***
Мару открыла один глаз, щурившись от боли, и посмотрела на багровую луну, фиолетовое небо и розовые звезды. Ей становилось невыносимо больно, и казалось, что в начертанной на крыше печати она сидит уже целую вечность. — Во славу… — не могла выговорить Мару, — во славу… Боль душила, сжимая горло, пронизывала легкие и выламывала кости. Все ее тело, кожа, ногти — все изнутри горело красным. Было ли это пламя? По ощущениям было. — Ну же… — шептал Мао, сжимая кулаки. — Во славу Багровой Луны! Скажи это! Мару замолчала. Она зажмурилась, передохнув немного. - Во славу Багровой Луны! - наконец закончила она. Ее голос превратился в тонкий скрип, еле слышимый. Но луне этого вполне хватило. Костер загорелся ярче прежнего и вознесся вверх, столпы света рассеялись и вскоре огонь утих. Окровавленная луна стала вновь привычно голубой, а дым, испытывавший Маркеллувначале прочность, выветрился, устремившись в небо. Он покинул город, покинул тело Мару. Выполз из ее рта, словно змея. Кагаяки выдохнула последнее, что оставалось в груди, моргнула раз и рухнула на землю. — Благо… — выдохнул Ашия, вытирая пот со лба. Цубаса понеслась прямиком к изнеможенному телу. Мару валялась без сил, как трупы на площади и во дворике у здания банка. «Мар-кел-ла!» — проговорила Цубаса, разделяя по слогам, и тут же ткнула Мару носком ботинка. — Перестань! — прикрикнул Люцифер и сейчас же оказался подле Цубасы. Он присел на корточки около Мару, лежавшей то ли замертво, то ли без сознания. Приложив тыльную сторону ладони к горячей щеке, он заметил, что метка на ее шее пришла в норму и выглядела вновь как неаккуратная бугристая татуировка. Быть так близко к Мару ему позволяло лишь то, что она была в отключке. Ни в жизни Урушихара не подошел бы к ней после бойкота длиной в целые сутки. Мару стала приходить в себя, когда Урушихара убрал с ее лба растрепавшиеся волосы. Он отдернул руку и спрятал за спиной. — Где я… — пробормотала Мару, еле выговаривая буквы. Перед ней размывался силуэт прекрасного чернокрылого ангела. В раннем детстве Мару в них не верила, но, встреть она такого на страницах книг, обворожительного и с роскошными крыльями, ей бы точно захотелось, чтобы ангелы существовали. Благо, так оно и оказалось на самом деле. — Люцифер? Ты знаешь, что ты красивый, я не скажу тебе об этом… — Мару помотала головой. — Стоп, шабаш закончился? — Да, Мару! Ты смогла! - Цубаса подняла ее за плечи. — И твоя метка восстановлена. Теперь мы можем вернуться в морг и разобраться с Агатой Филимон! — Попридержите коней! - прервал ее голос, раздавшийся в темном небе. На крышу опустился еще один ангел, но со светлыми крыльями. Сариэль — нынче енуемый Саруэ Мицуки — был неподалеку все это время, разбуженный грохотом и топотом мертвецов, шагавших по улицам Хатагаи. — Думал, землетрясение! А если вы разбудили госпожу Кисаки?! — Расслабься, весь город спит… Мару поподскочила быстро моргая глазами, картинка перед которыми до сих пор еще плыла. — Да сколько же вас здесь… — вздохнула она, разглядев очередного ангела. — Эй, Тюрдис! Стой, нет! Это не едят!.. Мао, Эми, Сузуно и Ашия обернулись, глядя туда, куда указывала Мару, и лицезрели Тюрдис с широко раскрытой пастью — как оказалось, демоны из Змеиного Клыка могли открывать рот куда шире, чем это позволяла, на первый взгляд, их анатомия. Демонесса перестала тянуться к голове ангела и замерла, словно ребенок, которого пресекли за злодейской пакостью. — Ты еще что за чудовище?! — горланил Сариэль, пятясь назад. — Сожрать меня удумала! Тюрдис поглядела на него с удивлением, как посмотрел бы любой на внезапно заговорившую тарелку с ужином. — Не очень-то и хотелось… — фыркнула она. — Хотя с другой стороны, съешь меня! Все лучше, чем жить с разбитым сердцем! — захныкал ангел. — Моя богиня так и не ответила ни на одно мое любовное письмо! Я отправил уже тысячу! — Ты отправляешь ей письма?! — хором вскрикнули Мао и Эми. — Каждый четный день месяца… - почти рыдал Саруэ. - Ну почему она не отвечает?! — У меня из-за тебя аппетит пропал… — сглотнула Тюрдис и отвернулась от несчастного ангела. Настала пора вернуться в Сейкай. Там, под этажами, уже заждалась госпожа Филимон, желавшая, чтобы кто-то поскорее раскрыл ее тайну. Тюрдис вместе с Сузуно отправилась в Дзимботе, отдыхать после долгой дороги, а Саруэ попросили убраться на улицах. Против он ничего не имел, ведь «такой богине, как Маюми Кисаки, не подобает спать в городе, усыпанном смердящей гнилью» — так она сам сказал. Мару помогли спуститься с крыши и пройти через дворик к выходу. У самых колонн девушка опомнилась и вернулась обратно к банку, где уже не осталось ни одного следа демонического обряда. — Вот! Самое главное! — радостно пропела Мару, прихрамывая и держа в руках обточенные деревянные веточки с нанизанным на них золотистым зефиром. — Я купила упаковку, пока относила Мичи домой. Угощайтесь! — Они жарились… на костях? — уточнила Сузуно, морща нос. Нависла неловкая пауза. Никто не спешил попробовать угощение, пусть и предложенное от чистого сердца. — Не нравится. — Мару гордо вскинула голову, сдувая с лица челку, и откусила хрустящий зефир. — Не ешь! Она ступила вперед и под ногой что-то зашуршало. Не так, как шуршит затоптанная листва, а как обычно шелестит смятая бумага. Мару нагнулась и вытянула из-под ботинка испачканный уличной грязью обрывок бумаги. Осознание не заставило себя долго ждать — это вновь была такая же бумажка, как и оставленная в кабинете Кагаяки. Желтая и разлинованная. На этот раз неизвестный сунул ее Мару прямо под ноги. Разгладив записку, Мару прочитала следующее: «С праздником, Маркелла». Мару задрала голову и осмотрела с подозрением луну, все еще розоватую после шабаша. — Что там? — окликнул ее голос, природу которого Мару не стала разбирать. — Ничего.Университетская больница Сейкай, Синдзюку, Токио
В морге при Сейкай все осталось прежним, разве что дверь пришлось отпирать силой. Под ней горой лежали трупы и попасть внутрь было проблематично. Мару сразу же прошлепала в нужную комнату. — Что ж, Ана Сайто, дорогая… сейчас мы узнаем, где ты прячешь свой космо-булыжник… В комнате было пусто. За исключением нескольких выбравшихся из ячеек тел, в комнате больше никого не было. Мару обошла всю комнату, открыла все ячейки залезла под стол, не пропустила ни одного ящичка шкафа. Агаты Филимон и след простыл. — Мару! — позвала Цубаса. — Я не чувствую ее здесь! Она где-то на улице! «Вот дерьмо… — про себя подумала Кагаяки. — Но как она вышла? Морг ведь был заперт...» Чутье сефиры привело Ашиес и компанию к больничной часовне. Там они и нашли девушку в желтом платье. Примечательным было то, что она не лежала без движения, как полагалось умершим, а при свечах молилась в полном одиночестве, стоя на коленях у алтаря. — Добро пожаловать в дом божий, братья и сестры! — сказала Мару, как только вошла в часовню. — Кто вы?! — перепугалась Агата. Ее лицо было таким же бледным, как и при поступлении в морг, платье измазано в крови. Глаза метались из стороны в сторону. — Помогите мне! — Что случилось, сестра? — продолжала придуриваться Кагаяки, за что получила от Героя в поддых. — Я не знаю, где я… куда меня доставили ангелы? Что это за мир? — Ангелы… тебя доставили в этот мир ангелы? - спросила Эми. — Просто аллегория! Эми снова пихнула Мару, и протянула обескураженной девушке руку. — Пойдем. Расскажешь свою историю.***
Как всегда, Агата первой спустилась вниз. Она задержалась на лестнице, раздвинула занавески, роскошные, хоть и чуточку потертые, приобретенные в модном доме в Санкт-Игнорейдо, и взглянула в окно: какой будет сегодня день? Вообще-то была еще ночь, потому что еще не расцвело, но снег прекратился. В свете луны смутно виднелся сад, но это был уже не тот сад, что раньше. Изменились все очертания, круглые кусты форзиции сплющились под тяжестью снега, деревья надели белые шапки. Все было странным и неузнаваемым. Сегодняшний день обещал Агате прогулку в сказочном заснеженном мире. Агата увидела, как отъезжает экипаж отца. Он часто ночевал в своем кабинете и, не поднимаясь наверх, уезжал поутру по рабочим делам. Выйдя на улицу через кухню, не желая попадаться на глаза старому лакею Горацио, Агата совершила побег из поместья Филимон, от матушки, склонной впадать в переживания и тревоги каждый раз, когда Агата покидала дом, не важно, в сопровождении или нет, от собаки по кличке Леди, чья белая пушистая шерсть с годами пожелтела, и Леди стала напоминать остриженный куст форзиции в цвету, и от вечно угрюмой, тонкой и сморщенной тетки Полли, бывшей когда-то Агате нянькой, но теперь она лишь вязала на кресле и едва ли могла вспомнить имя племянницы. Агата вышла на улицу и пошла в сад. Ей хотелось надышаться воздухом, прежде чем поместье проснется и Агату загонят в дом заниматься с гувернанткой с Восточного континента, обучавшей графиню диалектам. На ней была надета меховая белая цигейка, накидка по локоть длинной со смешными помпонами на шнурке, лаковые сапожки и желтое платье, цвет которого был повсюду в графстве круглый год. Герб Филимон также был окрашен в желтый, содержал в себе корову, полумесяц и раскидистые плодородные поля. Желтый цвет нравился Агате по простой причине того, что был ей родным и везде, куда бы Агата не отправлялась, напоминал ей о доме, ее землях и людях. На улице было морозно, но не слишком: щеки румянились, но не краснели до больного. В саду Агата первым делом присела рядом с заледеневшим фонтаном, на дне которого, сквозь лед, просматривались несколько серебряных монет. Под определенным углом они начинали блестеть и забавно переливались под изгибами прозрачного льда. Луна светила ярко, иногда скрывалась в облаках. Агата наблюдала за движением облаков, когда услышала чей-то голос. Он донесся издалека, и девушка не предала этому большого значения, решив, что в это время прислуга, должно быть, готовилась к подаче завтрака, занося продовольствие с улицы. Агата сидела у фонтана, пока луна не скрылась напрочь, отказываясь быть соучастницей этой прогулки и заставлять монетки на дне игриво мерцать. Над головой пронеслась стая воронов — частых гостей графства. Именно они уничтожили в прошлом сезоне почти двадцать процентов урожая. Агата посмотрела на них, закусив губу, и, пока те мерзко тарахтели на карнизе, собиралась швырнуть в них камень или твердый снег. Пошарив под ногами, она подняла с земли шероховатую ледышку и замахнулась на надоедливых птиц. В темноте, такой близкий, но все еще неподвластный и неуловимый, загорелся блеск металла и тут же исчез. Агата ахнула, выронив из рук лед. — Кто здесь? Из мрака вышел невысокий, тощий мужчина. Он был одет в рванную, пропахшую гнилым мясом плешивую овечью душегрейку и походил на гадкого жука куда больше, чем на человека. — Кто вы такой? Что вам нужно? Теперь уже Агата видела, зачем он пришел. За пазухой он прятал нож и крепко сжимал рукоять. — Брошь давай, — сказал человек, обнажив пару-тройку оставшихся во рту зубов. Агата посмотрела на брошь с фиолетовым камнем, которой с утра она заколола накидку. — Вы голодны, господин? Пойдемте со мной, я прикажу подать вам супа… — Брошь гони! — напирал грабитель. Агата не сдавалась, хоть и чувствовала дрожь в коленях, то ли от мороза, то ли от морозного блеска выглядывавшего острия. — Зачем Вам эта брошь? Вам нужны деньги? Пойдемте, я дам вам денег в доме. — Смотри сюда, дрянь! — он показал Агате нож и направился к ней. — Давай сюда брошь, ты… Агата смирно стояла, не двигаясь. Когда мужчина остановился, она сорвала брошку с груди и поднесла ее к лицу. — Мой отец, Франческо Филимон, кормит своих людей круглый год! Он научил меня не оставлять подданных в трудный час и не воровать! Мой отец никогда не воровал! И никто не сворует у него! Она помедлила, думая, что сделать с брошью, и, наконец, сунула ее себе в рот. Глазами она обвела грабителя, впавшего в ярость. — Ах ты, шалава! — взревел он и набросился на девушку, попытавшуюся вырваться, но безуспешно. Клинок вонзился в грудь, расплескав фонтаном теплую кровь, струйки ее сочились, разбрызгиваясь на снег. — Я вырежу из тебя эту брошь! Вырежу! Агата видела, как сереет в небе луна, не способная помочь теперь, как она вдруг стала голубеть, как опустился будто-бы ангел, накрыл ее мягкими крыльями и поднял к голубым небесам, к луне, и почему-то Агате показалось, что так все и должно было быть.***
— Получается, брошь… — вставила свое слово Мару, прерывая молчаливую паузу. — Я ее проглотила… - неловко ответила Агата. С какой стороны не посмотри, проглоченная брошь не была на руку никому из присутствующих. Агата сидела на выдвижной серебряной полке, прибирала волосы, заметно переживая о том, что ее прическу расплели. Она положила руку на живот, когда после ее признания Эми закрыла глаза, а Мару подняла брови, осознавая, какой абсурд ей достался вместо обычного врачебного дела. Ей хотелось вернуться назад и остаться лежать в темноте, пялясь в игровой экран, или работать в лаборатории, как и хотел Керо, или и вовсе, не отлынивать от работы сегодня и остаться в клинике. Мару цокнула языком, приняв, что она не осталась бы в клинике и не стала бы делать то, что поручил Керо. Ни при каких обстоятельствах ей не удалось бы избежать сегодня встречи с Агатой Филимон. — Что ж… я смогу достать брошку, без проблем. — Вы ведь вернете ее мне? — спросила Агата. Мару захлопала глазами, замотала головой туда-сюда, ища, на кого-бы скинуть ответственность и ответ на вопрос девушки. — Когда я… — она откашлялась. — проведу аутопсию, я смогу легко ее достать и отправить твоим родственникам на Энте Исла. — Но я… — Госпожа Филимон… — попытался помочь Ашия, — Вы… простите, мне жаль, но Вы… Он не смог выговорить ни слова о том, что Агаты Филимон больше не было. Ее не существовало ни в одном из миров, ни на Энте Исла, ни на Земле, только лишь в памяти и в родословной книге семейства Филимон. Тело Агаты превратилось в тело Аны Сайто, а ее воспоминания, надежды и опасения вскоре должны были растаять и исчезнуть навсегда. — Ты… мертва, Агата… — промямлила Мару. Она пыталась походить на тех врачей, которые всегда умело могли рассказать пациентам о нехорошем диагнозе, чего у нее никогда не получалось. — Как мертва? Но я же… Девушка ощупала себя, осмотрела руки, дыша резко и прерывисто. — Я ведь жива, посмотрите! — с ее уст слетел нервный смешок. — Вы что-то путаете… меня ждут дома! Эми положила руку ей на плечо. Как приободрить уже умершего человека, она и представить себе не могла. Стоит ли вообще пробовать? Эми отдернула руку, не ощутив в Агате тепла. — Мару, а ты можешь… - неуверенно начала Эми. — Нет, не могу. — отрезала Кагаяки. На глазах Агаты выступили слезы, она посмотрела на хмурую Мару и, не найдя в ней видимой жалости, схватила Эми за руку. Прижавшись лицом к ее ладони, она тихо взмолилась: — Пожалуйста, отведите меня домой… я хочу домой! — Мару, ты ведь поддерживаешь ее магией? Существует ли заклинание, которое может поддерживать дольше... Эми было страшно произнести даже одну отдельную букву из имени погибшей девушки. — Ты в своем уме? — бурчал Мао. — Это труп. Ходячий труп и все. — Мао, закрой рот! - крикнула дрожащим голосом Эми. - Маркелла, ты ведь знаешь все заклинания малебраншей! Ты знаешь их на том же уровне, что и Малакода, если не выше! Ты можешь… что-нибудь придумать? Ты ведь можешь ей помочь! Мару, совсем угрюмая, отчеканила магические слова ровно в ряд, не прерываясь. Плавно. Так, будто это было чем-то рутинным, каждодневным и привычным. Заплаканные глаза Агаты вмиг стали мутными, позвоночник неестественно легко изогнулся, и девушка упала Эми на руки. Ашия кивнул еле заметно, впервые одобряя решение Маркеллы. — Она мертва, а я — не Бог, чтобы идти наперекор смерти. Я не могу создать жизнь там, где ее нет. Она закинула ноги Агаты на полку, постепенно подготавливаясь к той самой «аутопсии», о которой говорила. Подсознательно все присутствующие понимали, что кроет в себе эта процедура. Цубаса сидела на стуле позади остальных. Она поджала к груди коленки и опустила голову. На лице застыло скорбящее выражение, осознающее неотвратимость такого исхода, но в глубине протестующее против него. — Мне жаль, что так вышло. — призналась Мару, пожимая плечами. — С момента ее смерти не прошло трех дней, потому призыв Багровой Луны сказался на ней так. Будь она не такой свежей, не проснулась бы в сознании и с нетронутой памятью. — И часто так бывает? — спросила Эми. — На Энте Исла хоронят строго спустя три дня, поэтому такие случаи исключительны. Именно по этой причине Малебранш не используют павших в бою демонов в качестве солдат. Проснувшись, они будут находиться в сознании и это… как бы сказать… Она достала из шкафа комплект инструментов для проведения различных патолого-анатомических махинаций. — Не гуманно. — закончила она. — Итак, всем спасибо за содействие. Брошь я вам отдам завтра, делайте с ней что хотите. А теперь поезжайте домой, вам пора поспать. И не забудьте постирать шмотки и хорошенько помыться. Мару взяла паузу, засмотревшись на тело неизвестной с этой минуты девушки. — Чуть не забыла! - опомнилась она. - Не дайте Тюрдис сожрать гражданских.***
На утро брошь с граненным осколком Йесод лежала у Керо Накамуры на столе, дожидаясь Эмилию, свою новую хозяйку. На задней стороне серебра была вырезана надпись «И. Филимон». Брошь была семейной реликвией и Эмилия, зная об этом, собиралась позже передать ее через Эмераду законным владельцам. По ее словам, осколки Йесод были безопасны, раз могли служить носителю щитом от колдовства, такого сильного, как колдовство Маркеллы. Кагаяки была с этим не согласна. Она была убеждена, что нельзя кому попало раздаривать такую силу, и в конечном итоге она обернется против этого «кого попало», если не против кого-то еще. Керо осмотрел украшение, угрюмо кивнул и позволил Мару лечь на диван. Пока Му Тхирасак не пришел партулировать больницу, она дремала на мягких сиденьях, а когда в кабинет вошли, она спрятала уставшее лицо за медкартой, которую пыталась прочитать последние десять минут, но первая строчка все никак не подавалась пониманию. — Брошь лежит на столе, Лия. — пробормотала она заранее заготовленные слова. Большим сюрпризом было увидеть Урушихару вместо девушки, назначившей встречу на послеобеденное время. — Ты меня игнорируешь. — сказал парень, вырвав у Мару из рук бумаги. Мару молчала, соображая на больную голову, что только что произошло. Пожалуй сейчас она была готова встретить кого угодно, но не Урушихару. Отношения между ними и правда делались неочевидными. — О чем ты? — Ты не говоришь со мной уже вторые сутки. Мару прошагала к рабочему столу Керо и уселась в кресло. — Как бы я с тобой поговорила, если я все время на работе? Всю вчерашнюю беготню на меня так смотрел, будто я — первый враг народа. Заметь, что и ты не заговорил первым. — Мару щелкнула по брошке, та отлетела на самый край стола. — Передай Герою эту штуку. Гипотетически можно попросить Тюрдис подбросить ее до Энте Исла. Она, к слову, как себя чувствует? — Я думал, что ты не хочешь меня видеть… Урушихара потупил взгляд, спрятав глаза, которыми секунду назад высматривал в Мару хоть что-то, что могло зацепить и дать надежду. Какой-то отклик, но ничего не было. Она, словно сквозь пелену рассматривала ногти на руках, то вытягивая пальцы, то переворачивая кисть и сжимая в кулак. Сама она в это время думала о том, как бы свести весь этот накал в шутку, как бы провести парня, заставив очаровательно посмеяться, и убрать тем самым напряженную гримасу с его лица. Как вынудить его остаться? Потому что Мару, конечно же, хотела, чтобы он остался, но без раздражающего напора и желания воевать. С ним она не хотела спорить, по крайней мере, на эту тему. Ей она казалась дотошной, скучной и не имеющей никакого значения. Есть ли способ внушить это Урушихаре? Парень уже было собрался взять брошь, блестевшую как-то пусто, и уйти, чего ему делать не хотелось, но холодность Мару толкала его на это. — С другой стороны, почему-бы нам не поговорить сейчас? - быстро сказала Мару, когда Урушихара уже начал оборачиваться. Она распрямилась, и в ее глазах Урушихара разглядел что-то теплеющее. Ультрамарин таял, превращаясь в цвет ночного неба, обогреваемый отблесками рыжих фонарей и желтой луны. Мару улыбнулась, чуть мелькнули белые зубы и детская, скорее даже придурковатая, щербинка. Урушихаре показалось, что даже ее щеки и нос порозовели. Все в миг встало на свои места. Он нахмурился, но не сердито и не задумавшись, а пытаясь скрыть то, что был действительно рад, что виденье Мару в голове вновь заимело отражение в жизни. — Как сегодня погодка? Летная? Люциферу было нетрудно понять, чем занималась Маркелла. Лучшее, что у нее получалось всегда и везде, при любых обстоятельствах — давать заднюю. Урушихаре и самому не хотелось продолжать распри, но сейчас Мару будто околдовала его своей доброй улыбкой и глубоким, теплым океаном в глазах. «Пусть делает что ей вздумается» — решил Урушихара. — Мару. — с неожиданной ласковостью сказал он и больше не смог сдерживать улыбки. — Сделай одолжение: перестань курить, а то целоваться с тобой невкусно. Мару прищурилась с досадой, осознавая, что у ее харизмы и обольстительности не было ни шанса против Люцифера, находившегося в хорошем расположении духа. Не теряя хватки и не переставая улыбаться, она кивнула и сказала мягко, с придыханием, будто вот-вот рассмеется: «Хорошо». Они поймали взгляды друг друга и в их сердцах что-то затрепетало и заелозило. Все завершилось так, как им хотелось. И для обоих это был хороший знак. В кабинет зашел Керо, окинув стол, за которым сидела Маркелла и влюбленно смотрела на Люцифера, который наверняка так же влюбленно смотрел на Маркеллу, но видеть доподлинно Керо мог только как тот с возмущением и нежным румянцем на лице обернулся. Он взял брошь и направился к дверям, огибая Керо и пряча он него смущенные глаза, а Керо с осуждением, но все же извинился за вторжение, прежде чем парень покинул кабинет. — Кагаяки… — сказал он, выражая одним этим словом все свое негодование. Кажется, фамилия вскоре станет именем нарицательным, если Мару что-нибудь не предпримет. Но Мару, разумеется, ничего не собиралась предпринимать. Она влюбленно пялилась в коридор, в котором только что исчез ее вдохновитель. — Керо, у меня для тебя есть подарок. — она вынула из внутреннего кармана пиджака две жестяные пачки сигарет. — Держи. Импортные. Дорогущие… — Я не курю, Мару… — сказал Керо, утомленный дурацкими шуточками. — А я собираюсь немного поработать. Дельце интересное нашлось. — Ты про мальчика с простудой? - Керо указал на тонкую стопку бумаг на столе. И правда, очень захватывающе! — Да… — протянула Мару, витая в своих мыслях. Что-то заставляло ее видеть это простецкое дело и впрямь очень захватывающим.