***
— Выходно-о-о-ой! — первое, что он слышит — он проверяет телефон одним глазом — в семь утра, какого чёрта? — Джисон, пожалуйста, завались нахрен, — бубнит кто-то из другой комнаты. Хёнджин отворачивается к стене и засыпает будто мертвец в ту же минуту.***
Следующее пробуждение куда приятнее, Феликс поглаживает его плечо и зовёт по имени. Он держит упакованный круассан, Хёнджин принимает выпечку с сонной улыбкой. — Мы все собираемся перекусить где-нибудь, а Минхо хочет глянуть один музей. Ты с нами? Где-то за пределами комнаты Хёнджин слышит стандартный гомон как минимум пяти человек, что перекрикивают друг друга — это, по сути, просто фоновый шум, но сегодня он желает лишь спокойствия и тишины. — Думаю, я пас. Хочу просто ничего не делать, неплохо же? Феликс пожимает плечами: — Я понял тебя. Нам редко удаётся просто побездельничать. Чан-хён тоже спит, и, честно, я даже не буду его будить. Загляни к нему через пару часов, хорошо? В холодильнике остался рис, пусть поест что-нибудь. Хёнджин кивает и что-то тычет в телефоне, слушая, как все остальные препираются и собираются. Когда они наконец уходят, тишина, что оседает в комнате, кажется слишком хорошей чтобы быть правдой. Он любит каждого из ребят, честно, но когда ты живёшь с семью парнями, покой — настоящая редкость, ему не стыдно ценить это. Практически на автомате, ноги сами несут его в комнату Чана с Чанбином, где старший спит мёртвым сном в одних домашних штанах. Он выглядит так умиротворённо, с лицом, припухшим ото сна и растрёпанными по всей подушке кудряшками. Хёнджин тайком делает фото, прежде чем залезает в кровать и обнимает Чана со спины. Лидер просыпается лишь на мгновение и, кажется, совсем в непонятках, кто же его беспокоит; увидев Хёнджина он отворачивается от стены и заключает его руку, обвившую талию, в свою. Вскоре он снова в отключке, и младший следует его примеру, оставив скромный поцелуй на чановом плече.***
Когда он просыпается третий раз за день, он один в кровати Чана. Комната пуста. Он заставляет себя пройти в ванную и принимает пятиминутный ледяной душ, прогоняющий накопившуюся сонливость. Чувствуя себя свежо и спокойно, он заходит на кухню и натыкается на Чана, что потягивает холодный американо и что-то кликает на ноутбуке. — Хён, — он останавливается на своём пути, — умоляю, не говори мне, что опять работаешь. Чан поднимает на него глаза, круги под ними всё ещё заметны, но уже не такие тёмные как раньше. Он предстаёт столь мягким без макияжа и средств для укладки, одетый в одну из больших толстовок Хёнджина, и это пускает по телу младшего некое… чувство, которое он не может точно определить. — Это просто один трек, я не доделал вчера, — тот улыбается. — Я скоро закончу, обещаю. — Чт... Нет! — выходит более сурово, чем Хёнджин намеревался сказать, тем не менее он серьёзен. — Нет, ни в коем случае! Это наш первый выходной за столько времени, тебе нужен отдых. Ты делаешь слишком много и ты очень устал, мы все это видим. Из всех возможных реакций Хёнджин не ожидал только вины. — Я не хочу вас подвести. Я чувствую, что делаю недостаточно. Сердце Хёнджина снова разбивается. Он быстро пересекает комнату и усаживается на стул возле Чана. — Хён, никто так не считает. Вместо этого мы волнуемся, что ты перетруждаешься — что так и есть, — подчёркивает он, опережая возражения Чана, — и мы просто хотим, чтобы ты отдохнул. Хотя бы день. Пожалуйста, давай проведём день спокойно, а завтра вернёмся к работе и расписаниям. Чана заметно отпускает. Хёнджин подмечает, как расслабляется чужая челюсть. — Полагаю, один день — это не конец света, — тот улыбается. Так заразно. — Посмотрим кино и поленимся? Энтузиазм кивающего Хёнджина смешит его. Не вынужденно, а искренне, как младший и любит.***
Честно говоря, он должен был ожидать этого. В один момент они сидят на кровати Чана, отпуская шуточки и смеясь над тем, как плох фильм с Николасом Кейджем, в следующий он уже прижат Чаном к кровати и его словно пытаются поглотить. Он не помнит, чтобы поцелуи старшего когда-то были такими отчаянными и грязными — такими, что голова кружится, а пальцы на ногах поджимаются. Он разводит ноги, чтобы Чан мог устроиться меж них, и ощущение веса его тела поверх Хёнджина просто божественно. — Детка, — Чан выдыхает ему в рот, — я так хочу тебя. Одно предложение заставляет его живот пылать огнём. Хёнджин чувствует то же самое, но не может озвучить, ведь Чан продолжает выбивать из него дух своими поцелуями. Несколько долгих минут они не отлипают друг от друга, дыхание прерывисто, руки цепляются сильнее, звуки становятся громче. — Хён, — он отстраняется и, вау, что за зрелище. Чан абсолютно великолепен над ним, весь раскрасневшийся, его зрачки расширены, — прошу, прикоснись ко мне, я… Я такой твёрдый. Чан встречается с ним взглядом на пару секунд, на его губах расцветает ухмылка. Он выглядит практически садистски. Хёнджин никогда не видел кого-то настолько сексуального. — Я сделаю кое-что лучше, — заявляет он, избавляя младшего от широкой футболки. — Если тебе не понравится — скажи мне, хорошо? Хёнджин глуповато кивает — не понравится что? Что Чан собирается сделать? Прежде чем он позволяет своим мыслям блуждать, его разум полностью отключается и сосредотачивается лишь на ощущении горячего чанова рта на коже. Голодными поцелуями тот спускается от шеи до ключиц, груди, и вдруг Чан легонько посасывает его сосок, выводя младшего на скулёж. Хёнджин никогда не отойдёт от того, насколько приятно это ощущение, насколько он чувствителен там. Вместе с тем, как Чан переключается на другой сосок, заключает его меж своих бархатных губ, Хёнджин ощущает руки, ныряющие под резинку штанов, и приподнимает бёдра, чтобы их наконец стянули. Всё, что возвращает его к реальности — это собственные руки в волосах Чана и его пальцы на теле — ласкающие ноги, поглаживающие внутреннюю сторону бёдер, так близко к тому, где он нуждается в них больше всего, но так и не касающиеся. Хёнджин почти уверен, что готов сойти с ума, когда поцелуи Чана покидают его грудь и движутся вниз по телу. Внезапно его бьёт осознание, к чему всё идёт, и он откидывается головой на подушку, его член подрагивает. Он не верит, что сможет смотреть на это и не кончить слишком, слишком быстро. Его ноги дрожат, когда тёплое дыхание Чана задевает головку его члена, но в одно мгновение оно исчезает. Он отрывает голову от подушки, глядит вниз и встречается глазами с Чаном, прекрасным, идеальным Чаном с этими безупречными блестящими губами и рельефными руками — меж его ног, в сантиметрах от его члена, весь для него, о Боже, просто Боже… — Может мне стоит запереть дверь, — размышляет Чан. — Да, да, что угодно, только… — он скулит. Даже не обращает внимания на смешки Чана. Все его мысли преисполнены желанием, нуждой — прошли недели с того первого раза в студии, и им не удавалось побыть наедине ни разу, не считая парочки украденных поцелуев, пока никто не видел. — Разденься, — просит он с кровати, наблюдая, как Чан поворачивает замок. Когда старший возвращается к нему, они оба обнажены. У него нет времени разглядывать тело Чана, но то, что он получает вместо гляделок куда лучше. — Не ожидай многого, хорошо? И если тебе не нравится — скажи. — Хён, я правда сомневаюсь, что мне не понравится, прошу, просто… Ах, — он ничего не может поделать с тем, что позволяет себе толкнуться бёдрами вперёд, когда Чан наконец касается его члена. Однако, это не сравнится с тем, как он вылизывает его у основания и затем берёт головку в рот. Это чертовски хорошо, у него нет слов. Мягко. Тепло. Влажно. Просто восхитительно. — Боже мой, — он стонет. К счастью, больше никого нет дома, потому что он совершенно точно не сможет вести себя тихо, — это так хорошо. Чан мычит, его губы обхватывают член Хёнджина, а рука опускается к его мошонке. Он принимает в рот чуть больше, и как раз когда Хёнджин думает, что не может быть ещё лучше, он втягивает щёки и сосёт. — Блять, — протягивает Хёнджин, уже приближаясь к оргазму. Он и подумать не мог, что минет будет так хорош. — Хён, блять, мне очень нравится. Чан делает ещё пару движений ртом и отстраняется. Его руки на бёдрах Хёнджина, и младшему стыдно признаться самому себе, насколько он в восторге от ощущения силы Чана, как ему нравится быть прижатым и удержанным. Чан потирает большим пальцем под головкой, и от этого голова Хёнджина просто кружится. Ощущение, будто ему нужно справить нужду, но в сто раз лучше. — Смотри на меня, хорошо? И Хёнджин не думает, что справится, но всё же рискует взглянуть — образ Чана, взирающего на него снизу вверх тёмными глазами, прежде чем взять член обратно в рот, будет выжжен в его памяти навечно, он уверен. Хёнджин забывает моргать, он не хочет упустить ни секунды того, как роскошные губы Чана скользят вверх и вниз по стволу. Это откровенно порнографическое зрелище, и он хочет, нуждается в каждой детали. — Ах, я скоро, — бормочет он спустя несколько секунд, руки устремляются обратно к волосам Чана. — Хён, вытащи, я сейчас кончу, чёрт… На задворках разума мелькает осознание, насколько он отчаянно и громко себя ведёт, но беспокоиться об этом невозможно, когда он практически на грани. Чан выпускает член изо рта, когда Хёнджин начинает изливаться — краем глаза младший улавливает, как его рука надрачивает ему, а головка члена всё ещё прижата к розовому языку Чана, но глаза закатываются, а оргазм накрывает его. Он никогда не был таким громким ранее, особенно благодаря опыту проживания с таким количеством парней, который научил его держать рот на замке во время дрочки, но он не может сдерживаться сейчас, даже если сильно попытается. Каждый оргазм, что он испытывает с Чаном, ощущается дольше и интенсивнее любого предыдущего — он осознает это, когда позволяет себе раствориться в ощущении на пару мгновений. Глаза застилает белая пелена. Он чувствует, как Чан принимает головку обратно в рот, и он, возможно, должен ощущать всё слишком остро, но тот посасывает так нежно и деликатно, даря поистине райское наслаждение. Только когда его бёдра пробивает дрожь и он судорожно дышит, Чан отпускает его, выглядя жутко довольным собой. — Тебе понравилось, детка? Хёнджин что-то мямлит, пробивая того на смешок. Нет слов. Он даёт себе ещё несколько секунд, позволяя дыханию и сердцебиению прийти в норму. Он следит за Чаном, вытирающим уголок рта, и этот простой жест не должен быть таким дурацки горячим, но он таков. — Хён, я тоже хочу сделать тебе приятно, — дуется он. — Можно? Он точно знает, что можно, но всё равно спрашивает. Чан всегда делает это, и Хёнджин ценит эту маленькую черту, отвечая тем же. — Конечно, детка. Позволь поцеловать тебя, — шепчет тот, вновь нависая над Хёнджином, с радостью встречающим его поцелуи. Хёнджин ощущает свой вкус на языке Чана и мысленно отмечает это в своём стремительно растущем списке «вещей, которые должны быть мерзкими, но они заводят». Он тянет руку вниз, обхватывает член Чана — такой тяжёлый и твёрдый в его руке, что рот наполняется слюной. Его член толще, чем более длинный Хёнджина, но ему так нравится это. Чан прекращает целоваться и утыкается лицом в изгиб хёнджиновой шеи, тяжело дыша. Хёнджин внезапно желает, чтобы Чан укусил его, засосал кожу, пока она не нальётся фиолетовым, чтобы все без труда могли понять, что он сделал с ним, и он знает, что им нельзя, но не может не фантазировать, и это почти так же хорошо. Почти. — Хёнджинни, твоя рука… Мне так хорошо, — Чан стонет ему в шею, вбиваясь в кулак Хёнджина, его голос невозможно низкий по сравнению с плаксивыми вздохами младшего. — Можно кончить тебе на грудь? Опавший член Хёнджина вновь дёргается, когда он слышит это. — Можешь… — он запинается, — мне на лицо, хён? О господи, он даже не может произнеси это. Он прячет лицо в изгибе локтя, но Чан цепляет его подбородок и поворачивает к себе сию же секунду. Его глаза такие тёмные. Он выглядит так, словно сильно сдерживается и сорвётся в любой момент. — Уверен? — настойчивость в его голосе лишь подтверждает это. — Да, да, куда угодно… — Хёнджин жадно, глубоко дышит, ошарашенный тем фактом, что он — это причина, по которой Чан выглядит настолько развратным и возбуждённным. Не давая ему времени на лишние размышления, Чан возвышается над ним, бёдра по обе стороны его груди, мышцы напряжены, а член налит красивым глубоким оттенком розового. Хёнджин чувствует необходимость занять свои руки чем-то, поэтому цепляется одной за бедро старшего, пока вторая оглаживает его торс и задевает соски. Чан запрокидывает голову, дроча себе в ровном быстром темпе, его вздохи превращаются в стоны, когда он приближается к оргазму, удерживая Хёнджина за волосы одной рукой. Он смотрит вниз на младшего с чистой похотью, написанной на лице, и Хёнджин в восторге. Это всё для него: тяжёлые взгляды, вздохи, хныканье и стоны, то, как он шепчет «детка» — всё это. Хёнджин наглеет и удерживает зрительный контакт с Чаном, когда призывно высовывает язык. Глаза Чана расширяются, и можно практически точно увидеть момент, в который Чан ломается и кончает с низким протяжным стоном. Что-то попадает на его лицо, но в основном прямо в рот и, вау, ещё один пунктик в список — почти полностью проглотить сперму Чана. Бёдра старшего трясутся, но Хёнджин не готов так просто отпускать момент, мягко посасывая головку его члена, как он минутами ранее. Чану, должно быть, очень нравится, его взор ещё темнее, не покидает лица Хёнджина, он выдыхает дрожащее «блять». Хёнджин перекатывается на кровати, как только Чан встаёт с его груди и тут же уходит открыть окно и захватить влажные салфетки. Он помогает Хёнджину привести себя в порядок и устраивается в кровати подле него. — Мне было очень хорошо, хён. Спасибо, — Хёнджин прижимается поцелуем к его макушке. Чан поднимает на него глаза и улыбается, видя улыбку младшего. — Мне тоже. Ты восхитительный, — отвечает он. Что-то щёлкает в голове Хёнджина, что-то глупое и опрометчивое, чего не стоит говорить. Ему правда не стоит, но в своём блаженном состоянии он не заботится о последствиях, и прежде чем Хёнджин пытается себя остановить, он произносит: — Я хочу быть твоим парнем, хён. Шок на лице Чана был бы абсолютно комичен, если бы Хёнджин не предложил ему своё сердце на блюдечке с голубой каемкой только что. — Раз так… — Чан, кажется, в смятении. — Раз так, нам стоит рассказать остальным? — Не совсем, нет, — поясняет Хёнджин, — скорее, я хочу, чтобы мы встречались, но мы не должны никому ничего говорить. По крайней мере сейчас. Чану заметно легче. — Хорошо, потому что я не уверен, что выдержу подобное сейчас. Но что касается нас… Я думаю, я хочу этого. Я хочу быть твоим парнем, малыш, — он пропевает последнюю фразу на английском, и это по-настоящему слащавый, приторный момент, от которого Хёнджин не сдерживает смеха. Прежде чем он добавляет что-то ещё, из коридора доносится звук открывшейся двери и голоса заполняют квартиру. — Хёнджинни, я кое-что тебе взял! — гудит Джисон, пока они в спешке натягивают обратно одежду. — Где ты? — Эм, в комнате Чанни-хёна и Чанбин-хёна! — отзывается он, когда они снова выглядят пристойно. — Какого хрена дверь заперта? Йа! — кричит Джисон, пытаясь войти. Хёнджин переглядывается с Чаном, и они оба разражаются смехом. — Иду! — кричит старший, направляясь к двери и шлёпая Хёнджина по заднице, когда проходит мимо. Джисон вваливается в комнату и, судя по всему, ничего не замечает, что не может не радовать. Он виснет на Хёнджине обезьянкой и дарит ему плюшевого зверя, купленного в музее. Чан всё ещё улыбается ему. Хёнджин настолько счастлив, что почти не против Джисона, разрушающего его барабанные перепонки. Почти. — Отцепись от меня! Минхо-хён, помоги! Меня душат! — Всё ясно, — отрезает Джисон, — Посмотрим, получишь ли ты подарок в следующий раз. Когда они собираются в гостиной, и остальные ребята рассказывают, чем занимались и что видели, пока гуляли, Чан вкладывает свою ладонь в хёнджинову. Они всегда так делают, но теперь это имеет совсем другое значение — он держится за руки со своим парнем. Парнем. Из всего, что Хёнджин впервые испытал с Чаном за последнее время, этот первый раз может стать его любимым.