Полицейская ведьма

      И именно так они наблюдали всё от самого начала и до конца, когда перепуганная Эвелинн сбежала с места конфликта, но теперь известно куда. В старый парк, где они её и обнаружили.              После того, как воспоминание закончилось, то всё застыло, все люди исчезли; остался лишь школьный коридор, однако обернувшись, ребята обнаружили дверь посередине. Она была закрыта, но открыв её, то их ждал белый свет. Пройдя сквозь, опять вспышка и теперь они вновь в сознании Эвелинн.              Все молчали, ведь надо было всё обдумать. Всё, что видели и слышали.              — Это вновь было похоже на тот же срыв в её детстве. — первым заговорил Ричард. — Она впадает в слепую ярость и не контролирует порывы.              — Желает смерти. — добавил Рид. — Что почти ей удалось устроить для этой Мэй. Возможно, что-то просто пошло не так, силы не послушались её и… Лучше так.              — Эвелинн просто не умеет контролировать свои эмоции, сама не понимает их. Она лишь подросток, что учится жить лишь сейчас. — сказал Коннор. — В моменты злости и обиды можно сказать, что угодно. Нельзя так просто обвинять Эву. Да и у неё были весомые причины расстроиться настолько сильно.              — Верно. — Аниса облокотилась на стенку и сложила руки на груди. — И Ванесса была права, если вспомнить то, что вы рассказали о разборках в школе с родителями. Это действительно две малолетние суки. Судя по всему, Эвелинн и так тяжело ориентировалась в новом обществе, пускай и прошло четыре года с удочерения, но всё-таки. Просто хотела, чтобы у неё были друзья и всего-то. Но нарвалась… на вот таких вот дряней, что использовали её наивность и веру в дружбу. Надеюсь… это не отразится на её будущей жизни и доверии к окружающим в целом. Хотя… Воспоминание заблокируется, так что… Эвелинн забудет, хотя осадок в виде неприятных отголосков эмоций может остаться.              — Блядь! Мы даже как доказательства это не сможем использовать. Даже если Коннор или Ричард выгрузят это из своей памяти на планшет или типа того. — Рид злился, что всё это невозможно. Было бы так хорошо! Они бы одним махом решили все проблемы и этих двух дур ждало их наказание, как и их наглых родителей, что не смогли воспитать дочерей нормальными людьми. — Ладно… Пускай. Сейчас это не важно. Главное, чтобы Эва пришла в себя.              — Это главнее всего. — подтвердил голубоглазый андроид. — Завтра увидим.              — А мы можем… Что-нибудь ещё глянуть? — Гэвин посмотрел на Нису с небольшой надеждой и любопытством.              — Вполне… Но зачем? Мы же всё узнали, разве нет?              — Просто… Ты же знаешь, что в детстве у неё всё не очень было и… тут это аукнулось в нынешнее время. Может если мы будем знать о ней больше, то… будет хоть чуток вооружены? Ну знаешь… Готовы ко всяким неожиданностям с её стороны.              — Но это ведь личное. Да и разве вы просто не можете спросить её сами?              Коннор тоже не желал лезть на самом деле, но в словах Гэвина был смысл.              — Эвелинн… Никогда даже не заикалась о прошлом. Ванесса сказала, что Эва… Будто даже и позабыла обо всём, что, пожалуй, лишь к лучшему.              — Подожди… Что? — Аниса отошла от стенки и нахмурилась. — Как это… позабыла? Совсем? Эва никогда не рассказывала вам о себе?              Все молчали, потому что это так. Были моменты, когда в бюро или при расследованиях дело могло дойти до её прошлого, хотя они старались в общем не напоминать, но Эвелинн и так каждый раз опешивала, терялась и заикалась, а также ни разу так ничего толком и не рассказала, отмахиваясь, что там ничего интересного или уже не помнит, а порой говорила, что помнит лишь ощущения и эмоции, но не сами моменты.              — Да нет…              Аниса не верила этому и затем повернулась в сторону глубины коридора. Подошла к одной из дверей с надписью «Мама», но та была заперта. Ниса дёргала ручку, но не открыла. Затем она поспешно пошла к другой двери с другой подписью; «Восьмой день рождения» тоже не открылся. «Молоко» тоже не поддалось, чтобы посмотреть что там за дверью скрывается. Какое воспоминание и случай. Девушка бегала вокруг и судорожно пыталась открыть хоть одну дверь, яростно дёргала за ручки, чем сбила с толку парней, наблюдавших за её метаниями. Все эти её десять попыток… так и закончились неудачей.              Аниса отошла к середине и смотрела в длину помещения, пятилась к ребятам обратно спиной и не верила. Даже головой махала в отрицании.              — Это… Невозможно… — говорила шёпотом, а затем обернулась, а ребята увидели её распахнутые карие глаза. — Это невозможно!              Так воскликнула, что они напряглись.              — Что именно? — Рида это даже пугало. — Что случилось?              — Не может быть так! Не могут воспоминания быть закрытыми! То есть… — Ниса глубоко дышала, думая над всем, ухватившись за голову. Пыталась взять себя в руки, но внутри были пугающие ощущения. — Я имею в виду… Да, двери могут быть закрыты, если бы это был человек с амнезией, если бы это было прям что-то личное или что-то такое, что человек пытается игнорировать или блокировать, потому что это приносит ему боль и тревогу, могли быть наложены специальные заклинания, но у Эвелинн…              — Слишком много закрытых дверей. — догадался Коннор.              — Да. Это… Ненормально. Ощущение, что слишком многое отсутствует в её памяти. — Аниса медленно подняла взгляд с пола, будто наконец нашла долгожданный и правильный ответ. — Это всё травмирующее! Конечно! Воспоминание о школе блокировалось и стало бы закрытым, потому что ранило её и она не могла с этим справиться. Ванесса сказала, что Эвелинн будто и не помнит ничего, потому что…              — Всё из детства закрылось, так как там, вероятно, всё было плохое по большей части. — договорил Ричард. — Травмирующее.              — Да… Её мозг спасал себя, «стирая» воспоминания, что делали ей больно. Они вытеснялись. Ну да! Вытеснение! Но у Эвы были кошмары, потому что даже несмотря на то, что моменты будто отсутствуют и человек их не помнит, но они не забыты навсегда, просто сильно игнорируются. При гипнозе или сновидениях, они всё ещё активно и целиком проявляют себя. Они всё ещё влияют на поведение, особенно, если воспоминания спровоцировать, когда о них что-то напоминает или человек видит саму их причину, то может и вовсе всё вспомнить или быть напуганным, но не понимать от чего. Например… Как если кто-то попал в страшную аварию, сознание это стёрло, считая травмирующим, но он всё равно будет бояться ездить в машинах впредь, испытывать тревогу или истерику, если сядет в салон, однако даже не понимать почему, ведь не помнит конкретной причины.              — Она однажды впала в какое-то… Состояние. Думаю вспомнила что-то таким образом. — вспомнил Гэвин тот не приятный вечер, что так и не может позабыть до сих пор. Это всё ещё делает ему неприятно на душе. — Помнишь, я рассказывал о том, как Эва нашла труп?              Ниса согласно махнула головой и хмыкнула.              — Тогда… Всё пошло немного хреново. В то время мы только недавно познакомились с Эвой, пока плохо друг друга понимали, хотя я и знал, что она из плохой семьи, но не знал, что из ОЧЕНЬ. Короче. Она же самостоятельно полезла в этот городок, да и так поздно ночью, а потом вся в слезах звонит и говорит, что тело нашла. Ну я… Немного разволновался, затем вроде облегчение, что всё хорошо, но потом думай, что делать с телом и как объяснить его находку, так ещё и коллеге нашему бывшему внушила, чтобы таскал ей документы в департаменте, что тоже не очень-то и славно. Я сорвался на неё, но клянусь, я не хотел кричать и уж тем более бить её не собирался. Но Эвелинн… Приняла это иначе. Стала от меня отползать, будто я маньяк с тесаком или бензопилой, впала в какую-то истерику словно по щелчку пальцев, да и вся сжалась у стенки, просила, чтобы я не бил её. Я понял, что она вспомнила о прошлом и о старой семье. В общем-то Коннор после всего рассказал нам о том, что воспоминание с молоком увидел и всё сошлось. Мать её била, так что Эва…              — Неосознанно вспомнила какой-то «стёртый» момент. — подвела итог Ниса.              — Эва потом молчала, игнорила и сбежала даже. Мы нашли её, но она нас чуток помучала силами. Я извинился, но подняв всех нас троих над землей ненадолго, молча свалила домой. Думаю это она так пыталась показать, что нам не стоит её обижать. На всякий случай, вероятно. Потом дулась ещё некоторое время и мы потихоньку возвращались в прежний темп общения. Но Эва так ни разу и не обмолвилась об этом, да и мы не стали. Мы вообще не лезли к ней о её прошлом, чтобы не заставлять вспоминать плохое, но, видимо, ответ был прост… Эвелинн и так ничего не помнила.              — Чёрт… Это не очень хорошо. То есть, конечно, сознание защищается от негатива и стресса, что хорошо, но у неё же чуть ли не по кускам всё выдрано из памяти и это происходит до не нормального часто. И так не может быть постоянно и на столько сильно. Так поди… Эва и себя толком получается не полностью осознаёт. — Аниса о чём-то глубоко думала. — Личность не формируется должным образом на пережитом опыте, как у всех.              Гэвин устало хмыкнул.              — На свой недавний день рождения Эвелинн рассказывала, что это лишь четвёртый на её памяти. Предыдущие… Я думал она просто не очень любит или не праздновала, а не потому что… Не помнит их. — опять очередная завеса была приоткрыта, когда открылись некоторые факты. Картина вновь сменилась, когда стало что-то известно. Нужно теперь смотреть под другим углом. — Интересно… Эвелинн реально почти ничего не помнит о себе из детства?              — Может помнит, как и все, а может лишь ощущения и эмоции, ведь память у людей не идеальна и с годами воспоминания становятся не такими чёткими. Плохие моменты тоже, но скорее в более мягком в виде, если они стёрлись или были давно. Вероятно, помнит вкусы, запахи, предпочтения какие-то, помнит нейтральные воспоминаний по типу каких-то универсальных знаний и чему обучилась, каких-то не таких плохих случаев, а простые деньки и моменты. Думаю есть какой-то порог или грань. Черта, когда ситуация ранит её настолько сильно, что оно стирается. Или может Эвелинн сама желает это игнорировать и процесс запускается, хотя думаю, что всё это происходит опять неосознанно. — Аниса посмотрела на дверь подсознания, но затем обернулась к ребятам. — Встаньте возле меня и закройте глаза. Опять расслабьтесь.              — Что ты хочешь? Посмотреть что-то? — Рид встал рядом с девушкой и сделал как та просила.              — Да.              Тишина. С закрытыми глазами простоять пришлось недолго. Секунд тридцать, может сорок. Аниса сказала, что уже всё и все открыли веки. Перед ними были… золотистые ключи. Они плавно шевелились в воздухе по всей длине коридора, а стоило хоть один задеть и он как в невесомости космоса плыл в ту сторону, куда его толкнули.              — На них написаны названия от дверей. — Ниса прошлась вперёд отмахиваясь от некоторых, хотя они порой отлетали сами, стоило рядом пройти. — Найдем хотя бы… Да тот же день рождения. Найдите восьмой. Посмотрим, что там было и что скрыто теперь.              — А мы не слишком долго тут? — спросил Коннор, рассматривая блестящие ключики.              — Нет. Время в сознаниях искажено. В реальности от силы прошло пару минут. Хотя всё равно не советую тут болтаться слишком много. — Ниса вытерла из-под носа капли крови, пока была к парням спиной. — Лучше делать пару заходов, чем один долгий.              Поиск продлился минут пять. Ричард первым обнаружил нужный ключ и открыв дверь, там как и всегда ожидал свет. Они прошли по очереди и оказались в каком-то тусклом коридоре.              Дом Эвелинн.              Был день, если судить по солнечному белому свету в окнах в далеке или в комнатах, что были неподалёку, а двери приоткрыты. Послышались шаги. Посмотрев назад, ребята заметили девочку, которая прошла мимо всех них вдоль коридора и подошла к двери. Коннор вновь быстро признал маленькую Эву, но в этот раз чуток младше, чем до этого. В прошлых воспоминаниях ей было чуть больше десяти, тут же ей только исполнилось восемь.              Все молчали, ибо ещё было нечего обсуждать. Сначала просмотр, а уж потом беседы и выводы.              Эвелинн не сильно громко постучала в дверь и прислушалась нет ли шагов. Их всё же не было.              — Мама?              Ответа не последовало. Тогда девочка решила рискнуть и приоткрыть себе проход. Заглянув вовнутрь лишь головой, она заметила лежащую на кровати мать. Виола спала и слегка похрапывала. Вид её был не самый свежий. Растрёпанные черные волосы, грязноватая и растянутая одежда, а сама женщина вальяжно развалилась в кровати. В комнате стоял неприятный застоявшийся запах и поэтому Эва пошла к окну и открыла его, чтобы проверить помещение. Тем более лето и будет наоборот свежо и хорошо. Ребёнок тихонько подошёл к маме ближе и увидел лицо лежащее на подушке боком. Слегка опухшее, но ей это было не важно.              — Мама? — робко начала дочь и приложила ладонь к чужому плечу. Слегка потрясла, но никакого реагирования со стороны родительницы не было. — Мам?              Эвелинн прошептала слово, надеясь, что разбудит, но увы. Не удалось. Тогда она ещё немного поглядела на Виолу и развернувшись, ушла, не забыв закрыть за собой дверь.              Часы на тумбе резко сменили время на десять минут вперёд и в коридоре вновь появилась Эва, что вышла из кухни. Вновь всё тоже самое. Постучала в дверь, ей не ответили и тогда пришлось зайти во внутрь, чтобы увидеть всё ту же картину, однако… теперь мать не спала, а просто лежала с открытыми глазами.              — Мама! — дочка подскочила ближе к кровати и улыбнулась. — Доброе утро!              Но Виола проигнорировала, обведя дочь вялым взглядом. Отходняк и сейчас как-то совсем не до роли матери. Она встала и поплелась куда-то, а Эвелинн тут же последовала за ней.              — А ты знаешь, какой сегодня день? — казалось, будто ребёнок до невозможного взбудоражен. Она слегка подпрыгивала, держа руки сзади и улыбалась, что округлые щёчки становились круглее. — Двадцать пятое августа!              Но реакции от мамы никакой. Она так и шла по коридору в кухню.              — Мой день рождения! — Эва опередила мать и выпрыгнула перед ней, хлопнув в ладошки, а затем вскинула руки вверх. — Мне теперь целых восемь лет! Я уже такая взрослая и большая! Здорово, правда?              Но Виола обошла её, пихнув бёдрами, однако дочь опешив на пару секунд, не теряла хорошего и радостного настроения. Вновь заулыбалась и последовала за родительницей.              — А мы что-нибудь будем кушать вкусное? — Эвелинн села перед курящей матерью. — Мы купим тортик? На день рождение ведь обязательно должен быть торт! И со свечами! Я телевизоре такое видела! Их задувать надо и желание загадывать! Это так здорово и я хочу также!              Мать не докурив сигарету затушила её в пепельнице. Выдыхая дым, она встала, стала уходить куда-то вновь, а Эвелинн последовала за ней. Вновь бежала рядом и смотрела в чужое лицо, задирая голову.              — А ты подаришь мне что-нибудь в этот раз? В прошлый ведь… Нет. О! О! Я хочу новые карандаши! И альбом! Или краски! — перечисляя всё, ребёнок звонко восклицал и хлопал в ладошки, находя что-то классное, как ей казалось. — Там в магазине такие кра…              — Да закрой ты свою пасть уже! — Виола психованно дёрнулась и обернувшись на дочь, смерила её гневным взглядом. Её бесило, что Эва шумит, следует за ней и задевает руки, стараясь остановить и привлечь внимание. — Тявкаешь, как щенок! Всё никак не заткнёшься!              Эвелинн сжалась от строгих восклицаний, потеряла весь энтузиазм и радость. Опешив из-за такой резкой перемены и застыв всем телом, таращилась на маму, абсолютно не моргая. Она ощущала, что глаза тяжелеют, становится всё мутнее видно, но еле удержалась, чтобы не пустить слёз. Стала хлопать веками и поджимать губы, ведь подбородок то и дело дрожал. Мать развернулась и зайдя в свою комнату, захлопнула дверь, от чего девочка подпрыгнула на месте, поджимая свои ручки к себе. Стояла там и смотрела в пустоту коридора.              Сзади послышались детские голоса и обернувшись, ребята увидели улицу. Солнце светило очень ярко, ведь на небе ни тучи. Деревья зелёные и отбрасывали тень, под которой они стояли.              — День рождения? — спросил мальчик, стоя в куче других детишек. Их было всего лишь четверо.              — Да! У меня сегодня день рождения! — вновь повторила им Эвелинн. — Здорово, правда?              — Ага… — лениво и без особо интереса ответил тот. — И что тебе подарили?              От этого Эва опешила и приоткрыла рот. Глаза слегка бегали, ища хоть какой-то ответ.              — Краски! И карандаши с альбомом! — быстро спохватилась и заулыбалась, хотя где-то на фоне всего так хотелось пустить слёзы и поплакать. — Я обожаю рисовать!              — Да? — мальчик хмыкнул, а сзади него детишки слегка посмеялись от чего-то. — А торт?              — И торт! Эээ… С клубникой! — первое, что пришло на ум. Недавно видела его на полке в магазине. — Вкусный и сладкий!              — Да ну… Я слышала, что твоя мама беднячка и что у вас нет ни на что денег. Даже на еду! И как же она всё это тебе купила? — собеседник сложил руки на груди, а своими словами опять заставил своих друзей издать волну лёгкого смеха и хихикания. — Ты же врешь!              — Нет! Я не вру! — противилась Эва, сжимая кулачки. — Это правда! Самая настоящая!              — И как же так получилось?              — Мама… Накопила ради меня! Она отложила много денег и сделала мне самый настоящий сюрприз!              — Да твоя мама даже нигде не работает. Мой отец сказал, что вы на пособиях живёте! И на алиментах каких-то. — мальчик пошёл куда-то, как и его друзья.              Эвелинн последовала за ними рядом, вновь споря с мальчишкой.              — Она их и откладывала! Давно! Весь год!              — Тогда покажи подарки! И тортом угости!              Опять опешила.              — Оно всё дома и мне нельзя этого вытаскивать, чтобы не испортить. Мама будет очень ругаться…              — Хах, ты врёшь! Это всё ложь и ты ничего не получала!              — Не правда! Ты просто не хочешь мне верить, что у меня такие классные подарки есть, а у тебя нет! Завидуешь!              — Эээ, ты щас одна останешься. Видимо, ты уже не хочешь с нами в футбол поиграть, да?              — Нет! — Эвелинн выскочила перед толпой и расставила руки, чтобы никуда их не пускать. — Хочу!              — Тогда… Пошлите уже.              Сзади послышались детские возгласы и пинки мяча. Обернувшись, наблюдатели оказались на какой-то другой улице. Людей вокруг не было, хотя стоит пару не богатых домов. Больше похоже на окраину района, где дальше идет какой-то лес и трасса. Ребятишки бегали и пинками передавали друг другу цветастый мячик. Бегали и громко вскрикивали, когда делали пас. Мальчик в красной футболке пнул мяч в импровизированные ворота из двух обломков кирпича, но промазал и тот слишком далеко улетел. Он закатился куда-то вглубь поворота и за домами, так что его не было видно.              — Иди за мячиком. — мальчик махнул головой Эвелинн в сторону. Тот мальчик, что спорил с ней.              — Что? Нет! Он запнул его! Пусть и достаёт! — единственная девочка в компании тыкнула на виновника ситуации, громко возмущаясь. — Он сам виноват, что такой косой!              — Да иди ты! — ответил тот, а затем таки побежал за игрушкой, принимая, что всё-таки вина его.              Ребятишки так и ждали, ибо без мяча делать всё равно нечего, но вскоре всё дёрнулись и обернулись, когда услышали громкие возгласы. Тот пацан в красной футболке с мячиком под боком бежал и кричал:              — Там… Собаки! СОБАКИ!              Он пробежал метра два с поворота, а за ним следом выскочили две большие псины. С черной, как смоль, блестящей шерстью и купированными, короткими ушами итальянские «Кане-корсо» Упитанные и… весьма целеустремлённо бегущие в их сторону.              Естественно дети испугались и побежали. Вся толпа неслась, как могла, кричали быть быстрее, словно за ними гонятся зомби, хотя две большие собаки, что кажется не хотят остановиться, а также являющиеся бойцовскими… то это не многим лучше на самом-то деле. Казалось, что никто не отставал, а даже больше — те, кто раньше бегал не очень быстро стал выбиваться в первые ряды. Но Эвелинн… никогда не была физически сильна и быстра, а более того… не вынослива. И казалось бы адреналин и страх должны неплохо подгонять, что они и делали, но она всё равно бежала последней. Ребята всей толпой инстинктивно завернули в двор одного из мальчишек, успев открыть калитку забора из профлиста, однако Эва так отстала, что собаки уже были близко к ней, а она сама не близко к забору. Мальчик в оранжевой футболке, что спорил с ней о дне рождении, смотрел через небольшую щель, а затем захлопнул калитку, боясь, что собаки попадут во внутрь.              Эва врезалась в забор руками и стала тарабанить.              — Откройте! ОТКРОЙТЕ!              Но не открыли.              Животные достигли её и встав перед ней, стали гавкать. Так много и громко, свирепо и рыча, что девочка закричала и стала плакать. Псы стали прыгать, будто пытаясь лапами облокотиться на неё, но лишь задевали и царапали тем самым. Эвелинн завалилась на пол, пока пыталась увернуться и прикрываясь руками, продолжала визжать. Не слова или требования помощи, а просто кричать. Страшно до смерти. Её всю трясло, уши закладывало, а горло саднило. Слёзы текли таким потоком, что уже и вправду могла бы образоваться лужица. Одна из псин решила ухватиться за руку, что накрывала голову и стала тянуть. Хват зубами был такой резкий и сильный, что это, пожалуй, и был настоящий укус. От этого Эвелинн закричала с новой силой, однако не открывала защиты насколько могла. Собака так дёргала её, мотая своей головой, что волочила всё тело по земле. Эва же уже была уверена в одном. Сейчас её раздерут на лоскутки. Нет. Они сожрут её и даже кусочка не останется, а кости растаскают, чтобы закопать у себя во дворе, как сувенир или игрушку.              Из поворота выбежал мужчина, что услышал такие звонкие крики и поторопился в их сторону, чтобы оказаться ближе. С далека видел, как собаки скружились над девочкой и лаяли ей почти в лицо, так близко. Одна из них всё ещё рывками тащила ребёнка куда-то по земле, не желая отпускать. Он стал кричать на них, отгонять и те действительно остановились, успокоились и отошли за него.              Всё просто. Это был хозяин.              Мужчина подошёл к Эве, что ещё рыдала, да так что задыхалась и заикалась. На руке были подтеки крови и весьма не слабые раны от зубов животного. Он приподнял её за плечи и посмотрел на руку, затем в лицо.              — Это ты за мячом полезла, да? — мужчина, кажется, был недоволен и зол. Говорил сквозь зубы и был хмур. — Сама виновата! Нечего в чужие дворы с собаками лезть. Там же табличка! Только посмей кому-нибудь сказать, что они напали. И я стравлю на тебя их ещё раз!              Ему важно, чтобы не было пострадавших и уж особенно жалоб от них. Полиция может прийти и просто выписать такое наказание, что… в общем плохо будет. Да и собак, вероятно, усыпят, а ведь они только стали чаще выигрывать в боях и приносить такую отличную прибыль. Хозяин животных отпустил ребёнка и позвав своих питомцев за собой, стал стремительно уходить, иногда оглядываясь.              Эвелинн легла на землю и всё ещё плакала. Боль была невероятная, что можно было бы, наверное, и сознание потерять. Или потому что до ужаса страшно? Девочка неожиданно стала быстро подниматься и побежала куда то, иногда спотыкаясь и придерживая руку, прижимала её к себе. Марала одежду кровью, вторую руку тоже.              Послышался звук закрытия дверей и дрожащий плач. Наблюдатели как всегда обернулись, чтобы поменять локацию. Это вновь был коридор её дома, такой же покрытый полутьмой. Эвелинн зашла и на входе упала, стала упираться на запустелую полку обуви спиной, опять держа больную руку здоровой. Тряслась.              — Ма… ма… Мама! — заикалась, не в состоянии нормально говорить. Шок и испуг не ушли совсем. Лучше вообще не стало. — Мама! Пожалуйста!              Виола всё-таки вышла из комнаты и увидела дочь на полу. Подошла и увидела кровь, да слёзы на лице.              — Что это? — она тыкнула на рану.              — С… с-обаки. Они на-на… пали на меня!              — Что ты сделала? — кажется мать не была встревожена, а скорее… недовольна всем этим.              — Ни-ничего… — это ведь самая настоящая правда. — Я-я не чувствую с-свою руку! Мне б-больно, мама! Сделай… Что-нибудь! Пожалуйста!              Виола недовольно рыкнула и подошла к дочери, которая так громко ревела и всё никак не замолкала. После вечера с крепкой выпивкой это било по её ушам знатно.              — Хватит ныть! Уже всё! — Виола схватила Эву и стала утягивать в ванную. — Не хер было лазить, где попало! Клянусь, если к нам придут с жалобами… я тебя сама прибью!              Виола затолкнула Эвелинн в комнату и толкнула к ванной, что ребёнок чуток споткнулся.              — Я же сказала, хватит ныть!              Но не помогло. Эва пыталась, но успокоиться не выходило. Родительница вытянула больную руку под краном и включила холодную воду, что стала смывать кровь, грязь и пыль, что прилипла, ведь дочь лежала некоторое время на земле. От воды стало так хорошо, что девочка чуток расслабилась, плач утих хотя бы чуточку. Но затем Виола повернулась к полке и стала небрежно искать аптечку, которая на удивление у них в доме была. Нашла, но внутри ни одно антисептика или чем можно было бы обеззараживать. Она ушла куда-то и вскоре вернулась с бутылкой прозрачной жидкости, которой было наполовину. Опять протянула детскую руку над ванной, а Эвелинн даже не успела ничего сообразить или должным образом испугаться, как мама стала лить на руку. Обычная водка, которая явно уж не антисептик, но что было собственно. Лучше… чем совсем ничего.              В ванной комнате разнёсся визг и крик. Новая порция слёз и трясущееся детское тело, что стало сопротивляться и дёргаться назад, дабы получить свободу и прекратить болезненные ощущения.              — Мама! Мама, хватит! Мне больно! — визг был буквально раздирающими уши. Это уже была детская истерика. Вновь. — Хватит! Пожалуйста! Не надо! Щиплет! Оно жжётся!              Однако Виола всё делала резко и психованно. Дёргала дочь, чтобы та не дёргалась, да так, что у девочки голова ходила ходуном, а грудной клеткой она врезалась в керамический край и чуть не переваливалась в ванную, нырнув туда головой.              — Да заткнись ты уже! БЛЯДЬ! ЗАКРОЙ РОТ! — Виола перестала лить алкоголь и затрясла дочь за руку, которую стала задирать к верху, чтобы посмотреть в лицо полное боли и слёз. Больную руку. — САМА ВИНОВАТА!              Мама отпустила её и кинув на последок какое-то использованное полотенце, покинула небольшую комнатку и ушла к себе, дабы не слышать этот вопль и вой. Эвелинн легла на пол и свернулась калачиком, пытаясь прийти в себя и отдышаться. Рука воняла водкой, чуток отнималась, её пекло и она покраснела, но уже, пожалуй, не от крови, а от спирта, что стал сушить и портить нежную детскую кожу.              Пролежала недолго, минут пять. Подрагивая, встала, забрав брошенную ей ткань и медленно поплелась в комнату, придерживаясь за стенки. В комнате Эвелинн уселась под окном напротив дверей.              Посмотрела на рану.              Образовались синяки, можно было высмотреть дырки от зубов и понять, как сильно открыла свою пасть собака, чтобы укусить. Сейчас Эвелинн осознаёт, какая у неё крохотная рука, а какой большой рот у собаки. Кровь пошла вновь, пускай и не сильно, но чуток начала скатываться, оставляя красные полоски. Смотреть на весь ужас было неприятно и словно вновь делало больно. Поэтому Эва сдерживая слезы, намотала полотенце и глазами стала что-то искать. Прошла к шкафу и достала шнурок от обуви, которую выкинули, ибо носить уже было совсем невозможно, а вот шнурочки тем не менее она предусмотрительно сохранила. Вот и настал их момент. Завязала, как смогла. Хотя завязывать это грубо говоря, ибо девочка просто обмотала вокруг и засунула концы под ткань. Она просто этого не умеет, ведь не научилась и никто даже не учил, если честно. Вроде как ничего не болталось и не слетало, так что хорошо. Эвелинн уселась и смотрела перед собой. Казалось бы у неё было нейтральное и усталое лицо, однако оно быстро сморщилось и скривилось. Заплакала, вспоминая всё. Не только нападение собак, да весь день с самого его утра. Всё вообще пошло не очень. Эва встала на ноги и волоча ими, подошла к кровати и лениво стянула одеяло, укуталась в него вместе с головой и уселась под окном вновь. Пытаясь справиться со всем этим стрессом и переживаниями, она не заметила, как уснула.              Ребята увидели, как за окном стремительно поменялось освещение. Если до этого и было солнце, то вскоре наступил оранжевый, а затем и тёмно синий вечер. В комнате не было включено света, ничего не видно толком. Дверь открылась и в неё зашли. Это оказалась Виола. Свет из коридора достаточно освещал и она увидела дочь, что завалилась на бок, однако тут же проснулась, когда зашли. Виола уже собиралась вновь уйти, но Эвелинн не дала этого сделать.              — Ма-ма… м-мне о-очень б-больно. — тихонько, жалобно и севшим голосом произнёс ребёнок.              — И что ты хочешь от меня? Думаешь я болячку твою вылечу волшебным образом? — она фыркнула. — Нехер было лезть куда не просят!              — Я не л-лезла…              — Ага. У тебя всегда так! Тут ты не лезла, там ты не хотела и всё так само получилось! Вечно всё у тебя через одно место! — кажется Виола больше не хотела беседовать и засобиралась уходить. — Сплошные проблемы!              — У м-меня б-болит нога. — Эва вытащила ногу из-под одеяла, а там была засохшая кровь и царапины от когтей. — О-она щипит и… К-колит.              — Что? — мать подошла ближе и увидела ещё ранение. — Какого хера ты не сказала сразу, что у тебя ещё и нога?!              Это злило Виолу. Невероятная глупость этого ребёнка перед ней.              — Я ис-испугалась и… и я… не х-хотела злить тебя. — дочь виновато опустила голову. — П-прости.              — Надо было всё сразу говорить! — Виола смотрела сверху вниз и опять чувствовала раздражение, просто от одного её вида. Этого виноватого, печального и жалкого. — Небось ещё хочешь, чтобы я тебя теперь в больницу отвезла? Ага, да, собирай давай свои манатки!              Звучало наплевательски и с сарказмом, но Эвелинн даже подняла голову. Пускай больница звучит, как нечто пугающее, но и это было некой надеждой сейчас. Вылечить раны всё-таки надо, разве нет? А там как раз всё исправят. И как надо. Хорошими лекарствами и средствами. Не так больно.              — З-з-зачем?              — Как это зачем? — мама раскинула руки и притворно удивилась. — Ногу тебе ампутируем! Врач тебе её отрежет, чтобы не болела.              От этих слов внутри ребёнка всё в мгновение замерло. Она распахнула глаза, смотря только в тёмные глаза матери, часто и намного глубже задышала, а также не могла понять. Это действительно правда? Ей правда отрежут ногу? Но ведь новая не вырастет… У соседки миссис Эйприл ведь так и нет её. Даже не маячит на горизонте.              От этих слов и у Гэвина всё свернулось в животе и груди, а все мысли застыли, будто его огрели чём-то тяжелым по затылку. Всё тело стало деревянным, железным, бетонным.              — Н-н-не н-надо! — Эва спрятала конечность под одеяло вновь и сама закуталась сильнее, накрыв голову тоже. — М-ма-ма! П-пожалу-уйста! Н-не надо!              Эвелинн испугалась до такого ужаса, что забыла заплакать. Вся затряслась и боялась ощутить хоть одно прикосновение к кокону в котором спряталась, ведь это будет значить, что её сейчас отнесут в больницу, а там…              — Да боже мой! Никуда я тебя не отвезу, дура! — опять разгневалась от глупости своего дитя. — Иди помой её лучше. С мылом. И не ной, если щипать будет. Ясно?              Не увезут значит. Это дало чувство облегчения и расслабления, что аж тело обмякло, а может потому что напряглась до этого столь сильно? Вероятно.              — Х-хорошо… — выглянула чуток из мягкого убежища. — Т-тёплой в-водой?              — Блядь! Да что с тобой? — лицо Виолы сморщилось с неким отвращением. — Чё ты так разговариваешь?              Эвелинн лишь смотрела на неё дальше.              — Ой, да не говори, что так сильно испугалась, что стала теперь заикой! Перестань так разговаривать, ибо я тебя к врачу водить не собираюсь. Все пальцем будут тыкать, передразнивать и смеяться над тобой, так и надо мной тоже! Что у меня дочь… Отсталая!              Девочка опешила. Отсталая? Она теперь именно такая, раз уж заикается? Но она ничего не может с собой поделать. Воздух просто застревает в горле и рту, как и начала слов. Как же это исправить, чтобы не быть такой? И… Она теперь навсегда такая, да?              Мать начала уходить, а Эвелинн было так плохо внутри, что она решила попробовать попросить кое о чём. На свой страх и риск скорее даже.              — М-мама… — всеми силами старалась не заикаться, но увы. — П-пожалуйста не уходи… М-мне с-страшно и… б-больно…              Но Виола лишь посмотрела через плечо, бросила слова и всё равно пошла к дверям:              — А я чё сделаю?              — Об-обними меня… — но эти слова Эвелинн говорила со слезами и в спину мамы, что всё равно завернула в поворот и оставила её совсем одну в темноте, ведь она также не забыла закрыть за собой дверь. — П-пожалу-уйста…              Эва склонилась перед собой к земле и хныкала. Головой упёрлась в деревянный пол, как и руками, а слёзы падали и падали.              — Т-ты… Не п-поздравила м-меня с-с-с днём р-рож-ждения… Пожалуйста… Мама… Обними меня…              Но все просьбы и мольбу… некому было слушать, кроме пустоты и темноты этой комнаты.              Вместо двери комнаты теперь была дверь на выход из воспоминания через которую они все прошли. Тягостная тишина наступила ещё давно, а сейчас лишь усилилась. Настолько тягостная, что ощутима самим телом. Тяжесть, что села на голову, шею и плечи. Двигаться не хотелось, даже повернуть лицо куда-то на знакомых. Вскоре послышалось шмыганье носа и все посмотрели на Анису, что не смогла сдержать эмоций. Ещё в воспоминании она иногда отворачивалась, ибо смотреть не была в состоянии. Это же так… грустно, больно и тяжело. Всего лишь ребенок, которому стукнуло восемь. Эва лишь хотела, чтобы у неё был самый обычный день рождения, самые обычные и не такие уж дорогие подарки.              Ниса уселась у стенки, ведь стоять не хотелось. Утирала слёзы ладошками и выравнивала дыхание.              — Теперь хочу, чтобы кто-нибудь мне втащил и как можно посильнее. Пусть втащат так, чтобы это стёрлось из моих воспоминаний! — Рид тоже уселся рядом с девушкой. — Блядь… И нахуя я тогда так пошутил?! Ёбаная шутка!              Всё ещё гложет некая вина, хотя он же не знал об этом. Не знал, что когда-то мать сказала ей почти тоже самое.              — Я… Мне страшно. — Ниса посмотрела на ребят. — Страшно, что может быть… дальше. Что скрыто. Не могу даже представить и поверить, что остальные воспоминания такие же… ужасные.              — Не… думаю. — Ричард смотрел на двери в глубине коридора. — Момент в школе… скорее не такой, как из детства, что мы видели. Он несправедливый и обидный, ранит душу и личность внутри, нежели физически. Так что возможно некоторые моменты из жизни не всегда связаны с побоями.              — А чем это лучше?! — Гэвин дёрнулся и расставил руки, что упирались ему на коленки. — Типа если тебя обзывают, то не так тяжко и больно?              — Нет. — Коннор посмотрел на Рида, как и он на него после ответа. — Он не это имеет ввиду. Аниса говорила, что у Эвелинн должен быть некий порог и черта, где момент становится невыносим и справиться она с ним не может, а потому они закрываются. Но как видим, это не всегда физическая боль, но и эмоциональная, что значит здесь могут быть моменты, когда Эва не ранилась телом, а лишь чувствовала большую обиду.              Гэвин так и понял с начала, но как-то просто… Вспылил. Эмоции сейчас внутри совсем бурлят, как подкипающая вода; не то дело вскоре начнёт булькать и стрелять. Вот тогда… Совсем дерьмово будет.              Аниса поднялась на ноги, когда сделала глубокий вдох. Кажется смогла взять себя в руки. Встала посередине коридора и смотрела в глубину, что становилась всё темнее и темнее, а там уже и вовсе чернота. Она махнула рукой и двери со всех сторон стали открываться, а из них сияло белое свечение. Часть так и не открылась, ведь это те, которым нужны ключи. На самом деле открытых и закрытых словно бы поровну, но заблокированных всё равно не должно быть так много. Любой опыт важен. Даже если и негативный.              — Я открыла, чтобы понять от каких дверей искать ключ, а от каких не надо. Мы тут иначе очень долго провозимся. Но… — она обернулась к детективам. — Я хочу посмотреть что-нибудь хорошее в этот раз. Хватит уж с меня…              Они были согласны. Смотреть только плохое весьма тяжко и самих сильно подавляет внутри. Да и надоедает даже как будто. Но скорее опять от неприятных чувств после.              Ниса посмотрела название двери, прежде чем зайти в неё.              «Продукты».              Такое вот название. Вроде даже сулит о чём-то хорошем.              Первым делом там их встретил… магазин. Он небольшой, обустроен как супермаркет с полками и товарами на них. Выбирай, бери и неси на кассу покупать, а там потом «до свидания»              За кассой сидел парнишка лет восемнадцать или может чуток старше. Он зависал в телефоне, ожидая клиентов. Из-за полок послышался стук и падение чего-то на пол, а затем тихое «Ой». Обойдя всё, ребята увидели Эвелинн. Она подняла то, что уронила. Пустую коробку, а в руке была ещё одна. Девочка стала всё складывать друг в друга, а затем зашла в подсобку и вытащила уже полную. Эва слегка кряхтела, пока тащила и видно было, что тяжеловато для неё и скорее даже из-за неудобных габаритов, чем их за веса, но тем не менее продолжала занятие. Уложила её на другую коробку, что стояла возле полки и пошла за другой. Повторила. Затем пришла к ним и открыв, стала доставать товары и раскладывать, чтобы люди могли взять и купить что-то. Это был чай в пакетиках. Разный. Фруктовый, чёрный, зелёный, каркаде, бергамот. Разложив всё, она взялась за вторую коробку, а там был тоже чай, но от другой фирмы.              Пустые коробки сложила друг в друга и отнесла к подсобке, а затем пришла к продавцу.              — Я всё сделала. — сообщила Эва ему, а тот отвлёкся от телефона и обвёл её безэмоциональным взглядом.              — Ничего не стащила? — хмыкнул таки, подпирая щеку рукой. — Ладно.              К кассе подошел кто-то, а Эвелинн даже не обращала внимания. Продавец что-то поискал, а потом посмотрел на девочку.              — Пять баксов тебе давать или ты…              — Можно я опять выберу что-нибудь? — на лице Эвелинн появилась улыбочка, которую не так легко разглядеть, ибо она стоит за стойкой, а рост её не такой уж большой. Вон. Глазки, да носик видно, ну и пальчики, которыми держится. И это она, кстати, встаёт на носочки.              — Валяй… — парень лениво отмахнулся и начал обслуживать клиента.              Эвелинн побежала к полкам и стала выбирать. На самом деле пока она работала, то успела приглядеть себе пару вещичек, что хотела бы приобрести. Поэтому побежала к тем продуктам, которые крутились у неё в голове целый день и которые очень хотела. Отнесла их на кассу и пошла ещё выбрать. Что-то, что просто приглянётся. Выбрав всё, во время оплаты её ждало кое-что.              — Полтора бакса не хватает. — парень развел руками, глядя в удивлённое детское лицо. — Можешь отнести какой-нибудь товар на место.              Вроде как считала, но, видимо, ошибалась где-то. Эвелинн смотрела на всё и не могла понять, что ей не так уж и надо, однако надо было всё. И то вкусное вроде и это. Хотя она толком и не знает вкусно ли это наверняка, но именно так и думает. Вон какие упаковки цветастые и красивые, фруктики нарисованы и всякие мультяшные персонажи, мультики про которых она правда не видела никогда. И это всё не говоря о том, что Эва сейчас ужасно голодна и всё как раз-таки выглядит так аппетитно.              — А ты вообще уверена, что столько сладостей съешь? — задал вопрос парень по боку, который был клиентом. — Стоит покупать более продуктивные товары.              Эвелинн смотрела на него и внимательно слушала.              — Продуктивные? — её голова была задрана вверх, а после вопроса ещё и на бок повернулась, как у воробушка. — Это как?              — Такие продукты, которые будут более долговечными и ты сможешь ими наесться. — парень посмотрел на полки, а затем пошёл к ним и махнул рукой Эве. — Пошли, я объясню тебе.              Эвелинн неуверенно глянула на продавца, который пожал плечами и стал опять залипать в телефон. Ребёнок всё-таки последовала за незнакомцем. Он стоял возле полки с макаронами.              — Видишь. Макароны. Одной даже такой маленькой пачки хватит на две или три порции. Порции это тарелки то есть. Так ты сможешь накушаться уж точно, да и ты ещё ребёнок и тебе много по сути не надо. — парень прошёл к овощам. — Можешь купить вон овощей, чтобы сделать всё полезнее, не таким блеклым и безвкусным. Вместо газировки можешь взять баклажку воды и лимон. Сделай себе напиток из него и сахара чуток добавить не забудь. Полезнее будет, чем эта сладкая шипящая и с красителем фигня.              — Но это намного вкуснее, чем вода с лимоном. — она уже пробывала эту газировку, а потому выбрала её вновь. Понравилась очень.              — Да? И сколько же это стоит? Ого! Два бакса из пяти у тебя имеющихся. Баклажка пятилитровая вон бакс стоит, а пару лимонов ещё меньше. Это выгоднее и продуктивнее, чем куча сладостей, что ты накупила. И которыми ты не накушаешься, а даже наоборот испортишь здоровье.              Незнакомец осмотрелся, а затем вздохнул.              — Ща, подожди. Наберём тебе что-нибудь. — он пошёл куда-то вглубь, а девочка с любопытством пошла за ним. Всё-таки интересно, что он там задумал.              Парень ходил между полок товаров, высматривая и иногда закидывая что-то в корзину, не забыл взять что-то из холодильников. Эвелинн видела, но не понимала что это или для чего. Потом он пошёл к кассе и продавец начал пробивать всё, как и то, что она набрала ранее. Получилось два пакета.              — Пошли. — он махнул головой на выход и сам пошёл.              Эвелинн шла по боку, стараясь не отставать. Задирала голову, чтобы посмотреть в его лицо.              — Как зовут-то тебя?              — Эвелинн-Кейл. А тебя?              — Тед. — парень глянул вниз на ребёнка. — Сколько лет?              — Восемь исполнилось неделю назад. А тебе сколько?              — Двадцать. — неожиданно он остановился. — Я сам от сюда, вот только два года назад переехал, вырвался из этой чёртовой дыры с этой бедностью. И слышал о твоей семье, как и о тебе. Собственно… поэтому решил помочь немного. Да и набрала ты всякой глупости, когда у вас даже денег нет на еду.              — «Глупости?» — ей казалось, что не так уж и плохо. Главное, что ей хочется это и ей нравится. Но всё-таки такое замечание заставило её опешить и почувствовать смущение.              — Да ладно. Я сам тоже, когда были возможности всякую фигню покупал. Когда ты ребёнок и не умеешь распоряжаться деньгами, то не удивительно, что спускаешь всё на сладости о которых так мечтаешь. Но ты, кстати, молодец. Ты заработала на это сама, несмотря на возраст.              — Я просто узнала случайно, что продавцу надо по полкам товары раскладывать, а я там часто кручусь и всякое рассматриваю. Поэтому знаю, где и что лежит. Он предложил мне, что заплатит, если разгружу три коробки. Я так уже второй раз прихожу работать. Прошлый был четыре дня назад. Только он сказал, чтобы никто не узнал об этом.              — И ты только что…              — Ой… — она испуганно посмотрела на Теда, прикрывая ладошкой приоткрытый от осознания рот.              — Всё нормально. Молчу. Во всяком случае. Я набрал тебе немного еды. Мама твоя… на сколько знаю… та ещё повариха. Ты макароны умеешь варить? Или вообще что-нибудь?              Девочка помотала головой в отрицании.              — Небольшую кастрюлю возьми и налей туда воды до ручек. Вода закипит, то добавь немного соли. Чайная ложечка сойдёт. Без горки только. Потом макароны, но не все. Возьми стакан, чтобы отмерить себе на одну порцию. Можешь добавить овощей сверху, только обжарить надо их вместе и не забудь тоже немного посолить, специй чуток добавить, если есть. Чай с лимоном себе налей, сахар добавь сколько нравится. Вот тебе и ужин, ну или обед, смотря когда будешь кушать. Поняла?              — Да. — махнула головой и всеми силами пыталась не забыть ничего. — А ты правда… купил для меня всё это?              Тыкнула осторожно на пакеты в руках.              — Да. Всё твоё. Там во многом инструкции позади есть, да и ты же, наверное, не настолько ничего не знаешь. Как и что употреблять. Только постарайся использовать всё прод…              — Продуктивно! — ответила Эва за него и улыбнулась. — Я поняла!              Тед улыбнулся тоже и пошёл дальше. По пути он рассказывал как сделать овощную обжарку, как сделать томатный сок из томатной пасты и воды с солью. Сколько надо всего добавлять в блюдо. Специй, масла, каких-то заправок. Эвелинн была совсем незнайкой, а потому задавала вопросы и внимательно слушала, чтобы не упускать всего. Столько информации, что мозги еле поспевают обрабатывать всё. Он учил её, как питаться более правильно, а главное сытно несмотря на малое количество продуктов.              — Вот мой дом. — девочка тыкнула на дом, что был довольно старым и грязным. Крышу бы подлатать, да во дворе бы хорошенько убраться, а забор поставить ровно, да и заделать щели. Столько хлама там. Вон крыльцо и лестница на ней частично загнили от сырости.              Тед донёс всё до кухни, ибо Эвелинн запустила его. Да и вряд ли бы девочка всё утащила.              Они вышли на улицу.              — Ладно. Я пошёл. Я тут чисто проездом был. К маме с папой приехал. — парень сошел с лестницы и подошел к калитке.              — А почему твои родители тут, а ты уехал? — Эва подошла к нему ближе, опять задрав голову.              — Потому что… у меня не очень классные родители. Они не хотят уезжать отсюда, а всё моё детство я жил в бедности, криках и побоях. Мой отец и мать с твоей мамой последние годы очень много тусовались. Да и сейчас небось тоже самое. Пьют, курят, употреблять даже начали. Весело им своей толпой зависимых собираться. Поэтому… я знаю какого тебе. Стало жалко.              — И ты всё равно их любишь? Даже когда они так поступали с тобой так?              — Типа того. Всё таки… они моя семья. Родители. Мама и папа. Не самые лучшие, но они родили меня. Дали жизнь. Пускай не всегда всё было гладко, но всё-таки вырос и даже не умер с голоду. Много обиды внутри, но… лучше отпустить, иначе так и буду чувствовать тяжесть. Сейчас вот… так сказать отдаю небольшой долг им. А потом… даже не знаю. У меня сейчас уже своя семья.              — Своя семья? Это как?              — Ну… У меня есть девушка. И она беременна. Теперь у нас будет своя семья. Собственная.              — Беременна? — Эва повернула голову в искреннем не понимании. — Что это значит?              — Она ждёт ребёнка и через полгода уже родит его. Я стану папой, а она мамой. — он по доброму объяснил, не обвиняя её в незнании. Вряд ли бы она взяла где-то эту информацию так просто. Да и беременных, наверное, не часто видела, а если видела, то не понимала, почему у девушек может быть такой большой живот. Может думала, что типа болеют чем-то? Мало ли.              — Ооо! Здорово! Ты будешь хорошим и классным папой! Я уверена! — девочка с широкой улыбкой похлопала в ладошки, по настоящему радуясь за чужое счастье.              — Хах, с чего бы вдруг такие выводы? От того что я тебе всё накупил?              — Нет! Я просто так думаю и… Чувствую! Ты много знаешь, ты классный, добрый и щедрый. Как такой папа не может быть самым лучшим?              — Вот это, конечно… Логично. Ладно уж. Спасибо за такие слова. Сам надеюсь, что всё будет хорошо. Не хочу быть… Как мой отец был при мне. Я боюсь этого. — на его лице появилась тонкая нить печали и усталости.              — А у тебя будет дочка? Или сын?              — Не знаю пока что. — Тед пожал плечами. — На следующей недели мы поедем к врачу и он нам расскажет.              — А кого ты сам хочешь?              Парень призадумался.              — На самом деле… мне без разницы. Я буду любить своего ребёнка в любом случае.              — Как здорово! Ты молодец!              — Хах, ну… спасибо что ли. — ярка улыбка и такой радостный голосок девочки заставлял и его так сильно улыбаться. Тед потрепал её по голове. — Чёрт… Я походу совсем расклеился на фоне того, что скоро сам стану папашей. Будь у меня возможности… я бы… может и забрал бы тебя к нам. Я пока сам не особо твёрдо стою на ногах, так что… не уверен ни в чём.              — Забрал к вам? В вашу семью? А так можно разве? — это очень сильно зацепило её. Звучит очень… интересно. И здорово.              — Можно. Это называется удочерением, если говорить о девочках. Мы заберем тебя от твоей мамы и ты будешь жить в доме со мной и моей девушкой. Тогда уже мы с ней станем твоими родителями. Будем заботиться и воспитывать тебя.              Эвелинн казалось, что звучит недурно, но потом внутри появилась тяжесть. А как же мамочка? Ей же будет больно, что она ушла и бросила её ради другой семьи. Что оставила одну, а ведь мама её растила и всё давала. Пускай и не ласково, но всё-таки… Виола родила её и дала ей жизнь. Наверное… нельзя с ней так поступать. Она ведь будет так сильно плакать и грустить.              — Может если чуток разбогатею, обзаведусь всем, то… Посмотрим. Может вернусь за тобой. Здесь же настоящая дыра. Без будущего и возможностей. Не всем тут удаётся вырваться. Если бы не моя девушка, то так бы и был тут до конца своей жизни. Хочу… Тоже кому-нибудь помочь.              — Я… Не хочу бросать свою маму. Она часто ругается и ведёт себя очень грубо, пьёт и… Но она всё равно любит меня. Я знаю. Я верю в это! Просто ей тяжело, она болеет из-за того, что родила меня… Стала инвалидом, а папа теперь должен трудиться ещё больше, чтобы содержать нашу семью. Ему тоже очень тяжело. Он не часто обращает на меня внимание, не часто бывает дома, но работая, он без слов показывает, что любит нас. Я не хочу их обижать и расстраивать, не хочу, чтобы они плакали.              Тед удивлённо смотрел в голубые глаза Эвелинн. Это ведь с её стороны очень по взрослому, хотя… И очень по-детски наивно. Он думает, что когда Эва вырастет, то, вероятно, поймёт и поменяет своё мнение. То, что творили и творят с ними их родители… Такое никогда не исчезнет и не забудется. Оставит неизгладимый след на всю жизнь. Такое… никак не простить. Он сам не сможет, хотя ведь только недавно ей сказал, что отпустит. Нет. Он просто врёт, убеждает сам себя, не хочет звучат отвратительно и жестоко, ведь что вы… это же родители. К ним нельзя относиться плохо, обижаться или бросать, ведь они же родили и вырастили. Да. Конечно. Родили. Только выбор был их. Как и бить, как ругать матами, как пить и курить, как игнорировать своё дитя, забивая на его воспитание, безопасность, здоровье и благополучие. Это был их выбор. Они могли стараться, могли пытаться стать лучше и приносить в дом счастье, а не ругань, но выбрали лёгкие пути. Пути, где хорошо только им и что приносит выгоду. Таким людям… Лучше вообще не заводить потомство, чтобы это самое потомство не страдало столько лет в голоде, холоде и нелюбви. Лучше бы сделали аборт или сдали куда-нибудь на крайний случай, но не делать больно, являясь самыми близкими по идее людьми, самыми родными. Это гораздо хуже, когда твоя собственная семья… Потихоньку уничтожает тебя.              Лучше отсутствие жизни, чем вот такое существование.              — Да… Наверное не стоит оставлять их. Они и вправду будут грустить. Но всё-таки… На держи. — он достал с кошелька двадцать канадских долларов и протянул Эвелинн, которая робко и недоверчиво взяла их. — Только трать с умом. Надеюсь… Мы увидимся с тобой в лучшие времена. Может уже когда ты будешь взрослая, у тебя будет хорошая жизнь и своя семья.              Тед вновь потрепал её по макушке и пошёл к своей машине, что оставил у магазина. Но Эва побежала к нему и ухватилась за рукав, тем самым остановив.              — Я надеюсь, что у тебя будет всё хорошо! Твоя собственная семья будет счастливая! И… Обязательно возвращайся, чтобы увидеться со мной ещё разок! Я постараюсь стать такой же, как ты! — Эвелинн смотрела на него своими блестящими глазами и старалась успеть сказать всё, что ей кажется важным сказать ему, пока есть такая возможность. — Не забывай меня! Пожалуйста! Не забудь! Даже когда пройдёт много-много лет! Обещай!              Тед растерялся, но затем расслабился, выдыхая воздух. Со всей искренностью и добротой ответил ей:              — Обещаю. Я постараюсь не забыть тебя, Эвелинн-Кейл. И мы с тобой… Обязательно увидимся ещё разочек.              Уже уверенный в том, что он сможет уйти, он опешил, ведь Эва вцепилась в его торс и обняла. Сжимала крепко, что даже двинуться было сложно. На глазах целыми реками уже были слёзы, а нос стал шмыгать и хлюпать. Вскоре она всё-таки отпустила его, смотрела как он обернулся и улыбнулся напоследок, а затем окончательно стал уходить.              Тед отдалялся и отдалялся, оставляя её вновь совсем одну в этом кошмарном городке.