"Мясной отдел"

Одноразовая упаковка морщится, шуршит, стягивается в складки, остаётся пятнами краски на куриных бёдрах — один из главных недостатков продукции «Первой свежести». Оно и по виду похоже на обесцвеченный пластилин, покрытый лёгкой белой патиной — остатками кожи. Пальцы зарываются в белую плоть: немного резиновая на ощупь, но всё ещё очень мягкая, как… как… Нет, таких сравнений не существует: ни одно вещество, ни один материал в мире не похож на мясо. Оно угадывается в наваленном одеяле, том сладко пахнущем модном пластилине, в тесте и мягком воске — но плоть остаётся плотью, что с ней не делай. Плоть — это жизнь. Говорят, кровь — это жизнь, и да, это так, но — кровь масло, приводящее в действие сложный механизм, состоящий почти целиком из разлагающегося хрупкого материала. Очищенное от всего естественного мясо в магазине не передает грандиозное величие сложной машины, называемой плотью; но альтернатив нет — не самой же ловить кур и свиней и их чистить. На самом деле, если хорошенько задуматься, альтернатива хорошая; но такой возможности в городе нет. Равшана всё ещё стесняется (чего?), поэтому не съедает куски целиком, а обгрызает особенно вкусные места: с остатками кожи, с хрящами, жилами или жиром; с жиром реже — он и в термически обработанном виде божественно вкусен, тогда как мясо… Вот уж воистину, солить — только портить. Собака скулит, и Равшана щедро отрывает для неё кусок. Подкармливать со стола нехорошо, об этом скажут все кинологи, но — одно дело вредная, неестественная для собак еда, а другое — сырое, необработанное мясо с куриных бёдрышек. К тому же совсем чуть-чуть. Разве не станет хозяин делиться с собакой едой, которую сам считает лучшей? Если это не какой-нибудь шоколад или майонезное безумие. Может… с ними вообще ничего не делать? Равшану страшно испугала эта мысль. Первая её реакция — «нет-нет-нет-нет, ни за что», вторая — «а почему?». Третья — смятение и замешательство, которые продлятся ровно до того момента, пока она не сделает выбор. Если она перестанет готовить, то перестанет быть человеком. А она, несмотря на все свои странности, всё-таки человек. Интерес к поеданию сырого мяса проявился у Равшаны довольно рано, лет в десять. Сначала до девяти лет она не ела вообще никакое мясо: оно ей казалось отвратительным на вид, а всё, что ужасно на вид, есть, само собой, нельзя. Так мимо маленькой узбекской девочки проходил огромный пласт национальной кухни: отец — то недолгое время, что он присутствовал в семье, пока не ушёл окончательно жить к семье первой жены — пытался через силу заставить дочку есть материнскую еду, но Равшана с детства проявляла звериный характер. Она не уважала авторитеты, кусалась, плевалась и рычала в те моменты, когда уставший и обозлённый отец начинал дочь бить. Мать поступила мудрее: когда дочь окончательно надоело кормить макаронами, она попросила отца приготовить простой, ничем не дополненный шашлык. Это оказалось верной стратегией: Равшана смотрела на розовые кусочки мяса, которым маринад придавал оранжевый оттенок и покрыл всю поверхность мяса полупрозрачной нарезкой лука, и поняла, что она нашла клад. Настоящий, волшебный клад, с кучей розовато-оранжевых камушков, которые не только выглядели превосходно и украсили бы любой наряд, но ещё и восхитительно пахли. Так что ей было страшно обидно, что его зажарили. Получилось, конечно, вкусно, и так Равшану приучили к тому, что термически обработанное мясо — не такая уж плохая еда, но… Но у них не было того особенного сладковатого аромата, который витал над розоватыми бутончиками плоти. У него не было белых узоров на поверхности всех оттенках розового и красного; она не создавала ощущения слегка проявившихся мраморных жил в волшебном и загадочном камне. А ещё… Это было не так вкусно? Да, Равшана воровала куски замаринованного мяса и съедала их. По чуть-чуть, так, чтобы воровство не было заметно уж слишком очевидно. Иногда взрослые видели, что целостность ровной поверхности замаринованного мяса была нарушена и обвиняли в этом кошку, но никогда не наказывали. В детстве Равшана радовалась этому факту, сейчас — заставляло задуматься, почему строгая семья её так халатно относилось к воровству, пусть даже и кошки. Неужели что-то подозревали?.. Хорошо, ей хватило ума не продолжать воровство, пока она жила в семье, а вернуться к поглощению сырого мяса после переезда в Москву. Даже позднее того — когда у неё появилась отдельная комната, а не совместная с ещё пятью девчонками: общежитие не даёт личного пространства, только крышу над головой… которую порой хочешь променять на личное пространство. Вуз, конечно, не престижный, но зато дающий работу; а пока нет работы по специальности — можно делать всё то, что обычно делают приезжие из регионов бывшего СССР в Москве. Равшане повезло больше других: полы она мыла совсем недолго, а сам факт обучения в пищевом вузе открывал дорогу к престижной (для девушки её положения) должности повара в частном ресторане фастфуда — всяко не Макдональдс и другие KFC. И открывало дорогу ко всему разнообразию мясных продуктов. Фарш. Стейки. Филе миньон. Вырезки. Рёбра. Ростбиф. Корейка, куски с боков, со спины, с шеи, груди. Иногда меню вбрасывало странные рецепты, в которых использовались субпродукты, но кому они нужны, когда есть настоящее, ничем не испорченное мясо? Оно как красный пластилин покорно поддавалось любым махинациям, и порой Равшане было больно что-то с ним делать: бить, солить, запекать, жарить, давать отдохнуть, резать на отдельные составляющие. Это не была высокая кухня, и хозяева не стремились к ней, просто давая своим непритязательным постоянным посетителям одно и то же, но Равшане, пусть и через силу, нужно было проявить немало стараний, чтобы это одно и то же было хотя бы приемлемого качества, на уровне «съедобно». А уж потом, дома, в снимаемой комнате, она могла сладостно вгрызаться в забираемый с работы просрок и неликвид. Она, конечно, ещё в вузе научилась определять качество мяса — на нюх, на глаз, на моментальный анализ, сопоставляющий разные характеристики продукта. И поначалу Равшана оправдывалась тем, что хорошее мясо стоит больше, чем она может себе позволить; и это было чистой правдой, один хороший кусок стейка идёт за четырёхзначную сумму, но… Что-то такое было в этих кусках, ещё не испорченных, но уже не заслуживающими того, чтобы лежать на кухне ресторана. Запах — не запах, цвет — не цвет, что-то. Неконкретное, неощутимое, неосязаемое, но безумно притягательное и вкусное, что пропадало всякий раз, когда мясо портилось по-настоящему, так что это не гниль и не разложение. Но что? Равшана так и не нашла ответа на этот вопрос. В холодильнике лежал ещё один пакет, но его Равшана отказывалась открывать даже под угрозой пропажи продукта. Она уже один раз сделала это, и от шока у неё едва не разорвало сердце — буквально, на мелкие-мелкие части. Это всё произошло случайно. Точнее, нет, не случайно, не в том смысле… В общем, Равшана не планировала нести ещё один пакет домой. Просто после кассы её догнал мужчина — красивый, статный, хорошо одетый, как будто даже с каким-то украшением на лацкане пальто; догнал и сказал: — Не спрашивайте ничего, это вам. И убежал из магазина. Равшана не поняла, что произошло, и решила сразу открыть неожиданный подарок. Обычный целлофановый пакет, весь магазин в таких был. Мятый — ну что ж с того, может быть, этот человек очень экономный и не берёт всякий раз новые, Равшана делала точно так же. Внутри ещё один пакет, а в нём… Должно быть, в первые секунды она неправильно среагировала. Надо было закричать, привлечь к себе внимание, чтобы потом никто не сомневался в её честности и искренности. Как обычно люди делают, когда оказываются рядом с ужасающими открытиями? Но Равшана не закричала, не отшвырнула от себя чужую… покупку? и не убежала прочь из проклятого магазина. Она застыла в шоке и напряжении, тихонько ахнула, провела взглядом, который исказился от шока и безумия, по магазину и заглянула в окно. Разумеется, таинственного дарителя там не оказалось. Мысль о полиции Равшана рассматривала со страхом и настороженностью. Да, камеры в магазине бы показали, что этот пакет появился у неё не сам собой, что его вручили, и даже, наверное, охранники могли бы встать на её сторону. Вот этот, например, который сейчас недобрым взглядом оценивает её застывшую фигуру… Но, с другой стороны, Равшана неместная. Она хорошо знала, как московская полиция относится к мигрантам, пусть даже и зарегистрированным в столице. Она хорошо знала девчонок, которые по глупости своей искали в полиции защиту от злобных ухажёров, а получали лишь дополнительную порцию изнасилований. Да, у Равшаны совсем другой случай, но — кто это будет расследовать? А если даже начнёт — кто первой попадёт под подозрение? Почему из всех покупателей магазина этот сумасшедший выбрал её? А если вскроется её пристрастие к сырому мясу… Нет. Московская полиция Равшане не друг. Она не может принести туда пакет с человеческой расчленёнкой и сообщить о человеке, приметы которого она хорошо запомнила — и уже вряд ли когда-нибудь забудет. Пакет она, конечно же, выбросила. Дошла до парка, вспомнила о нелюдимой площадке, которую обжили граффитчики, но так, неактивно, не в холодное время года; дошла дотуда, бросила на склон, ведущий к речке. Хоть бы его не разорвали собаки. ХОТЬ БЫ ЕГО НЕ РАЗОРВАЛИ СОБАКИ! Слава Аллаху, это был вечер, и никто в такое время не мог застать Равшану в лесу. Она долго ждала, пока не убедилась, что мимо неофициального входа не проходил вообще никто и даже бы не проезжал, и только потом лихорадочно махнула через улицу, моля единственного бога, которого знала, о том, чтобы никакая бабка, никакой случайный охранник склада по соседству, никто вообще не заметил бы её, не посмотрел в это время в сторону парка. Иншалла, она же ещё в красном пальто! Да, в темноте его не так хорошо видно, как белое, но оно всё равно может привлечь внимание! Но нет. Кажется, не привлекла. Самое логичное после этого было бы не прикасаться к мясу вообще; но Равшана перенервничала, пришла домой и сожрала все восемьсот грамм свинины, что она вообще-то купила на торжественный вечер. Под конец у неё даже болел живот, но Равшана глодала мясо как дикий зверь, впивалась зубами, радуясь тому, что мясо продают обескровленным, и ни зубы, ни платье её не портилось от красной жидкости, бросала отдельные кусочки собаки, и в итоге сползла на пол, полностью погружаясь в охвативший её ужас и отвращение. До чего же теперь дошла её жизнь. Она толком не рассмотрела то мясо, что ей оставил тот импозантный господин. Она тогда увидела… грудь. Да, женскую грудь, её не перепутаешь со звериной. Там лежало что-то ещё, но — упаси Аллах копаться в груде мёртвых тел! В магазине! Нет, это совершенно недопустимо… И всё же, почему он ей это вручил? Хотел, чтобы подозревали не его, так получается? Но это же просто глупо: делать это в магазине, под пристальным взглядом охранников и камер… Неужели он угадал её самый большой секрет? Наверное, это было не так уж сложно. Равшана подолгу проводила время в мясном отделе. Конечно, голыми руками продукты в супермаркете не пощупаешь: в одном холодильнике всё зафасованно, другой отделён толстым стеклом, и взаимодействовать с ним может только продавщица… Но ведь за погляд денег не берут, ведь так? Смотреть на товарный ряд как на выставленных невест, оценивать их на вид, представлять, что с ними можно сделать: вот расползшиеся черви ярко-красного фарша, легко мнущегося в пальцах и принимающего любую форму, какую только пожелаешь, ровные холмы куриных грудок и кусков корейки, шершавые гигантские языки, торчащие из лотков как собачьи носики… В этот день даже была свиная нога — гигантская, монструозная, с торчащей костью в том месте, где раньше было копыто. Нога выглядит не так привлекательно, как конфетное разнообразие всей остальной животной плоти в товарном ряду, но она — совершенно особенный случай: это громадный столетний дуб над холмами и долами, серо-коричневое величественный колосс, возвращающий людям ужасающую правду о том, каким бесчеловечным путём добыты их стейки и отбивные. Его поверхность — каменные узоры с налипшим шпатом, плотная, грубая сила под пальцами продавщицы, продавливающаяся под ними, но не поддающаяся до конца. Ах, какое это было мясо. Да, наверное, этот человек заметил Равшану именно в эту минуту, когда всё её существо было приковано к ноге. Она не выглядела голодающей, хотя денег на такую покупку ей бы не хватило: она просто была заворожена многообразной красотой мясного отдела. Надо последить за своим поведением: реагировать тише, не выдавать своего болезненного восторга и интереса. Иначе вон, маньяки поживой делятся. А этот пакет появился у неё спустя три дня. Ей позвонил по телефону курьер, согласовал доставку и по приезду, под грозный лай Черныша, вручил пакет под роспись. Равшана была напугана, но поставку всё же приняла: в ней лежали куриные бёдра и напечатанное ажурным курсивом письмо: «Я понял свою ошибку и очень рад, что Вы оказались благоразумной женщиной. Примите этот подарок в качестве извинения за мой прошлый неразумный поступок». Равшана медлила с подарком, насколько могла, но под конец раскрыла его. Никаких отрубленных пальцев, рук, голов и женской груди. Только килограмма три свежайшей говяжьей вырезки. «Кто бы мог подумать, что у меня появится такой кавалер», — думала Равшана, погружая тонкие пальцы в слегка губчатую поверхность пурпурного мясного каната с лёгкими белоснежными прожилками. Думала и слегка улыбалась: женская грудь, конечно, уже чересчур, но она не рассчитывала найти жениха, разделявшего её странные гастрономические предпочтения. Такого красавца точно упускать нельзя.