Fear of demoralization

Что было в начале? А что было в конце? Когда его чувства начали менять цвет? Когда на этой ослепительной белизне потихоньку начали проступать чёрные пятна? Отец всегда говорил, что нельзя убивать, что надо оставаться примером для подражания для всех остальных. Надо быть идеальным. Безукоризненно чистым. Юсаку ему верил. Когда-то. Со временем его вера пошатнулась, потускнела, как старая книга с выцветшими страницами и пожелтевшими уголками. Он не мог сказать, что совершенно отринул принципы добродетели, вбитые в него отцом, но и сказать, что верит в них столь же крепко, как раньше, тоже не мог. Ему повезло ー он, словно хранимый чьей-то невидимой рукой, никогда не был смертельно ранен, и продолжал нести свое знамя, считая это самым высочайшим благом, на которое он только был способен. И раз за разом он был вынужден наблюдать, как умирают люди вокруг. От выстрела ли, от взрыва ли... Распотрошенные, покалеченные тела, комья грязной, жирной, словно кладбищенской, земли под ногами, оглушающие выстрелы, от которых можно было лишиться слуха. Кровь. Крики. Смерть. И ничего сверх этого. Когда-то Юсаку наивно полагал, что война ー благородное дело, защита родной страны. И защита людей, которые в ней живут. Увы. Сейчас, когда твоя жизнь стоит дешевле, чем все остальное... ー Юсаку-доно, кажется, вам нездоровится. Ваше лицо такое бледное. Бремя знаеменосца, верно, такое тяжелое? ー тихий, мурчащий голос. Брат. Брат ли? Юсаку помотал головой, отгоняя злые, нехорошие, язвительные мысли. Как я могу? Ведь он мой брат... Он хорошо ко мне относится, верно? ...Разъедает изнутри. Что-то чуждое, недоброе, враждебное, словно червоточина. Юсаку чувствует, как по виску стекает капля пота. Юсаку в последнее время сам не свой. Юсаку думает, что что-то в нем безнадежно сломалось, разбилось на сотни, тысячи частей. Юсаку не в силах собрать их воедино. Юсаку не в силах стать прежним собой. Юсаку улыбается. ー Ну что вы, брат, я в полном порядке. Я ведь должен поддерживать всех остальных, верно? Я ведь обязан нести знамя. Юсаку врет впервые в жизни. И ー даже не до конца осознает собственную ложь. Ложь тает на языке, словно кусочек сахара, только вот на вкус оно... Такое горькое. Юсаку сжимает челюсти сильнее обычного. Юсаку хочется блевать. Он не знает, что это такое, что это ー липкое, грязное, беспросветное, что намертво прилипло к нему и сжирает его понемногу. ...На самом деле это чувство зовется отчаянием. Для Юсаку, который всю жизнь прожил счастливо, который ни в чем не нуждался, оно было в новинку. ー Но, наверное, лучше поздно, чем никогда, Юсаку-доно. Бесплотные иллюзии ни к чему не приводят. ー сказал бы брат. И похлопал бы по плечу. Будто бы ободряюще, но Юсаку бы почувствовал неприятный холодок на спине. ...В последнее время он начал замечать непозволительно много. Непозволительно много дурного и гадкого, что есть в людях. Тех, кто был привычен к подобной грязи, таким не сломить, не напугать ー они уже знакомы с несправедливостью мира, пусть война даже для них остается поистине ужасающим делом. ...Юсаку не повезло ー он столкнулся с этим впервые. И оно обрушилось на него столь сильно, что даже его годами взращиваемые принципы оказались не в силах его защитить. Горе не море ー выпьешь до дна. Юсаку держит знамя. Он ー источник света. Юсаку держит саблю. Он ー все же простой солдат. ...В тот день, когда Ханазава Юсаку впервые убивает человека, Огата Хякуноске празднует свою победу. А все же ты, брат, ничем от меня не отличаешься. Ты такой же, как я. Я рад, что ты наконец-то понял это.