Родственные души, какое-то время жившие вечно

Он здесь, он вернулся, стоящий у входа, готовый продолжить, не в силах оставить: его всё приводит больная природа, грызущая душу отличная память. И он застывает на сердце с обманом, красивый, далёкий, не видящий света. Он сыпется на пол их крохотной ванной, как пепел, смахнутый с конца сигареты. Их жизни сплетают чернила под кожей, но главное — это слепая вера: они не умрут. Но ему так тревожно... и боязно, больно, серо. Они не умрут! — и корчится тело, кривится в надежде напуганный голос. Он тот, кто любил (да и жил) неумело, и всё, что только могло, раскололось. Он жмётся к предплечиям, ради их блага не видит на шее затянутый жгут. Они слишком любят друг друга, враг вра́га, — и, верно, они никогда не умрут, на жёстком полу синхронно растая в кругу сожаленческих, тягостных пут. Ведь родственные души не умирают — они совершенно, вообще не живут.