Накануне

....-А я говорю, есть там ритм! -Нет. Вот прочитай сам: на какой слог ударение? -Валентин, серьёзно? Ну, не мне же тебе объяснять, что такое спондей? -Мне объяснять не надо. Лучше Дидериха почитай. -Спасибо, что не Барботту! -Пожалуйста. -Спрутина ядовитая. -Олень упёртый. -А… -Арно открывает рот, чтобы выдать очередную колкость, но вдруг машет рукой и устало сдается, — Ну, тебя. Не хочу спорить в последнюю ночь здесь. -Спорить вообще вредно, особенно, если не прав. — лениво продолжает перебранку Валентин. Они не ссорятся. Просто, когда встречаются Придд и Савиньяк на таком ограниченном пространстве, как унарская келья, столкновение неизбежно. Одному фамильные рога мешают признать поражение, другому щупальца не дают отступить. Валентин собирает разбросанные на полу листы с результатами их поэтических баталий. Нужно будет успеть с утра прокрасться в общую залу и бросить их в камин, чтобы не оставлять следов. Жалко, что в кельях нет камина. Может тогда унарам не приходилось бы отогреваться в поединках. На шпагах или словесных- не важно, лишь бы разогнать кровь и избавиться от промозглого ощущения вечного холода. Валентин никак не привыкнет к холоду, хотя Васспард- это не тепленькое Кэналлоа и даже не Сэ. Он зябко кутается в тонкий колет и из-под ресниц рассматривает Савиньяка вольготно развалившегося поперек его, между прочим, Валентина, койки. Раскрасневшийся, волосы растрепаны, колет валяется где-то на полу, даже рубашка расстегнута. Арно постоянно жарко, словно в его жилах не кровь, а солнечный свет, согревающий его и всё вокруг. Валентину тоже хочется немного погреться, прежде чем отец и Рокслей затянут его в бездну придворных интриг. В тайне даже от себя самого он надеется, что случится чудо и Алва… Нет, он встряхивает кудрями. Не думать. Надоело думать. Может он хотя бы одну ночь позволить себе чуточку тепла, в конце концов? -Будь добр, подвинься, — он толкает, начинающего засыпать Савиньяка, и устраивается рядом. Арно что-то недовольно бурчит, Валентин его не слушает. Он впитывает тепло. На унарской койке и одному не очень комфортно, а вдвоём и вовсе. Они сидят, откинувшись на стенку, соприкасаются плечами, бёдрами. Валентин чувствует, как разливается тепло в груди и ниже. Тепло усиливается, когда чужая ладонь ложится на колено, а шею опаляет жаркое: -Ты будешь по мне скучать? -Ссс… слезами оболью подушку, — выдыхает Придд, подаваясь навстречу. Савиньяк хмыкает и прихватывает зубами за ухо. Валентину следует ответить что-то едкое. Валентин должен сказать, чтобы Арно попросил брата взять к себе Окделла. Валентин не хочет ничего говорить и думать. Он эгоистично хочет урвать себе в оставшиеся до присяги часы как можно больше тепла и... счастья? Имеет же он право хотя бы на такую малость? На рассвете Арно уходит, на мгновение замешкавшись у двери: -Мы же будем видеться в Олларии, правда? -Не знаю… — голос Валентина ещё тише обычного и Арно решительно не нравится, что Спрут снова замораживается в своей раковине. Он рвется подойти, но Валентин жестом останавливает его. -Арно… Я…- слова даются с немыслимым трудом. Где же твоё красноречие, Суза-Муза? Где ваша хваленая язвительность, граф Васспард? Валентин просто смотрит в чёрные омуты и пытается хотя бы взглядом сказать. Что он ни о чем не жалеет. О том, как много для него значит время, проведённое вместе. Как много для него значит Арно. И как мало им дали времени на беззаботное счастье. Арно- умница, всё понимает. Он вдруг широко улыбается- словно солнце заглянуло в тёмную комнату- и задорно говорит: -Я тоже ни о чем не жалею. А спондеи и пиррихии мы с тобой ещё обсудим.