Недолюбленный

Хэ Сюань ненавидел тихие праздники, которые в обществе условно считались семейными. Те, что были более шумными и отмечались скорее в компании друзей, – ненавидел тем более. Но иногда от приглашения на них не удавалось отбиться даже нелюдимому ему. Приглашал его, разумеется, вечно улыбающийся Се Лянь, а любые попытки уклониться от посиделок в сомнительно приятной компании пресекал Хуа Чен. Не то чтобы он что-то говорил или угрожал, но по одному его взгляду Хэ Сюань понимал, что отказ равносилен вечному отлучению от ситуативно предоставлявшихся ему Хуа Ченом заемных средств. И терпел, соглашался. К тому же конкретно в этот раз все было не так уж и плохо. Праздник середины осени не обязывал его покупать кому-либо подарки, а Се Лянь в кои-то веки решил не готовить на праздничный стол ничего, кроме лунных пряников. Все остальное было заказано в ближайшем ресторанчике, так что Хэ Сюань, быстро оценивший обстановку, просто рассчитывал набрать себе на тарелку побольше закусок и затаиться в дальнем углу квартиры Хуа Чена. Хэ Сюань знал, что там его вряд ли кто-нибудь побеспокоит. Помимо Се Ляня и Хуа Чена, которые на подобных мероприятиях довольно быстро замыкались в собственном мирке на двоих, на празднике была лишь пара университетских друзей Се Ляня да Ши Цинсюань. Первые Хэ Сюаня просто на дух не переносили, а с последним у него не так давно вышел довольно неловкий и совершенно неудачный разговор о чувствах, который закончился отвратительной дракой со старшим братом Цинсюаня. Так что теперь они пытались друг друга избегать. Кажется, Ши Цинсюаню это показательное игнорирование давалось сложнее, чем Хэ Сюаню, уже в шестнадцать привыкшему к мысли о том, что он в этом мире – совершенно один. Но облегчать участь своему недавнему возлюбленному Хэ Сюань не собирался. Этим занялся Се Лянь, мысленно уже сотню раз пожалевший о том, что он пригласил Хэ Сюаня и Ши Цинсюаня на одну и ту же вечеринку. Разумеется, подключиться пришлось и Хуа Чену. Так что уже через десять минут Цинсюань был окружен заботой, забавными историями, вином и карточками от какой-то дорогущей настольной игры. В итоге играть сели все, кроме Хэ Сюаня. А он устроился на подоконнике в некотором отдалении и лишь изредка поглядывал на смеющуюся компанию. Вообще-то он тоже любил настолки, но во время игры всегда чрезмерно увлекался, становясь до неприятного нервным и азартным. Поэтому однажды Хуа Чен очень настойчиво посоветовал ему не садиться за один игорный стол с его драгоценным Се Лянем. Что ж... сегодня Хэ Сюань и не рвался. Еда и раннеосенний пейзаж, который открывался из окна, привлекали его намного больше. Хотя позднюю осень, идеально олицетворявшую состояние его души, он, конечно, любил больше. Вечер, если забыть о вечных перепалках Му Цина и Фэн Синя, тек мирно и непринужденно. Цинсюань, выигравший третью партию подряд и уже слегка подвыпивший, громко шутил и смеялся, пританцовывая на стуле. Се Лянь и Хуа Чен, нисколько не расстроенные проигрышем, полулежали на диване, время от времени подглядывая к друг другу в карточки. Играла какая-то околоклассическая музыка... Хэ Сюань чувствовал, как его начинает подташнивать от этой пасторальной картинки. Хотелось то ли домой к рыбкам, то ли блевануть в окно. А потом – все равно домой. И тут протяжно задребезжал дверной звонок. Се Лянь удивленно посмотрел на Хуа Чена, взглядом спрашивая, ждут ли они кого-то еще, и уже было встал, чтобы открыть дверь. Но Хуа Чен мягко усадил своего гэгэ обратно на диван и сам направился в сторону прихожей. Щелкнул замок, и от входа по всей квартире разнесся поток ругательств. – Бля, вас хрен найдешь! Вы бы еще выше забрались, голубки! Хэ Сюань заинтересованно хмыкнул. Он не узнал голос говорившего, но был почти впечатлен тем, что этот внезапно появившийся на пороге гость осмелился хамить Хуа Чену. К тому же он был полностью с ним согласен: Хуа Чен и правда купил квартиру в доме с совершенно неадекватными переходами да еще и на верхнем этаже. – Вот и не находил бы, – голос Хуа Чена, явно не оценившего высказывание внезапно заявившегося гостя, сочился ядом. – Я был бы невероятно счастлив ближайшую вечность не наблюдать твою поганую физиономию в пределах своей квартиры. – Перебьешься! Тебе напомнить, что сегодня вообще-то семейный праздник? И я имею ебаное право провести его вместе с братом, даже если приглашение родной матери он проигнорировал! После этих слов Хэ Сюань наконец-то узнал говорившего. Это был Ци Жун, двоюродный брат Се Ляня. И не то чтобы это открытие Хэ Сюаня осчастливило. Он встречался с Ци Жуном не более пары раз, но успел понять, что тот раздражает его почище Му Цина и Фэн Синя, вместе взятых. Он весь был каким-то пошлым, шумным и нарочито крутым, хотя по сути ничего из себя не представлял. Он вечно матерился и, со слов Се Ляня, отвратительно учился. И это при том, что ему было всего шестнадцать. Представлять, что из него вырастет, было неприятно. – Хуа-Хуа, не горячись, – Се Лянь, все-таки выскочивший в прихожую, чтобы разрядить обстановку, нежно подхватил своего возлюбленного под руку и повел его обратно в гостиную. – А-Жун, разувайся и проходи. Мы очень рады тебя видеть. «Ну да, ну да», – вновь мысленно усмехнулся Хэ Сюань. – «Именно радость и выражают скисшие рожи твоих друзей». На мгновение ему почти стало жаль Ци Жуна, но он побыстрее отогнал от себя эту мысль. Еще не хватало ему жалеть каких-то посторонних людей. Тем временем Ци Жун ввалился в комнату и, бросив в угол потрепанный и утыканный значками рюкзак, устремился к столу с закусками. Менее чем за минуту его тарелка была доверху наполнена какими-то колбасками, ветчиной и курицей по-пекински и щедро залита кетчупом. Другой рукой он уверенно подхватил почти полную бутыль рисового вина и направился в сторону облюбованного Хэ Сюанем подоконника. – Двигайся давай! – Хэ Сюань чуть не поморщился от резкого звука прямо над ухом. – Обойдешься. – Ну и хуй с тобой! Не шибко-то и хотелось, – тотчас оскалился Ци Жун. – Будто я мечтал сидеть рядом с такой снулой рыбиной! У меня и без тебя друзей навалом. Ци Жун демонстративно отвернулся и, несмотря на свои слова, уселся на соседний подоконник в гордом одиночестве. Друзей у него не было. Даже Се Лянь, кажется, исключительно из вежливости терпел присутствие своего двоюродного брата на этом празднике. Но Ци Жуну, вероятно, было все равно. Он смотрел на своего старшего брата с искренним восхищением и любовью. Хэ Сюаню даже на миг показалось, что именно такими восторженными глазами когда-то смотрела на него самого его ныне покойная младшая сестренка. Но иллюзия быстро развеялась, стоило только Ци Жуну, игнорируя все приличия, приняться за еду. Ел он отвратительно, причмокивая и роняя капли соуса прямо на зеленовато-синий свитер. Пил – еще хуже: две трети бутылки спустя он уже выглядел основательно напившимся, но останавливаться не собирался. Хэ Сюань внезапно и уже запоздало вспомнил, что Ци Жун всего лишь школьник и что вино ему лучше не пить. Но теперь отнять у него бутылку казалось задачей поистине нереализуемой. К тому же всем остальным было все равно. А зря: пьяный Ци Жун вел себя еще хуже, чем трезвый. Хотя материться он стал меньше, всецело сосредоточившись на попытках урвать себе хоть немного внимания со стороны своего старшего брата. Он перебрался с подоконника на диван, где сидели Се Лянь и Хуа Чен, попутно сдав все еще игравшей компании карты Му Цина, и беззастенчиво разлегся на коленях Се Ляня. По скромному мнению Хэ Сюаня, лицо Хуа Чена, созерцавшего это наглое вторжение в их личное пространство, было достойно отдельного полотна или хотя бы фотографии. В воздухе ощутимо запахло жареным. Хэ Сюань в очередной раз подобрался к практически опустевшему столу с закусками, чтобы потом наблюдать уже, кажется, неизбежную драку не с пустым ртом. Он ценил хлеба и зрелища лишь в правильном сочетании. Хуа Чен продержался аж четырнадцать минут. Вероятно, в их отношениях с Ци Жуном подобный уровень сдержанности тянул на рекорд. За это время Ци Жун успел облапать Се Ляня во всех возможных и невозможных местах, обвинить его в том, что он игнорирует семью, и пролить остатки вина из захваченной с собой бутылки на белоснежный свитшот старшего брата. Хэ Сюань очень приблизительно представлял, какие именно отношения связывают Се Ляня с остальной частью его семьи. Слышал только, что с собственным отцом возлюбленный Хуа Чена почти не разговаривает. Почему Ци Жун живет с родителями Се Ляня, а не со своей матерью или отцом, он не знал тем более. Да и зачем бы ему? Он, в отличие от Ши Цинсюаня, никогда не любил собирать сплетни. То, что Хуа Чен делал с Ци Жуном, вряд ли можно было назвать избиением. Хэ Сюань в свое время на собственной шкуре познал, как больно может бить Хуа Чен, если он дерется по-настоящему. В этот раз он едва ли прикладывал одну шестую своей силы. Но Ци Жуну было достаточно и этого: под глазом у него моментально вспух синяк, а из носа пошла кровь. Она тонкой струйкой стекала к уголку губ, а потом падала на уже испорченный кетчупом свитер. Ци Жун выглядел жалко, Хуа Чен – раздраженно. Се Лянь обеспокоенно кружил около них, а все остальные просто отсели подальше, будто привыкли не вмешиваться, когда кого-то бьют. Ши Цинсюань стыдливо опустил глаза. Хэ Сюаню стало мерзко: он еще помнил, как невыносимо быть слабее своих обидчиков, как погано оказываться одному против толпы. Не то чтобы ему хотелось вмешаться, но Хуа Чен явно перегибал палку. Отставив тарелку, Хэ Сюань плавно соскользнул с подоконника и приблизился к дерущимся. – Эй, ты бы перестал, – его голос звучал устало и невыразительно. – Он же сейчас кони двинет. Оно тебе надо? Хуа Чен отвлекся. На месте Ци Жуна Хэ Сюань бы незамедлительно воспользовался этой паузой, чтобы отползти подальше, но мелкий источник проблем просто застыл на полу, огромно-удивленными глазами уставившись на Хэ Сюаня. Казалось, он из последних сил сдерживался, чтобы не разрыдаться. – Проваливай, – Хуа Чен в последний раз посмотрел на распластавшегося под ним Ци Жуна и едва удержался от того, чтобы плюнуть ему в лицо. – Хуа-Хуа, но так ведь нельзя! – Се Лянь всегда был горазд вмешиваться постфактум. – Ему бы хоть раны обработать… – Вот пусть дома и обрабатывает, – Хуа Чен явно злился из-за испорченного праздника. – Вызови ему такси. – Обойдусь! Мне ваши блядские подачки нахуй не нужны! – Ци Жун наконец-то немного пришел в себя и, вытирая все еще сочившуюся кровь рукавом, нетвердо поплелся в сторону выхода. Из прихожей раздалось неясное шуршание, звук застегиваемой молнии и, наконец, хлопок входной двери. – И зачем приходил? Паскуда! – кажется, отношение к Ци Жуну было единственной вещью, которая роднила внезапно высказавшегося Му Цина с Хуа Ченом. – Не знаю, – в голосе Се Ляня проскальзывала легкая тоска. – Все-таки нельзя с ним так. Он же напился, а автобусы уже не ходят. Как он домой-то поедет? Тут неблизко. – Да не бери в голову, гэгэ. Сейчас мы что-нибудь придумаем, – взгляд Хуа Чена пробежался по присутствующим и остановился на Хэ Сюане. – Отправим вон нашего хмурого друга проследить за твоим родственничком, он как раз собирался уходить. К слову сказать, Хэ Сюань уходить не собирался. А уж возиться с Ци Жуном ему тем более не улыбалось. Но взгляд Хуа Чена очень прозрачно намекал на то, что долги сами собой не исчезают, а Хэ Сюань в очередной раз просрочил выплату. Так что выбора не оставалось: пришлось коротко кивнуть и направиться в сторону прихожей. Пока Хэ Сюань вытаскивал свою ветровку из-под вороха чужих одежек и зашнуровывал ботинки, Се Лянь быстро написал ему адрес, по которому жил Ци Жун, и всунул записку ему в руку. Хэ Сюань, не глядя, положил бумажку в карман, прощально махнул рукой вышедшему проводить его Хуа Чену и едва выглядывающему из комнаты Ши Цинсюаню и выбрался на лестничную площадку. Хэ Сюань понятия не имел, что ему делать с внезапно свалившейся на его голову проблемой. Он не умел и не любил общаться с психованными подростками и, в отличие от Хуа Чена, не располагал лишними деньгами, чтобы отправить мелкого засранца домой на такси. К тому же у него начинала болеть голова, хотелось домой. Он мысленно пообещал себе, что забьет на все обещания, данные Се Ляню и Хуа Чену, и со спокойной совестью отправится к себе, если Ци Жун не обнаружится прямо у выхода из подъезда. Увы, Хэ Сюаню откровенно не везло. Ци Жун сидел прямо напротив входной двери, в круге распространявшегося от уличного фонаря света, на идеально выкрашенной в нежно-салатовый цвет скамейке, и мотал на кулак сопли и слюни. Тут же валялись его куртка и рюкзак. – Ты бы кончал это все, – Хэ Сюань сам поморщился от того, как фальшиво звучали его слова. – Вставай. Провожу тебя до дома. – Смотрите-ка, кто выполз! – Ци Жун вскинулся и резко вытер рукавом уже покрасневшие от слез глаза. – Что, братец забеспокоился, а его благоверный послал тебя не дать мне сдохнуть? Какая охуительная забота! Стоило отдать Ци Жуну должное, когда дело касалось его брата, он был довольно сообразительным. Что, впрочем, не делало его в глазах Хэ Сюаня более терпимым. – Слушай, мне плевать с высокой колокольни и на Се Ляня, и на остальную часть вашего семейства. Я просто выполняю просьбу друга, так что прекращай свой концерт и пошли! – Никуда я не пойду! – внезапно Ци Жун совершенно по-детски насупился и даже схватился за скамейку, чтобы продемонстрировать серьезность своих намерений. – Тетушка отпустила меня с ночевкой, так что до завтра меня все равно никто не хватится. – И именно поэтому ты решил назло всем замерзнуть нафиг в этом дворе? – сдерживаться становилось все труднее, и Хэ Сюань с неудовольствием заметил, что тоже начинает вставлять в речь ругательства. Его бесила и вся эта ситуация, и вынужденное беспокойство о совершенно безразличном ему человеке. Вообще-то он отлично понимал, что замерзнуть на улице ранней осенью практически невозможно: сам нередко вот так же ночевал на скамейках в свои шестнадцать. Но Ци Жун по сравнению с юным Хэ Сюанем казался каким-то более домашним и хрупким. – Как будто тебе не насрать? – Мне-то, может, и насрать, но только Хуа Чен мне потом голову открутит. Так что живо вставай и вперед. Переночуешь у меня. Хэ Сюань и сам до конца не понимал, почему предложил Ци Жуну остаться на ночь у себя. Возможно, потому что еще лет пять назад, когда погибла вся его семья, а его самого определили в детский дом, из которого он постоянно сбегал, он в глубине души мечтал, что кто-нибудь вот также подойдет к скамейке, на которой он устраивался на ночлег, и позовет его к себе в квартиру отогреться. Потом он научился прятаться в подвалах и на чердаках, и глупая мечта канула в Лету. Но ведь когда-то она была!.. Ци Жун, кажется, немного успокоился и, подобрав куртку с рюкзаком, оторвал свою задницу от скамейки, всем собой выражая готовность следовать за Хэ Сюанем. От новостройки, в которой жил Хуа Чен, до дома Хэ Сюаня было около двадцати минут быстрым шагом. Но отличались их дома как небо и земля. Хэ Сюань жил в покосившейся пятиэтажке, которую от сноса спасало только чудо. Но не то чтобы он жаловался: за те деньги, которые он платил за съем, на лучшее рассчитывать и не приходилось. Конечно, он мог бы жить в собственной квартире, доставшейся ему от родителей, но он предпочитал ее сдавать. С одной стороны, какой-никакой доход, с другой… Хэ Сюаню было невыносимо в одиночестве находиться в тех стенах, в которых они с семьей когда-то были так беззаботно счастливы. Он пробовал, и нашел это слишком выматывающим. Так что старенькая однокомнатная квартира под крышей его вполне устраивала. Односпальная кровать, шкаф с отвалившимися уже дверцами, кривоногий стол с парой табуреток на кухне и горелка вместо плиты – все это придавало квартире немного заброшенный вид, но огромный аквариум с рыбками отчасти сглаживал эту угрюмую картину. Впрочем, Ци Жуна, кажется, не особо волновало, где он проведет ближайшую ночь. Честно говоря, он за прошедший вечер изрядно вымотался, а пострадавшее в схватке с Хуа Ченом лицо начало основательно ныть. К тому же он все-таки умудрился замерзнуть, так что был почти благодарен Хэ Сюаню за внезапное и не особенно любезное приглашение в гости. Вешалки у Хэ Сюаня в прихожей не было, так что невольные соседи скинули куртки прямо на одиноко стоявшую на входе тумбочку, разулись и молчаливо поплелись в комнату. Щелкнул выключатель, и логово Хэ Сюаня озарилось теплым желтым светом. Ци Жун осмотрелся, хотя и без особого любопытства: его начинало мутить от выпитого, а из-за недавней истерики тянуло в сон. Хэ Сюань, кажется, понимал, в каком состоянии находится его нежеланный гость, так что просто стащил со шкафа свернутый в три погибели и изрядно запылившийся матрас, разложил его в противоположном от кровати углу квартиры и кинул на него пару пледов. Прямо так, без простыней и подушки, у него не было отдельного комплекта для гостей. На секунду задумавшись, он добавил к этому всему еще и свою старую футболку. – Переодевайся. Я попробую замочить свитер. Надежды, конечно, мало, все уже засохло, но попробовать стоит. Ци Жун несколько отупело уставился на черную тряпку, в которую ему предложили облачиться, а потом отвернулся к стене и принялся стягивать с себя многострадальный свитер. На мгновение Хэ Сюаня позабавил этот внезапный приступ смущения, но вид обнаженной спины Ци Жуна быстро перевел его мысли в другое русло: на левом боку у мелкого поганца наливался огромный синяк. Хэ Сюань обреченно вздохнул и пошел на кухню – копаться в аптечке. Не то чтобы у него в ней было много лекарств, но остатки мази от ушибов должны были заваляться. По-хорошему Ци Жуну стоило бы обработать и фингал под глазом, и отвратительно долго кровивший нос, но прикладывать холод было уже поздно. Так что Хэ Сюань махнул на все рукой и, вернувшись в комнату, просто кинул на матрас, куда уже завалился Ци Жун, почти израсходованный тюбик мази. – Намажься что ли, а то завтра целиком посинеешь. Твои родственнички нам голову открутят. – Да ничего они вам не открутят, хватит! Заебал, – Ци Жун ругался, но как-то беззлобно. – Срать им на меня, понял? Я всегда такой хожу – и хоть бы кто пальцем пошевелил! Хэ Сюань неопределенно пожал плечами. Ему почему-то сразу казалось, что родителям Се Ляня нет особого дела до травм Ци Жуна. Просто он отказывался признавать, что заботится о мелком пакостнике лишь потому, что ему этого нелепого подростка жаль. Ци Жун слишком сильно напоминал Хэ Сюаню себя прошлого. И сравнение это Хэ Сюаня не красило. Впрочем, распинаться по этому поводу было бы глупо, так что Хэ Сюань просто подхватил с края матраса свитер, снова щелкнул выключателем, погружая комнату во мрак, и направился в ванную. Замачивая свитер в холодной подсоленной воде, Хэ Сюань меланхолично вспоминал, что в одежде похожих оттенков почти всегда ходил Ши Цинсюань. Но несмотря на это внезапное сходство, ничто другое вечно улыбчивого и болтливого юношу с Ци Жуном не роднило. Их даже сравнивать было нелепо, так что Хэ Сюань довольно быстро оставил попытки и тоже отправился спать. Спал он, в отличие от Ци Жуна, довольно беспокойно: он не привык к тому, что в его квартире находится кто-то кроме него самого и стайки рыб. Так что встал Хэ Сюань тоже раньше обычного. Довольно неприятное начало воскресенья, но что поделаешь? Хэ Сюань на мгновение задержался взглядом на блаженно спящем Ци Жуне. Во сне, с приоткрытым ртом и в развороченном гнезде из пледов, тот выглядел почти мило. Общую пасторальность картинки портили разве что кривоватые полоски шрамов, которыми вдоль и поперек были исполосованы руки мелкого поганца. Вчера Хэ Сюань их не заметил: сначала их удачно скрывали рукава свитера, а потом было как-то не до этого. «Ну и дурак же ты», – как-то устало подумал Хэ Сюань, отправляясь на кухню готовить завтрак. – «Хоть бы нож нормально заточил, позорище». Ци Жун выполз на кухню пару часов спустя, когда куриный бульон, над которым колдовал Хэ Сюань, успел не только приготовиться, но и остыть. Проснувшийся мелкий выглядел неважно, так что Хэ Сюань без лишних слов кивнул в сторону табуретки и протянул ему таблетку от боли в голове и стакан с водой. Через пару минут перед Ци Жуном появилась тарелка с бульоном и пара кусков хлеба, который, судя по запаху, уже начал плесневеть. – Ешь и проваливай, – дружелюбием Хэ Сюань не отличался в любое время суток. – Я планирую еще поспать, так что перед уходом можешь просто захлопнуть дверь. Все равно сюда никто не ввалится. Так и вышло: никто не ввалился. Впрочем, Ци Жун тоже никуда не делся. Второй раз за день продрав глаза, Хэ Сюань первым делом узрел перед собой спину мелкого бедствия, сидящего около аквариума и медитативно следящего за рыбами. – У тебя что, проблемы с пониманием человеческой речи? Я же сказал тебе проваливать. – Пиздатые у тебя рыбки, – вопрос Хэ Сюаня был нагло проигнорирован. – У меня вообще-то тоже есть. Только одна, правда. Пиранья. Я как бы знаю, что их по одной держать хуево, но денег только на Гу Цзы хватило. – Лучше бы ни одной не покупал, – Хэ Сюань ненавидел людей, которые так безответственно относились к содержанию рыб. Мол, не кошка и не собака, и так не помрут. Сам он тратил на своих питомцев немало денег, и аквариум, несомненно, был самой дорогой вещью в его квартире. – Угу, знаю. Но что уж теперь? – повисла неловкая пауза, а потом… – Там свитер еще не высох. Не мог же я голым уйти. Замечание было справедливым. Свитер отмокал всю ночь, и постирал его Хэ Сюань только с утра, после готовки. Так что теперь бесформенная тряпка, слегка пострадавшая от долгого лежания в воде, сушилась на бортике старой ванны. Это раздражало. Хотелось запихать это не досохшее убожество в пакет, выдать Ци Жуну какую-нибудь собственную кофту и выпихать взашей. Останавливало только то, что с мелкого станется заявиться снова, чтобы эту самую кофту вернуть. Так что Хэ Сюань просто позвал раздражающего гостя обедать. Ели снова суп, на этот раз с бутербродами. Студенческий рацион Хэ Сюаня разнообразием не отличался. Ци Жун неловко пытался завести хоть какой-нибудь разговор. – Я тут у тебя рядом с аквариумом фотку заметил. Ничошная такая. Твоя семья? – Еще раз тронешь ее, вылетишь отсюда голый и без вещей! – пальцы Хэ Сюаня непроизвольно сжались в кулаки. – Да ладно тебе, – Ци Жун не видел в происходящем никакой проблемы. – Не золотая же она у тебя, можно и новую сделать. Нахера ты так завелся? – Нельзя! – Хэ Сюань неожиданно даже для себя перешел на крик. – Да, это моя семья! Покойная семья! Нельзя с ними новую фотку сделать! На кладбище они, понимаешь? Хэ Сюаня внутренне коробило. Он не привык объяснять людям, что его родители и сестра погибли. Об этом с самого начала знал Хуа Чен, со временем просветивший Се Ляня. А уже от Се Ляня об этом узнала вся остальная компания. Но Ци Жун, очевидно, компанией не считался, так что прибывал в блаженном неведении. Пожалуй, в свете этого орать на него было не совсем справедливо. Впрочем, тот испуганным и не выглядел. – Ну и чего ты разорался? Один такой бедный нашелся? – Ци Жун и сам перешел на повышенные тона. – У меня, между прочим, тоже только тетка да братец! Отец типа живой, но это только хуже! Он в тюрьме сейчас. А знаешь за что? Он мою мамку до смерти избил! Понимаешь? Исхуярил в кровавые сопли! А ему даже серьезного срока не дали! Скоро выходит, мразь ебучая! Но ничего! Я его найду и грохну, он заслужил! У Ци Жуна перехватило дыхание. По юношески прыщавому лицу снова катились слезы. Будто понимая, как жалко он выглядит, Ци Жун вскочил и, опрокинув табуретку, выбежал из кухни. Суп остался недоеденным, и Хэ Сюань, прикончив свою тарелку, принялся за остатки чужой порции. На сердце было погано. Где-то в глубине души Хэ Сюань понимал, что Ци Жуну, возможно, жилось похуже, чем ему самому в его шестнадцать. Конечно, мелкому не приходилось мыкаться по приютам, и у него остались живые родственники, но от самых близких, от родителей, у него не осталось даже теплых воспоминаний. Хэ Сюань слабо представлял, как бы он смог выкарабкаться из всего того дерьма, что окружало его на пороге совершеннолетия, если бы светлая память о родителях не сияла перед ним путеводной звездой. В комнату идти не хотелось от слова совсем, но прятаться на кухне в собственной квартире было еще более нелепо. Так что Хэ Сюань выудил из дальнего ящика стратегический запас шоколада и пошел обратно. В любом случае ему нужно было готовиться к завтрашним парам, а ноутбук лежал у кровати. Ци Жун, как и ожидалось, сидел на матрасе, отвернувшись лицом к стене и, кажется, тыкался в телефон. Хэ Сюань запустил в него шоколадкой. – Я не особо хорошо извиняюсь, но это… я не нарочно. Я знаю, что лишаться родителей погано. Не хотел тебя задеть. Ци Жун затравленно обернулся и, стремительно сцапав шоколадку, вновь повернулся к стене. Зашуршала обертка. При наличии богатого воображения за ее шелестом можно было услышать невнятно брошенное «Проехали». Конфликт был исчерпан. День лениво клонился к вечеру. В квартире царило относительное спокойствие: и хозяин, и гость сидели в своих углах, уставившись в гаджеты. В ванной досыхал свитер, и часам к семи игнорировать тот факт, что он окончательно высох, стало совершенно невозможно. Так что Ци Жун в какой-то момент вздохнул и уныло поплелся в сторону коридора. Однако вернулся он, так и не переодевшись. На нем все еще была футболка Хэ Сюаня, которая на тощем и так и не вытянувшемся Ци Жуне походила скорее на нелепое платье. Свитер болтался на сгибе руки, и Хэ Сюань, даже не приглядываясь, видел, что тот просто ужасно вытянулся. Но от крови все-таки отстирался. Ци Жун выглядел каким-то неуверенным. Так до конца и не зайдя в комнату, он оперся на дверной косяк и исподлобья зыркнул в сторону Хэ Сюаня. Тот же отложил с коленей ноутбук и вопросительно посмотрел в ответ. В воздухе назревал важный разговор. – Слушай, можно я потусуюсь у тебя еще немного? – Ци Жун все-таки решился. – Я вчера просто посрался с тетей и не уверен, что она меня вообще ждет. У них там херово, понимаешь? А у тебя вроде как спокойно, хорошо. Я как бы понимаю, что я нихуя не подарок, но я полезнее, чем кажется, – он начал частить. – Я завтрак могу готовить. Или убираться. Не то чтобы я профессионал, но со сковородкой уж точно получше Се Ляня обращаюсь. Я и денег за аренду могу сколько-нибудь отдать, у меня есть, правда! Это было так неожиданно, что почти смешно. Хэ Сюаню казалось, что он спит и видит какой-то абсурдный сон. Едва знакомый ему подросток с явными психическими расстройствами и не самым лучшим характером просился пожить у него, потому что поссорился с опекунами. Просился неумело, но с таким отчаянием в глазах, что хладнокровно отказаться было почти невозможно. Хэ Сюань попытался отшутиться. – Да-да, а потом меня посадят за похищение и растление несовершеннолетних. – А ты что, тоже из этих? Как Хуа Чен с Се Лянем? – разумеется, Ци Жун был слишком взвинчен, чтобы понять его правильно. – Знаешь, мне в общем-то все равно, я могу и так. Только я ничерта не умею, но я научусь. Эти пидорасы еще завидовать будут! Ци Жуна трясло, в глазах снова стояли слезы. Во время своей пламенной речи он наконец-то отлепился от косяка и, стараясь быть поубедительнее, подошел почти вплотную к кровати. Худой и нелепый, он стоял прямо перед Хэ Сюанем и отчаянно на что-то надеялся. Самому Хэ Сюаню казалось, что унижение не стоит свеч, но в этот момент ему впервые искренне захотелось Ци Жуна утешить, так что он просто ухватил того за край футболки и потянул на себя в нелепой попытке заключить эту истеричку в объятья. Разумеется, Ци Жун тотчас потерял равновесие и мешком картошки свалился на колени к Хэ Сюаню. Лицо подростка пылало. Но несмотря на смущение он всем собой потянулся к губам Хэ Сюаня. Тому пришлось отвернуться. – Да постой ты! Я не это имел в виду! – Зато я имел в виду именно это! – Ци Жун упрямо обвил руками шею Хэ Сюаня, пытаясь заставить его повернуться обратно. – Почему Се Ляню можно, а мне нельзя? Чем я хуже? Может и мне в этой блядской жизни хоть раз повезти? Я же не прошу чего-то невозможного! – Да перестань ты уже сравнивать себя со своим братцем! Вы же не на соревнованиях! – Хэ Сюаня просто невероятно бесило то, что Ци Жун вечно принижает себя, попутно ставя на пьедестал Се Ляня. Если бы это делали их родственники, это бы еще было терпимо, но сам Ци Жун… Хэ Сюань снова краем глаза посмотрел на раскрасневшееся и отчаянно-решительное лицо рассевшегося на нем подростка. И неожиданно… сдался, снова повернувшись к Ци Жуну лицом. Тот, конечно, воспринял это как карт-бланш и немедленно впился в губы Хэ Сюаня неумело-слюнявым поцелуем: особого опыта в этом деле у Ци Жуна не было. Он скорее кусался, а не целовал. Но Хэ Сюань понимал, что это отнюдь не история про получение удовольствия, так что просто приоткрыл рот, позволяя Ци Жуну делать все, что ему заблагорассудится. Было больно. Искусанные губы по ощущениям начали кровить, отчаянно обвитая тощими руками грудная клетка тоже грозилась заныть. Где-то глубоко в душе было больно от внезапного желания ударить лопатой по голове всех тех, кто превратил Ци Жуна в это маленькое чудовище. Все вместе это ощущалось до нелепости правильным. – Если хочешь, оставайся. Но не из-за этого, – когда Ци Жун все-таки оторвался от его рта, чтобы отдышаться, Хэ Сюань наконец-то смог снова заговорить. – Спать будешь на полу, завтрак – на тебе, новых рыб без разрешения заводить запрещено. Запасные ключи на крючке у двери, можешь забирать. С остальным, думаю, разберешься. На словах про ключи глаза уже было собиравшегося прервать его Ци Жуна почти потусторонне засияли. Его снова лихорадило. Кажется, он не верил собственным ушам, так что Хэ Сюаню пришлось еще раз повторить ему последние фразы. И только после этого он понял, что дрожит его новый сосед не от нервов: просто Ци Жун смеялся. Просто ему впервые за долгое время было хорошо.