Обычным дождливым вечером, когда казалось бы, все уже легли спать, в одном из окон жилых домов горел тусклый свет восковой свечи.
От этого атмосфера казалась несколько гнетущей, и скорее, даже жуткой. Этот огонёк в окне нагонял страх и может быть, что-нибудь нехорошее или печальное.
В комнате Ивана Николаевича почти всегда горела свечка. Он любил дождливые моменты, это давало ему некого вдохновения, и решимости творить то, что было запрещено в Советском Союзе.
Порой, Иван Николаевич Бездомный безумно любил поднимать острые темы социализма, но благо, что его ещё никто не выдал, и не заслал в Соловки за такие проделки. Этим же вечером, когда на улице шёл не особо сильный дождик, молодой поэт сидел за своим дубовым рабочим столом, и судорожно выводил своим длинным гусинным пером слова на пергаментный лист бумаги.
В такое время его вдохновение было особенно сильным — дождь расслаблял, успокаивал, и развивал воображение: всевозможные мысли сразу же приходили в голову, образуя прекрасные стихи, которые получались намного лучше и интереснее, чем если бы Иван писал их при ясной погоде.
«В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Ирода Великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат…» — мысленно повторял про себя поэт, выводя каждую стороку с максимальной аккуратностью.
Мужчине нравилось то, чем он сейчас занимался — сюжет развивался всё больше и больше, и картина представлялась всё лучше и лучше. Не зря ведь Иван так долго и упорно трудится над своим романом — значит это было поистине занятие для души.
Однако у любой медали была обратная сторона… Понырёв боялся, что Берлиоз осудит данное произведение. Ведь он всегда любил высказывать Ивану свою точку зрения, абсолютно не веря в то, что жизнь после смерти может существовать.
Тем не менее, несмотря даже на это, писатель не собирался останавливаться — ведь необходимо было завершить начатое до конца. Отбросив все мысли о грубой критике и осуждениях, мужчина всё продолжал и продолжал выводить строки, наблюдая, как ровно, красиво и легко чернила ложится на абсолютно гладкий бумажный лист.
— Моя работа просто идеальна… — шептал Бездомный себе под нос, боясь случайно дёрнуть рукой — Понтий Пилат… Понтий Пилат… — маниакально произносил себе под нос мужчина, чувствуя, как его тело отдавала лёгкая, и приятная дрожь.
Создавалось ощущение, что произведение полностью поглотило собой Ивана, словно огромная волна. Это ощущение было просто непередаваемым — настолько сильно нравилось ему писать…
За окном продолжал идти дождь, постепенно перерастающий в сильный ливень. Огромные дождевые капли разбивались о черепицы крыш, стучали по окнам жилых домов, тем самым мешая спать большинству человек. Но Ивана это никак не останавливало, он всё так же судорожно продолжал писать роман, пока Мастер находился в клинике, на принудительном лечении.
… Мастер чувствовал себя ужасно из-за отвратительной атмосферы, которая пребывала в больничной палате, в которой он находился. За то время он потерялся в днях — больше не имел представления, какое сегодня число, какой месяц, и какой год. Мужчина уже был безразличен абсолютно ко всему — к тому, что происходит вокруг и к людям, которые его окружают.
Бездомный давно не являлся в сумашедший дом, что бы навестить душевнобольного приятеля. Он был занят завершением его романа, пока Мастер не встанет на ноги.
Дождь, в буквальном смысле слова, ломился в окна жилых домов. Окно Понырёва еле выдерживало сильные стуки ветра, и сильные напоры дождевой воды.
В этот самый момент раздался удар грома и мощный поток воздуха вмиг ворвался в комнату, распахнул настежь форточку, и подхватил собою написаные труды Ивана, заставив их разлететься по всей комнате. Листы то и дело парили, словно птицы и кружились, будто в танце — настолько сильным оказался незванный гость — ураган…
От такой неожиданности, Иван машинально подскочил с табурета, и едва ли не упал с него.
— А? Что за?.. — шокированно выпалил Бездомный, оглядываясь по сторонам собственной комнаты.
Мужчина страшно перепугался — было такое ощущение, что какая-то неведомая сила ворвалась в квартиру и посмела помешать творцу. Это явление было настолько неожиданным и непонятным, можно было даже сказать, мистическим…
Поспешно поднявшись с табурета, Понырёв принялся в спешке ловить и поднимать только что написанные строки.
«Да что ж это за напасть такая?! Это же надо было такому случиться! Как такое вообще произошло?!», — тревожно думал Иван, быстро собирая всё произведение в охапку.
— Я прекрасно помню то, что закрывал окно на защёлку… Мистика какая-то… — ошеломлённо прошептал Иван, удивляясь небольшому беспорядку — А может и не мистика, а просто плохая погода. Хех…
Решив не обращать больше на это внимания, и не отвлекаться, мужчина молча захлопнул окно, чтобы оно больше не открывалось, собрал все принадлежности на стол, устроился поудобнее, и снова, как ни в чём не бывало, продолжил творить.
Дождь по немногу начинал успокаиваться, приятные звуки проливного дождя вновь обрели свою обыденную мелодичность. Молодой поэт почти дописывал роман Мастера, как вдру послышался негромкий скрип старого паркета, что был в коридоре. Иван нервно взглотнул, так как кроме него в квартире больше никого и не было.
Он жил отдельно от Берлиоза и Лиходеева. Снимал небольшую комнатку, но и его товарищей на данный момент в квартире не наблюдалось… Мастер лежал в клинике, а Рюхин находился вообще в другом городе, на важном заседании московских литераторов.
Звук, доносящийся из прихожей, сильно напугал мужчину — кто мог нагрянуть к нему в такой поздний час?! Чего от него уже хотят? От простого поэта, который ещё ничего плохого за свою жизнь не успел сделать?! Всё это вызывало у Ивана смутные подозрения и сильнейшее беспокойство…
Такой скрип не мог воспроизводиться просто так, обычно паркет скрипел, когда по нему крался Мастер, или, спеша по своим неотложным делам, нёсся Сашка Рюхин. Судя по звуку, скрип был протяжным, и спокойным, словно по нему кто-то крался!
Это предположение заставило нервничать ещё больше — а вдруг на Понырёва ни с того, ни с сего намеревался кто-нибудь напасть?! Только этого ещё не хватало! Поэт попытался выкинуть все дурные мысли из головы, но всё никак не удавалось…
«Да не может такого быть! Нет, нет… нет… — судорожно думал мужчина, небыстро мотая своей головой в разные стороны — Это точно не он…»
Всё происходящее в данный момент не казалось реальностью, а было похоже на сущий кошмар. Ивану становилось всё хуже и хуже, он не мог больше думать ни о чём другом, а только о том, кто же «точит на него зуб», и кто заготовил на него покушение…
Аккуратно встав с табурета, Понырёв на цыпочках подкрался к двери, и с замиранием сердца принялся слушать звуки из коридора. В один момент, всё было тихо, но спустя какое-то время, раздался сильный стук, и падение какго-то предмета.
Иван вздрогнул, сердце стало бешенно колотиться в его грудях, а дышать становилось в разы тяжелее.
Создавалось впечатление, что от ужаса и потрясения он вот-вот сойдёт с ума. Мужчине стало ещё страшнее, его охватила сильная паника — казалось, что ещё немного, и у него тотчас остановится сердце, и он умрёт, так и не завершив начатое.
— Этого мне ещё не хватало! — гневно шепнул Бездомный, ретируясь к кровати — Опять Воланд наверное чудит, а может ещё хуже… Грабить пришли! Ну держитесь у меня! — прошипел Иван Николаевич, грозясь кулаком в сторону двери.
Занырнув под кровать, мужчина вытащил оттуда старый пыльный чемодан.
— Пригодится… — судорожно прошептал он, открывая вокзальный чемодан.
«Не дождётесь вы моего имущества! Так я и послушался, и отдал вам все свои ценности! Вот ещё! Никому не позволено красть мои вещи! Никто не имеет права их брать, кроме меня самого!», — злобно шипел Понырёв, перебирая всё, что лежало в чемодане.
Вещи разлетелись по всей комнате молодого поэта: рубашки лежали на спинках кровати, брюки и старые кожанные ремни — на полу и только ненужный хлам валялся в старом чемодане Ивана Понырёва.
— Так!.. Это не то… Это тоже н-не то… — нервно бубнил Иван Николаевич, перебирая мелкие вещи.
— Да что ж это за напасть такая?! Ну нет, нет тех самых вещей, которые мне необходимы! Что же теперь делать?! , — чуть не плача, произносил поэт, дрожащими руками выбрасывая всё ненужное из саквояжа. — Что же теперь делать?! Что же со мной будет…
Опечаленный Иван не нашёл ничего, кроме церковной свечи, и небольшой иконки. Именно этого и боялась нечистая сила, а раз так, то нежданный гость точно испугается! Иван уже бредил, что-то шептало ему на ухо, и так заворожённо, что поэт не мог не подчиняться своему внутреннему голосу.
Он уже не понимал абсолютно ничего, что происходило вокруг. В данный момент мужчина не владел собой — им управлял голос, теперь уже он приказывал и подсказывал, как следует действовать дальше.
У Бездомного задёргались веки, зрачки внезапно стали размером с сахарную крупинку, а улыбка безумная, как когда-то была у Мастера — прежде, чем он окончательно слетел с катушек!
Сейчас его состояние было, можно сказать, критическим — ещё немного, и с ним произойдёт что-то страшное! Ах, если бы только можно было, как в кино, перемотать плёнку назад, и избежать этого ужаса, но нет! В данный момент это было абсолютно невозможно!
— Ну держись, кто бы ты ни был! — обезумевшим голосом воскликнул Иван Бездомный, резко взбираясь с колен, и пулей вылетая из спальни.
— Ну погоди у меня! Вот попадись мне! Я тебе так задам, что мало не покажется! , — безумным голосом приговаривал Понырёв, врываясь в коридор. — Я тебе ещё покажу! Сейчас посмотрим, кто кого сильнее!
Оказавшись в плохо осветлённом коридоре, Понырёв заприметил лежащий на полу портрет с треснутой напополам рамкой.
— Ну вот! Здесь кто-то есть, я это знаю точно! Не мог же портрет упасть сам по себе! , — воскликнул мужчина, нервно оглядываясь по сторонам. — Выходи, кто бы ты ни был! Я тебе сейчас задам! Так задам, что навсегда дорогу в мою квартиру забудешь!
Но на угрозы мужчины, увы, ничего не поменялось… В коридоре внезапно стало тихо, да и ни каких шагов больше не наблюдалось. Только лёгкий и прохладный ветерок гулял в помещении.
Поэт начал было по немногу успокаиваться, и решил списать всё на забывчивость, и черезмерную усталость. Бывало, что он забывал закрыть окно на кухне, а ведь сегодня была ещё и ветренная погода! Возможно, что это именно она была причиной упавшего портрета.
Иван думал так до того момента, пока не послышался резкий стук на кухне. Он сильно напоминал удар керамических тарелок друг об друга.
Тревога и страх тут же вернулись обратно — мужчину вновь охватила паника, и он растерялся. От этого Иван даже чуть не потерял сознание. Ему хотелось позвать на помощь, но он не знал, услышит ли его кто-нибудь?! А если и услышат, то поверят ли в то, что он расскажет?! Ведь всё, что сейчас происходило, вряд ли могло походить на реальность — скорее даже на ужастик.
«Мне надо немедленно зажечь свечу!» — решительно подумал Иван, пулей ретируясь к комоду, стоявшему недалеко от комнаты Мастера. Поэт принялся копошиться в одной из шухлядок, дабы найти спички.
К счастью, несмотря на сильный беспорядок, коробок нашелся довольно быстро. Мужчина ловко чиркнул спичкой, и уже через мгновение показался небольшой язычок пламени, освещающий тёмное помещение.
Поджечь фитиль не составила особого труда. Иван Николаевич Бездомный решительной походкой направился прямиком на кухню. Его взгляд переполняла то уверенность, то некий страх и беспокойство.
С одной стороны — было немного боязно направляться туда, но с другой стороны — раз уж он твёрдо решил действовать, то значит будет делать всё возможное и невозможное! Иван знал, что должен покончить с этим, во что бы то ни стало, а потому, был готов абсолютно на все.
Шум на кухне то усиливался, то вовсе затихал. Прислушавшись к звукам на кухне, Иван заприметил непонятный скрежет, будто чьи-то длинные когти царапали скрипучий паркет. Переодически, поэт слышал приглушённый, и слегка хрипловатый смех.
«Да что же это такое?! Когда же весь этот ужас закончится?!», — шептал мужчина, приходя в ужас.
Застыв на одном месте, Иван не решался идти дальше. Он боялся, что это всё проделки Воланда, его кара за грехи Ивана Понырёва. Вдруг, на кухне восседала какая-нибудь химера, или что ещё страшнее — сам Воланд! Но только перевоплатившийся.
«За что?! За что мне весь этот ужас?! Что я сделал не так?! Почему меня хотят наказать вот так, пытая этим кошмаром?!», — в страхе думал поэт, застыв на одном месте и смотря в одну точку, не решаясь ступить и шагу.
— Неужели, сам Сатана явился в мою квартиру?! — приглушённо воскликнул Бездомный со страхом в голосе. — Ну уж нет! Не бывать этому… я сейчас сам лично это проверю!.. — уже решительно выдал поэт, пулей врываясь на кухню.
Весь страх мигом куда-то исчез — его место занял кураж и даже небольшая доля гнева. Мужчина настолько сильно хотел выяснить, в чём же там дело, что не заметил, как перестал бояться.
Влетев на кухню, Понырёв обнаружил валяющуюся на полу посуду, и настежь распахнутое окно! На скрипучем паркете действительно были следы от когтей, они были безумно длинные, и вовсе не походили на звериные!
Это и напрягло поэта больше всего — если даже эти следы и человеческие, то откуда тогда такие огромные когти?! Столько тайн, столько загадок — не удивительно, что Иван начал понемногу сходить с ума!
— Их-хи-хи-хи! — послышался безумный смех, доносящийся откуда-то с крыши жилых домов.
С каждым мгновением становилось всё страшнее и страшнее — смех становился всё громче и громче. От этого писатель даже чуть с ума не сошел второй раз — настолько это было жутко.
— Понтий Пилат! — послышался пронзительный голос с крыши, и Иван невольно подбежал к окну. Разглядеть что-либо было весьма непростой задачей, даже свечка не могла нормально осветить то место, куда дрожащей от страха рукой наводил поэт.
Внезапно, Понырёв заприметил странный силуэт на одной из крыш — это был длинный человек, и одет он тоже был явно во что-то длинное. то ли это был плащ, то ли больничный халат…неизвестно! Волосы, словно советское знамя, развивалось на холодном ветру, а на голове было что-то наподобии тюбитейки, которую носил Мастер. Незнакомец ловко перепрыгнул через широкое растояние между крышами, и скрылся в неизвестном направлении.
«Подозрительное сходство с Мастером… уж больно этот неизвестный на него похож… — подумал Иван, немного отойдя от окна. — Хоть я его и не разглядел досконально, но что-то в этом всё-таки есть… Похоже, что со мной происходит что-то очень-очень странное… Может быть, так на меня действует тот самый роман, который я так давно пытаюсь завершить…?»
Плотно закрыв окно, Иван принялся наводить порядок на кухне. Тревожные мысли не покидали творца, он не могу поверить в то, что Мастер сбежал с психологической клиники! Да и зачем ему было оттуда сбегать? Неизвестно!..
***
Время шло, Иван всё ни как не мог завершить роман Мастера, идеи не шли в голову молодого поэта, настолько он был напуган. Ему до сих пор казалось, что за окном блуждает знакомый силуэт.
Постоянное чувство страха мешало сосредоточиться, а все мысли были только о том ужасающем существе на крыше. Мужчина пребывал в ужасе, казалось, что ещё немного, и он точно сойдёт с ума, и больше ничего ему уже не поможет. Было страшно, и хотелось только одного — чтобы весь этот ужас поскорее закончился, и забылся, как плохой сон…
— Понтий Пилат… Понтий Пилат… — шептал Понырёв, вращая в руке пушистое перо — Какая в этом связь?.. Он кричал на крыше имя прокуратора, но только трое знало его имя: Я, Воланд и Мастер. Мессир вряд ли носил халаты, да и тюбитейка была уж слишком знакома мне… Мастер! Но как?!
От этой мысли у мужчины вмиг побежали мурашки по всему телу. Неужели это это действительно правда?! Верилось с трудом… Хоть это и звучало, как бред, но произошло на самом деле! Поэт никак не мог и не хотел в это верить…
Вдруг, окно в спальню поэта резко распахнулось, и одно из оконных рам ударилось об стенку. Стекло рассыпалось на тысячу маленьких осколков, и рама свисала вниз, почти прикосаясь к полу.
Иван тут же подскочил с места, и застыл в одном положении, не решаясь сделать ни шагу, потому что не знал, чего ждать дальше. Одно неосторожное движение, и… нет, ему даже не хотелось думать, что с ним будет!
«Да что же это за напасть такая?! Только этого мне не хватало?!», — в панике думал мужчина, всё ещё оставаясь неподвижным. Чувство страха наростало с каждой секундой… тревога усиливалась…
— Иван Николаевич! — вдруг послышался громогласный голос, а затем послышался пронзительный удар грома. — В белом плаще, с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Ирода Великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат…
Из-за сильного потрясения Понырёв не мог разобрать ни слова: каждая фраза звучала неестественно, отрывисто, словно говорилась на каком-то неизвестном Вселенной языке. Создавалось впечатление, что это всё произносилось не человеком, а существом из преисподни.
— М-Мастер?.. — тревожно выдали уста молодого поэта, который только спустя пару секунд заприметил мужчину, стоявшего на одном колене везле кровати Понырёва, при этом, держась рукой за живот, с опущенной вниз головой.
— Он самый! — уже свирепо воскликнул писатель, поворачивая своё обезображенное лицо к товарищу — Помни! В белом плаще с кровавым подбоем! Понтий Пилат! Понтий Пилат!..
Эта фраза звучала из уст Мастера, словно заезженная пластинка, все тем же неестественным, жутким голосом. От этого звучания у Ивана внезапно потемнело в глазах, и начала кружиться голова. Казалось, что Мастер специально повторяет эти фразы, дабы пытать Понырёва как можно дольше, чтобы уж точно раз и навсегда свести поэта с ума.
— Ваня, я всё знаю! — хрипло выдал мужчина, ползя к нему, словно паук к своей жертве — Ты не тот Иван Бездомный, которого я знал! Ты совсем другой!..
«О чём он? Я совсем ничего не понимаю!», — судорожно думал Понырёв, всё ещё не понимая, что происходит вокруг него.
— О чём это ты?.. — тихо, почти шёпотом вопросил поэт, делая пару шагов назад.
— Ты пишешь то, что не принадлежит тебе! Понтий Пилат, свирепое Ершелаимское чудовище! — гневно шипел Мастер, слека привставая — но Иешуа назвал его добрым! Почему?!
Иван никак не мог сообразить, чего от него хотят, информация никак не воспринималась, и не приходило понимание, что в данный момент происходит вокруг него.
«Он болен… Он действительно болен! — в тревоге думал Понырёв, подходя прямо к открытому окну — Но как он сумел сбежать из клиники?! На окнах ведь были решетки!»
— М-Мастер! Мастер! Всё хорошо! — попытался успокоить своего нервного товарища поэт, выставляя вперёд свои руки — Мессир говорил, что это всё происходило на реальных событиях!
Хоть поэт и сам жутко нервничал, он всё равно пытался помочь своему другу, как мог (хотя бы словом). Он понимал, что Мастеру сейчас нужна поддержка, что ему нелегко, и он, возможно, чувствует себя одиноким, вот и сходит с ума. Иван испытывал огромное сочувствие к нему, а потому и пытался сгладить ситуацию.
Однако, несмотря на все усилия и попытки помочь, ничего не получалось. Из-за этого, поэта снова охватил страх — от незнания, как действовать дальше, и что будет, если всё пойдёт не так, и случится не просто что-нибудь серьёзное, а непоправимое…
— Почему?! Почему Понтий Пилат убил Иешуа?! — гневно шипел творец, чья рука согнулась в кулак, и он снова свалился на одно колено.
«Что же теперь с ним будет? Я абсолютно ничего не понимаю, и не знаю, что сделать, чтобы спасти своего товарища от всего этого ужаса сумасшествия!», — думал Иван, при этом с тревогой смотря на Мастера.
— Мастер, успокойся! Как ты вообще сбежал?! — испуганно вопросил Иван Бездомный, подходя впрытык к разбитому окну.
— Как? Хах! Глупый вопрос, я же дитя самого дьявола! — злобно провозгласил Мастер, резко подняв свою голову кверху, от чего раздался приглушённый хруст шейных позвонков — Я пасынок зла! Ты не думай, что я простой смерный…
— Нет-нет, у меня такого даже в мыслях не было! , — отрицал поэт. — Я знаю прекрасно, что ты совсем не простой, но не до такой же степени!
— Ну вот! А чего ж ты от меня тогда ожидал, друг мой? , — усмехнулся товарищ, сверкая глазами. — Раз уж я не простой, то и способен на такое, и даже — на большее! Ты меня плохо знаешь!
Резко поднявшись с колена, Мастер выставил обе руки вперёд, и вытолкнул товарища прямо в разбитое окно. Поэт с криком полетел вниз, но вскоре раздался глуховатый шлепок об землю, а затем повисла гробовая тишина.
Мастер выглянул в окно, и увидел, как его друг лежал в луже собственной крови. Вытарарщенные глаза Ивана смотрели прямо на ночное небо, а его зрачки были размером с пещинку. Из слегка приоткрытого рта бежала алая кровь… Он был уже мёртв.
Мастер не особо понимал, что с ним происходит в данный момент, и что толкнуло его на этот ужасный поступок. Зачем?! Зачем он это сделал?! Мозг отказывался принимать эту информацию, а в душе творца не было ни грамма сожаления о содеянном…
Отодойдя от разбитого окна, бывший историк забился в уголок радом с кроватью, и поджав свои колени к груди — безумно захохотал. Он был счастлив, что наконец-то избавился от одного, из участников МАССОЛИТА, и теперь ни что не мешало ему устранить остальных его членов.
***
На утро, тело Ивана Николаевича Понырёва обнаружили проходящие мимо люди. Поэта сразу же погрузили на носилки, и, накрыв белой простынёй, повезли в здание морга. За всем этим делом, наблюдал всё тот же обезумевший Мастер. Выглядывая из окна, он с маниакальной улыбкой повторял в голове эти строки:
«В белом плаще с кровавым подбоем,
От боли не в силах поднять уже взгляд,
В крытую колоннаду, оцепленную строем,
Вышел прокуратор Понтий Пилат…»
