты отца, которому перед Советом необходимо было держать лицо, ведь то, что он держит в доме сразу двух бастардов, уродившихся истинными драконами, в отличие от законного наследника — уже позор. — А что до вашего Запада, которому вы продолжаете лизать задницу, то можете попробовать подражать им — они любители жениться на детях. — Ты забываешь про наше королевство, — скривив губы, презренно произнес глава Великого Совета — правая рука короля, и по совместительству его десница — лорд Крах. — Здесь есть достойные принца омеги. — Вы о своем сынке? — оборвал бастард. — Не забудьте посоветовать ему побриться. — Чонгук! — гаркнул король, привстав со своего стула, но под взглядами лицемеров, что наполняли его близкий круг, быстро опустился обратно. — Закрой рот. Альфа поддался вперед, оперевшись локтями о свои колени, и воззрев исподлобья на отца и его скотский Совет: — Если хотите сохранить крупицы своего бывалого могущества — лучше смотреть не на ваш излюбленный Запад, который за десять лет выпил всю кровь из могущественной Империи, что была, — под острым нечитаемым взглядом бастарда члены Совета не смогли вымолвить и слова. Бешеный взор бастарда пугал и самого короля, который, плотно сомкнув губы и нахмурив густые, тронутые сединой брови, слушал. — А вернуться к истокам. К Алирии. Возьмите своему сосунку сучку оттуда, может хоть тогда у крови Драконов родится дракон, не от шлюхи, а от королевы. — Совет окончен, — зарычал король, а в его карих глазах начал плескаться тот сдерживаемый гнев, который сам Эрхаис’Ар не был способен контролировать, — лорд Крах, отправьте письмо в Алисту, предложите им десять тысяч драккаров золота за самого молодого и принцев. — Член твоего любимого сынка стоит десять тысяч? — Заткнись, — прошипел сквозь зубы король, чем только вызвал довольную улыбку на лице бастарда. — Можете идти, лорды, — на выдохе обратился король к членам Великого Совета. Старики, включающие в себя Великого мейстера из Цитадели, мастеров над шептунами, монетами, главу Королевской стражи, десницу и других, включая самого молодого из них — сорокалетнего владельца борделя, расположенного в вершинах Мирского городка, получивший место подле короля благодаря тому, что бастарды родились от его шлюх, и благодаря связям с Золотым банком, до сих пор сохраняющего нейтралитет между Западом и Востоком. — Вот кого ты хочешь посадить на престол, — проговорил Чонгук, когда двери зала закрылись за последним вышедшим — десницей, — интересно, что из него вырастет: надев корону, он будет вести охоту на щенков и разорять птичьи гнезда? — Ты ничем не лучше, ты всего лишь чертов бастард. — Бастард с кровью дракона, — Чонгук развернулся к отцу спиной, предварительно демонстративно скрестив руки на груди. Альфа, будто насмехаясь, стал пританцовывать, — когда твой дракон откусит тебе голову, мы поговорим об этом, а сейчас я отправляюсь в свои покои — опальный сын короля устал. — Чонгук развел руками, демонстрируя наигранное разочарование, и, выпрямившись, развернулся в сторону выхода. — Жаль, что ты не сдох тогда в огне. — Именно поэтому тебе все еще нужен я и мой брат, — Чонгук посмотрел на отца через плечо, а под его диким взглядом король сжался, на дне зрачков зародился ужас. Он боялся его. Боялся своего незаконнорожденного сына. Младшего из двух старших бастардов, и единственных, кто не горел в огне. Никто из последующих детей Эрхаис’Ара не родился с кровью дракона. Чонгук забрал свой кинжал, подбросил вверх точильный камень и, поймав, резко швырнул в сторону. Наждак острым концом влетел в цветное стекло, и в месте удара растянулись по кругу маленькие белые трещины. Дверь за бастардом закрылась, а король еще долго смотрел на точильный камень, застрявший в короне короля, в знак правления которого был расписан витраж в зале Совета.⚔⚔⚔
— Ты был на совете? — прозвучал вопрос, стоило Чонгуку отворить дверь в комнату брата. — Что нового узнал? — Что я бастард, — широко улыбнулся альфа и рассмеялся, — а еще, что нашего братца собираются женить на алистской сучке, — парень мотнул головой и завалился на узкую кровать старшего из бастардов — Хосока. Двое бастардов, рожденных от короля Эрхаис’Ара I, негласного правителя Востока, короля Драконьего Замка и островов Драконьего Зуба, проживали во дворце вместе с четырьмя законнорожденными детьми во дворце. Оба носили королевскую фамилию — Арагонские, однако признанными королем не являлись. Хосок Арагонский — старший из двух бастардов, сын рыжеволосой шлюхи из борделя в низовьях Драконьих земель, в Мирском городке. Однако рыжие волосы альфе не передались — темные волосы лишь на свету отливали чем-то, напоминающим тлеющие языки пламени, смуглая кожа, поддетая множеством мелких неровностей и ранок, полученных в детстве, узкие темно-карие глаза и вечно поджатые, пухлые губы, выражающие строгость в чужом лице. Хосок был на два года старше своего младшего брата. Чонгук — младший из бастардов короля, рожден в том же борделе от черноволосой молодой омеги, по слухам, едва достигшей шестнадцати лет, которая обезумела, когда ее дитя бросили в огонь. Но в день, когда Чонгуку исполнилось ровно две недели отроду, в языках пламени сгорели лишь пеленки, и одежды двухлетнего ребенка, брошенного в огонь следом за младшим братом. Ни один из бастардов не сгорел. От омеги Чонгуку досталось миловидное лицо, круглые черные глаза и кукольные губы, делающие его лицо обманчиво невинным, и все те же черные волосы. Кожа младшего бастарда была порядком светлее, отчего каждая ранка и шрам виднелись на ней особо отчетливо. Бастарды не были похожи, но роднее и ближе друг друга у них не было никого. Оба они ненавидели отца, его мужа — законную Королеву, и всех четырех братьев — старшего из законных сыновей — семнадцатилетнего омегу, названного Амариэлем, красивого, но удивительно глупого и озлобленного омегу, перенявшего от папаши худшие качества; альфу-наследника — Алкивиада — любимца матери, сумевшего со своим удивительно дурным нравом дожить до шестнадцати; и двух младших сыновей-альф, которых ошибочно считали близнецами, хотя они родились с разницей в год и не были ни капли похожи: Стейн — больше всех похожий на отца, темноволосый и крепкий юнец двенадцати лет, и Лисандр — избалованный и капризный светловолосый альфа, которому недавно исполнилось одиннадцать. Рудэн — так звали законную Королеву, рожал без продыха, и, по мнению Чонгука, будет рожать еще, если отцу удастся еще разок присунуть тому свой королевский член. В жилах детей Рудэна из Алисты не текла драконья кровь — они чувствовали жар, как простолюдины, и могли обжечься огнем горящей свечи. Сколько бы он не раздвигал ноги и не многих действующую Арагонскую династию псевдо-драконов, дети рождались все страшнее, слабее и глупее. — Тебе не плевать? — лениво отозвался Хосок, покосившись на растянувшегося на его постели брата, не удосужившегося даже снять ботинки. — Я предложил им вернуться к истокам, — альфа убрал руку со лба и посмотрел на брата, усмехнувшись, — к Алирии. Но они, конечно, не послушали меня. Как этот идиот может называть себя истинным драконом, если о существовании чертовых ящеров все забыли? Когда последний раз он летал на своем? Тридцать? Пятьдесят лет? Люди уже не верят, что драконы существуют, а король не воспринимает тех, в ком течет драконья кровь, и собирается губить весь свой род. — Ты ничего не изменишь, — вздохнул Хосок, запрокинув голову назад. Хосок сидел за столом и изучал старые книги, взятые им из Цитадели. В отличие от старшего брата, Чонгук к знаниям не стремился. Любая попытка прочесть книгу приводила к тому, что он засыпал сразу же, или срывался, выдирая из нее листы, если не был согласен с написанным. Так продолжалось ровно до тех пор, пока Хосок не бросил попытки научить Чонгука усидчивости. И единственное, что помогло альфе усмирить свой гнев — страсть к драгоценным камням и украшениям, которая в четырнадцать увлекла Чонгука. Теперь он нередко пропадает у себя, часами способный изготавливать кольца. Вот только никаких камней, кроме тех, что были алого цвета, альфа не признавал. — Изменю, — скривился Чонгук, нахмурившись, — только нужно кое-кому сдохнуть, и все будет по-другому. Хосок закатил глаза, но ничего против не сказал. — Погнали в бордель, а? Развеемся, — предложил Чонгук, спустя долгую минуту тишины. Хосок посмотрел на брата и ухмыльнулся.⚔⚔⚔
Дорога до Мирского городка огибает земли Алисты, через густой королевский лес. Чтобы добраться до борделя — одного из крупнейших на драконьих землях, стоит потратить около двух часов верхом, двигаясь рысью. Горный хребет, огибающий Драконий замок, сильно затруднял передвижение на лошадях, которые легко могли переломать ноги, спускаясь по многочисленным склонам, переступая обратно на узкую тропу, и продолжая движение между скалами. От замка через земли Алисты до Мирского городка вела еще одна дорога — широкий путь меж Восточных марок, через который было возможно без потерь провести многотысячную армию и всю королевскую свиту. После того, как Эрхаис’ар взял в мужья омегу с тех земель, путь для короля Драконов стал беспроблемным и безопасным. Король вел свиту через всю Алисту, народ стекался к белокаменным молебным статуям, мимо которых проезжали кареты, двигались ровным строем воины, восседающие верхом на конях сквайры короля и королевы. Для Алисты это был настоящий праздник. Потому бастарды предпочитали передвигаться опасным скалистым путем через разбойничью дорогу, чтобы слухи о пребывании бастардов в соседнем государстве не просочились во все щели и не дошли до короля. Ведь любая новость, связанная с опальными сыновьями, приводила Эрхаис’ара в бешенство. Путь до Мирского городка обошелся без происшествий. Бастардам встретились лишь несколько местных жителей: мужик с повозкой с погруженными в нее обрезами свиньи, зрелый омега с двумя шустрыми сыновьями-альфами, дерущимися на палках, и старшим сыном-омегой, что нес с собой постиранное в ближайшей речке белье, ставшее тяжелее от воды, а потому тот едва переставлял ноги. Когда горные массивы остались позади, а вместе с ними часть королевского леса, впереди, в Долине, проглядывались очертания города. Чонгук дернул за поводья, принуждая коня неспешно начать спуск по холму, в низины мирской Долины. Их путь шел через узкую, хорошо просматриваю тропу, справа и слева растянулись холмистые поля, куда пастухи гоняли свой скот. Бастарды совсем скоро стали приближаться к редким деревянным домам, отстроенным бедняками, и чем глубже они продвигались по дороге, тем теснее становились постройки. Жизнь здесь била ключом. В такой теплый день люди занимались стиркой. В отличие от жилищ в лесу здесь люди отстраивали колодцы, кроме того, по восточной части тянулась неглубокая река с холодными быстрыми водами, в которой обычно играли дети, мылись и стирали белье. Чонгук повернул голову в сторону одного из домов с покосившейся крышей, забитой свежими досками, дабы избежать обвала. Щели были густо забиты дерном. Вокруг коней бастардов стали носиться два лохматых грязных пса и пусто лаять, привлекая внимание к путникам. Один из омег, что мял ногами белье в глубокой деревянной лохани, поднял голову и воззрел желто-голубыми глазами на богатых незнакомцев. А богатыми они были хотя бы потому, что одеты в дорогие одежды. Ноги альф закрывали кожаные сапоги, сделанные явно отличным мастером, с набойками на невысоких каблуках, предназначенных для верховой езды. Туловище закрывали плащи из хорошо обработанной овечьей шерсти, окрашенные в черный. На поясах у мужчины свисали мечи в ножнах с золотой отделкой, а в оружии одного из альф поблескивал крупный драгоценный камень алого цвета. На головах бастардов накинуты широкие капюшоны, что скрывали их лица. Со стороны путников можно принять за рыцарей, но у них не было с собой ни щита с гербом, ни доспехов, а на груди вместо рыцарского герба поблескивали золотые броши с изображением трехглавого дракона, каждая из голов которой символизировала некогда тесную дружбу восточных королей из царствующей династии Арагонов, с драконьими всадниками из Алисты, что вымерли несколько десятилетий назад, и соседствующим с ними государством под названием Алирия, ныне ставшая сателлитом Драконьего замка. Чонгук повернул голову в сторону, на замершего омегу, чьи темные спутанные волосы были забраны в небрежную косу и ниспадали на левое плечо. Кожа чуть загорелая, покрытая россыпью родинок разного размера, на лице много неровностей, а на носу выступает маленькая горбинка. Однако все эти изъяны не лишали омегу странного очарования, ведь благодаря большим зеленым глазам его черты казались детскими, милыми. Чонгук скользнул взглядом вниз, по простому льняному платью, подвязанному тугим поясом, что подчеркивал худую талию. Омега держал подол вздернутым, дабы не намочить его, обнажив при этом чуть косоватые коленки и стройные ноги. Разомкнутые в изумлении губы делали выражение лица крестьянина слегка глуповатым. Завидев на себе пристальный взгляд, сокрытый тенью от капюшона, омеге не нужно было много времени, чтобы догадаться приспустить платье и закрыть колени. Чонгук усмехнулся и отвернулся, продолжив путь по дороге в Мирской городок. Въезд в Мирской город проходил через каменистые ворота, украшенные розовым плющом. Стража впустила путников в город, как только завидела золотых драконов на их груди. Бордель Мерлина — сутенера, восседающего в королевском Совете, был крупнейшим в землях Драконов, и пользовался популярностью у всех жителей Четырех Королевств. Нередко северяне прибывали в арагонскую часть восточных земель лишь для того, чтобы опробовать здешних шлюх. Множество южных омег стекалось сюда в поисках работы, как крысы на тухлое мясо. Особыми гостями всегда считались особы, прибывшие с запада в арагонское королевство за изысками, которые способен им дать лишь Мейкар. Среди западных путников нередко встречались лорды, требовавшие то, что заставило самого Эрхаис’ара изменить многовековым традициям королевской чести — за похожими омегами, на коих соблазнился король, и от кого родились нашумевшие на весь мир бастарды, которые, по слухам, не горят в огне, восседают на драконах и сами будто могут извергать изо рта пламя. В последнем, к слову, сами бастарды сомневались, но это была малая часть из всех тех легенд, успевших сложиться за время их весьма недолгого пребывания на бренной земле. Ведь поговаривают, что где-то под штанами у них по хвосту, а на коже вырастает чешуя, стоит только солнцу зайти за горизонт. Дорога до сердца Мирского городка, где располагался небольшой молитвенный дом, была равносильна дороге до борделя. Ведь Мейкару удалось не только добиться мировой славы благодаря тому, что пару шлюх любезно раздвинули перед королем ноги, но и урвать для своего борделя лучшее место в городе. Прямо около мест, где театр проводит свои выступления, где стекаются праведники и грешно-безгрешные люди, где живут дети, рожденные в этом же самом борделе. Бастарды спешились с коней недалеко от борделя. Два парнишки, одному из которых на вид было около девяти, а второму тринадцати, начали хватать сбруи еще до того, как вычищенные благородные кони остановились. Спешившись, Чонгук сунул золотую монету старшему, а Хосок младшему из ребят, и оба направились в сторону борделя. Стража приветствовала опальных сыновей почтительным кивком. Чонгук переступил порог борделя, убирая от лица алую шторку, выполненную с помощью изящного плетения на южный манер. От самого верха до низа, по каемке которой тянулись маленькие, вылитые из металла капельки, что звенели, сталкиваясь друг с другом, стоило кому-то пройти внутрь дома терпимости. — Рад приветствовать двух уважаемых сынов короля! — Мейкар выплыл из своего кабинета, стоило шторке издать звенящий звук. Завидев на пороге двух крепких альф, сбросивших с головы капюшоны, губы Мейкара Кассимора растянулись в кривую довольную улыбку. — Опальных сыновей, ты хотел сказать? — усмехнулся Хосок, вошедший сразу за братом. Мейкар сдавленно похихикал, не скрывая своей тонкогубой улыбочки, что неимоверно подражала усмешке. — Кого желаете в этот раз, о, мои любимейшие из клиентов? — Мейкар щелкнул пальцами, и раздраженно шикнул, подзывая к себе омег. Четверо омег разных возрастов, от шестнадцати до двадцати, строем выбежали друг за другом. Лишь на одном из них — младшем, с красивыми и яркими голубыми глазами, круглыми щеками и тонким подбородком, и невероятно роскошными золотыми волосами, было надето платье. Небесно-голубое, дабы подчеркнуть цвет глаз. Второй и третий омега отличались лишь ростом — и у того, что повыше, кожа была на несколько тонов темнее, напоминая южного мулата. Однако четвертый омега, с грязно-рыжими волосами, был старше и выше всех остальных и на вид ему было около двадцати пяти. Хосок улыбнулся младшему из омег и поддел пальцами его тонкий подбородок. — Омега прямо из Золотых земель, — сутенер коснулся длинными извилистыми пальцами бледного круглого плеча младшего, и самого низкого из четырех, — Олив, порадуй нашего гостя. Омега поджал ранее разомкнутые кукольные губы, сглотнул слюну, выдавая свое волнение. Глаза того чуть подрагивали вместе с пышными светлыми ресницами. Девственник, тонкокожий и тонкокостный — такие совсем ничего не стоят в постели, но поражают красотой своего очаровательного тела и розовыми тонами кожи в местах, что интереснее всего. — Не нужно, — отрезал Хосок, огладив округлую щеку омеги, завидев в его глазах испуг и разочарование. Провел пальцами по розовым нежным губам, чуть сухим и искусанным до мелких ранок, — чудесный у тебя товар, Мейкар… Но мы выберем сами в общем зале. А этого… — Хосок смочил губы языком и улыбнулся, обнажив вид на клыки, — придержи для меня на другой раз. — Разумеется, — протянул довольно Мейкар, изящным и быстрым движением приняв от Хосока две золотых в залог за омегу. — Выбирайте любого, или требуйте, — сутенер улыбнулся уголками вздернувшихся губ, — кого захотите… Мы удовлетворяем любые желания клиентов. Какими бы… изысканными, они не были. — Вряд ли ты найдешь для нас то, чего мы действительно хотим, — фыркнул Чонгук, скривив губы, и двинувшись в сторону двери, что вела в общий зал, откуда доносилась музыка, шум, крики, стоны и смех. — Это мы еще увидим, — добавил Мейкар, и хитрая улыбка так и не сошла с его лица.⚔⚔⚔
Общий зал борделя пестрил цветами и запахами: омеги от самых молоденьких до зрелых и опытных, ходили, крутя бедрами, между столов и разнося напитки, еду и предлагая гостям себя. Цвета их волосы на голове и лобках порой отличались, или же наоборот горели одним цветом, но пару раз помыться и от ярко-красных волос между ног останется лишь ворох густой черноты. Чонгук шел между столов, окидывая пытливым взглядом зорко глядящих на него омег. Завидев золотую брошь на груди, каждый пытался привлечь внимание его и брата. Один из омег, остановившись напротив, аккуратно раскрыл халат, демонстрируя торчащие в стороны груди с алеющими твердыми сосками. Чонгук ухватил пальцами один из сосков и закрутил, выбив из омеги громкий вскрик, а затем глупый смех. Проститут попытался убрать от себя руку бастарда, но хватка лишь становилась сильнее, причиняя больше боли. Омега захрипел и забился, впившись в руку альфы длинными коготками, но Чонгук отпустил его лишь тогда, когда сам того пожелал. Испуганный омега закрылся халатом и отскочил от бастарда, взирая на того глазами, переполненные ужасом. Чонгук усмехнулся и прошел в глубь зала, усевшись за круглый небольшой столик. Хосок прошел за ним и опустился на стул рядом. Старший из бастардов с легкой улыбкой наблюдал за проходящими мимо или наоборот, приближающимся к нему омегам с темными волосами, забранными в замысловатые прически и украшенные дешевыми украшениями. Хосок крепко шлепнул одного из них по упругим полным ягодицам и оттянул кожу, зажав ту в пальцах, на что омега лишь застонал. Но никто из них не пробуждал в альфе подлинный интерес. Чонгук смотрел на это без особой заинтересованности, периодически переводя взгляд на толпу и стараясь высмотреть среди них кого-то более экзотического. Наконец, его внимание привлек к себе омега, на вид около двадцати семи, с округлыми пышными бедрами, тяжелой налитой грудью и яркими, будто медь, рыжими волосами, сверху и снизу. Чонгук раздвинул ноги, позволив шлюхе сесть ему на бедро, и тотчас ощутил приятную тяжесть мясистых ягодиц. — И кто ты у нас? — игриво произнес Чонгук, поддев пальцами вьющуюся прядку, от которой сильно несло цветами и дымом. — Принц из Алирии… — выдохнул в кукольные губы омега, навалившись на альфу и обхватив чужую шею крупными руками, — сбежал от своего отца и оказался тут… Помоги мне… Спаси меня из этого места… — названный «алирийским принцем» омега настойчиво схватил руку бастарда и протянул к своему паху, принуждая того огладить естество между полных ног. — Ох, помоги мне. — Алирии, говоришь? — уголок губы дрогнул, и Чонгук вскинул бровь, без интереса оценивая тело перед собой. Рука огладила аккуратную мошонку, чуть сжав ее, а после пальцы скользнули к мягкой податливой дырке, куда с легкостью проникло сразу два. — У омег Алирии красные, — альфа толкнул пальцы глубже, выбив из груди шлюхи первый незвучный стон. — Даже алые, порой кровавые. Омега фыркнул, вытянув губы, и на время сбросил маску своей выдуманной роли. — Я слышал, что принц Алирии выходит замуж совсем скоро. Даже сразу несколько — за своего старшего брата Силь… Сильмариона. — М-м… — Чонгук откинулся на спинку стула, двигая внутри омеги указательным и средним с ленивой частотой, — замуж, говоришь? И как скоро? — На днях. Там торжество, туда везли на лошадях кучу еды, закупались шелком и устрицами у торговцев из Мирского городка. Чонгук наклонил голову чуть в бок, вслушиваясь в каждое слово, произносимое омегой. Хосок поманил к себе худого бледнокожего омегу, разносившего вино. Его волосы были белыми, словно первый снег, светлая кожа чуть оттеняла розовым, местами проглядывались фиолетовые вены. Тонкие, слегка кривые ноги, мелкие вздернутые ягодицы и торчащие из-за худобы ребра. Глаза бледно-голубые, зрачки по-странному дрожат, будто омеге тяжело смотреть в одну точку. Хосок поддел пальцами подол белого хлопкового платья, с довольствием отмечая ворох белых волос на лобке. — Таких трахать — будто ебать старика, — добавил от себя зрелый альфа, под сорок, но с уже виднеющейся залысиной на макушке, с пьяными карими глазами, дурно пахнущий рыбой и жженным в сале с чесноком мясом. — А ты ебал стариков? — парировал Хосок, даже не обернувшись на мужика. Тот хотел было возмутиться, но не успел. Хосок поднялся с места, утягивая за собой омегу в одну из комнат для уединения. Бастард кивнул в бок, намекая брату поторопиться с выбором. Чонгук прижал к себе рыжего омегу, вынув из него перепачканные в естественной влаге пальцы, и брезгливо утерев о подол чужого платья. Хотя этот кусок ткани тяжело было назвать платьем. Альфа зажал острыми зубами хрящик чужого уха, и прикусил клыками до боли, вынуждая повиноваться. Отстранившись, он горячо прошептал на заалевшее ушко: — Приведи мне не такого разъебанного, как ты, натурального рыжего, — прорычал Чонгук, схватившись пальцами за волосы на загривке, и болезненно сжав в кулак, — ты понял меня? — Мгм!.. — задрожав, проскулил омега, испуганно глядя на мужчину исподлобья. Чужой голос и взгляд черных глаз, на миг ставший безумным, пробуждал внутри дикий страх, стремительно разнося его по венам. «Чудовище», — подумал омега, когда Чонгук ослабил хватку и дал ему вырваться.⚔⚔⚔
Крики эхом отскакивали от стен и разносились по комнате, кружили над головами. Грубые шлепки двух тел друг о друга сопровождались глухими вздохами и пробирающим до костей рычанием. Второй, не менее тонкий омежий голосок, звучал весьма тихо, безвкусно, оседает на языке и глотке горьковатым осадком. Не то. Визги другого омеги, смешанные с рыданиями, возносились до самого потолка, наверняка слышимые всем борделем. За дверью шум стих, будто его и не было. Чонгук совершил еще несколько грубых толчков, прежде чем выскользнул из узкой задницы омеги. Излившись тому на спину, альфа выпускает из рук дрожащее тело, позволив мешком с костями опасть на постель. Омега сворачивается, поджимая к себе ноги, кривится и болезненно стонет, глотая слезы и сопли. Чонгук раздраженно прошипел, оценив кровь, в которой был перепачкан собственный член. Альфа вытер ее вместе с остатками спермы и отстранился, пальцами забрав сбившуюся на глаза челку назад. Омега кинул на бастарда жалобный взгляд, и тотчас сжался под безразличным, острым взором черных глаз. Чонгук сунул руку в свою одежду и вынул золотую монету, поднес ее ко рту омеги. Тот инстинктивно прижимается к ней губами. — Умница, — довольно похвалил жест опальный принц, — купи себе ожерелье, — альфа положил монету в чужую ладонь. Туда же добавил еще четыре. Щедрая оплата за истраченную невинность и пролитую кровь. — И чтобы в следующий раз оно было на твоей прелестной шее, — Чонгук склонился над дрожащим телом, оставив на бледной, взмокший от пота коже несколько поцелуев, и отстранился, потеряв всякий интерес. Хосок кончает после, и тоже пачкает чужую поясницу. Однако движения его не принесли омеге много боли. Тот нежно оглаживает торчащие лопатки и ведет пальцами по ребристому позвоночнику, задевая каждую родинку на тонком теле. Утерев пот и сперму одеялом, альфа встал с кровати и направился к низкому деревянному столику, украшенному резьбой на восточный манер, и взял в руки серебряный кувшин с вином. Хосок отпил с горла, после чего протянул тот Чонгуку. Младший сделал то же самое, а затем поднес кувшин к губам дрожащего омеги. Тот приподнял свое тело на дрожащих руках и сделал несколько глотков, сморщившись от сладости и терпкости. Очень сильно хотелось воды. Старший из бастардов стоял около незастекленного окна, глядя на жизнь Мирского города. Простолюдины занимались своими делами, священники направлялись на очередную молебную службу. Хосок размял шею и, когда услышал тихий стон беловолосого омеги, вернулся, чтобы дать заслуженную оплату. Из кошелька, украшенного вышивкой с изображением трехглавого дракона, он вынул три золотых драккара и убрал омеге во внутренний карман платья так, чтобы тот это видел. Затем пригладил взмокшие белые волосы и оставил омегу в покое. Альфы щедро заплатили за полученное удовольствие. Обычно шлюхам платили серебром. Бастарды покинули бордель и направились к стойбищу с лошадьми. Небольшая таверна с конюшней находилась совсем неподалеку, туда-то мальчишки и отвели королевских коней. Хосок шел первым, однако Чонгук внезапно притормозил, остановившись на середине пути. Взгляд принца упал на уличного художника. Чонгук высоко ценил искусство, а в особенности труд тех, кто создает его. Альфа и сам пытался рисовать, но все его рисунки горели в огне, любезно брошенные туда по приказу отца. Широкими шагами альфа приблизился к зрелому мужчине, худому, даже тощему, на деле которому около сорока, но на вид на десяток больше из-за покрытых сединой висков и поредевшей макушки. Творец не оторвался от своей работы, даже когда массивная фигура нависла над ним, всматриваясь в работу. На желтом листе бумаги красками мужчина тщательно прорисовывал лицо того, кого увидел здесь, на улице. Голубые глаза, ясные, словно безоблачное небо, волосы, алые, подобно драконьему огню, кожа бледная, а губы… Маленькая точка, символизирующая родинку под глазом и под губой, очаровывали. Губы на портрете слегка разомкнуты, взгляд будто бы испуган. Омега одет в простое льняное платье, сшитое на манер одежд прислуги, что работает во дворцах. Тело омеги скрывает накидка. Однако слетевший с головы капюшон явил творцу подобную красоту. — Кто на картине? — обрушился на мужчину строгий голос, не терпящий молчания или отказов. — Незнакомец, — добросердечно ответил мужчина, подняв на бастарда свой мутный взгляд бледно-голубых глаз. Его взор зацепился за брошь, что держала края плаща мужчины — трехглавый золотой дракон. — Милорд. Я увидел его здесь, сегодня. Он промчался мимо меня, и я успел лишь запомнить его лицо. — Сделай из этого картину, — приказал Чонгук, безотрывно глядя на лист, на котором изображен аловласый молодой омега. — Большую. И как можно скорее. — Она не продается, — набравшись смелости, ответил простолюдин, воззрев на Чонгука с толикой храбрости, что у него еще осталась. Однако, когда бастард коснулся рукояти меча, сомнение вмиг отразилось в его глазах. Чонгук сунул руку под плащ и вынул оттуда кошелек, не раскрывая, бросил его мужчине. Крестьянин шустро словил его, удивившись от тяжести. — Нет ничего, чего нельзя было бы купить, — довольно отметил бастард, растянув губы в показавшейся творцу безумной улыбке. — Здесь золото, — не скрывая усмешки, надменно отрезал Чонгук, видя, как мужчина желает развязать кошелек, но не решается. — Хватит, чтобы купить тебя, твою жену, детей и весь твой дом вместе со скотом, — Чонгук накинул на голову капюшон и сделал шаг назад, собираясь уходить. — Возвращайся в свой дом. Я даю тебе неделю на эту картину. Сделай омегу на ним таким же, каким ты увидел его сегодня. Ничего не выдумывай. Когда закончишь, привези картину к Драконьему замку и сообщи страже, что ты от опального сына. — Картина еще будет сырая! — обеспокоенно воскликнул мужчина, схватив бастарда за подол плаща, но, встретившись с режущим взглядом, тотчас отпустил его. — Мне плевать, — холодно ответил Чонгук, — сделай все, чтобы лицо на этой картине осталось не смазанным. Если сделаешь все, как надо — я заплачу тебе столько же. — А если?.. Господин! О, господин! — опомнился художник, когда бастард повернулся к нему спиной и двинулся прочь от борделя, — долгой вам жизни, милорд! Долгого правления! Осознав, что произнес, мужчина заткнул рот обеими руками и прикусил язык до крови. Чонгук не остановился, однако слово, донесшиеся до него, пробудили на лице едва заметную, пробуждающую ужас, улыбку.⚔⚔⚔
— Он правда не горит в огне? — изумленно выдохнул светловолосый омега, чьи русые волосы были заколоты на затылке роскошным украшением с крупной пионовидной розой, выполненной из золота и серебра. — Даже если его опалить драконьим пламенем? — Да, — недовольно проговорил низкорослый омега — старший из сыновей королевы, Амариэль Арагонский — семнадцатилетний принц и законный сын короля Эрхаис’ара. — Отец уже пытался сжечь его еще в младенчестве, но у него не вышло. И огнем дракона тоже, — принц закатил глаза. Разговоры о младшем из бастардов, от которого его друг при дворе был без ума, раздражали Амариэля. — Всего лишь чертов бастард. Ненавижу его. — Но он такой красивый!.. — влюбленно произнес Оливиан — сын десницы короля Краха Энгельского, из рода Энгелов, что ранее жили в низинах алистской Долины. Омега был недурен собой, в свои шестнадцать обладал очаровательными чертами лица, стройным и подтянутым телом, особо выразительными были его большие янтарно-голубые глаза, но при всех своих достоинствах омега был необычайно глуп. — И сильный… Тебе ведь предстоит от него родить?.. Ты такой везучий. — Да лучше бы он сдох! — процедил сквозь зубы Амариэль, едва не перейдя на крик. — Верно, — чуть спокойнее продолжил принц, поправив выбившуюся темную челку, забрав ту под украшение с красным маком. Сделав глубокий вдох и выдох, принц произнес: — Когда отец выдаст меня за одного из восточных лордов, в тайне я рожу от Чонгука, чтобы на свет появился новый Дракон. И тогда от бастардов можно будет избавиться. Только это тайна, Оливиан! — Тайна, что никогда ею не была, — насмешливый тон раздался над головами. — Ты!.. — шикнул Амариэль, отскочив испуганно от стоящего позади них младшего из бастардов. Оливиан тотчас зардел и склонил голову в почтительном приветствии, что только насмешило бастарда. Сыновья десницы не кланяются незаконнорожденным ублюдкам, но не всякие сыновья умных десниц имеют ясные головы. — Чего тебе нужно? — Захотелось посмотреть на тренировку законного наследника драконьего престола, — с усмешкой ответил Чонгук, обратив взгляд на тренировочное поле, где Алкивиад, вместе с двумя младшими братьями — одиннадцатилетним Стейном и двенадцатилетним Лисандром тренировались в бою на деревянных мячах. — Правда мне казалось, что шестнадцатилетние альфы, тем более, будущие короли, привыкают держать в руках железо, а не балку из благородной ивы со рва, — Чонгук растянул губы в насмешливой улыбке. Его слова вызвали мгновенную реакцию со стороны наследника. Алкивиад скривился, а на словах про иву со рва у принца расширились голубые глаза, в которых отразилось нескрываемое бешенство. Грудь часто вздымалась и опускалась — принца вымотала недавно начавшаяся тренировка, а появление здесь ненавистного бастарда подливало масла в огонь королевского гнева. Слова опального брата служили двойным оскорблением в сторону Алкивиада, поскольку «ивой со рва» было покосившееся от времени дерево, недалеко от реки, которая протекает около Драконьего замка, и куда крестьяне ходили, чтобы справить свою нужду из-за верований, что древо излечит их недуги таким образом. — В отличие от тебя, он тренируется быть воином, — встал на защиту брата Амариэль, скрестив руки на плоской, ничем не примечательной груди. Амариэль унаследовал от своего папаши не лучшие качества — сам Рудэн не был достаточно красив. У Амариэля были зеленые глаза, доставшиеся ему от алистского рода, верхняя губа чуть толще нижней, и из-за привычки омеги постоянно кривить их, они делали молодое лицо куда менее привлекательным. Волосы темные, но блеклые, а слуги, что заплетали омегу, делали ему некрасивые и незамысловатые прически, лишний раз подтверждая у принца отсутствие вкуса. Маленький вздернутый нос с утолщением на кончике, делал его лицо местами даже забавным, а острые скулы, доставшиеся напрямую от папы, совсем не вписывались в пока еще детские черты лица старшего из законнорожденных принцев. — Я не нуждаюсь в тренировках на деревянных мечах, чтобы стать воином, — хрипло посмеялся Чонгук, и небрежно уселся на деревянный стул, куда принцы могли присесть, дабы отдохнуть после боя. — Иди ко мне, — Чонгук протянул руку раньше, чем Амариэль успел среагировать. Раздался короткий вскрик, привлекший к себе внимание королевских стражников, обучающих принцев фехтованию, а сам омега с недовольством забился на коленях у бастарда. — Тише-тише, а то подумают еще что плохое, братец, — ухмыльнулся Чонгук, сжав рукой чужое бедро, и заставив тем самым омегу слегка остепениться. — Чувствуешь силу? — проговорил тот, обжигая горячим дыханием чужую щеку, намекая на крепость и мощь собственных ног. — Отпусти меня!.. — прорычал Амариэль, вновь скривив уголки губ, что уродливо изогнулись вниз, — чертов ублюдок. — Ну же, — сбавив тон, хмыкнул Чонгук, и зашептал на чужое ушко, — такой злой, недовольный, дерганный. Течка скоро? Амариэль зардел. Щеки его вмиг покраснели, как и нос, выдавая смущение. Однако вместе с лицом краснели и руки, что делало принца похожим на… скажем, свиную вырезку, совсем еще молодого поросенка. Амариэль вновь задвигался, и по попытался отпихнуть от себя брата. — Ненавижу… — прошипел тот сквозь зубы, — ненавижу! Он, как и сам Чонгук, прекрасно знали о своем долге. Еще когда Чонгук был ребенком, и только стал входить в половозрелый возраст, и начали прорезаться клыки, а на теле появляться волосы, король решил, что Чонгук достаточно хорош физически, активен и быстр, а главное — агрессивен и даже красив. И, несмотря на всю ту ненависть, что испытывал к нему Эрхаис’ар, король придумал, как извлечь из бастардов выгоду. — Наши чувства взаимны, любимый братец, — улыбнулся Чонгук, кинув небрежный взгляд на друга принца, который все время косился на них совершенно бесстыжим образом. Тупые суки.⚔⚔⚔
Дневные молитвы, разносящиеся по городу из величественной септы, нарушали всеобщую тишину. Вечерело, и алый закат брал свое. Поспешный нервный шаг раздался за дверью, и на пороге выросла фигура младшего из бастардов. — Доброго вечера, брат, — произнес Чонгук, закрыв за собой дверь. Хосок лениво пробурчал что-то, отходя ото сна. — У меня есть идея. — Что на этот раз? — вздохнул Хосок, убрав руку с лица в попытках проморгаться. — Я хочу отправить письмо в Алирию. Скоро у них свадьба — женят принцев, как и полагается, на своем братце. Одного из них я хочу себе. — Неужели не перебесишься? — Хосок растер лицо ладонями, и приподнялся на локтях, тяжело вздохнув, — ты не имеешь права отсылать письма такого характера без королевской печати. Отец тебе не позволит. — Печать будет, — Чонгук прищурился, а уголки его губ подернулись вверх, — мне нужно лишь твое одобрение. — Шлюхи тебя уже не удовлетворяют? — Никакая блядь не удовлетворит меня так, как алирийский омега. Мне нужен именно такой. И я даже знаю, какой именно. Самый желанный из этих красноволосых уродцев. Хосок тяжело вздохнул и задумался. Старший сохранял тишину, как казалось Чонгуку, даже слишком долго, но он терпеливо ждал. — И как ты собираешься раздобыть печать? Она ведь только у десницы и главного мейстера. А оба сообщат королю. — Я знаю, — Чонгук наклонил голову чуть в бок. По его лицу Хосок понял, что над этим решением младший думал долго, и что-то такое, о чем он не знает, сегодня заставило брата принять окончательное решение. — Поверь мне. Я все сделаю. Хосок повернул голову и заглянул в лицо брата. Он безотрывно глядел в его большие черные глаза, словно стараясь найти в них ответы. Но глаза Чонгука никогда нельзя было прочесть. Даже сам Хосок не мог. Подумав, старший бастард согласно кивнул, дав разрешение младшему изменить судьбу всего мира одним маленьким письмом. Стены септы, что вели в кабинет и по совместительству покои главного мейстера, были покрыты вечной испариной. Темный коридор, освещенный лишь маслянистыми факелами, провонял жженым салом и плесенью. Бастард быстро преодолевал длинные коридоры, остановившись прямо перед деревянной дверью, ведущей в место заседания старейшего из членов Совета. Того, кто пережил уже двух королей, и явно готовился пережить третьего. Чонгук вошел без стука. Великий мейстер Пирр дернулся от неожиданности, стоило незнакомцу ворваться в его покои. Он ждал, что стража по его приказу выпроводит любого, кто решит потревожить Его Превосходительство, только, если это не человек короля. — Бастард? — удивленно произнес мейстер, после чего поспешно исправился, — милорд… Принц, чего вам угодно в такой час? Прошу прощения, что я не одет, не знал о вашем намерении посетить септу. Чонгук нечитаемым взглядом смерил старика, одетого в одну лишь ситцевое платье до пят, что не скрывало старческой болезни и костей, однако все в замке отлично знали, что мейстер притворяется глухим, и его забывчивость всегда наигранна. Такие крысы никогда ничего не забудут, даже если находятся одной ногой в могиле. — Мне угодно… — Чонгук оперся руками о стол мейстера, небрежно подвинув все разложенные на нем бумаги, — чтобы вы, ваше превосходительство, отправили письмо в Алирию от имени вашего короля. И отправили с печатью этой же ночью. — Мой принц, — тотчас, без всякого страха, с дерзостью в маленьких мутных глазках, начал мейстер, — я не имею права отсылать письма без приказа короля. Я, несомненно, обговорю это с королем завтра, и предложу ему рассмотреть ваше намерение. — Ты отправишь письмо в Алирию, старик, — взгляд Чонгука вмиг стал бешеным. В широко раскрытых черных глазах читалось раздражение. Бастарда явно взбесило многое, начиная от фамильярного обращения к себе, произнесенное с тонкой скрытой насмешкой, и заканчивая попытками чертового старика сопротивляться. — Стража! — позвал мейстер, его сухие бесцветные губы задрожали, — стража! Чонгук глядел на него, словно желая прожечь в нем дырку, взглядом снимая обгоревшую кожу прямо с еще живого тела. Бастард терпеливо ждал вместе с мейстером, когда прибудет стража, но на пороге так никто и не предстал. — Вот письмо, — бастард протянул письмо мейстеру. Тот нервно раскрыл его и, прищурившись, прочел. — Ваше… Высочество, я не имею права… — Ставь, — рыкнул Чонгук, — печать, старый хер. Испугавшись на свою жизнь, стоило подобному приказу обрушиться на облысевшую голову, Пирр дрожащей рукой потянулся за свечой. Свернув лист, великий мейстер поднес к нему свечу. Воск медленно стекал на бумагу, и у Чонгука чудом хватило терпения не заставить старика проглотить ее еще горящей. Печать была поставлена, и письмо оказалось в руках бастарда. Чонгук развернулся и быстрым шагом направился прочь из кабинета Великого мейстера. Стены дремлющей септы еще надолго сохранят звук быстрых шагов удаляющегося бастарда. Мейстер выглянул за дверь. В полном молчании он осмотрел своих стражников, трупы которых валялись у входа с перерезанным горлом.⚔⚔⚔
Лучи утреннего солнца стекали по краю золотого кубка, наполовину заполненного вином. За окном пролетело два ястреба, устремившиеся ввысь. Покружились на небе, а затем один из них устремился в Долины, наверняка завидев какого-нибудь грызуна, а второй ворвался ввысь за пестрой птицей, летящей в разы медленнее хищника, чья судьба уже была предрешена. — Пусть он получит желаемое, — нечитаемый взгляд короля был обращен в сторону витража, где тонкие линии расходились, подобно лучам солнца, от камня, что все еще торчал в стекле. Витраж придется менять целиком, а на работу мастера нужно много времени. — И, может, наконец успокоится, — убитым голосом произнес Эрхаис’ар, и закрыл глаза, мысленно карая себя за все ошибки, что он совершил более двадцати лет назад.⚔⚔⚔
— Этот выблядок хочет одного из моих сыновей… — проговорил разжиревший король Азир, с некогда острыми чертами, длинным носом с искривленным вниз кончиком, глубоко посаженными маленькими глазками с синеющей кожей под ними. Его когда-то грязно-алые волосы тронула седина, и от былой роскоши оставались лишь следы. Лорд тяжело дышал, постоянно сидел с открытым ртом и не отрывался от вина. Один из многочисленных сыновей — молодой омега с красными волосами, отливающими в ярко-рыжий, стройным телом, но при этом неправильно торчащими ребрами, с костлявыми руками и не самым красивым, уставшим уже в столь раннем возрасте лицом, только и успевал доливать в кубок новые порции вина. Виноградники в Алирии были обширными, а потому здешнее вино пилось легко, но вместе с тем быстро пьянило. — Какой-то щенок, возомнивший себя драконом… Имел наглость послать письмо с королевской печатью и требовать принца! Ему подавай принца! — хохот короля разнесся по Алой зале, но его шутку не поддержал никто из присутствующих. Молодой альфа с короткими алыми волосами, острыми, красивыми чертами, но строгим лицом, взирал на отца, ожидая его решения. — И дерьма кусок не получит, — надменно заявил король, ткнув локтем сына, наливавшего ему вино. — Какой-то щ-щенок! Щенок, выблядок арагонский! Да чтобы я ему подчинялся! Я король! Король востока, и это мое место по праву. И я не подчиняюсь самозванцам. Даже его блядскому отцу! Этому чертову Эрхаис’ару, чтоб его сожрали черви. — Я бы не был так категоричен, — негромким, но уверенным голосом произнес Сильмарион — сын Тэгина Алирийского, единственный выживший альфа за прошедшее десятилетие, — все-таки он король. Признанный король Востока, и не тебе с ним тягаться, отец. У них есть драконы. — Драконы гниют в земле, щенок, — процедил сквозь зубы Джейхерис, окидывая сына бешеным взглядом маленьких бегающих из стороны в сторону глазок, — уже лет двадцать, тридцать! Они все сдохли давным-давно. Были бы у него драконы — были бы воины, идиот. Ты идиот! Мой сын — идиот! — воскликнул пьяный вусмерть король, и закашлялся, от выходящей из груди кровавой влаги. — Отправь ему одного из омег — у тебя дочерта сыновей. Не заставляй его напоминать Алирии, как она была завоевана. Нет драконов — есть люди, а у тебя из альф только наемники. Не будь чертовым глупцом. — Заткнись! — А ты послушай меня. Иначе гнить в земле будешь уже ты. Выбери одного из молодых, красивого, чтобы унять аппетиты бастарда, и забудь об этом, как о страшном сне. Король замолк, найдя слова сына разумными, как только услышал про возможную кончину. Помирать Джейхерис не собирался, как и уступать свое место единственному наследному сыну, достигшему половой зрелости. — Мейстер Лювилл… Сообщите королю Драконьего замка, что мы отошлем ему подарок.⚔⚔⚔
Чонгук передал письмо гонцу той же ночью, когда Великий мейстер оставил на нем королевскую печать. Алирия находилась на юге Драконьих земель, западнее Мирского городка. Добираться до нее через разбойничью дорогу и восточные марки тяжело, однако позволит гонцу остаться незамеченным для жителей города и Алисты. Чтобы довезти письмо, загнав при этом лошадь, гонцу требовалось около трех дней. Ответ на письмо гонец принес спустя неделю, как отбыл в сателлит Арагонской Империи. За несколько дней до этого уличный художник прибыл в Драконий замок и передал бастарду готовую картину, на которой не высохли краски. Чонгук поместил ее в нежилую часть своих покоев. Щедро одарив творца золотом, бастард велел ему навсегда забыть дорогу до замка и унести в могилу тайну об авторстве картины, во благо самого простолюдина. В письме же, что принес гонец, сообщалась готовность Азира выслать королю лучшего из своих сыновей, и сочтет за честь обозначить таким образом свое великое уважение драконьему королю, королеве и их детям. Чонгук поджег свечу и поднес к ней бумагу. Вскоре от бумаги остался лишь пепел. Обещанный алирийский принц прибыл вместе с сопровождением спустя две недели после того, как гонец донес до двора, и передал лично в руки младшему бастарду письмо от короля. Знавший о письме Эрхаис’ар, тем не менее, ничего не сказал Чонгуку, и все это время ни разу не требовал к себе. Бастард, тем временем, не предпринимал попыток провоцировать королевскую чету и их детей, и на четырнадцать долгих дней отец и опальный сын сохраняли нейтралитет. Свита алирийского принца состояла из двадцати человек алирийского войска, сопровождавшего принца через безопасные земли Алисты и вдоль королевского тракта, огибая восточные марки. Вскоре весь восток знал, что Эрхаис’ар потребовал себе аловласового омегу. Однако правда такова, что король не желал и на секунду смотреть на того, кто прибыл из соседнего государства, оставляя эту долю лишь Чонгуку. Вместе со свитой, двумя повозками с провизией, Азир выслал короне алирийское золото и украшения. Чонгук ценность обыкновенному золоту не давал, считая достойным лишь то золото, что было обожжено драконьим пламенем — настоящее драконье золото. Однако то практически ушло в небытие, ведь сам Эрхаис’ар, его глупый муж и их дети отдавали предпочтение лишь тем украшениям, что приобретали у западных мастеров, прямиком из Золотого замка. Также в личную свиту омеги входило двое алирийских послов, разодетых в алые одежды. Чонгук стоял у главных ворот, облокотившись на одну из стен, в ожидании скрестив руки на широкой груди. Послы из Алирии, тем временем, были в замешательстве из-за того, что их встречает лишь один из бастардов и старый мейстер Пирр. Шторка алой повозки колыхнулась. Один из сквайров открыл дверцу и протянул омеге руку. Первое, что Чонгук увидел — была тонкая ножка, аккуратная, бледная голень, а затем подол опустившегося красного платья, украшенного вставками из рубина и граната, а также редчайших красных бриллиантов, расшитого золотыми и серебряными нитями на поясе и груди. Омега аккуратно ступил на землю, подняв глаза на ожидающего его бастарда, одетого в черные, неприметные одежды, и высокие сапоги для езды верхом. Нос и губы принца скрыты под колыхнувшейся от легкого движения головой повязкой из тонкого шелка, окрашенного в алый. — Рады приветствовать на землях драконьего короля Эрхаис’ара из Арагона, — начал свою речь мейстер, однако Чонгук, не дожидаясь, когда приветствие послов и свиты закончится, отстранился от стены и широким шагом приблизился к сжавшемуся от страха омеге, до последнего не отпускавшего руку своего сквайра. Отпустил рыцаря лишь тогда, когда бастард оказался в метре от него. Принц поднял на того свои зеленые, будто листья розы, глаза. Принц слышал, что достанется далеко не королю, но продолжал теплить в груди надежды на его законного сына Алкивиада… Ведь всякий хочет приблизиться к престолу, тем более, когда ты один из тысячи себе подобных. Стоило альфе заглянуть в чужие глаза, выражение его лица резко изменилось: черты стали острее, взгляд — страшнее. Омега дрогнул и пошатнулся, не различив в чужих глазах зрачок и радужку. Чонгук поднес руку к чужому лицу и приподнял шелк, взирая на прямой, чуть поддернутый на кончике очаровательный нос, аккуратные бледные щеки, лишенные всяких изъянов и… заячью губу, изуродовавшую все лицо одного из сыновей блядского алирийского короля Азира. — Сукин сын… — процедил сквозь зубы Чонгук, и лицо его приобрело дикое выражение. Бешеным взглядом альфа взглянул на свиту принца и двух послов, с ужасом глядя на бастарда в ответ. Омега от испуга вскрикнул и попытался забраться обратно в повозку. Чонгук проводил того взглядом, а затем вновь перевел его на двух послов. — Ваше Высочество… — подал голос мейстер, в недоумении хмуря брови, как бы давая бастарду понять, что он ведет себя неподобающим образом. — Король Алирии Азир послал нашему королю, его королеве и наследникам золото… В том числе два ящика вам — его Высочеству Хосоку и вам, Чонгук. — Золото, значит? — севшим от гнева голосом, произнес Чонгук. — Подарок… Мы необычайно благодарны Его Величеству королю Азиру за алирийское золото, и отдаем дань преданности Священной Алирии Драконьему замку, а также его… Невероятно очаровательному подарку, — безумная улыбка тронула лицо альфы, безотрывно глядящего на послов из Алирии. — Король обязательно… поблагодарит его. Этим же вечером свита алирийского короля вместе с принцем отбыла обратно в Алирию, везя с собой все драгоценности и подношения обратно. Принц трясся в своей повозке, содрогаясь от пережитого ужаса, а в двух бочках, набитых драконьим золотом, гнили отрубленные головы послов короля Азира. Узнавший о происходящем, король Эрхаис’ар в ту ночь не покидал своих покоев, и велел приставить стражу к комнатам законнорожденных детей. Покои бастардов пустовали до утра.⚔⚔⚔
Зал Совета оставался все такими же величественным, будучи украшенными гобеленами, золотой посудой и огромным окном с разбитым витражом, на котором изображен сюжет с коронацией короля Эрхаис’ара, и то, как он занял арагонский престол. Чонгук нарушил тишину своим приходом, и тотчас заставил короля обрушить на себя весь свой гнев. — Отец, — с усмешкой произнес Чонгук. У бастарда было приподнятое, игривое настроение, он был готов получить отказ. — У меня есть к тебе просьба. Надеюсь, ты, отец, даруешь свое дозволение сделать то, что я считаю нужным для… Империи. — Ты перешел все границы… — на выдохе произнес Эрхаис’ар. Его большие серые глаза выдавали были широко распахнуты, от нервов белки раскраснелись, тонкие губы уродовали мелкие и крупные ранки. Отекшее от большого количества вина посиневшее местами лицо делало короля еще более старым, чем тот был на самом деле. Чонгук с довольствием отметил, что седых прядей будто бы стало чуть больше, чем прежде. — Я закрывал глаза на твой поганый язык, на твое отвратительнейшее поведение и абсолютную вседозволенность! На то, что ты бездумно тратишь мои деньги, не даешь спокойной жизни мне и моим сыновьям, выводишь из себя королеву! Но то, что ты сделал… То, что ты сделал! — крикнул король, ударив кулаком по столу, — за моей спиной послал в Алирию письмо, выслал себе чертову шлюху! Я закрыл на это глаза. Думал, получив желаемое ты наконец успокоишься! Но я ошибался… Надо было перерезать тебе глотку еще в младенчестве, — король задыхался от собственного гнева, тряся головой в поддержку своих слов, — твой брат куда достойнее тебя, хотя он такой же бастард! Чонгук широко улыбнулся одними губами, слушая то, что говорит ему отец, расходясь на крик, что был слышен за пределами зала Совета и доносился до самой Драконьей залы. — Ты пожелал себе… принца! — всплеснул руками король, хохотнув, — принца ему подавай! Из Алирии! Драконьему выблядку нужна королевская шлюха. — Но ваш сын тоже королевских кровей, вы не правы, я не настолько избирателен… — Чонгук театрально вытянул губы, вынуждая короля содрогаться от ярости. — Забудь о моем сыне! — взревел король, соскочив со своего стула, украшенного вырезанной из дерева головой дракона. — Такие, как ты, достойны лишь шлюх, что ты трахаешь в борделе. — Яблоко от яблони… — Заткнись! Заткнись! — король сжал руки в кулаки, дыхание его совсем сбилось, а лицо раскраснелось. Если бы Чонгук был законным сыном короля, то, возможно, даже побоялся бы за его здоровье. — Так я могу сделать то, что хочу? Мне будут нужны драконы… Может, ты меня выслушаешь? — с насмешливой улыбкой продолжил Чонгук. — Нет! Никогда! Я запрещаю тебе. Чего бы ты не хотел — я запрещаю, Чонгук! Запрещаю, бастард! Я больше не позволю тебе самовольничать, ты ничего не сделаешь без моего указа! Ты не покинешь замок, если я тебе не дозволю! Ублюдок! Чертов ублюдок! Чонгук развернулся на пятках и двинулся в сторону выхода из зала Совета. — Прекрасно, — произнес удаляющийся бастард, чьи губы растянулись в злорадной ухмылке.⚔⚔⚔
— Что сказал отец? — спросил Хосок, заходя в покои младшего брата. — Он запретил, — хмыкнул Чонгук, на мгновение оторвавшийся от созерцания картины, повешенной над его кроватью, дабы взглянуть на Хосока. — Но мне плевать. Мы захватим Алирию, — с довольством произнес бастард. Взгляд его вновь метнулся к картине с изображением аловласого омеги, названной «Незнакомец на рынке», со слов самого творца. — Нас ждет свадьба в Священной Алирии… Хосок поднял глаза на холст, помешенный в богато украшенную драконьим золотом рамку. На картину, про которую брат говорил ему слишком много, будто та свела его с ума. На фоне прорисовывались красоты рынка Мирского городка — простые в своем бытие, но от того кажущиеся живыми, несколько силуэтов людей, проходящих мимо или же толпящихся у прилавков торговцев. Но главным на картине, несомненно, был аловласый омега. Цвет его волос равномерно распределялся по всей длине, горел, будто дранье пламя, будто жидкая светлая кровь, текущая по тонким венам. Лицо омеги чуть напугано, пухлые губы разомкнуты. А две маленькие родинки делали его лицо невероятно живым, придавали странного, таинственного очарования, что пленило пускай не его, но его брата до настоящего безумия. Алые ресницы и брови выдавали омегу их Алирии — лишь в них текла кровь, способная даровать такой цвет волос. Бледная кожа казалась на фоне алого еще более бледной, даже болезненной. Тонкие пальцы придерживали края слетевшего с головы капюшона. Тонкий золотой браслет с красными камнями поблескивал на правом запястье омеги. Но, пожалуй, самая цепляющая часть картины — были небесно-голубые глаза, с острыми углами, словно у лисы, но распахнутые от изумления и легкого испуга. Чонгук безотрывно глядел на лицо омеги, в особенности на его глаза. Сам омега словно смотрел куда-то назад, он бежал, обернувшись. Чонгук желал словить взгляд этих глаз на себе. Губы бастарда растянулись в хищной улыбке — он был не в силах оторвать взор от картины. От незнакомого омеги с ясными глазами и алыми волосами, что однажды, по своей же глупости, изменит жизни миллионов людей. Ведь только судьба решит, зачем человек пришел в этот мир.Узурпатор. Начало.