Холодный воздух морозил тело, разум и душу. Одинокие фонари шли дорожкой, томно освещая тропинку, а один среди них уже не горел – это был тот фонарь, о котором однажды так неожиданно заговорил Изана. Голые деревья. Их листья давным-давно опали, играясь в зимней грязи. Картина настолько пуста и скучна, что становится уныло от таких пейзажов, кои видит Какучо каждый день, просыпаясь по утрам. Не надоело ли ему тут жить? И почему он живёт именно в таком тихом, вялом и грустном районе, как этот? Наверное, деятельность хулигана, вынужденного избивать других, состоять в опасных бандах, доводит до того, что хочется просто абстрагироваться от всей этой суеты в каком-нибудь спокойном, немом месте. Здесь ты чувствуешь себя наиболее одиноким. Луна, сокрытая меж облаков, не составит тебе компанию, как и её несчитанные звёзды, меркнувшие на фоне огней Йокогамы.
На балконе я стою. Держусь за поручни, и, кажется, мои пальцы могли бы примёрзнуть к ним, будь на пару градусов холоднее. На мне всё тот же розовый свитер с единорогом и штаны – я не стала переодеваться, да и не во что было; просить у Какучо пижаму казалось мне слишком наглым, ну или же я не хотела его обременять ещё сильнее, ведь тот отдал свой единственный футон мне, сам заснув на коврике для йоги, укрываясь тонким пледом. Может быть, Хитто был чрезвычайным джентльменом, а может, приказ главы "Поднебесья" подразумевал собой предоставление всех удобств для меня. В любом случае мне было неловко. В отличие от Изаны, который постоянно со мной спорит и плюётся ядом, стыд за всякие просьбы и угрызения совести за враньё не возникают; а вот с Какучо, вечно доброго со мной и опекающего, всегда возникало ощущение, что я такого отношения не достойна. Он слишком идеален. Но всё равно нельзя было ослаблять бдительность рядом с ним, потому что "Опиздюлятором" Хитто не зря называется; он достаточно силён, чтобы быть достопочтенным слугой короля, его доверенным лицом. Какучо может избить любого, на кого укажет его хозяин, даже если это будет девушка. Это очень пугает.
Стоит только посмотреть на тающий снег, как по телу проходит дрожь, а волосы колышатся от лёгкого ветра – когда они распущены, становится гораздо теплее. Вдохи сопровождаются белоснежными облачками, растворяющимися в воздухе. Ночь окутывает мраком улицу, свет от фонарей, здания и мои мысли – вот причина моей бессоницы.
Я думаю:
"Почему Изана ничего не предпринимает?" Он прекрасно знает, что я связана со "Свастонами", но это никак не останавливает его; Курокава продолжает общаться со мной, даже пытается как-то довериться – но это с учётом того, что об этот ему было известно ещё тогда, когда он хотел оборвать все связи со мной. Я считала, что Изана будет гневаться, узнав о "Свастонах", вышвырнет меня, убьёт; но почему-то, к огромному удивлению и счастью, ничего из перечисленного не произошло. Что-то не позволяет ему делать со мной такие ужасные вещи за некое
"предательство"; и я боюсь, что в будущем Курокава совершит кое-что похуже моих представлений. Его отношение ко мне не меняется в худшую сторону, словно моё положение в "Свастонах" не является чем-то критичным – но я была на все сто процентов уверена, что Изана не простит мне этот проступок; или же мы настолько преисполнились в дружбе, что и такое прощается? Бред. "Бессмертный Изана" ни за что не закроет глаза на связь с "Непобедимым Майки". Знает ли он о моих взаимоотношениях с Манджиро? Я просто буду надеяться, что нет, потому что подтверждение вызовет у меня ещё больше опасений: возможность того, что меня используют.
Действительно. Мог ли Курокава, узнав обо всём, воспользоваться мной, как наживкой, чтобы привлечь "Свастонов" и ослабить не только банду, но и главаря? Я буду идеальным заложником для шантажа. Изана может без колебаний так поступить со мной, без сомнений; ему даже не нужно будет знать, что я нравлюсь Майки – и будет лучше, если он никогда не узнает. Настолько жестока роль короля. А ведь Курокава также убил Эму, чтобы ввести своего
"младшего брата" в отчаяние – это ещё больше подтверждает мои мысли о возможных ужасных планах "Бессмертного Изаны".
Прошу, Боже, пусть Ран пошутил тогда с пьяни...
Мольба не поможет.
Ему известно.
Нужно просто принять это.
Я тяжко и болезненно вздохнула, проходясь холодной ладонью по лбу, поднимая чёлку вверх. Нужно перестать думать о плохом. Такие мысли не дают спать.
Теперь придётся покупать новую куртку, телефон и кошелёк – другие остались в ресторане, в кровавом кавардаке. Родители... Тётя и дядя вряд ли купят мне всё сразу, да и говорить о потерянных вещах стыдно. Трудно быть сиротой. Чувствуешь вину за то, что живёшь за чужой счёт, а не за счёт своих собственных родных. Конечно, я ни разу не воспринимала миссис и мистера Ханагаки за своих настоящий родителей, но я считала, что Ханамичи приходилась им дочерью, отчего вынуждала себя играть в семью. Но теперь, зная правду обо всём, тяжело даже с Такемичи.
– Хана, – меня отозвал голос, доносившийся сзади. Спустя мгновение парень уже проходит через занавески, оказываясь на балконе, – что ты здесь делаешь? Холодно. – как мило, что Какучо заботится о всех, иногда даже незаметно.
– Я всё думаю об Изане.
Услышав имя своего короля – ну я уж лучше буду назвать их друзьями, – Хитто навострил уши, подходя ближе ко мне и так же опираясь на железные, отчего леденящие кожу, поручни. Он готов слушать. Свитер облегал его накачанное тело, и я могла видеть очертания мышц – не зря в квартире стоят тренировочные гантели и штанга. И от чего-то взгляд Какучо был невнимательным, сокрытым полупрозрачной пеленой – только что встал. Я случайно разбудила бедного Хитто, который и так за сегодня устал: то он с
королём другом спорил насчёт моего свитера, то к нему пьяный Шион приставал, то в драку влез, и вишенькой на торте стала моя ночёвка у него в квартире – слишком много стресса.
– Что думаешь о нём? – Хитто вопрошал ответа. Ему интересно, как я отношусь к его
королю дорогому другу, который много для него значит. Сказать, что не любить Изану, равняется потере уважения.
Стоит ли мне говорить о том, что Курокава в курсе обо мне и "Свастонах"? Хотя мне кажется, что для него самого новость о вражеской банде будет весьма шокирующей. Но также появляется ощущение, что "Бессмертный Изана", у которого доверенное лицо – это Хитто, уже рассказал всё. И эта теория была для меня самой логичной. Осталось только узнать, является ли она фактом или же игрой моего воображения.
– Он продолжает общаться со мной, зная, что я состояла в одной из банд, которую скорее всего занесли в список тех, что надо уничтожить; к тому же глава там "Непобедимый Майки", а это ещё больше должно его разгневать. Но почему Изана ничего с этим не делает? – столько слов пошло в ответ, что Какучо в конец проснулся, а глаза его отлиплись.
– Он сказал, что в курсе? – никакого удивления на лице Хитто – подтверждение моей теории. Этот слуга действительно заслужил огромное доверие короля.
Но вопрос, заданный им, означал, что это было секретом, как и бредил Ран тогда. Наверное, если я скажу, кто именно раскрыл карты, то негодяя накажут.
– Нет, мне кое-кто другой сказал. – Какучо, услышав это, с подозрением на меня взглянул; похоже, ему действительно нужно было узнать, кто разболтался.
– Изана не хотел кому-либо говорить об этом, даже Небесным королям. – он повернул голову в сторону улицы, кидая взгляд на не самые высокие здания района, тёмные и сырые. – Тем, кто рассказал ему о тебе и "Свастонах", был Ран, потому не пытайся прикрывать этого болтуна. – его заявление мурашками прошлось по моему телу, точно от холода такого же, как и мужской голос. Беднягу старшего Хайтани теперь будет ждать наказание – ну да ладно; всё равно он заслужил это.
Больше заинтересовало то, что Курокава поделился полученной информацией только со своим слугой – невероятное доверие.
– А почему он никому не сказал? – мне было важно знать, потому что это могло бы быть кусочком пазла, который называется
"Найди причину, по которой Изана бездействует".
Хитто молчал. Кажется, ответ был слишком конфиденциальным, чтобы рассказывать его всем подряд, в особенности мне. И вправду, вся данная картина похожа на как-нибудь сцену из фильма про двойного шпиона! Какучо же по сути не должен был вообще продолжать со мной диалог на эту опасную тему – но может ли это значит, что тема эта не так уж и опасна?
Он вздохнул:
– Изана посчитал это ненужным. – и вот весь ответ; в нём кроется и лёгкость с успокоением, и переживание с большим количеством всплывающих теорий. – Но подумай сама, если бы Небесные короли узнали обо всём, то как бы относились к тебе? Думаю, желание прикончить тебя появилось бы у каждого, особенно у Шиона, которого одолели "Свастоны" в прошлом. Может быть, когда "Поднебесье" возвыситься над криминальном миром Японии, шанс того, что тебя убьют, намного сократиться; хотя я не считаю, что Изана вообще кому-нибудь да расскажет что-то. Да и Ран будет держать язык за зубами – он это сумеет, если постарается.
Возникало чувство, что Хитто пытался оправдать
короля друга. Но, возможно, он просто хотел меня успокоить.
Мы простояли в тишине пару мгновений: когда замигала лампа фонаря и когда отключился свет в квартирах напротив.
– На самом деле я против того, чтобы ты была хоть как-то связана с "Поднебесьем". – он неожиданно вымолвил, расслабляя свой острый взгляд. На мой вопрос
"почему", продолжал говорить. – Ты же и сама прекрасно понимаешь всю опасность этой банды: мы будем воровать, избивать, мошенничать, торговаться дерьмом... Убивать. Такому человеку, как ты, здесь не место. – внезапно в лице Какучо промелькнула то ли злость, то ли обида, то ли разочарование. – Но сколько бы раз я ни пытался донести до тебя, чтобы ты перестала общаться с Изаной, ты всё равно поступала по-своему. – соколиные глаза, хищные, кинулись на меня. Как же Хитто был зол...
Я невольно вздрогнула – не от температуры на улице. Хотела собраться с мыслями. Но он ведь был прав, и я не могу придумать ни один аргумент на его слова. Мне так совестно перед Какучо, что я боюсь смотреть ему в лицо, опуская взор. Послушание никогда не было моей чертой характера, и оно всегда проявлялось в тех же "Свастонах" да и в повседневной жизни; хотя я и прекрасно понимала, что от этого наживаю себе только больше проблем, всё продолжала поступать так, как считаю правильным – черта эгоизма.
– Но ведь теперь мы с ним не собачимся. Не вижу проблем. – что за глупость вылетела из моего рта? – Изана же не станет заставлять меня тоже заниматься этим всем. Он не такой дурак, чтобы доверить сложные вещи, по типу этих, такой неумёхе, как я. – может, был в моих словах смысл.
Парень отчаянно вздохнул, вконец понимая, к чему всё идёт. Он отвернулся вновь к улице, опирая голову на руку.
– Ты не понимаешь. – я всегда ненавидела эту фразу. – Теперь, когда Изана к тебе привык, всё стало ещё хуже. Когда вы не ладили, ему было всё равно на тебя, хотел, чтобы твоего присутствия не было. Иногда мне казалось, что вот-вот и ты умрёшь прямо у меня на глазах – к счастью, этого не произошло. Вы выглядели так, словно являлись закадычными врагами. Ты уйдёшь – он будет счастлив. А сейчас всё иначе. Изана совсем не равнодушен к тебе, и это заметно для тех, кто давно его знает и знаком с его поведением с другими; он бы никогда не стал брать в "Поднебесье" ненужную девушку, которая ещё и в "Свастонах" состояла – что уж говорить о дружбе с ней; к тому же его отношение к тебе особенное. Изана ценит тебя, но это не значит, что всё хорошо; наоборот, он ни за что не захочет тебя отпускать. Отныне придётся быть рядом, даже когда это не нужно; делать всё, что Изана скажет; не сметь бросать его и оставлять одного. Доходит? – взгляд молнией поразил меня, озадаченную такими словами.
Конечно, я и так понимала, что у нас с Курокавой совсем не обычные взаимоотношения. Он вроде как доверяет мне, я люблю его, хотя и боюсь ужасно, но всё равно возникают странные ощущения, как будто всё произошло слишком внезапно. Казалось, что я только вчера с ним цапалась, – а тут бац! – и мы уже друзья.
Но в любом случае монолог Какучо и его опасения не могут меня не потревожить. Неужели Изана в самом деле мною дорожит, как, например, своим верным
слугой другом? Но я замечала его изменившееся мнение и отношение ко мне – я ему не чужда. Но чего же Хитто боится?
– Ты хочешь сказать, что Изана зависим? – очень неожиданный и весьма чудаковатый вопрос. Курокава явно не тот тип людей...
Даже Какучо от услышанного перекосило, и он откинул неловкий взор от меня.
– Нет, это уже слишком... Я имею в виду, что всё выглядит так, словно он тебя любит. Но, кажется, это не просто
"выглядит", а так и есть. – самому Хитто было не по себе говорить о таком; он чувствовал себя не очень, осознавая, что раскрыл секрет своего
короля друга.
Конечно было понятно, что пытался донести он мысль не в романтическом подтексте, а в дружеском. Понятное дело, что Изане отношения не нужны, да и сам прекрасно знает, что не готов к ним; всё равно время тратить на это нет возможности тоже. Дружба – это максимум. Но она может быть как и без любви, так и с ней. Можно ли сказать, что мне повезло, раз уж я удосужились завоевать такой самородок? Если Курокава действительно меня любит, то это может многое объяснить, а именно: почему он закрыл глаза на мои отношения со "Свастонами". Нежелание ссориться с тем, кого любишь, гораздо больше, чем жажда крови. И это должно меня радовать.
Но точно ли всё так?
Опасения не покидают. Мне до сих пор кажется, что в отношении Изаны ко мне есть тайна, которую невозможно постигнуть. Я не могу слепо верить в его сомнительную
"любовь", но боюсь также верить в его коварные планы на меня. Должно быть объяснение всему. Он не может просто так меня отпустить после того, как узнал обо всём – но Какучо же говорит, что не отпустит лишь из-за привязанности. Я не считаю, что Курокава мне не доверяет или мы не друзья – можно ли нас так называть, если я его боюсь? – но в том числе и не считаю, что он способен именно любить меня. Ну разве это вообще может быть? Человек, вечно отстранённый от общества, недоверяющий никому, жестокий и беспринципный, не способен на любовь; исключение разве что его верный
слуга друг Какучо, с которым он познакомился ещё в детстве – время, когда ты ещё можешь доверять и быть открытым; но я встретилась с Изаной в не самый подходящий момент.
Любит? Серьезно? Бред! Не верю!
Не смей говорить, Какучо, то, чего не понимаешь! Не ты знаком с ним лишь месяц с лишним! Не тебя пытались убить, когда ты раскрывал всю свою душу этому демону! Разве способны два человека сблизиться настолько, чтобы взаимно любить?.. Никогда! Поэтому не смотри на меня таким взглядом, словно тебе меня жаль! Или ты завидуешь?..
– И вправду, очень любит. – Хитто с болью во вздохе смотрит на меня жалобно. Отчего ему печально? От того, что не видит той же любви по отношению к себе?
Твои глаза такие грустные, что моё сердце начинает ныть. Умоляю, не грусти! Ты единственный из моего гнилого окружения "Поднебесья", кто действительно переживает за меня. И я хочу верить, что вся эта забота вызвана не только приказами монарха, но и твоим личным, внутренним, моральным миром. Но тебя волнует лишь король: весел он – весел и ты; он кипит от злобы – ты кипишь втройне; он захочет уничтожить одного – ты уничтожишь всех. Ведь твой король, товарищ, приятель очень для тебя дорог. Если скажу тебе о том, кем ты являешься в жизни своего друга, то поймёшь всю свою ценность! Какучо, когда ты, вечно считавший себя лишь жалким слугой жестокого, одинокого короля, услышишь такие внезапные слова, то точно!..
Не поверишь...
Теперь я всё поняла.
***
– Вот твоя куртка. – фиалковые глаза, в глубинах которых несчитанные запасы аметистов, глядели так спокойно, как будто той вчерашней ситуации с блевотней не было. Я думала, что Изана будет злиться ещё лет так десять минимум. Тогда почему же ты так по-дружески протягиваешь мне оставленную в ресторане вещь без капли злобы или ненависти в голосе, в своих очах холодных?
Когда зазвенел дверной звонок, Какучо попросил меня посмотреть, кто там, так как сам готовил завтрак. Кто же знал, что перед дверью будет стоять сам "Бессмертный Изана". Белоснежное пальто и чёрный шарф... Погодите, мой шарф! Что он делает у него на шее? Сам же отдал его и сам же забрал. Неужели, тоже понравился запах собственного одеколона? Я могу понять Курокаву, который собрал свои волосы в хвост, ведь этот аромат дурманит голову до потери сознания; а ещё напоминает о нём.
Пожалуйста, не смотри на меня так, словно ничего не происходило. Я хочу видеть краски на твоём лице, вызванные негодованием.
– Погоди, откуда ты её взял? – ошеломлённая, я забираю куртку, замечая, что с ней ничего не случилось и телефон с кошельком никуда не пропали.
Но как Изана смог её достать, если она находилась в ресторане, которая, по всей видимости, не пустила бы никого, кто устроил шумиху вчера? И мне казалось, что куртку просто напросто выкинули – но она цела.
– Я же говорил, – Курокава проходит внутрь, стягивая с себя шарф. Его ладони забинтованы, точнее костяшки, – у "Поднебесья" есть связи. – улыбка всплывает на лице. Самый настоящий что ни на есть злодей: хорошее настроение приходит именно тогда, когда дело касается его злых планов, банды и его самого – самовлюблённый антагонист.
Не найдя, куда повесить пальто, но зато положив сапоги на полку для обуви, Изана направился на кухню, держа в руках несчастное пальтишко. Там он поздоровался с Какучо, который уже накладывал еду. Они поговорили, а затем сели – я с ними.
Особо болтать было не о чём, поэтому завтрак мы провели в неполной тишине. Курокава отказался от трапезы сказав, что по дороге сюда заглянул в кафешку и поел там; Хитто упрекнул
короля друга в том, что тот постоянно питается в кафе, ресторанах или же заказывает доставку вместе того, чтобы есть нормальную домашнюю еду, приготовленную своими руками.
"У меня в холодильнике мышь повесилась", – этой фразой Изана надеялся, что Какучо отстанет, но недовольство его не утихало. Они долго спорили. Я же с неохотой ела карри: беспокойство мешало.
***
Болтовня людей, огромные толпы, гомон ездящих поездов – это всё про метро. Казалось бы, ранее утро, а все жители Японии уже куда-то спешат: кто-то на работу, ученики и студенты на учёбу, и, может, какие-то ещё причины движут ими, как меня, например. Пора домой. Я заметила, что возникло довольно много случаев, когда мне приходилось оставаться на ночь у других, а родители особое значение этому не придавали; разве что Такемичи иногда расспрашивал с суровым взглядом. Складывается впечатление, что дядя и тётя Ханамичи не очень сильно волнуются о ней; или же они настолько привыкли к такому её безбашенному, хулиганскому поведению, что уже устали что-то предпринимать.
Мы с Изаной стояли в ожидании моего поезда, который и должен был отвезти меня в Токио, прочь из Йокогамы. Эти минуты тянутся вечно, словно часы, а секунды – словно минуты. Ужасное чувство накрывает меня, когда я нахожусь с ним, с тем, кто захотел меня проводить. Я думала насчёт того, почему Курокава решился на такой неожиданный поступок, а мои догадки, связанные со словами Какучо, наводили на меня гору странных ощущений. Хотела бы я вообще, чтобы он меня любил?..
Конечно я этого хочу! Я именно этого и добивалась долгое время!
Но почему мне тогда так неспокойно? Скорее всего, это из-за непокидающих меня подозрений, что Изана действительно мной пользуется. Я не уверенна в искренности его чувств...
– Ты не приставала к Какучо? – какой же многозначительный вопрос слетел с губ белобрысика; но в нашем случае итак ясно, что это лишь попытка поиздеваться надо мной.
– Ещё как приставала. – дабы пощекотать его нервишки, я ответила язвой, на что он скорчил недовольную рожу.
– Ты больше не будешь ночевать у него. – это ещё что за приказы!
– Что тогда делать? На улице спать? Ты же меня больше в свою квартиру не заведёшь: боишься, что меня на тебя вырвет. – подобные ответы совсем не нравились Курокаве, который уже начал смотреть на меня из-под лобья – а вот это реально пугающе!
– Почему же это не заведу? Если будешь умолять, то, так уж и быть, разрешу зайти и прощу все твои грехи.
– Я не буду молить. Не хочу тебя напрягать.
– Ну что ты! Ты совсем меня не напрягаешь! – он переменился в тоне и тембре голоса, став более саркастичным и менее злобным. – Зато ты готова молить Какучо.
Данная ситуация напоминала какую-то сцену ревности и любовной ссоры из драматичного сериала. А из горького опыта персонажей мы знаем, что лучше не подливать масло в огонь, итак размером с лесной пожар, иначе последствия будут не из благоприятных. К тому же поведение Изаны наводило ещё больше догадок.
– А ты что, ревнуешь Какучо? – от такого нетрадиционного вопроса белобрысого перекосило. – Я же говорила, что не увожу чужих парней.
– Всё, шутки закончились. – с серьёзным лицом твёрдо сказал он, поставив точку в нашей мини-ссоре.
И я больше слова не проронила дальнейшие десятки секунд. Тишина между нами двумя – дело обычное, но не сейчас. Кажется, словно мы обижены друг на друга. Но обиженной кажусь лишь я одна, что ни разу за сегодня не улыбнулась, расхаживая с мрачным ликом, точно мой любимый кактус умер. А всё из-за того, что я долго обдумывала все эти теории; плохой сон тоже внёс свою лепту в тот момент, когда я зеваю. Ночные размышления только убивают всё внутри меня.
– Слушай, я куплю тебе новый свитер... – я украдкой взглянула на Курокаву, который пристально на меня смотрел, точно готов меня убить, отчего отдёрнула свои глаза прочь. Мне правда было стыдно, что из-за меня он лишился своего любимого свитера. Конечно, тот, который я могу ему купить, никогда не заменит предыдущий, но хотя бы материально компенсирует утрату.
– Хах, а я-то думал, чего ты с хреновым настроением ходишь; оказывается, тебя совесть мучает! – Изану мои слова только насмешили, но, заметив моё отчаяние в очах, насмешки прекратились. – Мне другой не нужен. Тот был с ограниченного издания – такой свитер ты уже нигде не найдешь; да даже если и найдёшь, то денег не хватит, чтобы купить. Так что брось эту затею.
Это ещё сильнее меня огорчило, и я ничего не сказала в ответ, пряча свои замёрзшие ладони в карманы.
– Должно же быть хоть что-то, чем я могу это компенсировать. – моё желание не оставлять всё так и не быть в долгу у бедолаги, лишившегося ценной вещи из-за меня, было чрезвычайно заветным, но, похоже, невыполнимым.
– Не стоит так много об этом думать, я всё равно присвоил твой шарф, как компенсацию, да и в дальнейшем ты сможешь хорошенько отработать этот грешок. – он похлопал слегка по чёрному шарфу, который покоился на его шее, своей забинтованной рукой. – Он весь пропах тобой. – в этот момент скривилось смуглое лицо, как в отвращении.
Но если бы Изана действительно меня любил, то не стал бы так себя вести. То есть, разве любящие люди стали бы настолько брезговать предмет своего воздыхания? Или говорить так жестоко? Хотя, зная этого тирана, всё выше перечисленное прекрасно описывает его любовь. Даже Какучо, которого Курокава любит – и, наверное, понимает это, – удосуживается самого сурового отношения со стороны
короля друга. Тогда получается, что эта псевдолюбовь Изаны ко мне возможна.
Мои глаза нацелены на бинты, коих цвет не был идеально белым: ближе к костяшкам преобладал жёлтый, немного оранжевый оттенок, а в местах травмы – кроваво красный. Меня больше волновало не то, как шипели раны и царапины, что возможно там происходит месиво, раз уж так сильно кровоточит; меня интересовало то, с какой силой избивал тех негодяев "Бессмертный Изана", что аж довёл свои худощавые ладони до такого состояния. Скорее всего, это меня очень сильно пугало – что я могу лишь обращать внимание на такие вещи.
Мои руки потянулись к его ладони, захватив в плен; Курокава сопротивляться не стал, наблюдая за тем, какие будут мои дальнейшие действия – а они, в свою очередь, приближали эти охладевшие конечности, как у мертвеца, к моим тёплым, бледновато-розовым губам. На красных пятнах, страшных и пугающих, остался недолгий поцелуй, преисполненный всеми чувствами начиная от страха и заканчивая самой чистой что ни на есть любовью – два очень противоречивых чувства, сопровождающих меня, когда я с беспощадным, бесчеловечным "Бессмертным Изаной"; но иногда, может быть, в совсем невинных моментах он будет для меня милым и внимательным Изаной.
Но ты будешь таким лишь при присутствии одного единственного чувства, что способно творить чудеса. Неважно, что ты тиран и злодей, оно заставит тебя быть совсем другим человеком рядом со мной – когда-нибудь. Я надеюсь на это. Не позволь же мне обмануться в тот момент, как я открываю свои голубые глаза, отводя погрязшую в крови руку от невинных губ, медленно, с опаской кидая робкий взор на выражение твоего лица перед собой. Как бы я хотела увидеть хоть каплю человечности в тебе в этот миг, когда твои очи исполнены холодом.
Ладонь Изаны освободилась от моей хватки; я перестала ощущать мороз его пальцев.
– Что это? Попытка откупиться? – без крупинки хоть какого-то удивления или того же смущения, возникающего при таких моментах, Курокава потёр поцелованное место. – К твоему несчастью, я не принимаю сексуальные услуги.
– Говорят, что если поцеловать место ранения, то боль пройдёт. – первое оправдание слетело сразу же, как будто бы я знала, что так и будет. Улыбка старательно выявлялась на моём лице – всё в порядке.
– Боль, значит, пройдёт? – он не по-доброму ухмыльнулся и подставил мне другую травмированную ладонь. – Целуй вторую. Не буду же я с одной рукой ходить. – теперь король ожидал выполнения заданной задачи.
Не составило труда повторить прошлое действие, но в этот раз не так чувственно: похоже, я слегка разочаровалась, когда мои ожидания не совпали с реальностью.
Оставалось пару секунд до прибытия поезда, но вот он уже здесь и вокзальный ветер колышет волосы. Колёса с тяжким гулом скрипят по рельсам, разбрасывая искры. Люди уже толпятся, дабы первыми войти и ухватить сиденье, не стоять в итак душном вагоне; выходящие же старались уйти как можно скорее и ругались, когда другие не давали прохода. И лишь я всё ещё прощаюсь с Изаной.
– Давай, уходи уже. Не хочу, чтобы ты осталась, иначе придётся ждать следующий поезд. – Курокава небрежно, но видно, что не со зла, толкнул меня в сторону, ака:
"Быстрее!" – Вижу тебя – сразу вспоминаю вчерашнее, поэтому уходи уже, уходи!
– Эй! Хватит припоминать! – я чувствовала, как его руки, касаясь моей спины, двигали всё моё тело к входу. – Как можно быть таким злопамятным?
– Злопамятность сделала из меня человека. – Курокава протолкнул меня внутрь, а сам остался снаружи. – Пока-пока, блевалка! – с этими словами отошёл подальше на метров так пять.
"Не смешно!" – сказала бы я, если бы не закрылись двери – как же удачно ему совпало! Пришлось идти по вагону и искать себе место – его не было. По итогу я стояла, держась за рукоятку и через окно наблюдая за Курокавой Изаной, чья голова моталась туда-сюда – наверное, пытался найти меня, но не мог. Он отчаялся и собрался просто ждать, когда тронется поезд и уедет.
А я всё думаю о том самом. Что правда, а что нет? Как мне ещё узнать? Но, по-видимому, то, как тянется забинтованная ладонь к потресковшимся губам до полного соприкосновения в том самом кровавом месте и взгляд, который я не вижу из-за прикрытых белоснежных ресниц, могут многое мне сказать.
Наконец-то поезд двинулся, направляясь в Токио. Мой язык прошёлся по губам, и я ощутила солоноватый привкус застывшей крови.
