была

медленное и мучительное осознание, понимание, тягучей смесью растекается по венам, невидимой рукой обхватывает шею, медленно сжимает пальцы и душит, последняя надежда вырывается изо рта хрипами, раскалываясь на мелкие кусочки так же, как маска на лице девушки. её правая сторона лица изувечена уродливыми шрамами, но ему, честно, плевать. с этими горящими злостью и печалью глазами, с искривленной улыбкой она выглядела очаровательно живой на фоне той девчонки под камнем, что на последнем издыхании сжимала его пальцы. какаши дышит. рвано, с перебоями, с попыткой вдохнуть побольше, из раза в раз закашливаясь кровью, но дышит. с неожиданной лёгкостью в груди, чуть неловко отведя взгляд, с до ужаса неправильным облегчением и до трясучки правильным стыдом, что прямо сейчас меркнет среди умиротворения. обито учиха была его кислородом. какаши не хватает воздуха. он смотрит, задыхается буквально, заходясь в приступах кашля, хватается рукой за горло, утопая в болезненных, реальных чувствах и эмоциях, что своими когтями, подобно монстрам, дерут глотку, пускают медленнодействующий яд, который едва горчит на кончике языка, отравляя весь организм. обито учиха была его личным ядом. попав в камуи он бьёт её, ощущая в руках предательскую слабость, сжимает ладони сильнее, крепче стискивая зубы. перед ним мелькает её лицо обагрённое кровью, она вытекает из уголков рта, скатываясь дальше, по подбородку вниз. обито понимающе и издевательски улыбается, знает ведь, как и он, что его рука может легко сломать её как куклу, впиться прямо сейчас в шею и одним слитным движением свернуть. какаши этого не делает. обито смеётся. хатаке чувствует на себе, с какой силой бьёт учиха, в детстве способная ни на большее, чем беспомощный котёнок. она бьёт, ведомая своей яростью, личной трагедией, хитро улыбаясь и делая подсечку, заносит кулак вверх, пробивая пол рядом с его головой. мужчина с придыханием на мгновение замирает, внутренне содрогаясь от восхищения и непонятного трепета, что хрупкая на вид женская рука способна раздробить ему череп. обито бьёт его ногой в живот и откидывает назад, недовольно щурясь на вид потрепанного и скорчившегося от боли бывшего сокомандника. какаши думает лишь о том, как она похожа на кошку в этот момент, когда недовольно фыркает и шипит, подходя к нему, усаживается на его бёдра и одним властным движением руки, облачённой в чёрную перчатку, хватает его за волосы. — всё ещё не можешь заставить себя нанести решающий удар? — плюёт ему прямо в лицо, жёстким движением оттягивая волосы назад. — что такое? язык отсох, или опять охвачен чувством вины и сожаления? учиха ядовито смеётся и приближает лицо какаши к своему, находится так близко, будто вот-вот поцелует, но только нагло усмехается и хватает за подбородок. — ты всё ещё просыпаешься среди ночи в холодном поту… мучаясь, что не смог сдержать обещания, данного подруге? или до сих пор надеешься, что я каким-то чудесным образом изменюсь? она насмешливо смотрит и болезненно улыбается, какаши видит глубину её темных глаз, помнит плескавшееся в них веселье и упорство, граничащее с упрямством, а сейчас там лишь бесконечная скорбь и бессильная ярость. — все чувства сожаления и вины, которые ты испытывал — чушь собачья. думаешь, всё из-за того, что случилось с тобой и рином? я всегда знала правду. знала, что рин специально подставился под твой удар, ведь если бы он вернулся в деревню, она была бы стёрта с лица земли. он умер от руки человека, которым восхищался всю жизнь. за любимую деревню… к чему приведёт нас, в итоге, весь этот жизненный уклад… разбитые мечты и утраченные надежды? весь этот мир просто чертова подделка. девушка смеётся, едва-едва тыкаясь носом в пепельные волосы, а у какаши дыхание перехватывает и в груди где-то колет, отзываясь ноющей болью. она кладёт его руку на свою грудь, абсолютно плевав на смущение и приличия, которые растеряла в один решающий миг вместе с частью своего сердца. — внутри меня больше ничего нет. там пустота. я даже боли не чувствую. я вообще ничего не чувствую. какаши ощущает, как под пальцами еле слышно отбивает свой ритм сердце и ему хочется как обычно, как в детстве, накричать на неё за очередную глупость, показать, что он слышит, он видит, она живая. он смотрит на неё отчаянно, бессмысленно хватает за талию и жмёт ближе к себе, с щемящей мучительной нежностью ощущая под руками мягкое женское тело. обито со свистом выдыхает ему на ухо, пальцами скользя по его груди, грубо проходясь по плечам и добираясь до лица, сжимая то в стальной хватке. — прекрати испытывать чувство вины, какаши. эта дыра не твоих рук дело. эта дыра создана злобой нашего жестокого мира. горячий шепот обжигает губы, обито не мигая смотрит глаза в глаза крепко сжимая его челюсть, заставляя подавиться всеми заученными наизусть словами, которые он бесчисленное множество раз повторял у мемориального камня, из раза в раз, из года в год. — я… слова из горла вылетают протяжным хрипом, но учиха резко качает головой, одним движением руки снимая с него маску, а затем припечатывает поцелуем. учиха обито целуется грубо, жестко, кусается до неприятного покалывания и крови на губах, безжалостно придавливая своим весом и отчаянно цепляясь за чужие волосы. какаши думать не хочет, какими могли бы быть её поцелуи в других обстоятельствах, где бы он её зажимал и как это делал, как бы отличалась другая обито от этой, что сейчас остервенело прижимала его к полу, настойчиво обводя руками рельеф его мышц. — прекрати…трепаться о том…что я уже слышала миллионы раз… обито говорит слегка надрывно, между поцелуями, с каждым разом вжимаясь телом всё сильнее, с каким-то глухим отчаянием вгрызаясь в мужчину. какаши в ответ медленно ведёт рукой вдоль хрупкой спины, пересчитывает каждый позвонок, пальцами зарываясь в чёрные пряди волос, замечает едва заметную дрожь, резко опускаясь руками вниз, к чужим бёдрам, ловя губами приглушенный стон. они целуются до покраснения, онемения в губах, до жжения в лёгких, до головокружения и полного абстрагирования от реальности, где во всю шла война — жестокая, кровопролитная, но которая оказалась недостаточно важной для двух врагов. девушка отстраняется, запрокидывая голову назад и шумно выдыхая. обито восхитительна в своём горе, в своих грубых движениях для девушки, прекрасна в своих милых и мягких чертах, что спустя годы приобрели остроту. она смотрит, режет взглядом, разрывает его сердце на мелкие кусочки, особенно проходясь по старым открытым ранам, и вновь собирает, с чрезвычайной тщательностью сшивая заново. вызывает миллион противоречивых ощущений и эмоций, смотрит уже бессильно, отчаянно, крепко сжимает ладони, ударяя рукой в чужую грудь. — мне очень жаль, что мы умрём.