Взаимность желания

Фуруичи боится оставаться один. Один на улице, один дома, один в комнате... Это не то одиночество, что въедается в кожу и туманит сознание, не такое холодное и зыбкое. Оно осязаемое, физическое. Один – значит в буквальном смысле. Бармаглот всегда появляется по-разному. Но каждый раз умудряется делать это так, что поджилки трясутся от страха. И Фуруичи приходится привыкать к этому, потому что невозможно постоянно находится с кем-то, избегая демона. Прежде он проникал в этот мир тихо и осторожно, почти ненавязчиво. Фуруичи и не замечал сначала. Только потом начал просыпаться от чьего-то присутствия, примечать тень и голос над ухом. Холодные руки на шее, губы на лбу… Все это казалось просто сумасшествием, но когда твое тело до хруста костей вжимают в стену, а в ухо рычат пестрые подробностями угрозы, Фуруичи понимает, что просить о помощи бесполезно и попросту страшно. Бармаглот не шутит. - Я тебя ненавижу, - может показаться, что они сказали это одновременно. Фуруичи смотрит в красные глаза. Просто красные, без блеска, без красивого сияния – он же демон, не человек. Такаюки больше не пытается убежать от этой тьмы, потому что знает: она найдет его везде. И как бы он не старался, любая выходка оказывалась для него плачевной. Как и эта. Бармаглот зажимает пряди между пальцев, больно тянет, но удара, который мог бы последовать вслед за этим, не было. Потому что Бармаглот тоже ненавидит и соглашается с этим. Презирает каждое мгновение слабости из-за дохлого человечишки. Но в демоне нет нежности, так же, как нет ее и в его поцелуях. Он просто берет то, что считает своим по праву. Берет тело и подчиняет душу. - Я убью… У Фуруичи нет сил подняться с постели, он только слегка поворачивается на бок, что бы можно было видеть, как мужчина одевается: поднимает брошенные на пол брюки и рубашку, неспешно надевает перчатки. Процесс недолгий, но этого достаточно, что бы разглядеть чужую наготу. Обычно, они никогда не занимаются этим так быстро. Когда у демона есть настроение, он не прочь устроить небольшие представления, которые могли длиться день, иногда два, обязательно с первоклассными спецэффектами и настоящей кровью. Сейчас Фуруичи с сомнением думает над словами Бармаглота. Действительно ли они принадлежат ему? В подобных случаях такие желания возникают, в основном, у жертвы, а не у ее насильника. Да и синдромом Стокгольма Фуруичи явно не был болен, что уж тут говорить. «Я убью». Такаюки смотрит демону в спину, как будто ждет: точка или нет. Но вокруг Бармаглота пространство уже начинает искажаться, и его силуэт постепенно скрывается из виду. Только потом Фуруичи думает, что все-таки съехал с катушек или синдром нашел еще одну жертву. Перед глазами стояла жесткая ухмылка, неразличимое движение губ. «Я убью…» - …для тебя.