Модель

Ты боишься его, равно как и своего отца. О да, ты боишься Марка до усрачки. И рта не откроешь в его присутствии, никогда не скажешь, что тебе что-то не нравится или чего-то хочется. Только стелешься и пресмыкаешься так, что самому противно, но от его уважения и внимания едва ли не зависит твоя жизнь, нравится тебе это или нет. Вспышка мигает так, что поневоле задумываешься, а не эпилептик ли ты? Не повалишься ли сейчас с пеной у рта в ноги к модели на полу? Будь ты трижды эпилептиком, ты никогда не ляжешь у чьих то ног, тем более у ног шавки Чейз. Тейлор выглядит, как всегда выглядела Тейлор — шлюха двухтысячных, вот уж в ком точно ни капли невинности, но, возможно, что-то и есть в наркотической полудрёме. Она сладко приоткрывает губки, на них смазанный блеск, тушь немного потекла, на щеках россыпь блёсток и это даже красиво. Томный поворот аккуратной головы, локоны волос, сожженных дешёвой краской, распадаются по плечам. Короткая кожаная юбка задралась, оголяя ноги в сетчатых чулках, но ей все равно. Какое вообще дело, что и где задралось, когда ты под экстази. Между ней и холодным бетонным полом только белый фон, но она нежится, медленно извивается, тихонько стонет и прикусывает губы, разнеженный взгляд, направленный вникуда, накладные ресницы едва подрагивают, и Джефферсон не может этого не прокомментировать. — Вот так, малышка, продолжай… Как ты красива, — щелчок, вспышка. На ноутбук моментально выводится изображение, Тейлор прекрасна в своем наркотическом опьянении. — Сделай-ка такое лицо ещё раз. Веди себя хорошо... Его пальцы нежно оглаживают ее округлое личико, оно склоняется к его ладони за этой негой, переливается сладостью и возбуждением, когда он сжимает ее грудь. Щелк, вспышка — на экране ноутбука ещё одно фото. — Послушная девочка... — ему явно понравился результат. Ты не осмелишься пнуть ее по ребрам в присутствии профессора. Тупая сука. — Нейтан, свет, — Марк неопределенно машет рукой в направлении софтбокса. — Смени угол, пусть будет немного ниже и левее. Ты подрываешься с места и поправляешь свет, в ответ получаешь сухой одобрительный кивок, и вы молча продолжаете работу. Ваши взгляды не встречаются, ты хмуришься и не знаешь, где сейчас жарче — в твоей груди от злобы, в голове от зависти, или в штанах от… Аргх. Ты не можешь и рта открыть при нем. После фотосессий ты часами лежишь на кровати и представляешь, что простыни — это фон на полу в студии, твои руки перехвачены скотчем, ты даже не побрезгуешь блеском для губ, если будет нужно. Под экстази и ты извиваешься не хуже любой дешёвой девки. Сдавленные вздохи, тихий и короткий стон, запачканное постельное белье — после этого ты сразу же неловко скрючиваешься, поджимаешь плечи и переворачиваешься на другой бок. Ты поверить не можешь, что дрочишь на своего препода по фотографии и от этого каждый раз чувствуешь себя ещё более ничтожным и мерзким, чем обычно. /// Чирлидерши всегда красивые. Дана всегда красивая. Честно, тебе нравится просто наблюдать за ней. Иногда ты думаешь, мог ли ты стать таким, как и беззаботные люди из ее окружения, не будь у тебя всех тех проблем, которые есть. Она стоит возле бассейна. — Эй, Дана, — ты подходишь к ней на вечеринке, только после приветствия замечая громилу футболиста рядом с ней. — Чейз приглашает тебя в вип-зону. Она улыбается фирменной чирлидерской улыбкой с ямочками и непонимающе смотрит на тебя, подходит вплотную, так близко, что тебе становится некомфортно. Конфетный парфюм и сияющие серьги-кольца — ты повторяешь то, что только что сказал, а твои глаза невольно спускаются к аккуратному бюсту в кружевном белье, выглядывающему из глубокого декольте кофты. Пластиковая кукла. — Что, Чейз? Не, я останусь тут, — отмахнулась Дана; Захария приобнимает ее за талию, как только она возвращается в его объятия. — Потом пообщаемся. Дрянь. /// Стол под тобой хлипкий, как твои шансы на нормальную жизнь. Как только ты падаешь на него, он тут же складывается под твоей спиной, как карточный домик. — Ты, бля, хотя бы представляешь, что тебя ждёт после этого?! — ты орёшь через музыку, стирая рукавом кровь с щеки. — Ты труп, понял, урод?! Захария хватает тебя за грудки, с силой встряхивает и с размаху бьёт ещё раз. — Похуй, сечешь? На тебя, и на твоего отца. Вся школа тебя ненавидит, мразь, давно пора показать тебе твое место. Никогда не хватай Дану за руки, ты меня понял? Он с размаху отпускает твое обмякшее тело. Ты не успеваешь опереться на локти и снова падаешь на обломки стола возле бассейна, твои руки разъезжаются, обломки прессованного дерева оставляют борозды на коже. Захария смеётся над тобой, они все смеются. Дана, бледная, напуганная и злая, скрывается вместе с Джульетой из виду. Сука. Твоя куртка пропитана колой с дешёвым виски, вся спина мокрая. Алкоголь попадает на раны на руках и щиплет, пока ты неуклюже встаёшь. Ты ненавидишь свою жизнь и этих людей, и эту вечеринку, которая организована на значительную часть денег твоей семьи. Ты просто, блять, ненавидишь эту чёртову жизнь. /// Комната Виктории никогда не закрыта, у нее настолько много дорогого барахла, что сразу будет ясно, кто и что спёр, а после обнаружения вора, его выебут во все щели. Ты ставишь бутылку виски на журнальный столик и, шатаясь, опираешься о ее шкаф. Что тут у нас? Чулки в сетку — какая пошлость. Ты представляешь Чейз в этом, с ее-то плоской задницей, и тебя едва не пробирает смех. Чулки отправляются в твой рюкзак, Ви они все равно не нужны, ты делаешь ей одолжение, избавляя от этого кошмара недоступной сексуальности. Юбка в складку, кожаная юбка с разрезом, юбка ниже колена — ты останавливаешь свой выбор на второй, наугад сгребаешь какие-то цацки и косметику. Сойдёт. Беглый взгялд на туфли - нахуй их, ты все равно не умеешь на них ходить, да и ходить в ближайшие несколько часов особо не планируешь. От тебя за версту воняет сладостью газировки и спиртным, ты берешь склянку с «Опиумом» Ив Сен Лоран и щедро опрыскиваешь себя и вещи, которые ты взял. О да, за сегодня ты пробил собой не только стол, но ещё и очередное дно. /// Сейчас или никогда? Таблетку экстази ты слизываешь со стола в самую последнюю очередь — огромных трудов стоило замотать свои руки скотчем в одиночку. Между виски и наркотиками ты едва не начал жалеть об этом, но сейчас напряжённое тело, покрытое мурашками, наконец расслабится. Ты просто наконец-то сделаешь то, что уже давно тебя мучает. Волна наслаждения мягко укрывает тебя, пока ты, немного ссутулившись, сидишь на белом фотофоне. В отражении зеркала у стены на тебя смотрит парень с рассеченной скулой. Его руки криво перехвачены серебряным скотчем — такой не разорвешь просто так, даже если он налеплен так плохо, как сейчас. С его — с твоей — шеи вперемешку неаккуратно свисают золотые украшения, цепочки разной толщины, сентиментальные сердечки и шипы, что-то даже не застегнуто как следует. Ты не помнишь, когда криво успел надеть фальшивый септум с прозрачным камнем посередине, но и он тоже есть, и из-за этого ты выглядишь как дешёвый мальчик для ебли в каком-нибудь клубе. На твоём лице россыпь блёсток, любая тринадцатилетняя девчонка сдохнет от зависти, любая восемнадцатилетняя умрет от кринжа. Часть блёсток запеклась вперемешку с кровью, ты находишь это даже несколько привлекательным. Рядом с тобой на полу лежит упавший после нанесения блеск для губ Шанель, липкий и наивно-розовый, и все это вместе странно контрастирует с кровью на скуле и черной кожаной юбкой на твоих худых бедрах. Плечи и голая грудь покрыты только мурашками, разрез на юбке открывает юношеское бедро. Ты поджимаешь ноги в сетчатых чулках — на полу лежать (когда ты успел лечь?) холодно и неудобно, кости худого тела страдают от твердых поверхностей, но вскоре ты перестаешь это замечать, и вообще замечать хоть что-либо. Мир начал таять перед твоими глазами. /// Теплая ладонь на твоих волосах, на шее, на груди. Пальцы проходятся по поясу юбки, оглаживают твой член и на мгновение забираются под резинку чулок — скорее чтобы подразнить, оттянуть и резко отпустить, нежели чем правда что-то делать. — Ты не смог привести Дану? — тихо говорит Джефферсон глядя в твои только что открывшиеся от неожиданности голубые глаза, обводит пальцами твои гениталии, нажимает, выбивая из тебя прерывистый выдох с едва различимым стоном. — Невинность и страх младшего Прескотта… Хотя это, конечно, смешно. Тело само выгибается, чуть приподнимая бедра, ты слышишь презрительный смешок, но тебя это нисколько не волнует. Он дразнит тебя, кончиками пальцев касается кожи, подгоняя мурашки на ней, затем крепко сжимает ладонью твой подбородок и челюсть, большим пальцем смазывая блеск на твоих губах и встряхивая голову до стука зубов. — Ты не можешь выполнить даже простых просьб, — Он цедит слова через зубы, он разочарован и раздражен. Его палец отворачивает твою нижнюю губу, проходится по ее внутренней части, отклоняет твою голову влево и вправо, глядя, как зрачки не реагируют на яркий свет в студии. — Экстази? Ну, конечно. Ты приоткрываешь глаза снова и не можешь сфокусироваться, твой взгляд блуждает, собирая очертания фигуры в одну картинку. Над тобой, оперевшись на одно колено, склонился Марк Джефферсон. — Давай поснимаем тебя, — он небрежно вытирает о твою шею блеск для губ с руки, вздыхает и отправляется за камерой. — Не налажай хотя бы сейчас, Нейтан, веди себя хорошо. О, ты будешь вести себя хорошо. Ты очень послушный мальчик.