СПЕШЛ
СНЫ АДАЧИ
СОН №1. "ДЕНЬ, КОГДА ВСЁ ИЗМЕНИЛОСЬ"
«Уже на протяжении десяти лет я вижу один и тот же сон, разбитый на несколько частей...» Он помнит тот день, когда его вынудили совершить то, в чём он был неповинен. И уж тем более сделать то, что от него никто не хотел, но из-за чего зависело, продолжит он жить дальше или же останется в том переулке на всю жизнь, где будет лежать и разлагаться его ничтожное, уже никому ненужное на тот момент тело. Он помнил тот момент, когда закончились уроки в Академии Юуэй. Тогда громко прозвенел классический на тот момент звонок — громкий, резкий, будящий давно заснувших студентов из-за достаточно нудного преподнесения материала со стороны педагогического состава Юуэй. Адачи тогда не спал, но ему всё равно хотелось поскорее придти домой и наконец расслабиться — на тот момент была пятница, сегодня приходит Мируко в гости! Кажется, это была единственная вещь, которая его порадовала за сегодня. Ведь тогдашний день для него оказался не то, чтобы нудным и бесполезным, а крайне мучительным и нежеланным, поскольку именно в этот день Академии Юуэй пришла идея о проведении внеклассных мероприятий с беседами четверокурсников, кем и был Адачи. Конечно, ему не хотелось разговаривать с кем-либо — ему хотелось домой, и как можно скорее — однако пересилить себя и сказать хоть что-нибудь дельное тогдашним студентам необходимо, иначе проблемы будут уже у классного руководителя. Лишних проблем себе и преподавателю никому не хотелось, потому Адачи, хоть и нехотя, пытался работать. У читателя возникает вопрос: почему Адачи такой, если в первых главах он показан более живым и общительным? Почему он такой в семнадцатилетнем возрасте, если в тридцать четыре он больше походит на подростка? Ответ этому достаточно нелогичен, однако всё основывается на самой ситуации в девяностые годы прошлого тысячелетия в Японии (естественно, в рамках данного фанфика). Важным стоит отметить тот факт, что увлечённость подростками нынешнего поколения и представителей прошлого в различные народные суеверия и легенды только обострялась за счёт появления людей с Причудами. Начали появляться люди с рогами различных цветов, и в народе прошёл слух о возможном возрождении старых традиций народа Они — хотя так будет некорректно, поскольку народ Они согласно договору восьмисотлетней давности превратился в клан со своими традициями и законами — и их кровавого прошлого. Люди относились к личностям с рогами различных цветов с некоторым недоверием и презрением, поскольку сомневались в их пригодности обществу. Некоторые даже распространяли слухи о возможной связи современных Они с преступными организациями, однако этому не находили какого-либо логического доказательства. Приходилось верить на словах или, на крайний случай, ориентироваться по характеристикам-клише возможного сотрудника Якудзы или прочих организаций, так или иначе борющихся за власть и влияние в стране. Логично предположить, что некоторая замкнутость Адачи основана на этом. Немногие знают его, как достаточно спокойного человека в классе — в основном это те, с кем они вместе ходили на стажировку, или те, кто мог его разговорить — однако никто их словам не верил и предпочитал обвинять в сообществе с возможным преступником. Поскольку ситуация с борющимися за власть и влияние кланами Якудз накалялась с невероятной быстротой, в целях своей же безопасности люди ограничивали свои связи с представителями клана Они по максимуму. Общество принимало только приятельские отношения с ними, однако всё равно не понимали, как можно заводить подобные взаимосвязи с «отродьями жестокого прошлого». Однако пора перейти к тому событию, из-за которого в принципе началось всё то, с чего начался данный рассказ. После смешанного по ощущениям и чувствам дня Адачи неспешным шагом продвигался от Академии до цветочного магазина родителей и, по-совместительству, его дома с личной комнатой на втором этаже. Помнится, тогда был жаркий вечер, и ветер только подпитывал чувство духоты — приходилось расстёгивать верхние пуговицы рубашки и идти с перекинутым через плечо пиджаком, лишь бы не свариться под солнцем. Предупредив родителей, что Адачи задержится, он продолжал идти неспешно, наслаждаясь тёплым ветерком и общей атмосферой мегаполиса. Он помнит весело разговаривающих людей о самых разных вещах, иногда не имеющих смысла; он помнит, как полицейские проверяли подозрительно выглядящих личностей, или уже достаточно выпивших людей, или подростков с рогами, осмелившихся пройти именно по этому переулку; он помнит, как тогда играли хиты того времени на полную громкость, что только сильнее расслабляло — к нему в голову даже приходили мысли зайти в караоке и спеть что-нибудь, поскольку он гордился своим певческим талантом. К сожалению, этого никто так и не услышал по понятным причинам. Ровно так же, как и не замечали Адачи. Именно желание людей не замечать Адачи и сыграло роль в дальнейшем событии. Он помнит, как тогда незнакомая фигура позвала его к себе, и как тогда смотрели на них люди. Это была смесь шока, удивления, удовлетворения от увиденного и страха — это было то, что они хотели увидеть собственными глазами, как доказательство. Однако им хватило и взгляда, чтобы всё понять: они начали уходить с возможного места преступления и перешёптывались вместе со своим партнёром. Тогда деловая фигура подошла к Адачи поближе, похлопала его по плечу и только тогда студент разглядел черты человека. Это была фигура на тот момент статного, хорошо одетого, умытого и атлетичного человека с грубыми чертами лица и шрамом на губе. В глазах ярко сверкали аметисты, но это нисколько не показалось студенту неприемлемым — даже наоборот, он впервые видит человека с настолько яркими глазами. Единственное, что ему не удалось хорошенько рассмотреть — круглую брошь на пиджаке с японскими иероглифами. Тогда он не успел прочитать, что на ней написано, поскольку молодой человек обратился: — Закурить есть, малец? - прогремел его голос, как гром среди ясного неба. — Я...не курю, извините. - замялся тогда студент. — Ха! Хорошо, очень хорошо! Здоровье своё беречь надо! - звучал он добродушно и искренне. - Это хорошо, что ты так говоришь! Ты студент? — Да, сэр... - выдавливал через себя Адачи. — Бьюсь об заклад, что ты ещё и четверокурсник! Во как вымахал, мужик! Я ведь прав? — Вы правы... — Чудно! Есть у меня одна работа для таких, как ты... Интересует? — Мне надо идти... Студенту хотелось поскорее закончить разговор и опровергнуть слухи, что он как-то связан с преступной группировкой. Судя по пиджаку и броши на нём, это был один из Якудз. Но что ему надо от Адачи?! Тут нотабене. Только Адачи хотел вырваться из ласкового и дружелюбного хвата плеча, как его тут же остановил этот человек, резко схватив за руку и подтащив к себе. На этот раз его черты резко преобразились: теперь это была некоторая ухмылка и довольство тем, что наконец-то он нашёл того, кто ему нужен. Сразу после этого что-то прилетело Адачи в затылок, и от этого у него заслезились глаза. Обернувшись, он увидел ещё одного человека в похожем пиджаке и грубыми чертами лица, в руках у которого были бобы. Сразу за ним — ещё трое таких же молодцев с бобами в руках, закидывавших Адачи, из-за чего у него начинало опухать и краснеть лицо. Когда Адачи покраснел полностью, у него загорелись дыхательные пути — он упал на асфальт и глотал воздух, хоть и было это достаточно трудно для него. Тут его схватили за волосы, приподняли, и заплаканный студент смотрел на ухмылку фигуры, похвалившей его за здоровый образ жизни. — Мы отказа не принимаем. - так же добродушно говорил тот, пока остальные следили, чтобы никто не смотрел в эту сторону. - Тем более, сейчас мы нуждаемся в таком, как ты. А будешь сопротивляться — насильно заставим есть эти бобы... Ты будешь с нами сотрудничать? — Шфв... Вф... - пытался выдавить из себя Адачи слово "нет". — Правильно сделал, что согласился! Теперь ты должен пройти с нами. Это не займёт много времени. Я надеюсь. Он потащил ослабевшего Адачи за собой, пока тот был не в силах сопротивляться. Они направились на второй этаж уже офиса одного агентства, плотно сотрудничающего с этими людьми. Как только тело занесли, остальные незамедлительно прошли внутрь. Они закрыли все окна, двери и оставили включённой лишь одну лампу, светившего прямо на Адачи, пока тот смиренно сидел на стуле и ничего не мог сделать. Лишь краем глаза он заметил, как за столом сидит человек с белыми волосами средней длины — по всей видимости, босса пятерых людей, схвативших Адачи — и студент почувствовал что-то знакомое в этом человеке. Возможно, он видел его где-то в журналах или агитационных постерах, но в нынешней ситуации он не мог мыслить. Мешали горящие дыхательные пути. — Приступайте. - отдал приказ босс.***
Отрывками он вспоминает, как его сильно били в перемешку с закидыванием бобов. Также он не желает вспоминать, как тогда он согласился выполнить всё, лишь бы эти пытки прекратились. И также он не желает вспоминать, как при попытке отказа признания вины за убийство человека его заставляли есть бобы. Однако ближе к утру следующего дня студента полностью сломали, и взгляд его был пуст, как будто случилась психологическая атака и резкая перемена сердца. Отрывками он вспоминает, как без сил зашёл в полицейский участок и признал вину за убийство незнакомого ему человека. Что он помнит отчётливо, так это удивлённый и неверующий взгляд родителей в то, что их родной сын мог совершить такое. Суд тогда затянулся на четыре часа — звали преподавателей и тех, кто мог что-то сказать про Адачи в его защиту; присоединился даже Директор Незу, взявший на себя ответственность за совершённое действие его студентом — но всякий раз защита аннулировалась, поскольку обвинённому не хотелось, чтобы кто-то ещё страдал из-за него. Ему не хотелось, чтобы кто-то брал вину за него — его заставили поверить, что это сделал он. — Это сделал я... Не надо, не защищайте меня... - говорил тогда студент. Тогда суд принял решение заключить студента в тюрьму на двадцать лет, поскольку он сам признал вину и сам пришёл в ближайший полицейский участок с сообщением об убийстве. Тогда люди смотрели на Адачи с особой радостью, ведь будь вместо заключения в тюрьму смертная казнь, он бы легко отделался от постоянного гнёта и угрызений совести за то, что он подтвердил свой статус преступника на тот момент. Но тогда студенту было индиффирентно, ведь его волновала лишь собственная безопасность, подальше от ужасных людей. Подальше от тех, кто заставил его признать ту вещь, которую он не мог совершить. Но которые заставили его думать, что это он. «Кажется, мне скоро надо вставать...»