***
Когда юноша шел с расписанием к кабинету, он думал, что добрая половина школы придет к Чжун Ли, но открыв дверь небольшого кабинета, — помещение почти заброшенного литературного клуба, — за столом он увидел только преподавателя. Темноволосый мужчина держал в руках старую книгу и внимательно ее читал. Тарталья приметил очки на его лице, которые подчеркивали строгое выражение лица. Словно учитель еще больше стал учителем. — Здраствуй, — не отрываясь от книги, произнес он, — не стой долго в проходе, присаживайся. — Книгу он все-таки отложил и, выпрямившись, дождался ученика. — Вам идут очки, — парень улыбался, как всегда, кидая сумку на соседний стул. Сам он сел прямо напротив мужчины. — Спасибо, — выждав короткую паузу, он положил перед Чайлдом книгу, которую читал ранее, — это то, что мы будем обсуждать сегодня. Пожелтевшая, местами потертая книга, на которой золотыми буквами, — такими же потрепанными, — было написано «Золотой век: Ли Бо». Тарталья не был дураком до такой степени, он знал этого автора. — Я не спроста выбрал именно его. Ли Бо — человек, построивший великое поэтическое наследие этой страны. Я считаю факт, что он писал свои стихи с первого раза, удивительным. Нечасто из одной мысли автора сразу рождалось прекрасное. Это мой любимый поэт. — И мне теперь просто нужно это прочитать и… все? — Тарталья потянул книгу на себя. — Нет, сначала я хочу, чтобы ты послушал, — Чжун Ли перетянул книгу, — ты ведь сталкиваешься с трудностями при чтении на Вэньянь, верно? — Вы правы, но как я буду учиться? — Потом ты прочитаешь это сам, — книга вновь в его руках, он поправил очки, немного сползшие на переносицу, помолчал, и начал читать вслух. Он читал размеренно и так мягко, что у Чайлда по рукам прошли мурашки, голос, с умело меняющейся интонацией, манил. Это была поэзия о любви, о судьбе и вечной разлуке, «Чанганьские мотивы» рассказывали невероятно печальную историю. Тарталья совсем притих, понимая, что уже слушал не столько вдруг ставшую такой завораживающей поэзию, сколько следил за выразительным лицом, тонкими бровями, которые вторили интонации, передавая все эмоции, желтыми глазами с искоркой живого интереса, за губами, которые отчетливо произносили каждый написанный иероглиф. Юноша ощутил неуместную волну тепла внизу живота, а затем и на щеках, он по-настоящему смутился. — Рад, что это произведение смогло вывести тебя на эмоции, — Чжун Ли уже окончил и положил текст перед учеником, а тот, в свою очередь, только неясно кивнул, находясь в странной прострации от нахлынувших эмоций. Это был не стих… Дальше Тарталья учился правильно читать некоторые иероглифы и слушал про народные песни, которые вдохновили автора. Не сказать что он был увлечен, скорее, он был весь во внимании, но мыслями уже находился совсем не здесь.***
Иногда ему нужно было подумать. Не всегда Тарталья крутился юлой и не всегда мог улыбаться. Иногда волна странной тоски настигала его, и в последнее время она усилилась. Сегодня он не ходил хвостиком за Итэром, не раздражал учителей на уроках, до самого обеда он пялился в окно, но совершенно ничего в нем не видел. На обеде, — самая длинная перемена, — он поплелся в тот кабинет книжного клуба. В это время там точно никого нет. Как и ожидалось, здесь было тихо, он бросил сумку на стол, сам лег на нее и задремал, уже почти спал, как дверь кабинета открылась. Тарталья хотел шугнуть вошедшего, но как только открыл глаза, увидел преподавателя литературы. Сегодня у него с собой была другая книга. — Извини, не хотел тебя будить. Я планировал здесь тихо почитать. — А, ничего страшного, — он растерялся, — оставайтесь. — Спасибо, — Чжун Ли сел на прежнее место и уткнулся в книгу. Чайлд не вставал, он искоса изучал лицо, тонкие пальцы, как всегда, спрятанные за тонкими перчатками. В кабине стало еще спокойнее. — Учитель, Вы можете мне почитать? Чжун Ли улыбнулся на сонный голос, окинул взглядом рыжую макушку и встретился взглядом с голубыми глазами. Он кивнул и принялся негромко читать, не так, чтобы юноша смог четко услышать каждый звук, каждую интонацию, а более обыденно, чтобы тот мог действительно насладиться. Тарталья снова начал засыпать, но боролся с этим, хватаясь за приятный, глубокий голос, то тепло, которое чувствовал юноша, сложно было описать словами. Он вновь изучал лицо мужчины. Ему так не хотелось, чтоб эта встреча кончалась…***
Тарталья каждый день приходил в этот маленький кабинет, где кроме пары пыльных книжных шкафов и стола с тремя стульями, не было ничего. Это место теряло популярность, но тем не менее, молодой человек нашёл здесь свою отдушину в перерывах между школьной рутиной, между свалившейся на него самостоятельной жизнью. Здесь было хорошо и тихо. Но приходил он сюда не за уединением, каждый раз, открывая дверь, он хотел увидеть задумчивый профиль, уткнувшийся в книгу, хотел услышать мягкое «здравствуй» и попросить ему почитать. Чайлд не был идиотом, он прекрасно знал, почему его сердце замирает от ожидания, почему он так взволнован. Ему и прежде доводилось испытывать это чувство — любовь. Голос учителя преследовал его не только в воспоминаниях, где тот красиво читает, но и во снах, где учитель, полностью открывшийся, зовёт его, Тарталью, к себе и просит… очень много чего просит. Юноша улыбается, ощущая такую бурю эмоций, хоть улыбаться не хотелось от слова совсем. Сегодня Чжун Ли тоже сидел на том же самом месте и читал. Даже не здороваясь, юноша вошел в кабинет и сел на прежнее место. Все это уже казалось привычным, такой привычки Тарталья несколько боялся. — Скажите, что у Вас под перчатками? — Ты любишь донимать вопросами, да? — мужчина не сердился, а Тарталья думал, что, наверное, это правда так. За короткий период он успел уже так много узнать о мужчине, например, что у того не было жены и детей, что он любит чай и традиционную настойку, но пьет очень редко и что помимо литературы, тот преподавал когда-то и историю. Чайлд же о себе не рассказывал. Наступило молчание. Парень смотрел на учителя выжидающе, с живым интересом и Чжун Ли сдался, он протянул руку в перчатке. — Посмотри. Не веря своему счастью, Чайлд даже растерялся, а потом стянул перчатку. Под ней он видел начало красивой татуировки, черно-желтый градиент, который уходил вверх по руке. — Ошибки молодости, — сказал мужчина, желавший убрать руку, но хватка ученика оказалась крепче. Тарталья погладил сначала тыльную сторону ладони, ощущая тепло обычной кожи, а потом внутреннюю. Руки учителя были здесь немного грубоватые и шероховатые, удивительно, что татуировка находилась и с этой стороны тоже. Он без спросу расстегнул запонку на рукаве рубашки и задрал его, оголяя предплечье, тату все не кончалось, но для юноши стало резкой манией найти конец. Он уже значительно поддался вперед, изучая замысловатый рисунок и не заметил, как носом чуть ли не уткнулся в грудь мужчины. Когда ученик поднял взгляд, то увидел на лице Чжун Ли непередаваемую эмоцию: щеки покрыл легкий румянец, брови чуть приподняты, а в глазах плескалось удивление. Тарталья не выдержал и, резко потянув мужчину на себя, поцеловал его. Тот покраснел еще сильнее прежнего, но неожиданно ответил на поцелуй. Он получался скомканный, но сладкий и влажный, Тарталья почувствовал приятную тяжесть внизу живота и жар. — Вы мне нравитесь, учитель. «Учитель» — эхом отразилось в голове Чжун Ли и он оттолкнул ученика от себя. Так и не поправив рубашку, он вышел из кабинета, оставляя юношу в смятении.***
С тех пор они не пересекались нигде, кроме уроков, при чем когда бы не пришел Тарталья в тот самый кабинет, он всегда оказывался закрыт. Иногда он стучал в дверь, надеясь, что Чжун Ли закрылся там, иной раз даже сидел под дверями, но так никого и не встречал. Но его учеба зато значительно улучшилась, с пониманием языка, стало легче изучать материал. Его посещаемость тоже стала лучше и учителя, которые раньше игнорировали неудобного ученика, наконец, обратили на него свое внимание. Но он все еще не знал, чем бы ему хотелось заняться по жизни. Понимание языка не прибавило понимания жизни. Он не оставлял попыток найти Чжун Ли и поговорить с ним. Редкий случай произошел сегодня, Тарталье удалось застать учителя в коридоре, но тот не отреагировал на ученика, прошел мимо, опуская взгляд. Юноша почувствовал странный укол в области груди. Хорошо, что не в его привычках было отступать так сразу. Он, проигнорированный, нахмурился и развернулся, настойчиво следуя за Чжун Ли. Тот продолжал упорно делать вид, что все нормально, но когда Тарталья пошел за ним и в учительскую, не выдержал, схватил ученика за руку и отвел в их место. — Что ты хочешь? — голос у него строгий, твердый, но вид крайне измученный и… виноватый. Чжун Ли прошел к окну, встал к Тарталье спиной, чтобы скрыть эмоции. Чайлд прошел вперед и уткнулся в затылок мужчины, вдохнул запах шампуня и одеколона, носом провел по шее. — Я серьезен на Ваш счет, — негромко произнес, чтобы не разрушить создавшийся момент. — Это не этично, учитель и ученик, Чайлд… Это может быть непоправимым для нас обоих, — Чжун Ли не пытался вырваться и от чего-то говорил так же тихо, — это ошибка. — Ошибка? — парень сделал пару шагов назад, Чжун Ли повернулся. На душе стало горько, горький привкус можно было почувствовать даже на языке. Он стал почти осязаем. — Я отвратителен Вам, или, может быть, Вы ненавидите меня? — не унимался юноша. Чжун Ли молчал, нахмурился. Он нервничал не меньше молодого парня перед собой и видел боль на его лице, но забрать слова уже не мог. — Не молчите! — повысил голос Чайлд. — Нет! Нет, это не так! — не выдержал учитель. — Тогда в чем дело? Вновь повисло молчание, но большего Чжун Ли не мог ничего сказать. Он был растерян не меньше и не знал, что творится у него на душе. Этот поцелуй выбил его из колеи, этот ученик первым своим взглядом голубых глаз выбил его из колеи. Просто… всем своим естеством навел смуту в душе, поднимая бурю эмоций. — Я понял, — молчание и правда затянулось, Тарталья решил положить этому конец, — я не буду Вам больше мешать. — он закрыл за собой дверь.***
Ничего больше не нарушало будничную рутину. Тарталья правда стал лучше и спокойнее, все меньше и меньше он бросал взгляды за окно, где сменялся день за днем, приближавший его к выпускному. Он стал серьезен, становился все лучше и лучше, но уже мало кто видел его улыбающимся. Итэр, все еще единственный его друг, был обеспокоен. Чайлд предпочитал только отмахиваться. С учителем Чжун Ли они каждый день виделись на уроках. Тарталья все так же изучал его лицо и руки, слушал каждое сказанное им слово. Ему было тяжело. На самом деле тяжело. Хотелось закрыть ладонью этот рот и сказать, что он не может читать здесь при всех. Хотелось сказать каждому, сидевшему здесь, что он слышал намного больше и лучше, что только с ним Чжун Ли был таким и ни одна девчонка, им восхищающаяся, не видела его с такой стороны. Хотелось, до боли хотелось повторить все те разговоры, почувствовать душевное тепло. Но все, что получал он - это скользкий равнодушный учительский взгляд. Он не видел, что в глазах Чжун Ли было не меньше переживаний. Возможно, он тоже скучал? День выпускного не показался Тарталье чем-то особенным, вот он в официальной школьной форме гуляет по школе и рассматривает совершенно чуждые ему места. Ни один из уголков школы не стал ему по-настоящему родным. Или почти никакой? Пока все двинулись осматривать свои кабинеты и парты, Чайлд отправился в тот самый кабинет литературного клуба. Тот оказался открыт. Он был шокирован встретить там Чжун Ли, сидевшего, вновь, за книгой. Было неловко, но в тоже время, на выпускника нахлынули воспоминания, по которым он действительно будет скучать. — Извините, не знал, что тут кто-то есть, — он собрался закрыть дверь и уйти отсюда куда подальше, но услышал: — Я надеялся увидеть тебя. Зайдешь? Не в его полномочиях было устоять, поэтому он прошел вперед и сел напротив. — Слышал, ты сдал все экзамены. Поздравляю. — Да, спасибо. Чайлд с каждой секундой все меньше понимал, что он тут делает, находиться здесь было невыносимо, потому что это место значило для него слишком много, а еще не опускала надежда, что и для кого-то другого это место что-то значит. — Вы что-то хотели, учитель? — Я больше не твой учитель. В голове юноши закрутились шестеренки, осознание какой-то волной настигло его, и он увидел смущение на лице у мужчины. Рыжий усмехнулся сразу, как только все понял: — Вы хотите сделать первый шаг? Чжун Ли потер переносицу, стараясь скрыть румянец на щеках. Но выходило плохо, он кивнул, а Чайлд встал со своего места и медленно, шаг за шагом, двигался в сторону бывшего учителя. — Вы хотите сказать, что если Вы не мой учитель, то мы можем?.. — в ответ кивок, — будет нечестно, если я все скажу за вас. Чжун Ли поднял взгляд на парня. В золотых глазах читалось и ожидание и надежда, тоска, просто все разом. Только эти глаза выдавали сразу все ответы. — Черт, я больше не могу, — Тарталья настиг мужчину и поцеловал крайне настойчиво, получая не менее требовательный и горячий поцелуй в ответ. Руками Чайлд залез под чужую рубашку, прикоснулся к крепкому торсу и погладил его, поднимаясь выше. Возможно, он зашел бы и дальше, если бы из коридора не послышались чужие голоса, зовущие учителя литературы. Но тот быстро сориентировался, выйдя из хватки своего возлюбленного, он быстро пошел к двери и закрыл ее на ключ. Тарталья подошел к нему, тихо посмеиваясь и крепко обнимая такого любимого и такого долгожданного мужчину перед собой. — Нам ведь не обязательно возвращаться? — шепнул юноша. — Совсем нет, — Чжун Ли обернулся, расстегивая свою рубашку пуговка за пуговкой. От такой смены настроения Чайлд сначала растерялся, а затем снял свою форму. Кожа к коже. Юноша подтолкнул мужчину к столу, с наслаждением целуя открывшиеся новые участки тела. Он, наконец, увидел, где заканчивается татуировка и, уложив мужчину на стол, продолжил изучать ее. Впрочем, у них еще будет достаточно времени, чтобы изучить друг друга.