***
Фёдору не было дела до своих одноклассников. Главное – он всё ещё был со своими друзьями и его уважали другие. Дружил Достоевский с клоуном Гоголем и скромняшкой Сигмой. С детства подружились как-то на площадке, когда троим было по пять лет, и вот уже сколько дружат вместе, несмотря на слишком разные характеры. – Дост-кун, Сигма-кун! Идём в столовую, ещё есть время до начала урока! – дёргал Николай двух ранее упомянутых за руки. – Гоголь, дай хоть подготовиться, – тихо ответил Сигма. В их компашке он был самым низеньким и единственный с двухцветными волосами с рождения. – Хорошо-Хорошо! А ты, Дост-кун? Пойдёшь с нами? Федя тихо вздохнул. Коля – самый активный среди них троих и любит внимание к своей персоне. За ним нужен глаз да глаз, иначе натворит глупостей, а ему, как старосте, потом расхлёбывать за этим любителем шуток. – Пойду я, пойду. За тобой же нужно наблюдать, чтоб не натворил чего-нибудь. И чтоб Сигма не отравился из-за тебя. Услышав своё имя, Сигма повернулся к своим друзьям и вопросительно глянул на них. – М? О чём вы шушукаетесь? – Да блин, Дост-кун! Это было всего один раз! И я уже извинился! – быстро лепетал Гоголь. – Сигма-кун, ты подготовился? – Да, можем идти. Время есть. – Чудненько! Тогда отправляемся в путь! Втроём они направились в столовую, которая находилась на первом этаже. Зайдя внутрь, Сигма быстро успел взять себе булочку с шоколадом и купить две сосиски в тесте. Друзья сели за круглый стол в самом конце помещения. – Вот, берите, – сказал парень, протянув обоим по сосиске в тесте и усаживаясь между Николаем и Фёдором. Парни принялись за еду. Коля всё время шутил и рассказывал смешные истории из жизни, Сигма иногда смеялся, а Достоевский закатывал глаза и пару раз улыбнулся. Повезло же ему найти таких чудесных друзей. Родители их тоже дружили между собой и часто собирались вместе, чтоб выехать куда-то за город. В общем, всё было прекрасно у этой троицы. – Слыхали уже новость одну? – неожиданно спросил Гоголь. – Какую? – тихо спросил Федя, горло болело. Сигма тоже заинтересованно взглянул на Николая. – У нас новенький в классе! Тацухико Шибусава, если правильно помню. Мальчик с длинными белыми волосами и красными глазами, – описал внешность новенького Коля. – Наверное, будет главным красавчиком школы у нас, – задумчиво протянул Сигма. – Красивее тебя, Сигма-кун, никого не будет! – сказав это, Гоголь крепко обнял парня и начал гладить его по голове. Фёдор громко кашлянул, привлекая к себе внимание двух рядом сидящих голубков. – А я, значит, уродец? – Достоевский злобно улыбнулся. – Я тебя понял, Коль. – И ты красивый, Дост-кун! Честно-честно! – Николай нервно смеялся. Если обидеть Федю, то он потом обидит в два раза сильнее. – Да-да, конечно. На самостоятельной по математике не рассчитывай на мою помощь. – Ну извини! Пожалуйста-пожалуйста! Не злись на меня, прошу-у-у-у! – протянул Коля и сложил ладошки в молитвенном жесте. Сигма, который был в центре событий, тихонько чихнул и прервал интереснейший спор друзей. Они сразу же наклонились к нему: Фёдор положил руку на лоб парнишки, а Гоголь принялся его осматривать. – Ты заболел, Сигма-кун? – Что болит? – У тебя нос заложен, Сигма-кун? Дать платок, чтоб ты высморкался? – Я брал с собой капли для носа. Побрызгать? – Да успокойтесь, я в порядке! – быстро сказал Сигма, немного успокоив обеспокоенных одноклассников. – Я просто хотел сказать, что осталось пять минут до начала урока. Пойдём. Коротко кивнув, ученики вышли из столовой и направились в свой кабинет, который находился на третьем этаже. Николай придерживал Сигму за локоть, а Достоевский краем глаза наблюдал за состоянием друга. Сигма мог заболеть очень легко и потом проваляться в кровати недели две минимум. Поэтому за пареньком всегда приглядывали его лучшие друзья. Зайдя в класс, они обнаружили новое лицо. За третьей партой, на первом ряду, одиноко сидел парень с белыми волосами и глядел в окно, размышляя о чём-то своём. «Наверное, это тот самый Тацухико Шибусава» – пронеслось в голове у троих. Место возле него было свободно. Коля повернулся к Феде с Сигмой и они принялись обсуждать, кто с кем сейчас сядет. – Дост-ку-у-у-ун, я с тобой вчера весь день сидел. Значит сегодня сяду с Сигмой-куном! – рассуждал Гоголь. – Ты можешь сесть с тем новеньким, а мы перед вами тогда. – Ты снова хочешь целый урок расчёсывать волосы Сигмы, да? – устало вздохнув, спросил Фёдор. – Не буду, честно-честно! – Прям клянёшься? – спросил рядом стоящий Сигма. – Прям клянусь! – гордо ответил Николай, пытаясь сделать серьёзное лицо. Его друзья посмеялись над этим, а Коля наигранно надул губы и сложил руки на груди. – Дост-кун, так мы договорились? – Договорились. Садитесь уже, – Достоевский махнул рукой и парни подошли к парте, за которой должны были сидеть сегодня целый день. Глядя на них, Федя едва заметно улыбнулся. «В будущем, наверное, будут вместе. А я буду другом семьи» – пронеслась в голове Фёдора такая странная мысль. Достоевский взял свои вещи и подошёл к Тацухико. Когда тот обратил на него внимание, то Федя спокойным тоном спросил: – Место занято? – Нет, свободно. А что? – Шибусава старался быть вежливым. Этот парень перед ним был похож на тех старшеклассников, которые издевались над бедным мальчиком в младшей школе. Не хотелось нарваться на проблемы в первый же день в новом месте. – Могу я сесть с тобой? – осторожно задал вопрос Фёдор, заметив крошечный страх в глазах напротив. – Да, конечно, садись, – ответил Тацухико, взяв свой рюкзак и поставив его на пол около себя. – Спасибо, – Достоевский улыбнулся и сел рядом, быстро достав из рюкзака всё необходимое для урока. – Я, кстати, Фёдор. Фёдор Достоевский, – представился Достоевский и протянул руку. – Я-Я Тацухико Шибусава. Р-Рад знакомству, – немного заикаясь, Шибусава тоже представился и пожал протянутую ему руку. Сидящие спереди Гоголь и Сигма повернулись к ним. – Приветики! Вижу, ты уже познакомился с Дост-куном, – весело сказал Николай, на что Федя закатил глаза. – Я Николай. Николай Гоголь. Но лучше просто Коля, – быстро проговорил Коля, широко улыбаясь. – Я Сигма. Приятно познакомиться, – скромно представился Сигма. Его щёки немного порозовели. Тацухико наблюдал за этими тремя. Он услышал от классного руководителя, что паренёк мог бы подружиться с ними. Они достаточно умные и дружелюбные. Но Шибусава всё равно не знал: стоит ли? – Эй, Тацухико-кун, – голос Гоголя вырвал из размышлений и заставил вздрогнуть. – Д-Да? – Будешь дружить с нами? Тацухико не ожидал такого вопроса. Он только перевёлся в новую школу, а тут ему предлагают дружбу. У альбиноса не было друзей с детства. Единственным другом для него был кролик Сора. А ещё бабушка, которая нянчила его после смерти родителей. Шибусава задумался. – Я-Я не знаю. У меня н-не было друзей, – ответил Тацухико, немного заикаясь. – Не волнуйся, мы будем лучшими друзьями для тебя, Тацухико, – сказал Сигма и мило улыбнулся в ответ. Николай, глядя на его улыбку, умилялся. – Абсолютно точно, – подтвердил Фёдор, кивнув головой. – Тем-более, ты интересный. – Но вы меня ещё не знаете. – А я чувствую это, – Достоевский усмехнулся и подмигнул. Щёчки альбиноса покрылись румянцем от такого заявления. – Х-Хорошо-хорошо, уговорили, – тихо ответил Шибусава, отводя взгляд в сторону и немного смущаясь. – Вот и чудно, Тацухико-кун! – радостно сказал Коля, погладив Тацухико по голове, словно котёнка. – Ой, сейчас уже урок будет. Так и началась дружба этой четвёрки.***
Шибусава думал, что тот кошмар, который он пережил в младшей школе, уже закончился и больше не повторится. Гоголь упоминал, что Федю и его друзей не трогают потому, что Фёдор за них готов хоть убить, если обидят шутника Николая и чувствительного Сигму. Достоевский однажды действительно чуть ли не убил одного грубияна, который пытался отрезать волосы Коле. А еще он опозорил перед всей школой старшеклассника, который довёл Сигму до истерики. Проще говоря, Тацухико надеялся, что дружба с Федей облегчит ему жизнь. Как оказалось, нет. После первого месяца учёбы, к альбиносу вернулась треклятая кличка. Заразная крыса. Как же Шибусава ненавидел эти презренные взгляды, «случайные» задевания в коридоре, кидание сжатых бумажек в спину и прочее. Всё это происходило, когда Фёдора не было рядом. Тацухико молча терпел. Не будет же он жаловаться, взрослый мальчик ведь. Только отстоять свои права так и не научился. Когда они уже были третьегодками средней школы, то все вместе планировали, в какую старшую школу пойдут, несмотря на то, что оставалось ещё полгода до конца учёбы. Сейчас была зима, до Нового года оставалось полторы недели, а четвёрка друзей всё ходили в школу и на уроках ничего не делали. – Это же последний урок? Давайте потом погуляем, как раньше, – предложил Гоголь. За два года он успел неплохо так вытянуться, но характер и поведение не менялись. – Да, а то давно не гуляли мы вот так вместе, – кивнул Сигма. Он не особо сильно вырос и всё ещё был самым низким среди них всех. – Извиняйте, не могу сегодня. Свидание сегодня после школы, – ответил Достоевский. Он стал ниже Николая всего на четыре сантиметра и выше Шибусавы аж на два сантиметра. А ещё он часто стал ходить на свидания с девушками и, если верить его словам, то уже даже занимался с ними сексом. – Каким взрослым ты стал, я в шоке – проговорил альбинос. Он был влюблён в Федю уже ровно полгода, но сказать ему об этом не хватало смелости. Слушая очередные рассказы Фёдора о том, как у него прошло свидание, или как он провёл ночь с очередной девицей, хотелось плакать горькими слезами. – Ну и ладно, мы тогда без тебя погуляем, Дост-кун, – наигранно обидевшись, Коля высунул язык. Сигма лишь усмехнулся, увидев эту картину. Гоголь и Сигма начали встречаться в начале этого года. Родители были удивлены, но ничего против отношений не заявили. Наоборот, были в восторге, ведь давно уже им пора было заметить свою влюблённость. Достоевский с Тацухико боялись, что те забудут про них, но нет. Всё было как прежде, только теперь Николай всегда целовал своего любимого, тем самым вгоняя его в краску. Федя с Шибусавой стали словно вторыми родителями Сигмы и всё интересовались, не зашли ли они дальше поцелуев и засосов на шее. Фёдор всегда ругал Колю, когда тот оставлял свои метки на шее любимого, а Гоголь лишь посмеивался. Всё было чудесно. Прозвенел звонок. Парни стали собираться, только альбинос сидел за партой и пялился в одну точку. Достоевский обеспокоенно взглянул на Тацухико. – Ты идёшь, Шибусава? – А? Нет, идите без меня. Я ещё должен зайти потом в магазин, купить Соре корм. – Хорошо. Тогда до встречи, Шибусава, – сказал Федя и напоследок обнял всех троих. – Пока-пока, Тацухико-кун! – попрощался Николай с альбиносом. Сигма лишь помахал рукой и направился к выходу вместе со своим парнем. Тацухико продолжал сидеть один ещё приблизительно пять минут. Потом, словно очнувшись, парень начал собирать вещи в рюкзак и, накинув куртку и надев шапку на голову, вышел из кабинета. Но не успел и шага сделать, как его кто-то схватил за руку и зажал рот рукой. Альбинос пытался вырваться, но всё было бесполезно. Шибусаву завели в туалет, толкнув в стенку со всей силы. Больно ударившись затылком, Тацухико наконец взглянул на того, кто притащил его сюда. Это был какой-то парень из его класса, фамилии и имени его он не помнил. Одноклассник злобно смотрел на него, а потом схватил за горло и приподнял над полом. Альбинос испугался, что его сейчас задушат, ведь хватка была крепкой. – Кх-кх, от...пусти, – хрипло прошептал Шибусава, взглянув в глаза напротив. – Решил, что если дружишь с Достоевским, то ты сама неприкосновенность? Ошибаешься, заразная крыса, – рука на шее сжималась с каждым разом всё сильнее и сильнее. – Ты всего лишь жалкая подстилка Достоевского. Думаю, он не расстроится, если я чуточку испорчу тебя. Когда парень отпустил Тацухико, тот упал на колени и судорожно пытался вдохнуть как можно больше воздуха. Пока альбинос приходил в себя, одноклассник подошёл к нему и схватил за волосы, заставив поднять голову вверх. По щекам Шибусавы ручьём потекли слёзы. Парень улыбнулся, увидев такое зрелище. – Какой милый. А какие красивые губы у тебя, – мерзко улыбнувшись, одноклассник приблизил лицо Тацухико к своим штанам. – Думаю, ты бы смотрелся лучше с моим членом во рту. Альбинос вздрогнул. Нет. Что угодно, только не это. Он не хочет, ему потом будет мерзко от самого себя. А что подумают друзья? Шибусава предпринял попытку освободиться, но его лицом уткнули в пах и сильнее сжали волосы на затылке. – Не смей. Будет хуже. Достав телефон, парень кивнул ему. «Можешь начинать» – читалось в его глазах. Камера была включена. Тацухико сглотнул. Только этого не хватало. Этим видео теперь можно легко шантажировать альбиноса. Медленно расстегнув ширинку и приспустив брюки с боксёрами, Шибусава достал возбужденный член и принялся посасывать головку члена. Однокласснику, скорее всего, этого было мало. Поэтому он надавил на затылок Тацухико, заставив его взять член полностью. Альбинос чуть не подавился, дышать стало труднее. Шибусава прикрыл глаза и, собравшись с силами, принялся делать первый минет в своей жизни. На душе было паршиво. Горло уже болело, рвотный рефлекс так и хотел вырваться наружу. Совсем скоро парень кончил прямо в рот Тацухико. Одноклассник не дал отодвинуться альбиносу хоть на немного, поэтому парню пришлось проглотить всё до последней капельки. Лишь тогда его волосы отпустили. – И-и-и-и, снято. Спасибо за чудеснейший компромат, крыска заразная. Надеюсь ты понял, что оставшиеся полгода я могу заставить тебя делать всё, что захочу? Шибусава тихо угукнул и пытался не впасть в истерику. Парень напротив остался доволен, ведь получил то, что ему было нужно. Быстро натянув трусы со штанами и застегнув молнию, одноклассник ушёл, оставив ревущего на полу Тацухико. Альбинос мгновенно забежал в одну из кабинок, засунул два пальца в рот и принялся выблёвывать всё то, что он проглотил. Минут восемь Шибусава простоял над унитазом так, придерживая белые волосы, чтоб не запачкать их ненароком. Когда физически немного полегчало, Тацухико привёл себя в порядок и, взяв рюкзак, направился к выходу. С того самого дня, альбинос возненавидел все зеркала в мире и всё время дёргался, когда друзья поглаживали его по голове. Ни Фёдор, ни Коля, ни Сигма не понимали, что произошло с Шибусавой. А всё просто. Тацухико не мог отойти от того случая.***
Никто из четвёрки друзей не заметил, как быстро они уже стали второгодками старшей школы. Парни всё продолжали дружить. Достоевский перестал ходить со всеми девушками подряд на свидания. Гоголь с Сигмой уже занимались сексом пару раз. Федя, узнав об этом, отвесил Николаю хороший такой подзатыльник, а потом всё расспрашивал Сигму, не сделал ли ему Коля больно. Шибусава всё ещё молчал о том, что над ним в средней школе издевались, что его поимели в рот и сняли это всё на камеру, и что оставшиеся полгода в средней школе им манипулировали. – Ты, вроде, старше нас троих, но, к сожалению, тупее всех, – страдальчески произнёс Фёдор, в очередной раз не дав Гоголю поцеловать своего возлюбленного в губы. – С чего это вдруг?! Я просто хочу расцеловать своего любимого Сигмочку! – забавно возмущался Николай. – Знаю я, как ты хочешь его «просто расцеловать». Сигма потом едва ноги передвигает, а на шее и ключицах твои засосы. Упомянутый ранее заливается краской. Тацухико, наблюдая за этим, старался не смеяться. Подсев на пол к Сигме, альбинос почувствовал, как за его руку судорожно хватаются, а лицо прячут в плече. Шибусава издал тихий смешок, ближе прижав к себе смущённого парня. – Ты должен был уже привыкнуть к такому, разве нет? – с улыбкой спрашивает Тацухико. Сигма краснеет ещё больше. – Никогда не привыкну к такому. – Ну-ну. Всё ещё может поменяться. Все собрались дома у альбиноса на ночёвку. Зимние каникулы, почему бы не провести одну ночь вместе? Коля с Достоевским сейчас спорили насчёт того, стоит ли Гоголю спать рядом с Сигмой. Федя даже во сне всё слишком хорошо слышит и поэтому он не горит желанием слушать ночью пошлые шлепки тел и стоны возлюбленных. Было решено, что если вдруг парочка не уснёт, то лучше их вдвоём отправить в зал, на раскладной диван. Фёдор с Шибусавой будут спать в комнате у хозяина квартиры. Повезло, что бабуля Тацухико решила сегодня остаться на ночь у давней подруги. Сначала друзья сели на диван и альбинос предложил сделать каждому маникюр. Все дружно согласились. Сигма даже решил, что хочет покрытие. Счастливый Шибусава быстро принёс всё необходимое. В итоге парень выбрал лиловый цвет. Николай потом любовался ноготками любимого и благодарил Тацухико. – Уже хочу почувствовать эти ногти на своей спине, пока я буду тебя тра... – Гоголь! – в голос крикнули трое парней. Сигма с альбиносом даже засмущались, а Достоевский нахмурился. – Молчу-молчу! – улыбнулся Коля. Затем, парни решили посмотреть «Титаник». Под конец фильма Сигма с Шибусавой даже заплакали, поэтому Федя с Гоголем принялись успокаивать их. – Ладно Сигма, он с детства был таким чувствительным. Но, Шибусава, я не ожидал, что ты такой же, – нежно сказал Фёдор, поглаживая спину Тацухико, который уткнулся влажным носом в грудь Достоевского. – Оу-у-у-у, Дост-кун, ты можешь быть таким милым, – прокомментировал ситуацию Николай, обнимая тихо всхлипывающего Сигму. – А ты прям ни разу не видел меня таким, – едко ответил Федя, закатывая на это глаза. Когда парни успокоились, то дальше решили перекусить печеньем, которое заранее купили. Точнее, купил Сигма на те деньги, которые ему дали друзья. Усевшись на полу, каждый стал поедать печенье. По телевизору шла какая-то дорама. Все четверо сидели и обсуждали сюжет и поступки главных героев. Фёдор, на удивление, больше всего комментировал происходящее. Когда вся еда была съедена, то было решено сыграть в карты. На желание, разумеется. – Я выиграл, ура! – победно крикнул Коля, глядя на проигравшего альбиноса. – Хм...значит так. Моё желание – принеси Сору. Шибусава облегчённо выдохнул и направился к себе в комнату за кроликом. Открыв клетку, хозяин квартиры осторожно взял зверька на руки и принёс Гоголю. Отдав Сору Николаю, Тацухико уселся на своё место. – Какой он милый у тебя! Просто невероятный! – восхищённо говорил Коля, поглаживая животное за ушком. Кролик довольно улёгся на коленках Гоголя. – Играем дальше? Все коротко кивнули. Долго они ещё играли, а желания становились всё чудесатее и чудесатее. Особенно сейчас. Николай снова выиграл и на его лице появилась хитрая улыбка. Такая к добру ни разу не приводила. – Тацухико-кун, я думаю, что лучше после моего желания закончить играть. Согласны все? Парни устало кивнули. Время уже позднее, хочется спать. – Так вот, моё желание, – Коля наклонил голову набок и хитро прищурил глаза. – Мне надоело, что вы с Дост-куном всё ходите, как дурачки, – Достоевский на такое заявление обиженно фыркнул, – поэтому займитесь сегодня ночью сексом и обсудите уже свои чувства. Мы с Сигмой-куном не посмеем тревожить вас, – абсолютно серьёзно заявил Гоголь. В комнате повисла тишина. На щеках альбиноса и Феди проступил румянец, а Сигма задремал, поэтому ничего не слышал уже. – Ты серьёзно сейчас? – тихо спросил Фёдор. Он не верил своим ушам. Не хотел. Чтоб Николай, и догадался о его влюблённости в Шибусаву? Да быть того не может. – Да, серьёзно. Тацухико-кун, можешь отнести Сору в клетку? А то на мне задремал Сигма-кун, – виновато улыбнулся Коля. Тихо угукнув, хозяин квартиры взял уснувшего зверька на руки и направился в свою спальню. За ним следом зашёл Достоевский, закрыв дверь на замок. Уложив кролика в клетку и закрыв её, Тацухико сел на двухместную кровать. Рядом присел Федя. – Ты хочешь выполнять его дурацкое желание? Я не особо. Уж слишком сильно это похоже на шутку, – ляпнул Фёдор, не подумав. Альбинос вздрогнул. Так Достоевский видит это только как глупое желание друга и всё? «Чего ты ожидал, идиот? Что он захочет с тобой поговорить о чём-то? Это уже не говоря о том, захочет ли он заняться сексом с тобой, жалкое отродье» – говорил голос в голове Шибусавы. Хозяин квартиры не смог сдержать слёзы. Уткнувшись носом в колени, они тихо заплакал. Ему главное, чтоб Федя не заметил. Но Федя заметит. Сразу же прям. Плечи Тацухико едва заметно подрагивали, дыхание сбилось – он определённо плачет. – Эй, Шибусава? Ты чего? Я чем-то обидел тебя? – осторожно спросил Фёдор, подсев ближе. Когда его рука коснулась волос альбиноса, дабы погладить, тот вздрогнул и тихо вскрикнул, со страхом в глазах глядя на друга перед собой. Достоевскому надоело ходить вокруг да около. Он давно заметил, что Шибусава стал дёргаться от любого прикосновения к своим волосам. Словно было неприятное воспоминание. Схватив хозяина квартиры за плечи, он повернул его к себе, заставив смотреть прямо в глаза. – Что с тобой случилось, чёрт возьми?! Почему ты стал вздрагивать, когда кто-то пытается дотронуться твоих волос?! Почему ты плачешь?! – тихо, но возмущённо спрашивал Федя. Стены были звукоизолированы, но всё равно не хотелось кричать. Тацухико всхлипнул. Это немного привело Фёдора в себя. Не стоит кричать на человека, если тому и так плохо.. Только хуже можно сделать. Достоевский пересадил плачущего альбиноса себе на колени. – Извини, Шибусава, извини, я не...я не хотел кричать, честно. Просто я слишком сильно переживаю за тебя. Ты очень резко изменился. Прошу, если тебя что-то тревожит, то делись со мной, хорошо? Я же люблю тебя, в конце концов. Шибусава был в шоке. Ему не послышалось? Федя признался в любви? Или это галлюцинация больного уставшего мозга? – Шибусава? – Я-Я тоже тебя люблю, Федя. Фёдор с трудом сдержался от того, чтоб вжать в себя этого чудесного парня. То, как он произнёс его имя, сильно возбудило Фёдора. Но он понимал, что сначала нужно успокоить Тацухико. Большими пальцами Достоевский стал вытирать слезинки с щёк напротив. – Что произошло с тобой, что ты стал так реагировать на прикосновения к волосам? Расскажешь, пожалуйста? Альбинос вздохнул. Не очень ему хотелось говорить об этом, особенно Феде, но другого выхода не было. Шибусава начал свой рассказ: – Третий год средней школы, двадцатое декабря. Николай тогда предлагал погулять вместе, а ты отказался из-за свидания, – хозяин квартиры честно старался не скривить лицо при упоминании о том свидании, – потом вы все ушли, а я ещё ненадолго остался сидеть в кабинете и думать о своём. Через минут пять, я собрался и вышел в коридор, собираясь пойти домой, как меня схватил кто-то из наших и потащил в туалет. Там он чуть не придушил меня, а затем заставил...– Тацухико вздрогнул, вспомнив тот день, – заставил сделать ему минет. Он всё время дёргал и сжимал мои волосы. И снял всё на камеру. Этим видео он шантажировал меня оставшиеся полгода, – тихо закончил альбинос. Во рту вновь почувствовался тот неприятный вкус. По спине пробежал холодок. С каждым словом Фёдор всё мрачнел и мрачнел. Под конец он уже выглядел очень злым. – Кто это был? – Достоевский очень хотел показать свой гнев, ведь он узнал об этом только спустя два года! Но состояние Шибусавы было важнее. – Я не помню имени, но помню внешность. Ростом выше меня примерно на пять сантиметров, белые волосы, чёлка закрывает правый глаз, а в левом ухе серьга. Федя вздохнул и мысленно посочувствовал тому парню, ведь ему очень сильно не поздоровиться. – Хорошо, я понял, – коротко ответил Фёдор. Сейчас, когда они ещё и признались друг другу, хотелось на это обратить внимание. – Шибусава, можно я тебя поцелую? – Можно, – ответил Тацухико с улыбкой, несмотря на краснющие щёки. Достоевский взял лицо альбиноса в свои ладони и, наклонив к себе, нежно поцеловал обкусанные, но такие приятные губы. Шибусава чувствовал тот опыт, что был у его парнёра, из-за чего было неловко. Когда большие ладони Феди опустились на талию, тогда хозяин квартиры немного неуверенно обвил своими руками шею парня и приоткрыл рот. Приглашение было принято, поэтому язык Фёдора принялся посасывать язык хозяина квартиры. Хорошо, что они все помылись и почистили зубы перед тем, как в карты играть. Когда воздуха стало не хватать, то возлюбленные отстранились друг от друга и пытались привести дыхание в норму. – Ты...Ты слишком хорошо...целуешься, – сказал Тацухико, стараясь отдышаться. – Всё благодаря свиданиям с теми девицами? – А как иначе, – Достоевский улыбнулся и повалил на кровать альбиноса, нависая над ним. – Я могу зайти дальше? – Я...Я не знаю. Как ты хочешь, так и делай. – Нет, Шибусава. Тогда это не принесёт тебе никакого удовольствия. Мне нужен чёткий ответ: да или нет? – Д-Да, – ответил Шибусава, удивившись такой заботе и внимательности к его персоне. Кивнув головой, Федя наклонился к лежащему рюкзаку возле кровати и выложил оттуда всё необходимое на тумбочку: влажные салфетки, смазку и презервативы. Фёдор откинул ранец подальше, чтоб утром не споткнуться. Устроившись между ног хозяина квартиры, Достоевский принялся стягивать с того футболку. – А ты уже заранее решил всё подготовить или просто носишь с собой этот комплект каждый день? – издал смешок Тацухико, вздрогнув от холодных рук партнёра на своей талии. – Каждый день ношу. Вдруг Коле приспичит потрахаться с Сигмой в кустах, а Сигму я не разрешу смазывать слюной и вставлять ему без презерватива, – спокойно объяснил Федя. Такая ситуация действительно случилась один раз. Когда в школе устроили вечеринку, кто-то пронёс алкоголь и подлил всем ученикам в сок. Сигма, почувствовав запах спиртного, пил только воду. А Гоголь выпил пять стаканов и его понесло. Николай затащил возлюбленного в первый попавшийся кабинет, закрыл на ключ и на учительском столе голубки занялись сексом. Бедного Сигму растянули с помощью слюны, а потом ещё и кончили внутрь. Салфеток не было, а возвращаться с пятном на штанах не хотелось. Коля, недолго думая, нашёл выход из ситуации. Вылизал всё до единого своим языком. Сигма вспоминает тот вечер с красным лицом, а Гоголь всё говорит, что хотел бы повторить. Правда когда Николай вспоминает, что ему устроил Фёдор, заметив еле передвигающего ноги Сигму, то резко передумывает. – Как мило, что ты о них заботишься, – ответил альбинос. – О нас, видимо, тоже буду заботиться, – хмыкнул Достоевский, стянув с парня пижамные штаны. Федя был немного удивлён, увидев стройные, совсем не похожие на мужские, ноги. – У тебя красивеные ноги, знай это. Шибусава смутился, повернув голову в бок. Фёдор улыбнулся такому зрелищу и, немного наклонившись, принялся оставлять засосы на внутренней стороне бедра, постепенно переходя на белоснежные ляжки. Тацухико тихо постанывал от таких ласк. Оторвавшись от столь чудесных ног, Достоевский припадает губами к шее и начинает нежно посасывать бледную кожу. Альбинос запускает одну руку в чёрные волосы, второй хватаясь за простынь. Оставив парочку меток на теле любимого, Федя остается довольным. Он оставлял засосы только в тех местах, где их легко можно скрыть. – Ф-Федя, – Шибусава часто и выразительно стонет. – Федя, я-я хочу большего. Фёдор наклоняется к лицу напротив и вновь впивается в губы Тацухико. Альбинос обвивает шею партнёра руками и прикрывает глаза. Этот поцелуй немного отличался от первого, но всё так же сводил любовников с ума. Достоевский отстраняется, оставив ниточку слюны. – Почему ты всё ещё одет? Не честно, что я один голый, – наигранно возмутился Шибусава и приподнялся на локтях. – Согласен, не справедливо. Не хочешь сам раздеть меня? – усмехнулся Федя, потёршись кончиком носа об красную щёку хозяина квартиры. Тацухико легко было смутить: достаточно приласкать, нашептать на ушко всяких пошлостей и готово. – Нет. Хочу увидеть, как ты сам снимешь с себя эту пижаму. Фёдор приятно удивился таким словам. Усевшись между ног альбиноса, Достоевский стянул с себя сначала футболку, а затем и штаны, потом откинул пижаму куда-то на пол. Шибусава с маленькой завистью разглядывал тело Феди. Да, тело Фёдора определённо было чем-то прекрасным. Тацухико стало немного стыдно, ведь он сам был просто худощавым и с бледной кожей. – Что-то не так? – хриплый голос Достоевского вывел из размышлений. – Ты слишком идеальный, мне аж завидно, – буркнул под нос альбинос. Федя лишь тихо хихикнул на такой необычный комплимент. – Не идеальнее тебя, – подмигнул Фёдор с лёгкой улыбкой. Шибусава спрятал пылающее лицо в локте и обратно лёг на кровать. Достоевскому не понравилась замкнутость возлюбленного, поэтому он осторожно убрал руку и начал оставлять поцелуи везде, где только мог. Щёки, нос, лоб, губы – всё было исцеловано Федей. Холодные ладони нежно оглаживали бока хозяина квартиры, иногда не сильно сжимая. – Федя, прошу. Фёдор и сам с трудом сдерживался. Не хотелось причинить боль одним неаккуратным действием. Тацухико нужна любовь, а не грубость. – Шибусава, будь добр, перевернись на живот, – Достоевский огладил ягодицы альбиноса и в мыслях одёрнул себя от желания сжать их. Шибусава перевернулся на живот и упёрся подбородком в сложенные руки, немного приподнявшись на коленях. Федя тихо сглотнул. Это было слишком. Слишком пошло. Фёдор потянулся за смазкой, которая всё ещё лежала на тумбочке. Открутив крышку, он немного вылил себе на пальцы и отложил тюбик обратно. Коснувшись пальцами ануса, Достоевский осторожно ввёл один, стараясь как можно меньше причинять дискомфорт любимому. Тацухико вздрогнул. Боли или дискомфорта не было, поэтому Федя добавил второй палец, начиная двигать фалангами на манере ножниц. Альбинос тихо зашипел, сжав простынь под собой. Ощущения, которые он испытывал, трудно описать. – Больно? – осторожно спросил Фёдор, второй рукой поглаживая спину, заставляя Шибусаву выгибаться. – Н-Немного, – ответил хозяин квартиры, немного запинаясь. Достоевский кивнул и наклонился, чтоб оставить отвлекающие поцелуи на лопатках партнёра, а руку опустил на истекающий смазкой член. Тацухико чуть не задохнулся от таких нежных ласк. Федя старался отвлечь альбиноса от дискомфорта. Когда Фёдор добавил третий палец, то Шибусава почти не заметил, сосредоточившись на ладони, что так приятно поглаживала член. Хозяин квартиры неожиданно выгнулся, протяжно застонав. – Что случилось? Мне прекратить? – обеспокоенно спросил Достоевский, оторвавшись от спины возлюбленного. – С-Сделай так ещё раз, п-пожалуйста, – прошептал Тацухико, повернувшись лицом к Феде. Ему только что было невыносимо хорошо и он хочет ещё. Фёдор, усмехнувшись, повторил пальцами то, что сделал до этого. Альбинос закатил глаза и издал ласкающий уши стон. Достоевский ещё немного помасировал простату юноши и вынул пальцы. Шибусава тихо проскулил, почувствовав пустоту. – Перевернись на спину, пожалуйста, – попросил Федя, уже успев размазать смазку по всему члену и натянуть презерватив. Хозяин квартиры послушно перевернулся на спину. Фёдор взял одну подушку и, немного приподняв Тацухико, подложил её тому под поясницу. Наклонившись к альбиносу, Достоевский убрал спадающие белые пряди на лицо. – Ты готов? – Я-Я...да, – уверенно ответил Шибусава, обвив ногами талию любимого и устроив руки на спине. – Тогда я вхожу. Будет больно – не молчи. Федя осторожно ввёл головку. Хозяин квартиры поджал губы, но звука не издал. Фёдор медленно вошёл полностью и остановился. Стенки плотно обхватывали член, но не слишком болезненно. «Хорошо растянул» – подумал Достоевский и мысленно похвалил себя. Тацухико тихо простонал. Понятное дело, что член будет больше трёх пальцев. Альбинос впился ногтями в плечи Феди. – Больно? – взволновано поинтересовался Фёдор, поглаживая бока любимого. – Д-Да, – в уголках глаз Шибусавы собрались крошечные слёзы. Достоевский наклонился к его лицу и оставил поцелуй на кончике носа. – Всё хорошо, я подожду, пока ты привыкнешь. Скажешь, когда можно будет начинать. Хозяин квартиры кивнул и прикрыл глаза. Грудь вздымалась от частых вдохов и выдохов. Федя продолжал целовать лицо Тацухико, пытаясь отвлечь альбиноса от дискомфорта. Спустя пару минут, Шибусава кивнул, сказав: – М-Можно, Федь. Фёдор выдохнул и осторожно сделал первый толчок. Из уст хозяина квартиры послышался стон наслаждения. Достоевский двигался медленно и аккуратно. Нужно просто вновь найти простату и тогда Тацухико станет легче. Неожиданно альбинос красиво выгнулся и громко застонал. – Е-Ещё, пожалуйста. Федя ухмыльнулся и устроил свои ладони на ягодицах возлюбленного. Теперь будет куда проще. Фёдор начал постепенно наращивать темп толчков, толкаясь так, чтоб задевать простату. Комнату наполнили пошлые звуки шлепков двух тел и громкие стоны. Хорошо, что стены звукоизолированы, иначе Коля с Сигмой уже давно бы крикнули им, чтоб тише были. – Ф-Федя, я сейчас, – Шибусава не закончил, вновь издав протяжный стон. Но Достоевский итак его понял. Обхватив рукой член хозяина квартиры, Федя стал водить ею по всей длине в темп толчкам. Уже через пару минут Тацухико кончил себе на живот с громким стоном. Следом за ним кончил и Фёдор, сжав ягодицы альбиноса. Отдышавшись, Достоевский медленно вышел из Шибусавы и, сняв презерватив, выкинул его в корзину, которая стояла рядом со столом. После этого, Федя достал салфетки из лежащей на тумбочке пачке и обтёр ими всё ещё не отошедшего от оргазма хозяина квартиры. Выкинув их туда же, куда и презерватив, Фёдор лёг рядом с партнёром. – Понравилось? – тихо спросил Достоевский у альбиноса, который достал из под себя подушку и подложил себе под голову. – Понравилось, – хриплым голосом ответил Шибусава. – Нужно одеться. Федя угукнул и встал с кровати, ища одежду. Взяв пижаму хозяина квартиры, он кинул в руки Тацухико. Альбинос сел и стал натягивать на себя пижаму. Фёдор тоже надел на себя свои футболку и штаны. Когда парни оделись, то вновь легли в постель и укрылись одеялом. – Спокойной ночи, Шибусава, – сказал Достоевский, оставив поцелуй на макушке устроившемуся на его груди возлюбленного. – Спокойной ночи, Федя, – ответил хозяин квартиры и прикрыл глаза. Любовники уснули довольными. А на следующий день объявили о своих отношениях Гоголю с Сигмой и своим родственникам. Все были рады. А парня, который издевался над Тацухико на третьем году средней школы, посадили. Видео было удалено. Всё благодаря Фёдору, разумеется.***
– Ребят, у меня есть чудесная идея! – сказал Николай, весело улыбаясь. – Можешь сразу о ней забыть, – буркнул Достоевский, устроив голову на плече альбиноса. – Она правда классная, клянусь! – Что за идея? – поинтересовался Сигма, поедая печенье. – Давайте сыграем две свадьбы в один день! Все трое опешили. Никто не был готов к такому предложению. Пускай Коле уже двадцать шесть лет, но по поведению ему всё ещё лет семь. – А мне нравится. Федь, что скажешь? – с улыбкой спросил Шибусава, повернувшись к своему возлюбленному. – Если ты не против, тогда я тоже, – сказав это, Федя оставил невесомый поцелуй на щеке Тацухико. – Сигма-кун, а ты что думаешь? – повернулся Гоголь к любимому. – Эй, оставь нам немного! Сигма издал смешок, спрятав печенье за щеками и стал похож на хомяка. – Я согласен, – ответил юноша, прожевав еду. – Чудно! Тогда первого июня поженимся! Идёт? Все кивнули, согласившись с предложением Николая. Парни повзрослели уже. Коля с Сигмой работают в одном детском садике воспитателями. Группа из шестнадцати детишек их просто обожает. Фёдор открыл свою небольшую кофейню, в которую любят ходить подростки. Шибусава работает баристой в этой кофейне и любит пообщаться со школьниками и студентами, которые заходят за кофе. Единственное, что не изменилось в этих четверых – их крепкая дружба. И вряд ли изменится когда-либо.