Звездочет

Крупные капли ночной грозы громко бились о запятнанные стекла. Черные ветки сухого дерева, словно костлявые пальцы, тянулись к единственному источнику света в комнате — настольной лампе. Ее свечения едва хватало, чтобы рассмотреть громоздкий рабочий стол с красного дерева и большой кожаный диван посреди полупустой комнаты. Во всю его длину, распластавшись, в пьяном угаре лежал мужчина лет тридцати, не более. На длинных пальцах, мертвой хваткой сжимающих какие-то огрызки бумаг, сверкали серебрянные перстни, шею облепила бриллиантовая цепь. Рукава расстегнутой рубашки были закатаны под три четверти, а белые пуговицы валялись под каменным журнальным столом. Картина была ужасной. Дай в эту комнату чуть больше света, и можно было бы принять жилищную площадь за свалку: численные бутылки из-под дорогого алкоголя, женское нижнее белье, разорванные в клочья книги, окурки, пустые зиплоки. Вошедшему в комнату довелось бы преодолеть немало препятствий в виде временно обездвиженных тел, прежде чем добраться хотя бы до стола. Первое, что почувствовал мужчина, когда проснулся — жуткую вонь. Гадкий аромат отходов, пота и перегара. Находиться тут было физически невозможно. Парень попытался аккуратно переступать через лежачих особей женского пола в разорванных платьях, время от времени слыша тихое ворчание сменяющееся сопением. Дорога до уборной оказалась на столько неблизкой, что казалось, что прежде чем туда добраться, можно еще с десяток раз напиться и протрезветь. — Нурик? Ты? — кто-то окликнул сонного парня. Каша в голове все еще не позволяла ему трезво соображать и все, что оставалось в таком состоянии — это искать дорогу до уборной, невзирая на все преграды в виде странных голосов в голове и внезапных флешбеков с очередной шумной ночи. — Сабуров, — голос в голове парня становился все настырнее и звучал как-то ближе, что показалось ему странным и заставило обернуться. — Рус, боги… — парень выдохнул, — я думал это голоса в голове надо мной подшучивают. Темноволосый парень еле слышно вспрыснул от смеха, следуя за Нурланом: — У меня к тебе предложение, от которого не сможешь отказаться, — Рустам злобно потер ладонь о ладонь. — Ты, может, за меня сходишь поссать? — с самого утра загруженному Нурлану не хотелось выслушивать очередной авантюрный план приятеля. — Ну Нурик, послушай, — назойливое тело перегородило ему вход в ванную, — там такую девочку привезли вчера… я тебе полночи звонил, ты недоступен, — парень сделал характерное причмокивание губами. — Я и сейчас не очень хочу быть тебе доступным, — мужчина попытался прорваться в уборную, — пусти по-хорошему, а? — Я бы с удовольствием, но с девчонкой надо что-то делать, — Рустам отошел от двери, — иначе сегодня вечером поедет дальше. — Да пусть едет, у меня, вон, целый вагон и маленькая тележка, — Сабуров махнул в сторону комнаты. — Да это все — второй сорт, а та… ну настоящая бриллиантовая жила, Нурик, — парень активно раскидывался итальянским жестом «Ma che dici?!», донося Нурлану информацию, — фигура, — он закатил глаза и провел руками в воздухе очертания женской фигуры, — уля-ля, струночка… ножки, — Рустам приложил ладонь ко лбу, — держите меня семеро… губки, глазки, ручки, пальчики, идеально все, — парень не унимался, — более того, — он поднял указательный палец к потолку, — готовит все, что попросишь, убирает, стирает, приличная… в общем и целом, и украшение тебе будет, и домой к такой приятно приходить будет, и любить ее ночью без завязанных глаз не стыдно будет, и мозги пилить не будет… Нурик, ну! — парень с надеждой посмотрел на приятеля. Сабуров еле держался на ногах, прислоняясь к стене: — Хорошо стелишь, — парень сделал попытку избавиться от головной боли, массируя виски, — привези вечером часам к девяти, посмотрю, что можно сделать… Избавившись от назойливого сутенера, Сабуров наконец-то смог принять душ. Теплые капли приятно стекали по жилистому телу, обволакивая каждый его сантиметр. От горячей воды бледная кожа становилась ягодно-красной. Аромат мятного геля для душа резко ударился о носовые рецепторы и разбудил полусонного парня, возвращая его в реальность. Выйдя из душа, он обмотал нижнюю часть своего тела белым банным полотенцем и посмотрел в зеркало, протерев его сухой ладонью. В зеркале было все то же лицо, которое ему так наскучило там видеть: почти черные синяки под глазами, бледная кожа, вся в шрамах от подросткового акне, ассиметричные черты. Убитый вечными вечеринками облик оставлял желать лучшего. Мелкие капельки воды с черных волос тихо падали в раковину, заставляя парня потрусить головой, дабы избавиться от них. Но он очень быстро об этом пожалел, когда голову насквозь пронзила жгучая боль — верный соратник всех послетусовочных утр. Парень вышел из ванной, все так же обмотанный полотенцем и пошел к себе в чистую и сухую спальню, что никогда не видела его вечеринок. Да и вечеринками эти сборы не назовешь, скорее, театром одного зрителя. Каждый вечер он приглашал к себе девушек, которым отваливал за присутствие и создание атмосферы круглые суммы, и упивался до беспамятства, лишь бы не помнить, что было ночью. А на утро он возвращался в уютную белую спальню со свежими простынями, мягкими подушками и чистым утренним воздухом из приоткрытого окна. Лишь изредка до него доносились тихие шаги покидающих дом моделей и горничных, покорно выносящих мусорные мешки с бутылками за мизерную плату. Мужчина сбросил с себя полотенце и упал на мягкую кровать, проваливаясь в белоснежных простынях, словно Титаник. Ему нравилось видеть то, как деньги делают комфорт. Как деньги помогают при похмелье стаканом воды и пластинкой таблеток на прикроватной тумбе, как деньги убирают доказательства ночи, как деньги строят планы, как деньги формируют принципы. Ему было в сладость думать о том, что все его проблемы ушли прочь, как только он переступил порог этой комнаты: теплой, светлой, тихой — единственного места во всем доме, где он чувствовал себя в своей тарелке, где не сновали шлюхи или горничные, где было тихо, словно в больничной палате и спокойно, словно на том свете. Нурлан думал о своем разговоре с Рустамом, который был его коллегой по работе и таким себе знакомым-сутенером, что «поставлял» ему отборных моделей для разного рода развлечений и работы. Молодые девушки в его доме мыли унитазы, готовили еду, ухаживали за газонами, развлекали всех приходящих в дом и доставляли удовольствие ему самому. Не то, чтобы это удовольствие можно было назвать эстетическим, потому что они ему на столько остопиздели, что парень всячески пытался избежать с ними трезвых зрительных контактов. Сабуров делал все, чтобы окружить себя фигурными особями женского пола. Он наслаждался едкой смесью духов каждый раз, когда спускался на первый этаж, слушал тихие женские голоса, вслушивался в их разговоры, но со всей силы пытался на них не смотреть. Даже, когда выбирал, с кем он проведет ночь, парень больше предпочитал вслепую пощупать участки женского тела, чем смотреть в глаза Медузе Горгоне. Его друзья и коллеги по работе избегали с ним этой темы, даже зная обо всем в деталях, руководясь принципом «меньше знаешь — крепче спишь». Для социальных сетей и большого числа фанатов Сабуров — примерный семьянин с женой и ребенком, прекрасный отец, любящий муж и просто чудесный мужчина. И ему нравилось жить за пеленой самообмана и лжи, это был еще один плюс денег — качественная игра. Время близилось к девяти. Мужчина провел весь день за работой, освобождая мысли и давая телу отдохнуть. После девяти все модели, кроме тех, кого он хотел оставить на ночь, должны были покинуть территорию его особняка. Это был принцип — ни одной нежеланной шлюхи с появлением звезд на небе. Сегодня, к слову, он не оставил ни одной, ведь излагал большие надежды на «товар» Рустама, о котором тот смог заговорить ему зубы еще утром. Мужчина расстегнул верхнюю пуговицу черной рубашки, аккуратно взъерошил волосы и направился в кабинет, готовясь ко встречи с Рустамом и девочкой с каким-то невменяемым азартом внутри черепной коробки, как будто должно свершиться какое-нибудь чудо. Саидахмедов, как всегда, не заставил себя ждать. Пунктуальности этого парня, когда он делает что-то за деньги, можно было только позавидовать. — Заползай. Парень придержал дверь, в которую вошла, как показалось Нурлану, плод всех его самых тайных фантазий. Он позволил себе задержать на ней изучающий взгляд, и первым вопросом в его голове, который он чуть не произнес вголос, был «какого хуя ты здесь вообще забыла». Девушка уверено стояла в дверном проеме, пуская в растерянного Нурлана молнии из черных, как ночное озеро, глаз. Он окинул ее недоверчивым взглядом: ее тонкую талию, казалось, можно было бы обхватить двумя руками, а на роскошные бедра не хватило бы и метра ленты. Черные локоны утонченно спадали до острых лопаток, тонкими плечами можно было разрезать бумагу, небольшая грудь подвергала сомнениям любовь парня к внушительным размерам. Он смотрел на нее, словно в дверях его кабинета явилась Богиня Венера в черном облепляющем платье в пол с вырезом до бедра и на длинном массивном каблуке туфель от Версаче. Всегда отстраненный Сабуров, перебирающий женщинами, как дешевыми безделушками, смотрел на вошедшую «рабыню», словно на ангела, спустившегося с небес, или на дьявола, поднявшегося из самого горячего котла в преисподней. — Знакомься, Кассиопея, — Рустам пригласил девушку на диван. Она, оставляя дверь открытой, уверенной походкой подошла к дивану и села, поправляя платье. Нурлан скривился от того, на сколько она превосходила всех, кого он когда-либо видел в стенах этой комнаты. — Кассиопея? Это псевдоним? — Нурлан отложил в сторону телефон, в котором планировал что-то записывать и бесстыдно, поедая глазами юную кандидатку в «наложницы», уставился на девушку. — Не… — Рустам попытался ответить за девушку, но та его опередила: — Нет, меня родители так назвали, Кассиопея Зервас, я родилась на острове Тира, может, богачам он известен, как Санторини, в деревне Ия, — девушка почувствовала на себе злой взгляд Рустама и притихла. Нурлан был вовлечен в историю девушки, поэтому устроил зрительную перепалку с приятелем, чтобы тот перестал прерывать мадам, на что он начал возмущаться: — У нас же не так знакомства проходят, — Рустам развел руками, — подойди потрогай и скажи да или нет? Цена договорная! — Рус, завали ебало, дай послушать, — Нурлан отмахнулся от него и посмотрел на Кассиопею, — продолжай. Девушка игриво подняла одну бровь и продолжила свой рассказ: — Моя мама гречанка, а папа был приезжим туристом из Казахстана. Нурлану показалось, что он аж подпрыгнул на стуле. Мужчина услышал название своего родного края и совместил в мыслях гордую греческую кровь и смелую казахскую. От мгновенного осознания того, на сколько смесь кровей внутри сидящей напротив девушки ядовита, он чуть было не потерял сознание. Дурманящий аромат специй, исходящий от нее, врезался ему в нос и он откинулся на стуле, расстегивая еще одну пуговицу. — У меня есть русское имя, Катерина Алиева, по отцу, — девушка поправила золотую цепочку, небрежно зацепившуюся за острую ключицу, — но все, что я о нем знаю это происхождение и фамилию. Нурлан оттолкнулся от стола и прокрутился на стуле, подзывая Рустама к себе: — Сколько? — Нурлан потянулся за шаблоном чека. — Даже не станешь торговаться? — Рустам усмехнулся. — Я торговался за второсортное дерьмо, потому что платить двести тысяч за русскую блондинку с отросшими корнями я не собирался, а тут… — Нурлан посмотрел на расслабленную девушку, — ты нашел мне сокровище, Рус, сколько? Улыбка Саидахмедова потянулась до ушей: — Миллион. Нурлан, не задумываясь, сунул парню в руку чек и выгнал его из кабинета. Оставшись с ней один на один, он не знал, что делать. Мужчина смотрел на острые контуры лица и греческий нос и ему была даже противна мысль о том, что он сейчас потащит ее в кровать. — Кассиопея значит, да? Или Катерина, как тебя называть? — более того, ему даже не хотелось обращаться к ней на «ты», но он не мог позволить себе такой слабости. — Вы можете называть меня Кассиопея, Кася, Кесси, Кейси, Катя, Кейт, Катерина, как Вам будет угодно, мой господин, — девушка протянула длинные ноги на диване, оголяя правое бедро. От ее обращения Нурлан почувствовал волнение. Он начал волноваться из-за ее манеры, мягкой речи, уважительного тона, застывшей на пухлых губах ухмылки и черничного взгляда исподлобья. По его спине пробежал неконтролируемый рой мурашек и он, сведя брови, посмотрел на Катерину. Парень и не знал, что ему с ней делать. При виде оголенного бедра хотелось лишь резко отвернуться и сказать «наденьте уже что-нибудь». — Выпьем? — от безысходности Нурлан зашел с самых задов, лишь бы разбавить неловкие для него паузы. Девушку эта обстановка ничуть не тормошила. — Все, что пожелаете, мой господин, — Катерина вернулась в сидячее положение, принимая бокал красного вина с рук Нурлана, — я предпочитаю белое. Мужчина вскинул бровью и пошел к бару в поисках белого вина. Никогда раньше он бы и пальцем не двинул, чтобы поменять барышне напиток, но сейчас руки сами искали белое вино, которого, как назло, не было. — Может, тогда чего-нибудь другого? — Нурлан нервно залпом влил в себя стакан виски. — Простите, мой господин, я могу и красное. Она словно игралась с ним, проверяла его на реакции, вытягивала из него нити эмоциональных всплесков и вибраций, видимых лишь ее орлиному взору. Легкая ухмылка на юном лице словно демонстрировала Сабурову, кто здесь главный. И главным был вовсе не он. — Сколько тебе лет? — Нурлан влил в себя еще один стакан. — Восемнадцать, — девушка с невозмутимым выражением лица отхлебнула терпкий напиток. Глаза Нурлана расширились в тысячи раз: — Что ты забыла в эскорте?! — он даже не задумывался, перед тем, как это выпалить. — Сначала я планировала заработать на ринопластику, — Кассиопея хмыкнула и прищурила и без этого узкие глаза, — на сколько я знаю, Вам не обязательно этого знать, мой господин, — девушка вкинула в рот фиолетовую виноградину, — главное, что мне не шестнадцать. — Да, но мне тридцать! — мужчина пил без остановки. — Вы наивны, если считаете, что всем Вашим девушкам больше восемнадцати, — темноволосая ухмыльнулась, — я работала в Казахстане по поддельному паспорту года три, пока мне позавчера не исполнилось восемнадцать, — она пожала плечами, — не верьте всему, что видите. Нурлан потер уставшие глаза. Его нервы были на каком-то непонятном пределе: он волновался, но волновался не за себя, а за девушку, сидящую напротив и с невозмутимым видом пьющую ее нелюбимый алкоголь. — Ты с пятнадцати лет в эскорте? — Нурлан откашлялся. — Каждый зарабатывает тем, на что способен, — девушка пожала плечами, — а я способна на много вещей. Нурлан сглотнул ком из слюны, все время стоявший в горле. Её цена — всего миллион, но он готов был отдать за нее свою душу.