Заключенный №214782

«…сегодня вынес приговор по делу майора Кристофера Саммерса. Напомним, что мистеру Саммерсу в течение десяти лет удавалось скрывать факт, что три его сына являются мутантами. Как сообщает следствие, все трое принадлежат к категории «А» и представляют серьёзную угрозу. Старший из братьев, Александр Саммерс, несколько месяцев назад совершивший побег из Массачусетской Колонии, по-прежнему находится в розыске, двое других переданы для наблюдения в Институт Новейшей Биологии в штате Мэриленд…» Чарльз выключил телевизор и положил пульт на стол. Он слушал эти новости каждый день и убеждал себя, что ему всё равно, и к нему это не относилось. Люди ловили мутантов и наперебой рассказывали о передовых разработках, которые вводились в колониях для лучшего контроля, учёные создавали новые лекарства, используя носителей гена «икс» как материал, а армия обогащалась усовершенствованными видами биологического оружия. Война, для которой предназначалось это оружие и которую пресса лихо окрестила Третьей Мировой, предрекая её начало в ближайшие двадцать лет, уже шла полным ходом. Просто не все были готовы это увидеть. Резко отодвинув стул, Чарльз поднялся из-за стола, набросил пальто и вышел на улицу. Было морозно и безветренно, голые деревья некогда ухоженного парка перед особняком стояли неподвижно, не отбрасывая теней. На самом горизонте исполинским изваянием застыла спутниковая тарелка. Сколько Ксавье себя помнил, она всегда была направлена в одну сторону и ни разу не меняла своего положения. Чарльз спустился с крыльца. Рядом на снегу осталась цепь свежих следов, оставленных Лэншерром пару часов назад. Эрик уходил, не оглядываясь, зная, что его не позовут назад. Теперь он знал, что в мире было на одного предателя больше. Внизу на низкой парковой ограде Чарльз увидел отпечаток широкой ладони на снегу, словно Эрик оступился и опёрся о каменные перила, чтобы не упасть. Здесь Лэншерр долго стоял, а потом двинулся дальше, перед этим зачерпнув с ограды ещё немного снега, должно быть, чтобы смочить лоб. Форд остался на своём месте. Эрик мог забрать машину, ему для этого не потребовался бы даже ключ, но он её оставил — не из благородства, а потому, что этот номер знал каждый патруль, и Лэншерр не проехал бы и пары миль. Чарльз сел на водительское сиденье и откинулся на спинку кресла. Сквозь лобовое стекло были видны распахнутые настежь ворота с развороченным замком. Ксавье отдёрнул руку, когда понял, что неосознанно перебирал между пальцами тонкие звенья цепочки. Он снова надел её, когда Эрик ушёл. Прежде всего это был подарок матери, и он не должен был ассоциироваться с Лэншерром. Он ещё мог нагнать его. Тот был ранен, а до ближайшего города оставалось не менее двух часов пути. Нужно было найти его раньше, чем полиция. Чарльз вытащил из кармана ключ, вставил в замок зажигания и повернул. Машина завелась мгновенно, и хотя он помнил, как надрывался двигатель Форда последние дни, теперь звук был чистым. От Чарльза не требовалось ничего сверхъестественного — просто поехать за ним. Найти посреди дороги, перегородить ему путь и велеть сесть в машину. Не уговаривать, не уверять, что больше такого не повторится, — Эрику это было не нужно, он привык к действиям простым и понятным. Нужно было найти его и разрушить свой мир окончательно. Секунда, и Чарльз заглушил мотор, вытащил ключи и сунул их в карман. Необдуманные поступки были не по его части, а погоня за своими желаниями могла стоить ему слишком дорого. Он дотянулся до кейса на заднем сиденье и вышел из машины. Маленькую лабораторию в подвале особняка Чарльз оборудовал сам. Здесь, за дверью с кодовым замком, он прятал свои исследования. Официально Чарльз Ксавье составлял реестр способностей мутантов и был одним из самых молодых профессоров в Институте Естественной Мутации. Коллеги не замечали, с каким вниманием он просматривал карты наблюдений за телепатами, и понятия не имели, что на самом деле Ксавье пытался изучить самого себя. Чарльз поставил кейс с пробами крови на стол, сдвинув в сторону сложенный журнал. Этот номер «Генетики» недельной давности кто-то принёс в их отдел ради одной статьи. Учёные в Торонто расшифровали формулу ДНК мутантов, провели первые опыты по интеграции её в человеческие гены и получили совершенно ошеломляющие результаты. Неуязвимое тело и сверхъестественная сила превращала обычного человека в живое оружие. Уже более двадцати добровольцев записались в эту программу, несмотря на то, что разработка приживалась только в одном из ста случаев. Чарльз помнил, с каким азартом уцепился за эту статью профессор Корнелиус. «Если бы наша грёбаная разведка лучше работала в Канаде, мы бы уже поставили на вооружение солдат совершенно нового уровня, — прогремел он, швырнув журнал на стол Чарльзу, откуда тот его и забрал. — А вместо этого мы тут сопли жуём и пробирками бренчим!» Собственный проект по расшифровке генома мутантов, любовно названный Корнелиусом «Оружием Икс», пока не приносил результатов. Чарльз вытащил из шкафа громоздкий микроскоп и едва не выронил его, когда зацепил ногой инвалидное кресло. Оно стояло здесь уже давно. С того самого дня, четыре года назад, когда в результате аварии реактора в институте Чарльз получил огромную дозу радиации, после которой люди не выживают. «Мне очень жаль, профессор Ксавье, — сочувственно качал головой врач, избегая смотреть ему в глаза, — но вам остался год, может быть, два» Доктор понятия не имел, что неутешительные результаты анализов и кошмарные струпья на теле Чарльза были всего лишь телепатическим внушением. Ксавье, с трудом дышавший и стиравший выступающий на лбу пот, на самом деле был абсолютно здоров. Для мутанта радиация была безвредна, это знал каждый учёный в отделе радиологии, где ежедневно облучали десятки подопытных, наблюдая за тем, как видоизменялись и выходили из-под контроля их способности. Единственным последствием для Чарльза стала головная боль и болезненно обострившееся телепатическое восприятие — почти неделю он слышал все без разбору мысли окружающих, и это едва не свело его с ума. Диагноз, второпях внушенный врачу, оказывается, должен был парализовать ноги. Ксавье слишком поздно понял, в какую ловушку загнал сам себя, и вынужден был принять условия собственной игры. Он был здоров, но должен был изображать калеку. Он мог встать на ноги в любой момент, но колол себе в икры миорелаксант с обезболивающим и привыкал к чужим сочувствующим взглядам. Он боялся подниматься с инвалидного кресла даже дома, но не решался скорректировать память окружавшим его людям и заставить их забыть, что произошло. С каждым днём вопрос, готов ли он был похоронить себя заживо, чтобы притворяться дальше, становился всё острее. Пока однажды к нему в особняк не приехала Мойра. В руках у неё была коробка с ампулами, которые она выложила перед ним на стол. «Я не уверена, что это поможет, Чарльз, но давай попробуем, пожалуйста», — попросила она. Это был экспериментальный препарат, над которым МакТаггерт работала последние два года. Чарльз с улыбкой согласился, не замечая, как внутри, словно раковая опухоль, росло отвращение к самому себе. Он знал, что лекарство было сделано из крови мутантов и что Мойра впустую рисковала своей карьерой, когда вынесла секретную разработку ради него. Через год Ксавье поднялся из инвалидного кресла, стараясь не видеть искреннего счастья в глазах МакТаггерт. Тогда ему впервые невыносимо захотелось рассказать ей, кем он был на самом деле и где лежали все привезенные ею ампулы, к которым он так и не прикоснулся. Чарльз закрыл дверцу шкафа и подключил микроскоп. Сейчас он понятия не имел, что будет искать. С кровью он работал редко, вся его научная деятельность касалась более глобальных вещей и психологии. Но это было обещание, данное Лэншерру, которому уже не было до него дела. Ксавье положил на предметный столик стекло с каплей крови Эрика и наклонился к окулярам. Несколько минут он смотрел, не отрываясь. Самое первое предположение оказалось самым верным. Клетки крови были повреждены, словно что-то внедрилось в них, нарушило их структуру. Чарльз поднял голову и перевёл взгляд на кейс, принесённый из машины. Из двадцати пробирок с пробами уцелело только три. Металлические кольца, опоясывающие остальные ампулы, просто раздавили хрупкое стекло. «Энджел Сальвадор, номер 2159873. Категория «В», 7 день» — значилось на пробирке, которую Ксавье осторожно вытащил из мешанины осколков и крови на дне чемодана. Под микроскопом оказался почти такой же результат, но повреждено было в десятки раз меньше эритроцитов. Чарльз отложил стекло и потянулся за двумя следующими. «Виктор Крид, 2159865. Категория «А», 11 день» «Уоррен Уортингтон, 2159861. Категория «С», 8 день» Повреждения были точно такими же. Можно было подумать, что мутантов вычисляли именно так — по этому признаку, маркеру, который было легко обнаружить даже у тех, кто ещё не подозревал о своих способностях. Но Чарльз знал, что это было не так. Он следил за каждой новой разработкой, помогавшей вычислять мутантов. Анализ ДНК был самым простым и проверенным способом, в некоторых штатах в родильных домах эту процедуру обязывали проводить с каждым ребёнком — именно оттуда поступал самый «неиспорченный материал», как шутя называли ученые новорожденных мутантов. У людей были сканеры, реагировавшие лишь на определенные виды мутации, ультразвуковые генераторы, которыми легко отыскивали мутантов с обострёнными чувствами, психологические тесты для выявления особенностей их психики. Только телепаты по-прежнему оставались самой трудной категорией. Ксавье откинулся на спинку стула, рассеянно глядя на стол. Под рукой у него не было никаких проб крови, чтобы сравнить и найти различия. Кроме его собственной. Поморщившись, Чарльз проколол лезвием палец и отправил каплю крови под микроскоп. Его эритроциты были в норме. Он долго двигал стекло под объективом, так и не заметив никаких повреждений. Вместо этого он наконец-то понял, в чём была разница. В крови заключенных кроме мутировавших клеток было что-то ещё. Что-то, что удалось рассмотреть, только выкрутив регуляторы на максимальное приближение. В плазме застыли миллионы крошечных частиц, похожих на мельчайшие осколки. Они не были ни вирусом, ни бактериями, а чем-то искусственным, неорганическим, что попадало в организм каждого в колонии. Чарльз думал, что успокоится, узнав ответ. Поймет, от чего на самом деле умирал Эрик, и примет это, как данность. Решит, что не смог бы ему помочь, даже если бы тот остался, потому что Чарльз не имел ни малейшего понятия, что это. Но он всё-таки представил на секунду, какого было бы сейчас повернуться на стуле и встретить внимательный взгляд серых глаз. И в ответ на требовательное «Что это?» пожать плечами и сказать: «Прости, Эрик, я не знаю, но тебе осталось жить где-то неделю». Чарльз потёр ладонями лицо. Он бы хотел сейчас выключить микроскоп, бросить в мусорную корзину остатки проб и подняться наверх. Налить себе кофе, дочитать главу книги, а потом выспаться и на утро посчитать случившееся кошмарным сном. Если бы здесь была Мойра, она смогла бы найти ответ, потому что изучала кровь мутантов каждый день и наверняка знала намного больше. Ксавье вытащил из кармана мобильный и включил его. Теперь, когда Эрика не было рядом, телефон снова работал, возвращая его к прежней жизни. Стоило поймать сигнал, как на экране высветилось сообщение о пропущенных вызовах. Семнадцати пропущенных вызовах. За три дня у него не возникло даже мысли о том, что могли подумать остальные — почему он так и не привёз пробы, а его телефон не работал. Чарльз вообще забыл, что существовал кто-то ещё. Теперь он собирался звонить Мойре и о чем-то её спрашивать. С каждым днём он всё глубже утопал в собственной лжи, не задумываясь о том, что МакТаггерт была единственной, кто имела право знать правду. Чарльз набрал её номер. — Мойра. — Господи, где ты? Я не могла дозвониться и подумала, что... — Я в порядке. Не смог позвонить раньше. — Я слышала, что произошло, — её голос не дрожал, но, закрыв глаза, он мог до мелочей представить и испуганный взгляд, и тот её характерный жест, которым она убирала с лица волосы, когда нервничала. — Патрульный сказал, с тобой в машине был тот мутант. Чарльз сжал пальцами переносицу. Всё зашло слишком далеко. — Да... Он угрожал мне, — как мало могло уместиться в этой короткой, ничего по сути не значившей фразе. Мойре лучше было не знать, что происходило там на самом деле. И что страха там было ровно наполовину. МакТаггерт напряженно молчала, а когда заговорила вновь, её голос стал тише и сдержаннее: — Он сейчас с тобой? — Что? Нет. Конечно, нет, — быстро ответил Чарльз. — Мы попали в аварию, и он сбежал. Ксавье словно говорил о ком-то другом, пересказывая сюжет недавно просмотренного фильма. Мойра облегчённо выдохнула. — Ты дома? Я приеду? — Не надо, — остановил он. — Мне надо отдохнуть, я вернусь через пару дней. Со мной всё в порядке. В трубке на заднем фоне Чарльз слышал голоса и приглушенный шум работы центрифуги. Там, в лабораториях, ничего не изменилось. Мутанты сбегали, их ловили — это случалось не каждый день, но давно перестало быть чем-то особенным. Это Чарльз сам себе казался человеком, пережившим бомбардировку и обнаружившим свой дом в руинах. — Хорошо. Тогда увидимся, — после паузы сказала Мойра. — Подожди. Кто-то громко, почти в самое ухо, крикнул: «МакТаггерт, ты скоро?». — Пять минут, — ответила она в сторону, и снова вернулась к Чарльзу: — Слушаю. — Я посмотрел образцы крови, — начал он, но Мойра перебила его: — Какие образцы? В её голосе проскользнула тревога. — Из колонии, — уточнил Чарльз, прекрасно зная, что в этом не было нужды. Она поняла всё и так. — У них в крови что-то есть. Какое-то вещество, убивающее клетки. Ты что-нибудь знаешь? Показалось, МакТаггерт прижала трубку ближе. Она молчала. — Мойра? Хлопнула дверь, и фоновый шум на том конце стих. — Да, — сухо ответила она. — Но я не могу рассказать всего, Чарльз. — Хотя бы что-нибудь. Пожалуйста. — Зачем это тебе? Она не злилась, не подозревала его, не пыталась подловить. Чарльз вдруг ясно понял — она боялась за него. Не стоило недооценивать её ум, Мойра умела сопоставлять факты и делать правильные выводы. — Мне нужно знать. МакТаггерт тихо вздохнула. — Это сыворотка. Её вкалывают всем мутантам по прибытии в колонию. Взгляд Чарльза упал на одну из пробирок. Кровь была взята у новых заключенных, а указанные дни означали время, прошедшее с момента инъекции. Он столько лет работал с этим, но ему просто не приходило в голову связать эти очевидные факты. Учёные наблюдали за эффектом, который препарат оказывал на кровь. — Она же только блокирует их способности, — медленно выговорил Чарльз. Про эту сыворотку слышал каждый. В десятках телевизионных выпусков и сотнях публикаций учёные рассказывали о последней модификации, позволяющей частично контролировать способности мутантов. Это была лишь мера предосторожности, способ держать огромную силу под замком. — Не только, — после паузы ответила МакТаггерт. — У неё есть побочный эффект. Тяжелые приступы Эрика не были неизвестной болезнью, — внезапно понял Чарльз, — они начинались сразу после применения его сил. — Побочный эффект? — Судороги и паралич, — сухо ответила Мойра. — Сыворотка активизируется при использовании способностей. Всё начало складываться в единую картину. Всё, что Чарльз уловил из мыслей охранников тюрьмы и увидел в воспоминаниях Эрика, вдруг встало на свои места. Ему не хватало всего лишь одного звена. В медблоке и камерах он видел парализованных мутантов. Сначала у них отнимались ноги, но постепенно паралич поднимался выше, захватывал всю нижнюю часть тела. До остановки сердца доживали немногие, остальные просто гибли, если сокамерники не помогали им. Все они умирали. Все без исключения. — Это смертельно? — спросил он, заранее зная ответ. Вот почему Эрик так боялся упустить оставшееся у него время. Он знал, что не выживет. — Четыре года. Возможно, пять, — она пыталась отгородиться и не думать о том кошмаре, через который проходили заключённые. Мутанты были подопытным материалом, и многие давно перестали воспринимать их иначе. Чарльз молчал, сжимая в руке трубку. Пять лет назад Эрик попал в колонию. Пять лет назад ему по вене пустили смертельную дозу, которая медленно уничтожала его изнутри. — Чарльз? — позвала Мойра. — Да? — Если ты пытаешься помочь кому-то, лучше брось. Я тоже пыталась. Знала бы она, насколько близка была к истине. — Это ведь не случайный побочный эффект? — перебил её Чарльз. — Сыворотку ради него и создали, так? — Я не буду это обсуждать, — резко ответила Мойра. — И я очень тебя прошу не лезть в это. До скорого. Раздались гудки. Ксавье положил телефон на стол. Он хотел получить ответы, и он их получил. У Лэншерра не оставалось шансов. Лечения не было, и Чарльз это понимал. Отпустить Эрика и дать ему возможность покончить со своей местью было лучшим, что он мог для него сделать, но тупое упрямство и ощущение, что он сделал не всё, не давали ему закончить и отстраниться, как он поступал всегда. За спиной раздался хлопок. Непозволительное долгие две секунды Чарльз соображал, что это означало, но только почувствовав горький запах серы, он встал на ноги и медленно повернулся. Ксавье догадывался, что Эмма Фрост и Азазель смогут найти его так же, как вчера сделал он сам, но предпочел не думать об этом, понадеявшись, что для них он не представлял никакого интереса. И снова ошибся. Его лаборатория, переделанная из старого бомбоубежища, больше не была самым безопасным местом во всем доме. Чарльз не боялся — он всё ещё оставался телепатом, а их разговор с Эммой тогда так и не закончился. Но вся уверенность исчезла, едва Ксавье увидел того, кто появился с ними в этот раз. Прямо перед ним стоял Себастьян Шоу — тот, кого Чарльз видел в воспоминаниях Эрика, но ни разу не встречал лично. Тот, кто оставался для него всего лишь человеком из чужих кошмаров и никогда не существовал на самом деле. Его появление могло означать только одно — Чарльз действительно был зачем-то им нужен. — Прошу прощения за беспокойство, профессор, — деликатно нарушил тишину Себастьян. Он был именно таким, каким представляло его воображение Эрика — человеком, которого боялись не только из-за своры окружавших его мутантов, которых он держал на прочной невидимой цепи контроля. Боялись его потому что понимали, что перед этим Шоу как-то посадил их всех на эту цепь. Себастьян поправил воротник дорогого серого пиджака и с живым интересом посмотрел на Чарльза. — Много о вас наслышан, — добавил он. Эмма очаровательно улыбнулась Чарльзу и он понял, что Шоу говорил вовсе не о научных достижениях и открытиях. Себастьян Шоу появлялся на пороге дома очередного мутанта, с улыбкой устраивался в гостиной и вёл светские беседы, которые заканчивались неизменно вежливым «не пытайтесь сбежать, я всё равно вас найду». Через пару дней арестованного в набитом солдатами грузовике отправляли в колонию, где ему делали инъекцию с максимальным сроком воздействия в пять лет. Алгоритм был прост и теперь настала очередь Чарльза пройти то, через что он должен был пройти ещё шестнадцать лет назад. Шоу усмехнулся и покачал головой. — Ну что вы, профессор. Рано делать такие поспешные выводы. Ксавье бросил быстрый взгляд на Эмму. Та с холодным презрением выгнула бровь. Запреты Эрика лезть к нему в голову показались Чарльзу как никогда логичными. Он выдохнул. Бежать не было смысла. Азазель и Фрост были безупречными охотничьими псами. — Что вам нужно? — медленно спросил Чарльз. Ксавье всё ещё оставался уважаемым учёным, он хранил свою тайну многие годы и Шоу не пришёл бы сюда лично, будь его цель — просто бросить его в клетку, как остальных мутантов. Случайностей не бывало. Как простые люди запоминали лица, телепаты отличали одного человека от другого по ментальному образу, и сейчас этот образ был ему знаком. Там, в зоне отчуждения, Эмма Фрост и Эрик были не единственными мутантами, которых засёк Чарльз. — Я знал, что вы достаточно умны и не станете понапрасну тратить наше с вами время, — с уважением одобрил Себастьян. Он придвинул к себе стул и с комфортом устроился. Шоу был нацелен на конструктивную беседу и всем своим видом показывал, что надеялся вынести из неё максимум пользы. — Мне нужно, чтобы вы взяли под контроль Эрика Лэншерра, — с поражающим откровением сообщил он. Чарльз открыл рот, но не нашёл, что сказать. Себастьян смотрел на него с интересом ученого, только что начавшего важный эксперимент. Задумывался ли Шоу хотя бы на секунду о том, что это значило? Он манипулировал людьми, но не был телепатом и ни разу не чувствовал, какого это — подавлять чужую волю и требовать подчинения, ощущая, как трепыхается другой разум, пытаясь освободиться. Чарльз знал. Теперь знал. Этот дар был подобен наркотику, он возбуждал и увлекал, как азартная игра. Не потому ли его так уязвило, что Эрик мгновенно вырвался из-под контроля, стоило его отпустить? — Почему он? — выдавил Чарльз, в горле у него пересохло. — Потому что он особенный, — с такой улыбкой отец говорит об успехах сына. Или создатель — о совершенстве своего творения. — Чем? — резче спросил Чарльз. — Металл. Ксавье сморгнул, пытаясь понять, что тот имел в виду. — Сыворотка в крови заключённых, Ксавье, — пояснил он. — Вы прекрасно понимаете, о чём я. Это металл. Чарльз вспомнил публикацию из старого журнала двадцатилетней давности: два новых металла обещали невероятный прорыв в науке и медицине. Один из них, под названием адамантиум, оказался практически неразрушимым, и позже Чарльз не раз встречал целые статьи, посвящённые новым медицинским и военным экспериментам по созданию живого оружия. Про второй металл, способный влиять на активность гена мутантов, больше не упоминали ни в одном журнале или исследованиях, словно его никогда не существовало. — Лэншерр обладает определёнными качествами, — Себастьян не сводил внимательного взгляда с Чарльза. Он вёл свою игру, и ему было крайне интересно, каков будет результат. — Нужными мне качествами. — Он металлокинетик, — не трудно было связать всё воедино. Вот почему Шоу охотился за ним. Эта способность была не просто редкой — она не встречалась ни у кого из заключенных. — Единственный, поэтому он вам так нужен. Тот покачал головой. — Не единственный. Тем не менее, раньше было больше, пока их всех не перебили, — Себастьян говорил про них как про скот. — Вы и сами понимаете, почему. Распространение сыворотки давало металлокинетикам огромную власть — это было слабой точкой системы, которую люди с лёгкостью устранили. — Я здесь для того, чтобы найти одного из них раньше, чем это сделает правительство. — Но Эрика вы когда-то упустили, — напомнил Чарльз. В тот день Лэншерр оказался у Шоу в руках, и если бы он смог распознать его способности, если бы Эмма была чуть внимательнее, всё могло бы измениться. — О некоторых своих ошибках узнаёшь слишком поздно. Одна из них спасла Лэншерру жизнь. — Именно поэтому ему удалось сбежать? — О чём вы? — тем не менее, по усмешке Себастьяна было ясно — он не собирался ничего отрицать. Охрана не случайно позволила Эрику так легко с ними справиться. Не случайно в медицинском блоке в тот момент почти не оказалось солдат. Эмма приложила все силы, чтобы отвести их и расчистить ему путь. — Вам было нужно, чтобы Лэншерр выбрался. Себастьян с улыбкой смотрел на Чарльза так, словно был приятно удивлен внезапным открытием. — Я недооценил вашу проницательность, Чарльз, — спокойно признал он. — Поначалу я думал вас просто убить. Ксавье прекрасно понимал, почему. Шоу потратил много сил на то, чтобы вывести Эрика за пределы тюремных стен, но не смог предусмотреть появления в зоне отчуждения другого мутанта, который сумел бы ему помочь. Шанс был слишком мал. — Однако остаётся одна проблема. Мне нужен Лэншерр, но у нас с ним сложились... не очень хорошие отношения. В отличие от вас, Ксавье. Не очень хорошим Себастьян назвал, очевидно, убийство его матери. Или то, что было потом — как Эрик отправился в колонию и провёл там... сколько? Сколько именно лет по вине человека, который сейчас сидел напротив него, Эрик Лэншерр провёл в тюрьме? — Мы с ним тоже не поладили, — сдержанно ответил Чарльз, чувствуя неприятное давление в висках. Эмма Фрост была здесь — в его голове. Она искала брешь в защите и поджидала, готовая влезть, едва только он ослабит барьер. Эмма была сильнее, чем он полагал. Именно она рассказала Шоу, какого рода связь образовалась между ними. Именно она, потирая ушибленную вчерашним вечером руку, улыбнулась Себастьяну и сказала, что давить надо не на Эрика — давить надо на телепата. Именно она была той, кто когда-то не опознал в Лэншерре металлокинетика, испугавшись того, что Шоу заинтересуется своей новой игрушкой намного сильнее, чем... — Ублюдок, — выплюнула она и сделала шаг назад, прижимая руку к виску. «Не смей, Ксавье, — прошипела она у него в голове. — Не смей» Этого было достаточно, чтобы Фрост прекратила попытки добраться до его подсознания. У всех были свои слабые точки. — Ну, Эмма, — поморщился Шоу и вдруг улыбнулся ещё лучезарнее, словно этого и ждал. — Вам, Чарльз, вовсе не обязательно быть с ним друзьями. Вы можете действовать другими методами. Конечно, я мог бы попросить об этом и Эмму, но мне кажется, вы с Эриком сработаетесь намного лучше. — О каких других методах вы говорите, Себастьян? Вопрос вырвался у Чарльза раньше, чем он успел подумать — стоило ли идти против? Правило необходимого нейтралитета, которым Ксавье руководствовался всю жизнь, вдруг перестало работать. Какая-то часть Чарльза всё ещё отчаянно хотела остаться здесь и забыть всё, что он видел и испытал. Но это и правда была всего лишь часть. — Я уверен, вы, как отличный дипломат, знаете достаточно. Дипломатия была не тем, чем он занимался. Чарльз разговаривал с мутантами о природе их сил, но что бы было, задай кто-то эти вопросы ему самому? Расскажите о ваших способностях, Ксавье. Когда вы открыли их? Почему вы их не используете? Почему вы считаете, что умереть в своем особняке инвалидом — лучше, чем пожить полноценной жизнью хотя бы неделю? Месяц? На сколько могла бы затянуться ненормальная история с Лэншерром, которая выбила вас из колеи? Шоу поднялся, глядя ему в глаза — так он смотрел на Эрика в колонии. — Подумайте, Ксавье. Так же смотрел на Лэншерра сам Чарльз. Они стояли рядом, совсем как тогда. На Эрике теперь не было крови и порезов. Он не шатался, руки его больше не тряслись. Напротив, Лэншерр был поразительно спокоен, Чарльз бы даже назвал это умиротворением — тем самым, которое приходит к человеку, который добился цели. Чарльз держал ладонь на затылке Эрика, глубоко проникая в его разум и не встречая сопротивления, потому что Лэншерр не пытался — он стоял и ждал. «Слушай меня внимательно, друг мой, — повторил Ксавье, склонившись к нему. —Слушай и делай, что я скажу» Эрик медленно поднял руку, подчиняя металл в жилах сотен заключенных, разгоняя их кровь и заставляя бросаться на прутья, ломать камеры и поднимать восстания. Они бежали вперёд, как смертники, уничтожали тюрьмы и колонии, потому что больше никто не мог сдержать их натиск. Стены рушились, но Эрик этого не видел — он смотрел на Чарльза, спокойно и послушно, он больше никуда не рвался и был здесь. Время, которым он так дорожил, больше не волновало его. Он ждал, как ждёт собака, что ей скажут, какими бы ни были следующие слова хозяина, потому что пса можно приручить настолько, что он даже не задумается, если… Чарльз тряхнул головой, сгоняя с себя иллюзию. Наваждение отхлынуло, как волна, не оставляя за собой ничего — ни мыслей, ни чувств, только смятение. Он видел Эмму, которая мстительно улыбалась ему, глядя в глаза, видел Себастьяна, чья улыбка была сдержаннее, но острее. У Чарльза пропали последние сомнения в том, что Себастьян тоже был мутантом. Человек просто не мог пожелать всего этого миру людей. Фрост взяла вариант идеального будущего из головы Шоу и передала его Чарльзу — они нарисовали картинку у него перед глазами, но не смогли бы подделать мелкие детали, вроде ощущения волос Эрика под пальцами, которые он почувствовал в этот момент. Никто из них не мог знать, что на секунду Чарльз действительно побывал в этом будущем. Это мгновение он стоял там, держал Лэншерра и управлял его силой — своим идеальным оружием, которое мог и так сильно хотел получить. Чарльз сделал шаг назад, налетев на край стола, и Фрост наконец не сдержалась. Её смех отрезвил его, как скрежет ногтей по стеклу. Иллюзия сгинула, развеялась, словно выматывающий сон во сне, в котором он просыпался снова и снова, неспособный понять, где реальность. — Я дам тебе полный контроль над ним, Ксавье, — в голосе Шоу больше не было приторной фальши. Сейчас он буквально говорил: вас двоих разыскивают, я дам вам покровительство, а всё остальное возьму сам. Его убедительность ядовито влияла на собственные мечты Чарльза. Никаких компромиссов, но безумный идеальный новый мировой порядок. — У меня и так есть всё, что нужно. В голове пульсировало, мозг больше не мог сопротивляться, его силы просыпались, но всё ещё были слишком незначительны. — Вы так уверены, Чарльз? Азазель сделал шаг к Себастьяну и коснулся его, осторожно и учтиво, в то время как Эмма сама протянула руку, до последнего глядя в глаза Ксавье. Она одна успела услышать ответ, который так и не прозвучал вслух, но раздался в его голове, когда красная вспышка уже разрезала воздух и три фигуры исчезли. Шоу собирался обречь на вымирание целую популяцию, дать волю толпе, которая уже не помнила, что такое жить вне тюремных порядков, и могла вынести эти законы выживания на свободу. Но Чарльз солгал бы себе, сказав, что беспокоился именно об этом, когда схватил ключи со стола и направился к лестнице. Все моральные нормы того общества, в котором он существовал, говорили ему, что он должен подумать, какое возможное будущее ожидает этот мир, сколько людей погибнет и сколько мутантов не доживёт до своей свободы. Но нормы изменились, и в голове у Ксавье крутилась единственная неоправданно эгоистичная мысль. Шоу хотел найти Эрика тогда, когда тот был наиболее уязвим. Сейчас. Двигатель взревел, когда Чарльз завёл Форд и вырулил на дорогу, вжимая педаль газа до предела. Ксавье никогда не был тем, кто выходил за рамки норм и нарушал правила. Но сейчас он в этом усомнился. Он гнал по обледенелой дороге чёрт знает куда, только сейчас заметив, что на нём не было пальто, лишь белый лабораторный халат, наброшенный поверх пиджака. Всё вылетело из головы и стало неважно. Это ни плохо, ни хорошо, так же как и встреча с Эриком Лэншерром. Оно просто случилось, и больше не оставалось причин отгораживаться. Всё определилось ещё на замерзшей пустынной дороге, когда они встретились — возможно, всё закончится там же когда-нибудь. Ощущение незримого присутствия Чарльз не спутал бы ни с чем другим. Эмма снова была здесь. «До чего же ты навязчива, Фрост», — Ксавье сжал зубы. Она не постеснялась открыто заявить о своём присутствии, демонстративно считывая всё, что видел Чарльз: номер трассы, по которой он ехал, огромный транспарант с антирасистскими призывами защитить мутантов, который могли безнаказанно повесить только в такой глуши, ряды ветряков на фоне низких туч. Эмма была далеко не так сильна, как пыталась казаться. Она не могла отыскать Эрика сама, для неё расстояние было слишком велико. Чарльз напряженно всматривался в дорогу, нащупывая разум Фрост. Вместо уходящего далеко вперёд шоссе он рисовал образ разбитой дороги, отделившейся от трассы. Он мягко обманывал Эмму, уводил в сторону, путал, мешая сконцентрироваться. Ощущение её присутствия ослабло и исчезло совсем. Эмма потеряла его. Похоже, Шоу не случайно стал искать другого телепата. Ксавье вырулил на боковое шоссе, следуя своему чутью. Возможно, оно было не только у Эрика Лэншерра, и в мире, где мутантов стало так ничтожно мало, эволюция пошла дальше и позволила им чувствовать друг друга. У каждого из них был свой собственный запах, но раньше Чарльзу не выпадало возможности отличить их, потому как в колониях мутантов были сотни. Сейчас он знал, кого искал. В закрытом салоне машины стало холоднее. Эрик был где-то близко. Машина пролетела мимо указателя — округ Рокленд, до Кларкстауна оставалось пять миль. Чутьё тянуло Чарльза дальше, он даже не помнил, сколько именно проехал. Минуту, десять или полчаса? Чувствовать Лэншерра было опасно, потому что он терял сам себя, быть с ним — ещё опаснее, но Чарльз только увеличивал скорость. Он должен был опередить Шоу, чего бы ему это ни стоило. Кларкстон — три мили. По обочинам потянулись заправки, лес стал реже. «Эрик» Чарльз вслушивался, но не слышал ничего. Поворот, ещё один, очередная пустая дорога, словно движение здесь вымерло. Он не знал, что собирался сказать ему, как собирался заставить Лэншерра поехать с ним после того, что случилось. «Эрик, послушай меня» Пустая заправка, перекрёсток, абсолютная тишина и только чувство, что Лэншерр где-то рядом. Но где именно? На мили вокруг тянулся только чёртов лес... Буквально с неба прямо перед Фордом рухнула искорёженная машина, и Чарльз едва успел вдавить по тормозам. Его развернуло, впереди послышался звон бьющегося стекла и гнущегося металла. Что-то, что только что было автомобилем, кучей металлолома валялось на дороге. Найти Эрика оказалось проще, чем Чарльз ожидал. Стерев кровь с расшибленного об руль лба, он выбрался из машины и бросился к перекрёстку. Если бы у жителей Кларкстауна было суеверное ожидание апокалипсиса, они бы решили, что судный день настал. Дорога, пересекающая ту, по которой он ехал, была усеяна металлом и битым стеклом, ржавые прутья валялись, словно остатки противотанковой защиты — Чарльз видел фотографии в военных музеях, и он понимал, насколько близко это было к настоящей войне. Издалека доносились крики, звон и грохот. — Сюда нельзя! — вдруг рявкнул человек в военной форме за спиной Чарльза и схватил его за плечо, но тут же застыл на месте, послушно разжимая пальцы и позволяя ему идти. Чарльз знал, что там опасно, его могли убить или заметить, как он использует свои способности. Но он добровольно отсекал себе пути к отступлению. На обочине стояла брошенная машина — та самая, которую Лэншерр скорее всего угнал и которую выследили, не дав ему уйти. Эрик знал, что это случится, но думал, что справится. Ещё дальше дорога была разворочена и усеяна обломками, которые, как та машина, долетали даже досюда, хотя до эпицентра оставалось более ста ярдов. Впереди лежали полицейские машины. Ещё дальше Чарльз чувствовал несколько десятков военных, слышал выстрелы и крики. Там творился хаос, в который не сунулся бы ни один нормальный человек. Там был Эрик Лэншерр. «Эрик», — позвал Чарльз, но тот его не слышал. Грохот раздался снова — машина, стоявшая неподалеку, перевернулась, пытаясь смести троих скрывающихся за опрокинутым грузовиком военных. — Обойди этого урода, я пройду справа! — донеслось до него. Там, где Эрик не видел, собиралась новая группа вооруженных солдат. У них был вполне определенный приказ — стрелять на поражение. — Врач! — один из них заметил Чарльза, следом повернулись все остальные. — Вам необходимо немедленно пройти... Ксавье прибавил шаг, не останавливаясь, и крики за его спиной стали приближаться. Он так легко применял свои силы, обманывая людей. Это было невероятно. — Туда запрещено, слышишь! Тут раненные, необходима помощь, — голос оборвался, когда человек подошёл слишком близко и мог помешать. Чарльзу нечего было терять. Он знал — они видели, что он сделал. И были правы — его помощь действительно была необходима. Но только одному человеку. Ещё шаг, и он словно оказался под водой. Чарльз пошатнулся, у него запульсировало в висках. Он тряхнул головой, но ощущение не исчезло, а только усилилось. Все, кто был рядом, едва стояли на ногах, пытаясь унять страшное головокружение. Здесь бушевала чудовищная магнитная буря — чувства отказывали, глаза переставали видеть чётко, ноги подкашивались от усталости. Реакция едва не подвела Чарльза, когда вырванный из чужих рук автомат отлетел в сторону и чуть не задел его. «Эрик» Сила Лэншерра обжигала тех, кто мог её чувствовать. От неё дрожали обломки металла на земле, готовые сорваться и проломить череп любому, кто осмелится подойти. Эрик был на пределе, способности душили его, и Чарльз видел то, что не видел никто другой — чего стоила ему эта сила. Руки Лэншерра тряслись. Его взгляд метался. Он больше не пытался бежать, намереваясь атаковать до последней капли крови. Его силы были безграничны, но болезнь, уничтожающая его, оказалась сильнее. Исключений не было. Чарльз это помнил. — Эрик! — прокричал он, понимая, что тот не услышит. Влезть Лэншерру в голову сейчас означало убить его. Чарльз мог получить контроль над ним, но не над его чувствами и рефлексами, его реакцией, благодаря которой он всё ещё был жив. Чарльз сделал ещё один шаг, понимая, что перешёл черту. Эрик резко развернулся, когда за его спиной возникла группа солдат. Очередная машина перевернулась в воздухе. Пятнадцать шагов. Эрик чувствовал металлические пули раньше, чем они вылетали из дула. Он плавил винтовки быстрее, чем их успевали направить на него. Но сколько времени пройдёт, прежде чем сюда прибудет отряд с таким оружием, против которого Лэншерр будет бессилен? Возможно, они уже были в пути. Возможно, времени у Чарльза не осталось. — Эрик, — позвал он громче, и Эрик услышал. Рваный кусок металла метнулся к Чарльзу раньше, чем Лэншерр успел повернуться. «Это я», — он не успел бы сказать, никто не успел бы, но телепатия оказалась быстрее. Острие остановилось в футе от его лица. У Чарльза тряслись руки, дрожь сводила все мышцы, страх успел нагнать его только тогда, когда опасность уже миновала. Хотя нет. Настоящая опасность была прямо здесь и в упор смотрела на него. — Эрик, — только и смог повторить Чарльз, хотя голос сел. Всё это было невозможно, невероятно. Но оно происходило с ним. С ними. — Зачем ты вернулся? Не спрашивай меня, Лэншерр, — хотелось сказать ему, но Чарльз не мог произнести ни слова. Он понимал, что их видели, и что это секундное затишье было спасением для Лэншерра и смертью для него самого. Потому что с этого момента вопрос о том, когда правительство опознает мутанта, замеченного рядом с Эриком Лэншерром, становился только вопросом времени. Он не мог стереть память им всем. Чарльз не знал, сколько их, он их даже не чувствовал. — Я знаю, что с тобой происходит. Чарльз врал ему, и эта ложь была тем страшнее, что Эрик поверил. Он имел право сказать «я знаю», если бы дальше следовало «пойдём, я помогу тебе». Но Чарльз сказал только «пойдём» и ничего не добавил про помощь. — Что ты вообще обо мне знаешь, Ксавье? Лэншерр еле дышал, сознание покидало его, и Чарльз сделал усилие, чтобы заставить его мозг не отключаться. Это было сложно, но Эрик всё чувствовал. Он понимал, что больше не справится один. — Я знаю всё. Силы Эрика умирали вместе с ним, и всё, что он мог, это поверить тому, кто предлагал свои. «Доверься мне» Лэншерр не хотел, вся его природа сопротивлялась этой странной, болезненной связи, точно так же как что-то ломалось внутри самого Чарльза. Прости, Эрик, это не тот выбор, который я хотел бы тебе предложить. Всё могло быть иначе, хотел сказать Чарльз. Если бы вокруг нас не было солдат, если бы мы могли говорить вслух, а не в мыслях, если бы у тебя было больше времени подумать, а у меня — сказать более складно. Но у нас так не получилось, Эрик, и это всё, что мы можем друг другу предложить. «Помоги мне» — Отпусти их, — попросил Чарльз. В голове у него кипело, сквозь тяжёлый воздух он пытался найти всех, кто был вокруг, и отключить, на сколько получится. — Заканчивай с магнитными полями, Лэншерр, или моя голова просто взорвётся. Минута — это всё, что они получили. Её им хватило, чтобы добраться до машины и выехать на шоссе, скрываясь до того, как полиция поймёт, что случилось. Чарльз был за рулем, но он едва видел дорогу. На повороте машина вильнула, и Эрик выправил её. Он не мог вести, но мог контролировать её, как Чарльз контролировал его самого. Этот контроль был нужен им обоим. Лэншерр сидел, запрокинув голову. Его снова трясло, он тяжело сглатывал. — Эрик, — позвал Чарльз, но тот не слышал. Казалось, его тянуло в сон, но Ксавье знал, что это не так. Лэншерр проваливался в пустоту. Чарльз вцепился в его сознание, не давая ему растаять. Он чувствовал, как внутри у него всё горело, словно он проглотил пригоршню осколков. Ни одна пуля не задела Эрика, но внутри он истекал кровью. Перед глазами плыло. Вместо дороги Ксавье увидел лишённый цвета заснеженный лес, где не было ничего, кроме чёрных, словно обугленных деревьев. Ноги проваливались в сугробы, колени и руки онемели от холода, ледяной воздух обжигал лёгкие, но Лэншерр бежал вперёд и вдыхал полной грудью — впервые за эти пять лет он дышал глубоко. Он был свободен, несмотря на то, что по пятам гнались те, кто отыскал его ещё раньше охраны тюрьмы. Он слышал в голове, настойчивый приказ остановиться, но вырывался из-под контроля. Он слишком долго ждал, и его не могли остановить даже солдаты, чьи трупы Эрик оставлял позади на снегу. Но постепенно эйфория уступила место страху и усталости. Эрик захотел остановиться, поняв, что не сможет выбраться за пределы зоны отчуждения. Его убьют одним выстрелом — просто поставят на колени и выпустят пулю в затылок. Лэншерр слишком хорошо знал себя: такие жалкие мысли не могли принадлежать ему, и это только придавало сил. Ничего не выйдет, Фрост. Сугроб под ногой провалился. Эрик упал в снег, царапая ладони о ледяную корку, и в этот момент почувствовал далеко впереди горячий металл двигателя. Гудение мотора приближалось. Это был не грузовик с солдатами и не тяжелый военный джип. Ещё раньше, чем Эрик увидел мелькнувший среди деревьев чёрный бок легкового автомобиля, он выставил руку и вырубил двигатель. Чарльз резко ударил по тормозам, их бросило вперёд. — Всё в порядке, — убеждая то ли себя, то ли Лэншерра, прохрипел он. Чарльз увлёкся, и память Эрика утянула его за собой. Он всё ещё чувствовал бешеное биение сердец — своего и Лэншерра — и пронзительный холод на коже. Это ощущение оставалось с ним, пока он ехал весь оставшийся путь до поместья под пристальным взглядом Эрика. По крайней мере, ему стало лучше. — Как ты нашёл меня? — этот вопрос прозвучал, только когда особняк Ксавье показался за деревьями, словно до последнего Лэншерр не верил, что его везут не в полицию и не в тюрьму. Чарльз молча остановил машину, потому что ему нечего было ответить. Невозможно словами объяснить, что, узнав однажды человека вроде Эрика, телепат навсегда запоминает его ментальный паттерн. Уникальное, яркое ощущение. Ксавье не знал, понял бы Лэншерр, но лезть к нему в голову за ответами не хотел. Тот смотрел так пристально, что обязательно бы почувствовал. Доверие было слишком хрупким. Чарльз почти не пользовался своими способностями двадцать лет — сейчас было самое время, чтобы снова учиться понимать без телепатии. Лэншерр первым вышёл из машины и побрёл к дому, — Чарльз не хотел, но всё же уловил, что Эрик назвал это место именно так. Домом. Лэншерр отпирал по пути стальные замки одним движением пальца и зашёл в прохладный холл особняка. «Второй этаж» Эрик пошёл вверх по лестнице, хватаясь за перила. Чарльз тоже еле двигался — вести Лэншерра было тяжело и отнимало все силы. Его сознание боролось, но если бы Чарльз отпустил его сейчас — Эрик бы не прошёл и двух шагов. Ему был необходим покой, он потратил слишком много сил на свою ярость и безумную попытку найти Шоу в особняке Эммы, куда направился во второй и последний раз. — В гостиную на втором этаже, — подсказал Чарльз, когда тот остановился. — У тебя две гостиные? — непонятно было, чего в его голосе было больше — презрения или насмешки. Боже мой, Лэншерр, ты и с пулей во лбу будешь так со мной говорить? Буду, — читалось в глазах у Эрика. — Доверие не равно дружба. Доверие не значит, что ты мне нравишься, Ксавье. — У меня четыре гостиных, — отрезал Чарльз, встречая его взгляд. Я не собираюсь этого стыдиться, Лэншерр. Если я действительно захочу — поверь, найдутся поводы посерьезнее. — Ты мог бы открыть тут школу для детей, — Эрик направился по коридору. — Так твоя репутация среди людей стала бы ещё чище. Каждый шаг Лэншерра глухо отдавался от паркета, эхом разлетаясь по пустому дому. Вокруг было темно — сумеречный свет, пробивавшийся через окна, угасал, уступая место раннему зимнему вечеру. Десяток закрытых дверей — десяток пустых комнат, которые Чарльз никогда не открывал, отдав ключи служанке, чтобы та изредка протирала в них пыль. Он не знал, почему всё ещё жил здесь. Должно быть, потому же, почему делал всё остальное раньше — потому что привык. Эрик завернул в гостиную, дошёл до дивана и тяжело опустился на него. Ему здесь не нравилось, он привык к камере, в которой помещались только кровати, но даже до колонии он не жил подобным образом. — Может, дом слишком большой, но здесь жила моя семья, — ответил Чарльз на не заданный вопрос. — Перестань, у тебя это было написано на лбу, — быстро добавил он, доставая аптечку из шкафа. Рана была не серьезной, просто требовала ухода. И внимания. Как и всё, чему необходимо было восстановиться. — Давай я перевяжу, — Чарльз поставил аптечку на стол, доставая бинты. Эрик смотрел на него снизу вверх, не двигаясь. Ты обещал доверять мне, Лэншерр. Так что делай, что я тебе скажу. Тот не шелохнулся, когда Чарльз сел рядом. — Я посмотрю, — предупредил он перед тем, как коснуться свитера, потому что не знал, как именно Эрик отреагирует. Лэншерр пока не определился, кем считать Чарльза. Ксавье всё ещё не понял, как следует вести себя с Эриком. Они шли по узкой тропе, с которой срывались слишком часто. Это было нормально, даже хорошо, но лишь до тех пор, пока у них оставались силы карабкаться обратно и снова срываться вниз. Чарльз размотал бинты. Когда ткань оторвалась от корки запёкшейся крови, рука Эрика сжалась в кулак. Чарльз поднял голову, встретившись с ним взглядом, но тот только равнодушно смотрел на него. Как будто ничего не происходит, да? Ксавье дёрнул оставшийся кусок бинта, припёкшийся к ране, и Эрик стиснул зубы. «Когда больно, нужно говорить об этом» Или тебе просто хочется увидеть его слабым? — поймал Чарльз сам себя. Он опустил голову и потянулся за перекисью. Живот Эрика вздрагивал от каждого прикосновения, пока Чарльз промывал рану, но Лэншерр так и не сказал ни слова. Ксавье мог оставить его так, замотать бинтами, послать всё к черту и выйти под испытующим взглядом, но продолжал. Чарльз осторожно выдавил на пальцы заживляющую мазь и мягко коснулся пореза. — Сиди, — выдохнул он, удерживая другой рукой за плечо, когда Эрик рефлекторно отстранился, едва только мазь начала действовать. Да, она жжётся. Да, лечить на тебе царапину смешно, потому что я даже не знаю, откроешь ты завтра глаза или нет. Да, я мог бы дать тебе простых антибиотиков. Но не буду. — Сиди, — повторил он, сжимая его бок и продолжая втирать мазь. Дыхание у Эрика сбивалось — он всё прекрасно чувствовал, хотя Чарльз уже начинал сомневаться, что после стольких лет тот был на это способен. Мышцы под ладонью Чарльза стали каменными. Или дело было не в этом? Ксавье провёл большим пальцем вдоль длинного старого шрама сбоку на животе Эрика и убрал руку. — Тебе нужно поспать, — оборвал он себя, вытирая остатки мази о старые бинты, но её пряный запах остался. — Я знаю, что мне нужно, — слова Эрика гулко раздались в тишине гостиной, но его мысли оказались ещё громче. Я не уверен, что хочу знать это, Лэншерр. Чарльз поднялся с дивана и уже хотел уйти, но вдруг понял, что не может. Мысль о том, что Эрик закроет глаза и больше не сможет их открыть, иглой засела внутри. Чарльз отошёл на несколько шагов и опустился в кресло рядом с диваном, где прилёг Эрик. — Я прослежу, всё ли в порядке, — ответил Чарльз, хотя тот не спрашивал. Он бы многое отдал, чтобы вывернуть его сознание наизнанку и достать оттуда то, что хотел услышать, что могло ему понравиться, что рассказало бы о Лэншерре больше. Чарльз был неправ. Болен здесь был не Эрик — а он сам, и эта зараза отравляла не только кровь, но и мысли. Ксавье закрыл глаза, потому что знал правила. Он помнил приказ Лэншерра, когда лежал на полу в убогом придорожном мотеле — Эрик ждал, пока он уснёт, и эта привычка оставалась с ним. Но сейчас, в отличие от того раза, когда Чарльза трясло от одной мысли, он сделал это спокойно. В полутёмной гостиной, в дальнем углу которой продолжал гореть светильник, было тихо. За окном смолк ветер, в доме больше никого не было. Лэншерр смотрел на него, и впервые за много лет ему было удивительно спокойно. Эрику хотелось остаться, закрыть глаза и расслабиться. Остановиться. Но стоило этой мысли прокрасться в голову, как он сам себя одёрнул. Чарльз слушал мерное дыхание Эрика и чувствовал взгляд — такой же пристальный как тогда, словно с этого момента всё осталось по-прежнему. Цепочка на его шее нагрелась — её мягкое тепло не было похоже на всё, что Чарльз прежде чувствовал. Дыхание Лэншерра звучало так близко, словно он был рядом. Даже когда металл на его горле шелохнулся, змеей обвиваясь вокруг шеи теснее, Чарльз не открыл глаза. То, что два дня назад оставило на его горле багровый синяк, сейчас двигалось осторожно, медленно, настойчиво. Застежка скользнула по ключице и зацепила ворот, оттянуло в сторону. Один из них слишком тяжело дышал. И Чарльз не мог понять, кто именно. Он отпустил его сознание, которое поддерживал всё это время, и глаза Эрика закрылись. Связь разорвалась, погружая их обоих в привычную пустую темноту.