Идите, — ответил он, — Идите, пока хватит сил.
Ибо пока человек в пути, есть у него надежда...
Я открыл глаза и тут же почувствовал ледяной поток воды. Подобно множеству игл холод пронзил меня, еще несколько секунд я ощущал себя Мишей и лишь по истечению драгоценных мгновений вернулся в себя. Вместе с холодным потоком на меня нахлынула волна воспоминаний обо всем, что за последнее время произошло. Я был целиком погружен в свое сознание, лишь отдельные отголоски окружающей среды, вроде холода, доносились до моего разума, но общая картина непременно расплывалась в неясное пятно. Поезд… Перевязка… Госпиталь… Метро… Бункер! Как разряд тока меня покоробило напоминание о пустоте в бункере, я вспомнил, что в тот момент, когда в глазах потемнело, я был настолько отчаян, что уже решил принять свою смерть. Как какое-то похмелье меня накрыло отчаянье, которое, как и положено похмелью, откатилось с волной холодной воды. Я вновь хотел если не жить дальше, то хотя бы дожить до возвращения наверх. Я попытался подняться. Неуклюже перебирая ступнями и шатаясь, с третьей попытки я смог удержаться на ногах. В глазах все ещё двоилось, кружилась голова, во рту чувствовался металлический прикус крови. Я нервно осмотрел помещение, но глаза от волнения бегали столь беспокойно быстро, что я даже прилагая усилия не мог удержать на чем-то взгляд. Понять, что находилось вокруг, было проще уже на ощупь. Сколько себя помню у меня никогда не было проблем с концентрацией или самоконтролем. Я мог растеряться и сделать что-то глупое, много чего-то очень глупого, но когда ситуация становилась критической я сквозь нервы и адреналин приходил в себя, старясь добиться трезвости разума и отсутствия дрожи в руках. Сейчас я пытался восстановить дыхание, бил себя по лицу, окунался в холодную воду, но добиться ничего не смог. Вдруг с той стороны стены послышался стук. Я было уже подумал, что просто нахожусь в бреду, но после очередного беспокойного осмотра комнаты понял, что пятна, которое было бы хотя бы отдаленно похоже на отпечаток Курта, в пределах комнаты не наблюдалось. «Он снаружи!». Эта мысль была для моей головы чем-то сродни кувалды для гнилого арбуза. Ноги снова отнялись. Но вместо того, чтобы вновь провалиться в сон, в этот раз уже точно вечный, я попытался если не взять себя в руки, то хотя бы удержатся на ногах. Теперь время подгоняло меня двумя проблемами: я должен выбраться до того, как неумолимо поднимающаяся вода заполнит комнату до краев, и помимо того я должен хотя бы попытаться спасти Курта. «Выбраться-спасти, выбраться-спасти, выбраться-спасти, выбраться-спасти». Как ритмичное «тик-так», отсчитывающее остаток моей короткой жизни, эти два слова бились в моей голове. Это чем-то напомнило ритмичный стук метронома. Стоило мысли о метрономе проскочить в голове, как сразу вспомнились уроки игры на пианино далеком детстве, одно неуместное воспоминание покатилось за другим под безумную какофонию двух слов, журчания воды и метронома запрятанного в моей голове. Кажется, это именно то, о чем писали в книгах. Вся жизнь проноситься перед глазами. Я думал только об этом, не мог даже почувствовать или ощутить окружающую меня реальность. Лишь звуки немного напоминали о действительности. Устав от перелистывания обращающихся на глазах прахом страниц, что я никогда раньше не листал, но от чего-то чувствуя тошнотворное чувство бесконечного повтора, я начал вслушиваться в окружающие меня звуки. Я пытался отделить этот последний связывающий с реальностью хлипкий мостик от подступающего безумия. Шатающиеся петли складных полок, плескание ручейков, стекающих из трещин в потолке, редкие шлепки падающей с потолка побелки и штукатурки о воду, в конце концов звук втекания в комнату воды и… СТУК! Я не ослышался, это был настоящий стук, по-видимому, тот отчаянный стук Курта. Видимо этот поток мыслей, казалось занявший вечность, был мимолетным и незаметным помешательством, занявшим несколько секунд. Стук со второй попытки наконец подействовал на меня отрезвляюще. Я пришел в себя. Наконец мог стоять на ногах не прикладывая чрезмерных усилий, мог сосредоточить взгляд. Я ясным взором осмотрел комнату. Двери были открыты. Лишь по воспоминаниям я знал, что ведущие в коридор двери были закрыты везде. Везде, кроме той комнаты в которой находился я. В моей, дверь была открыта настежь, увидеть её, однако, было нельзя. Выход преграждал плотно прилегающий к проходу кусок, упавший с потолка. Вода лилась в местах неплотного прилегания плиты и проникала сквозь сколы и трещины на бетоне. Я тут же бросился к обломку, всеми силами я пытался его отодвинуть. Очень быстро, однако, я понял, что толкать его — дело бессмысленное. Время все еще поджимало, но я решил более спокойно и подробно осмотреть бетонную преграду. Я нагнулся, и почти сразу понял, что делать. Бетонная плита, или даже скорее панель, была надломлена так, что ее край представлял собой что-то вроде тупоугольной ломанной. Идея в голову пришла сама собой — надо как следует ударить по месту надлома или ниже, чтобы разломить плиту на две части, тогда нижняя часть скатится на пол, а верхняя скорее всего потеряет равновесие и упадет в противоположную от меня сторону. Нырнув в воду, я стал прикладывать максимум усилий давя на нижнюю часть обломка. Несколько раз я нырял, пытался её отодвинуть, выныривал, чтобы набрать воздуха и повторял действие. Только через пять повторов я наконец понял, что это тоже не работает. Я со всей силы, насколько позволяло сопротивление воды, пнул точку разлома. Лишь увидев, что и это действие не принесло результатов я вернулся к нырянию. Я еще раз надавил на плиту. Вдруг она затрещала и начала ломаться. Я чудом спас свои руки от падающей плиты и тут же вынырнул. Издав последний громкий хруст преграда разломилась, нижняя часть полностью легла на воду, верхняя часть начала снижаться и… К моему ужасу сверху хлынула вода. Я и подумать не мог, что воды настолько много, благо я смог не провалиться в очередной приступ паники и держался спокойно. Я заметил, что уровень воды в коридоре начал снижаться, и если Курт еще жив, то он может всплыть и дышать, а значит его жизни ничего не угрожает. А пространства в моей и прилегающих к ней комнатах достаточно. Я выдохнул, но тут же увидел страшное — трещины на бетоне начали расползаться. Сквозь казалось непробиваемую преграду полились ручейки. И раньше, чем я успел осознать всю опасность этого положения, плита раскололась. Поток воды буквально снес меня. Уже тогда, когда я стоял прижатый к углу мне по голове ударил обломок бетонной плиты. Оглушенный, но все ещё находящийся в сознании, я мог только ощущать, как вода постепенно заполняет помещение, как я погружаюсь в нее полностью и как пузырьки драгоценного воздуха выходят из моих лёгких наверх… я хотел жить, хотел продолжать бороться, но просто не мог толком пошевелиться. Я решил до конца сопротивляться смерти, чего бы мне это не стоил. Впрочем, я прекрасно понимал, что «чего бы мне это не стоило» — всего лишь словесный оборот, обозначающий мою решительность, в реальности я прекрасно понимал, что цены никакой нет, и быть не может. Я был уверен в своей смерти, лишь хотел поупрямиться, не зная ради чего, не видя в этом смысла. Просто, чтобы показать реальности свое несогласие, будто бы ей было не безразлично мое мнение. Я всегда верил, что жизнь продолжается пока мы продолжаем сопротивляться, сомневаться и любить. Любить жизнь, сомневаться в неизбежности смерти и сопротивляться её приближению. И хоть сейчас я был жив лишь по одному из этих признаков, я все еще упрямился. Во что бы то ни было я не закрывал глаза, я хотел оставаться в сознании до своей последней секунды жизни. Вдруг на горизонте появилось пятно. Оно приближалось и с приближением формировалось в человекоподобную фигуру. «Курт» — попытался крикнуть я. Отчетливого звука не получилось, но воздух, вырвавшийся из моего рта, дал ему понять, что я жив. Солдат схватил меня за воротник и потянул к выходу из комнаты. В коридоре на месте падения бетонной панели, части потолка образовали перегородки между которыми находился воздушный карман. Как только я почувствовал его, я жадно вдохнул воздух. Курт пытался восстановить дыхание. — Плыть можешь? — его голос был надрывным и очень нервным. — Отпусти, попробую. Он разжал руку. Я провалился в воду, и уже коснувшись пола попробовал оттолкнуться. К своему удивлению у меня получилось хоть и неуклюже, но всплыть, и даже с переменным успехом держаться на поверхности. — Я поплыву вперед, а ты следуй за мной, — с трудом держась на воде говорил Курт, — и ни в коем случае не теряй меня из вида! — А если потеряю? — Тогда умрешь, или я умру, или скорее всего мы оба. В воздухе повисло безмолвие. — Все понятно? — у него был такой неуверенный голос, что он кажется, сам не все понимал. Чуть помолчав он добавил. — И… надо скинуть одежду, одежда тяжелая, лучше ее сбросить, чтобы не тянула на дно. Я утвердительно кивнул. Раздеваться еле держась на воде, при этом будучи очень уставшим и снимать размокшую одежду дрожащими от холода и волнения руками было совсем непросто. Курт кроме часов, которые вероятно после таких водных процедур все равно заржавеют, и трусов скинул все. Я же оставил помимо нижнего белья еще подсумок с серёжками и прочими важными вещами. Еще с минуту мы пытались восстановить и наладить дыхание. По правде, я ничего в этом не понимал и не осознавая смысла данных действий, просто надеялся на то, что это поможет. — Задержи дыхание и вперед, — буркнул, клацая от холода зубами Курт. Я кивнул. Курт тут же жадно выхватил столько воздуха, сколько мог и нырнул. Я последовал его примеру и погрузился в воду. Вода была очень мутной, стены были не видны. В холодной воде плавали какие-то хлопья и что-то вроде маленьких кусков ржавчины. Курт мастерски сориентировался в пространстве и поплыл вперед. Я изо всех сил старался от него не отстать. Вода кажется перестала течь неудержимым потоком в бункер и, видимо заполнив его, встала. Я мог только хвалить богов за это, плыть против течения было бы непосильной для меня задачей. Воздух начал кончаться, уже чувствовался его недостаток. Курт немного снизился и остановился, я, не ожидая этого, по своей неаккуратности чуть не врезался в стену, точнее в её остатки. Вырванная с петлями дверь ели виднелась под грудой бетонных обломков. В след за Куртом я прошмыгнул в дыру. В это момент я вдруг потерял его из виду. Тихая паника начала подступать. Я метался во все стороны, и, когда воздух был уже на исходе, решил поискать его у дна. Свет постепенно тускнел, а я выдыхался. Не то к сожалению, не то к счастью я ужасно ориентировался в воде и плывя вниз с удивлением выплыл у поверхности. К моему облегчению тут был воздух и, что самое главное, именно тут насколько я мог понять по очень тусклому, непонятно откуда исходящему свету, находился Курт. Он, кажется, возился с вентилем на потолке и, лишь удостоверившись в тщетности любых попыток его повернуть, обратил на меня внимание. — Мы спасены! — воскликнул он растянув улыбку от уха до уха. — Мы живы! — Да, — восторженно крикнул я и протяжно проорал. — Мы выбрались! Мы начали обниматься и от радости кричали что-то совсем нечленораздельное. — Нужно пройти по коридору еще немного, и мы будем у выхода, — все еще ежась от холода, но не переставая улыбаться проговорил Курт, — это уже пустяки. Он поднялся по лестнице к коридору. Оказалось, что все это время пока я якобы спускался вниз, на самом поднимался наверх по высокому лестничному подъёму, параллельно самой лестнице. Когда я поднялся, то с удивлением обнаружил, что вода была мне лишь по щиколотку. Ситуация, однако облегчалась лишь частично. В коридоре было невероятно темно. Передвигаться приходилось на ощупь, кроме того по мере продвижения, уровень воды поднимался. Курт объяснял это тем, что коридор этот не прямой, а отклонен под небольшим углом. От этого уровень пола относительно уровня воды постепенно понижается. Курт, однако надеялся, что даже на самой глубине вода не поднимается выше шеи, что несколько обнадеживало. Кроме того, я нашел в подсумке зажигалку, и она чудом загорелась, озаряя коридор своим тусклым светом. Когда мы углублялись в зловещий туннель, мир снаружи, казалось, растворился в далеких воспоминаниях. Некогда твердая почва под нашими ногами превратилась в лужу, и с каждым шагом по мутной воде плясала рябь. Мое сердце колотилось при каждом всплеске, эхом диссонирующая дрожь, ржавой расшатавшейся струны, в огромном, вызывающем клаустрофобию туннеле. С каждым шагом уровень воды поднимался выше, ледяная хватка сжимала наши ноги. Тяжесть неопределённости плотно висела в воздухе, как гнетущая тьма, окутывающая нас. Мы с Куртом двинулись вперед, путь впереди освещался только колеблющимся, мерцающим светом моей верной зажигалки. Слабое сияние танцевало на стенах, отбрасывая жуткие тени, которые, казалось, дышали собственной жизнью. Туннель тянулся бесконечно, превратившись в лабиринт, скрывающий тайны и шепчущий эхо давно забытого мира. Звук нашего собственного дыхания, усиленный жуткой акустикой, был напоминанием о нашей уязвимости. Оно подчеркивало жуткую тишину, которая висела в воздухе, смешиваясь со звуком журчащей воды и нашими шагами в мелком бассейне. С каждым мгновением уровень воды продолжал подниматься, ее холодное прикосновение медленно ползло вверх по нашим телам. Каждый шаг становился битвой с наступающей тьмой и приливом, но мы продолжали идти, полные решимости найти то, что находится за пределами этого подземного царства. За пределами этого мира, за пределами нашего восприятия — найти выход. Пламя зажигалки — хрупкий маяк в бездне — мерцало и колыхалось, грозя иссякнуть и потонуть во всепоглощающей черноте. В этом пустынном малом мире, где надежда была хрупким угольком, а отчаяние — неумолимым потоком, мы продвигались вперед через водную пропасть. Звуки воды превратились в шуршащий гул, плавно сливающийся с ритмом нашего собственного дыхания. Туннель поглотил когда-то заметное эхо, превратив его в неуловимый отзвук. Наше дыхание, когда-то громкое и навязчивое, стало лишь холодом тишины, постоянным напоминанием о нашем беспомощном одиночестве в этом затопленном коридоре. В коконе тишины мы шли сквозь воду, единственным нарушением тишины был приглушенный шлепанье наших шагов. На нас давила тяжесть беззвучия, тяжелая пелена, заглушающая даже самые тихие отголоски шума. Как будто сам туннель поглотил наши слова и оставил нам язык тихого созерцания. Мы больше не обменивались словами, потому что речь казалась неуместной в этой затопленной усыпальнице. Наше общение — взгляд, кивок, общее понимание, передаваемое языком глаз и жестов. Туннель стал доверенным лицом, поглощающим наши невысказанные мысли и держащим их в своих водянистых объятиях. По мере того, как мы продвигались вперед, туннель, казалось, уходил в бесконечность, а безмолвие, вездесущий спутник, становилось одновременно утешительным и преследующим. В этом водном царстве мы продвигались вперед, две фигуры переплетались с одиночеством затопленного мира, где единственным языком, на котором говорили, был язык невысказанного. Мы шли в тишине, и тишина поглощала нас. Как черная пустота поглощала пространство в те моменты, когда огонек зажигалки дёргался и притухал. Постепенно вода поднималась все выше и выше. Я пытался сохранять хладнокровие. Это у меня быть может, получилось внутренне, но совершенно не внешне. Мы были в шаге от спасения, но я знал, что именно в одном шаге от успеха больше всего рискуешь споткнуться. Я думал о том, что даже выбравшись отсюда я останусь с пустыми руками, что моя поездка так и останется бессмысленной. Вдруг над головой зашатался потолок. Что-то посыпалось, и в глубине души я был благодарен этой неведомой силе, что она возвращает меня к сиюминутным проблемам, мешая сосредоточиться на глобальной неудаче. Потолок и стена начали трястись сильнее. — Еще немного и выйдем, — чувствуя мою тревогу обнадежил Курт, выглядящий, однако не менее тревожно чем я. В пляшущем свете зажигалки его лицо дрожало, дрожало не так, как дергаются мускулы от холода или волнения. Дрожь его лица выражала нечто пока неясное мне. Стены снова затряслись. С потолка прямо перед моим носом упал здоровенный обломок. От неожиданности я потерял равновесие и упал в воду. Опершись на стену Курт протянул руку. Не без труда я подтянулся к нему, но тут же снова поскользнулся. Я смог удержать равновесие, но он ударился головой о стену. В след за ударом на беднягу упал кусок бетона с потолка, и он тут же потерял сознание. Я не стал придаваться страху и панике, точнее попытался. Я схватил валящегося на пол собрата и поволок за собой. Стиснув зубы я держал его. Курт был очень тяжелым. К тому-же, без возможности освещать себе путь, я даже не был уверен, что иду в нужную сторону. Мы продолжали идти вперед, окутанные глубиной тьмы туннеля. Бремя ответственности тяжело легло на мои плечи, когда я продвигался вперед, полный решимости найти безопасность, найти выход из этой водной пропасти. Вода была все выше и выше, мне пришлось поднять его на руки, чтобы он не задохнулся в бессознательном состоянии. Наконец вода почти полностью заполнила коридор. Я глубоко вдохнув нырнул и поплыл вперед. Плыть с грузом в виде бесчувственного тела было совсем непросто, помимо ног я мог использовать только одну руку из двух, сопротивление воды чувствовалось сильнее чем когда-либо. Я плыл и плыл пока не ударился о какой-то выступ. Я сам был удивлен тому, как легко и быстро я соображаю в критических ситуациях, но в ту секунду мне моментально стало ясно, что это подъем. Я понятия не имел куда этот подъем ведет, но у меня было слишком мало времени и сил чтобы с этим разбираться. Я хотел начать подниматься, но вспоминая свои ошибки решил на всякий случай все же проверить. Струйка пузырьков углекислого газа вырвалась из моего рта и помчавшись вверх — словно сигнализируя начало гонки, гонки между мной и временем, за жизнь. Я начал все сильнее ощущать нехватку воздуха. Начались судороги и внутри все сжималось, я поднимался все выше и выше. Вода становилась светлее. Появлялась надежда, что я успею добраться до поверхности раньше, чем потеряю сознание. Взгляд был непрерывно направлен в одну точку, будто бы ничего кроме меня и воды и не существовало. Дико заболели уши, меня начало буквально распирать. Это из-за быстрого всплытия. Это была адская боль, но у меня просто не было другого выбора. Я стиснув зубы продолжал. Казалось, легкие вот-вот лопнут, а глаза вылетят из орбит. Сердце билось как сумасшедшее, единственное, что я слышал, это стук сердца. Я становился все ближе к поверхности воды. Три метра — становится неимоверно тяжело плыть, я чувствую, что всплываю очень медленно. Два метра — тело будто бы наливается свинцом, силы на исходе и я трачу все без остатка, чтобы просто всплывать, не важно с какой скоростью. Метр — управлять своим телом почти нереально, в глазах темнеет, и я продолжаю подниматься вслепую. Полметра — я начинаю кашлять и беспорядочно глотаю воду. Спускаюсь на несколько десятков сантиметров, пытаюсь подняться вверх не переставая кашлять, тело сводят судороги, если бы в тот момент я еще сохранял рассудок, то у меня не было бы ни малейшего сомнения о том, что я уже труп. Однако последние остатки сознательности уходят на то, чтобы до последнего мертвой хваткой держать Курта. В тот момент казалось из меня уже ушла какая бы то ни было жизнь, но в последний момент меня смогло вернуть в чувство одно простое, но сакральное до содрогания чувство. Рука вылезла на воздух. Вопреки всему я обрел новые силы и вынырнул с диким криком. Я находясь в каком-то трансе плыл к краю бассейна, в трансе же я вытащил из него Курта, и делал ему искусственное дыхание и массаж сердца до тех пор, пока он не очнулся. Он оглушительно закашлялся, капли воды попали мне на лицо. В тот момент, когда стало понятно, что он жив я повалился на землю и моментально потерял сознание.