Duel d'opinions

— Значит, и фехтовать вы умеете? — Право, неужто вы думали, что женщины только и пригодны для юбок, красивых причёсок и лент? Эстебан усмехается. Один — ноль в пользу колкости Айрис. — Это то, чему им положено быть пригодными. Ещё для замужества и служению супругу. Зелёно-голубые глаза Айрис нехорошо блестят. Кажется, эта тема являлась для неё запретной. — Не думаю, что вы на самом деле так думаете, Эстебан. Не «господин Колиньяр», не «навозник», не «прихвостень короны». Эстебан. Хлестко и прямолинейно, а потому и очень откровенно, близко, почти интимно. Айрис, заметил он, стала его называть по имени всё чаще. Эстебан более чем был уверен, он нравился ей. — А я думаю, что я на самом деле вам очень даже не не нравлюсь. Он улыбается широко, нагло, и мерит её снисходительным взглядом. Словно ничего постыдного не было для девочки, прибывшей из провинции, влюбиться в прекрасного дворянина из столицы. Айрис принимает вид донельзя оскорблённый. Но её щеки показательно вспыхивают, как могло только быть, если бы слова Эстебана являли собой на большую часть правду. — Вы, кажется, хотели убедиться в моих способностях фехтовальщика. Оставляет вопрос без ответа. Показательно. Эстебана буквально начинает разрывать от самодовольства, и он не пытается это никоим образом скрыть. — Предпочитаете с защитой или без? — деловито интересуется он, скользя кончиками пальцем по вытащенной из ножн блестящей серебряной шпаге, и кидает на Окделл прямой взгляд исподлобья. Айрис хмыкнула. Ответом ему стал резкий выпад взятой со стены шпаги вперёд, недостаточный по силе, чтобы заколоть в шею, но чтобы припугнуть противника — очень даже. Эстебан вовремя защитился, и губы его растянулись в более широкой улыбке. Холодное лезвие лишь хлопнуло ласково по бледной дворянской коже. — Как пожелает миледи. В юбке двигаться было тяжело. Ещё тяжелее — делать переходы и блокировать его удары. Но Айрис имела и своё преимущество — движение её ног было скрыто платьем. Эстебану было тяжело за ней следить, как и за её передвижениями. — А вас отец, похоже, учил, как и брата. Понятно теперь, почему примерной леди из вас не вышло. Звон. Скрежет скрещённых клинков. Айрис помнит, нужно сохранять голову холодной и продолжать следить за ним. Он говорит всё это специально, чтобы заставить её потерять концентрацию. — О, а вы прям так много примерных леди знаете? — дерзко спросила его в ответ она. Ещё удар. И ещё. — И почему я не удивлена! — Имел честь знать, и каждая из них была лучше по манерам и одежде вас. — Клинки сместились в сторону, Эстебан прижал шпагу Айрис к земле, после чего получил неожиданно пинок по колену. — Ай! Так нечестно! — Нечестно и выводить из себя своего противника! — Окделл яростно двинулась на него в нападающих движениях, и Эстебану оставалось только сдерживать их натиск, отступать и защищаться. Что ж, раз они выбрали нечестный бой, он может поступиться со своей честью. Шпага соскользнула поверх шпаги Айрис. Со скрежетом острый кончик дошёл до сжимаемой крепко женской ладонью рукояти, попытался встать в зазорах гарды, поддеть и откинуть оружие в сторону. Однако Айрис, неловко уйдя от его уловки, сама натолкнула Эстебана скользнуть лезвием выше. На плотной ткани корсета по диагонали остался ровный точный порез. Айрис возмущённо задохнулась, и только тогда Эстебан остановился. Запустил пятерню в растрепавшиеся волосы и откинул их с лица, ощерившись. — Ох, право, мне так жаль. Ваше единственное приличное платье. — Вы… Ах вы… Змей… — Айрис двинулась в беспощадных хаотичных нападающих движениях на него. — Подколодный! Навозник! Королевский прихвостень! — И вот мы снова с вами вернули всё на круги своя, — закатывая глаза, заметил недовольно юноша, прежде чем оттеснил разъяренную девушку к стенке. Ударом с полусогнутой руки из позиции ключ Эстебан скрестил с Айрис клинки близ её лица, прижимая трепыхающуюся и тяжело дышащую девушку окончательно к каменистой поверхности. — Жаль будет портить такое милое личико. — Колиньяр выпустил горячий смешок в прохладный воздух, и Айрис, уловившая его щекой, шумно сглотнула. Она, сжимая недовольно челюсти, смотрела на победившего её наглеца со смесью откровенного негодования, смущения и злости. — Отчего же жаль? Вы, навозники, никогда не находили зазорным убивать нас, людей чести. — Айрис ощутила, что движение их клинков опасно приблизилось давлением к её нежной коже на горле. Ещё чуть-чуть, малейший близкий шажок, и Эстебан мог её прирезать. Айрис делала ставки, хватит ли ему для этого смелости и ненависти, направленной к ней. Но чем дольше они стояли так близко друг к другу, глядя каждый в глаза своего оппонента, тем слабее становилось давление. — Гадких предателей перерезать бы было благим делом, — ядовито выплюнул он, и взгляд его стал неприятно холодным. Злым. — Так что же останавливает сейчас? Вопрос Айрис поставил его в тупик. Действительно, что мешало ему прирезать дочь предателя, когда та сама буквально бросилась на его шпагу? Боязнь навлечь недовольство королевы? Страх перед влиятельностью герцога Алвы? Едва ли Эстебан боялся других дворян и короны — его род давно преследовал яркий шлейф из врагов, и в каждом втором Эстебан его видел. Но Айрис, что ж… Застыв напряжённой фигурой под ним, словно бабочка, прибитая булавкой к стенке, она будила в нём странные волнительные чувства. — Не хочу марать руки, это раз. Два, при всём своём отношении к вам я презираю пустые бесцельные убийства. — Эстебан не сводит взгляда с её губ, не сводит взгляда с горящих глаз Айрис, и ему кажется, что притяжение, рождающееся между ними, куда сильнее всего того предубеждения, разделяющего их незыблемым стражем-стеной. Ему хочется запустить ладонь в её волосы. Хочется взяться за её кудряшки, оттянуть за них голову и открыть её шею, которая сейчас так волнительно отражала её эмоции лучше, чем покрытое влажной послебоевой испариной лицо. В то же время Эстебан не хочет создавать проблем ни себе, ни отцу, рассуждает здраво он. Глупо было терять положение из-за одного только справедливого желания пустить грязную кровь предателя. Да и была ли сама Айрис предателем, если так посудить? Он раньше не думал об этом. Хоть зови ты розу — розой или нет, перестанет ли она оттого собою быть? Перестанет ли Айрис Окделл быть той, кто влечёт к себе магнитически всё его внимание, лишь только потому, что она — Окделл? Эстебан отводит шпагу и встречается со сталью в её глазах. — Вы слишком трусливы, чтобы сделать это. — Айрис отталкивает его выставленными ладонями в грудь. Презрительно на него смотрит, и силится уйти, но Эстебан, схватив её хваткой ладонью за плечо, подтягивает лицо Айрис к своему. Позор ему и всему его роду, если об этой странной, не поддающейся пониманию тяге прознают при дворе. Отец её не одобрит. Сам Эстебан со своими внутренними убеждениями, взращенными вместе с ним самим с детства, не должны были позволить этого допустить. И всё же, абстрагируясь от имен, фамилий, предречений рока и титулов, Эстебан целовал Айрис. Просто Айрис, старался думать он, и это позволяло сжимать её в своих руках жадно, крепко, красть поцелуи с её припухших упрямых губ короткой, но частой очередью, и вслушиваться с затаенным удовольствием, как она в его руках плавится, теряется и часто сбивчиво дышит. Для Айрис Окделл каждый такой поцелуй был словно прикосновение к остро заточенной шпаге губами — одна неосторожная мысль-движение, и становилось больно. Но она уже не могла остановиться.