Один из них

      Помнит ли Драко Малфой тот день?       Нет.       Нет — и всё тут. Он не помнит, в какой именно день Гермиона Грейнджер была взята в плен Пожирателями смерти. Зато помнит все последующие дни. Каждый крик, каждый стон, каждый взгляд. Каждое заклятие.       Первая мысль, когда он увидел её в камере, была: «Только не она». Кто угодно, только не она. Но у Драко за плечами было много грехов, и его молитвы услышаны не были.       Мир рухнул как карточный домик. Если Грейнджер не с Поттером — ему не победить. Без неё он сдохнет если не от первого, то от второго проклятия любого опытного Пожирателя, которого встретит на своём пути. Золотое трио разрушилось, потеряв важную составляющую. Теперь Поттеру победить Тома Реддла будет намного труднее.       Драко не хотел издеваться над девчонкой. Он вообще не хотел ни над кем издеваться. Вопли и крики пленников снились ему в кошмарах каждую ночь, и слышать их ещё и днём — сущее наказание. Положение семьи Малфой пошатнулось, когда наследник не сумел выполнить задание Лорда, и Драко больше не доверяли никаких поручений. Но, похоже, похищение подруги Гарри Поттера изменило планы Реддла.       Тот счёл забавным встречу школьных врагов и поручил Малфою «присмотреть» за маглорождённой. Видя её осунувшееся лицо и пелену в глазах, Драко не мог заставить себя поднять на неё палочку. Тётя Беллатриса взяла дело в свои руки. Она не хотела видеть гнев господина в сторону племянника.       Выдержка Грейнджер сломалась за минуты. Вытерпеть Круциатус не могут даже самые стойкие. Воля у гриффиндорки сильная, характер твёрдый, но боль непростительного заклятия выдержать трудно, молчать невозможно.       Её первый вопль всё ещё снится Драко по ночам.       Беллатриса не скупилась на проклятия. Фантазия у неё была буйная, извращённая. Лучи заклинаний освещали комнату, а тело, бившееся в агонии, нарушало тишину криками.       Сеансы пыток не длились долго. Видимо, у Драко не получалось скрывать свои эмоции, и тётя быстро заканчивала и уходила, оставляя юношу наедине с пленницей.       Страдания Гермионы приносили Драко боль.       Неожиданно для него самого, он проникся к ней жалостью.       Волан-де-Морт хотел выведать у девчонки полезную информацию о Поттере, об Ордене, о планах. Но та молчала, терпела пытки, а её разум был защищен ментальным блоком. Волшебница в совершенстве владела окклюменцией. Иногда Драко хотелось схватить её за плечи, хорошенько встряхнуть и посоветовать рассказать Лорду всё, что нужно, и затем встретить гуманную смерть. Ведь лучше умереть, чем выносить такие мучения. Но, похоже, гриффиндорская храбрость и преданность лучшему другу давали Гермионе силы терпеть насилие изо дня в день.       Это не могло не восхищать.       Где же Поттер и Уизли, которым она так дорога? Почему не спасают свою подругу? Неужели страх смерти пересиливает хвалёную гриффиндорскую смелость и преданность близким? Малфой злился на этих недоумков.       Когда Грейнджер потеряла голос и впервые заплакала во время пытки, Малфой понял, что любой ценой должен помочь ей. И плевать на последствия. Дождавшись ухода тёти, он подошел к лежащей на полу девушке и присел на корточки. Её лицо было расцвечено кровоподтеками и свежими синяками, тёмный свитер разорван. Прошептав Вулнера санентур, он провёл палочкой над телом девушки. Та тихо всхлипнула и повернула голову в сторону слизеринца, который с помощью Ферулы накладывал бинты на её поврежденное колено. После этого он прошептал очищающие чары и наконец встретился с ней взглядом.       В карих глазах было лишь непонимание. И страх. Он поднял руку и отбросил её спутавшиеся волосы за спину, вытер запёкшуюся кровь с щеки. И стал шептать какие-то глупости, мол, всё в порядке, всё уже закончилось.       На следующий день, даже если тётя и заметила хорошее состояние девушки, то ничего не сказала. Ни Драко, ни Лорду. Поэтому Малфой продолжил помогать Грейнджер.       Девушка ничего ему не говорила. Молча смотрела, как он применяет медицинскую магию и очищающие чары после очередной порции проклятий от Лестрейндж. В её глазах больше не было того огня, с которым она смотрела на него во время их ссор в Хогвартсе. Её вечно растрепанные волосы потеряли объём и приобрели более тёмный цвет. Драко готов был душу продать за то, чтобы услышать от неё хоть слово, чтобы снова увидеть в её глазах злость и решимость, а не пустоту и смирение.       Если даже такие люди, как она, ломаются во время войны, то про остальных и говорить нечего.       Когда тётя Беллатриса была не на шутку злой, она выплёскивала эмоции во время встреч с Грейнджер, и тогда ей доставалось больше всего. Помимо глубоких ран, у волшебницы были сломанные кости, и Драко приходилось применять заклинание Эпискеи, которое не было безболезненным. Гермиона зажмуривалась и прикладывала руки к своей дрожащей челюсти, молча ожидая, когда это прекратится.       Драко было больно смотреть на это.       Казалось, от Гермионы осталась лишь внешняя оболочка — хрупкое тело с множеством травм, а её разум повредился, и кроме отчаяния она была не способна ощущать других эмоций.       Драко не знал, почему он это сделал. Наверное, для того, чтобы увидеть хоть какие-нибудь другие эмоции на её лице, помимо боли. Он склонился к ней, и их лица оказались слишком близко друг к другу. Гермиона посмотрела на него пустым взглядом, и слизеринец увидел маленькие, едва проступившие веснушки на бледной коже переносицы. Он почувствовал, что её тяжелое дыхание ускорилось. Малфой подался вперёд и коснулся потрескавшихся губ своими. Его ладонь обхватила щёку девушки, и он провёл языком по её верхней губе, слизывая капельки засохшей крови. Рот Гермионы приоткрылся, и Драко углубил поцелуй, но через пару мгновений девушка оттолкнула его.       Гермиона озадаченно на него смотрела. В её глазах больше не было пелены, пустота сменилась удивлением.       — Ты же один из них, — едва слышимо прошептала она.       Да. К сожалению.       Сердце Малфоя громко стучало в груди, а во рту всё ещё ощущался металлический привкус крови. Он не отводил глаз от лица Гермионы, впитывая в себя её новые эмоции — шок, удивление, непонимание.       Все следующие дни она, казалось, избегала встречаться с ним взглядом. Возможно, она думала, что Малфой лечит её лишь для того, чтобы следующие пытки не убили её окончательно, ведь она ещё не сообщила им никакой полезной информации. Да и вряд ли сообщит. Драко не знал, что у неё в голове. Иногда он чувствовал на себе её взгляд, но поймать его не получалось.       В какой-то момент пустота снова вернулась в глаза Грейнджер. Может быть, её разум действительно уже был повреждён. Но Драко больше не осмеливался прикоснуться к ней. Он лечил её и с каждым днём сильнее злился на Поттера, который, похоже, не собирался спасать подругу.       Всё изменилось через пару недель, когда Лорд вдруг разозлился по непонятным Драко причинам. Он говорил что-то про уничтоженную чашу и приказывал приспешникам принять более серьёзные меры по получению хоть какой-нибудь информации от подружки Поттера. Сердце Драко рухнуло в пятки, и в его сознании промелькнула мысль, что этот день — последний, когда он видит Грейнджер.       Так и было.       Безмолвная, с ранами, Гермиона лежала на полу в пропитавшемся кровью свитере, с растрёпанными грязными волосами. Она посмотрела на Драко потемневшими глазами и закрыла их. А затем Беллатриса стёрла ей память.       Драко не знал, куда они её отправили. Возможно, оставили у границы Хогвартса, чтобы школьники или Орденцы нашли её и поняли, что Грейнджер им больше не поможет. Он смутно помнил дальнейшие события. В тот день его захлестнула злость, и он впервые потерял над собой контроль. Степень ярости и отвращения, которую он испытал к Лорду и всем его приспешникам, напугала его самого — он понял, что хочет вцепиться пальцами в шею Реддла и заставить его страдать так же, как страдала Гермиона. Тётя Беллатриса, видимо, почувствовав его эмоции, отправила Драко к матери. Один взгляд на её лицо — и Драко заставил себя успокоиться. Любовь к матери была единственным, что давало ему сил держаться. Он не должен перечить Лорду, хотя бы из-за того, что обязан защитить семью от его гнева. Слизеринец испытывал отчаяние, когда видел страдания Нарциссы. В тот день он высказал ей всё, что было на душе, и та приняла его чувства.       Несмотря на то, что Гермиона была больше не в силах помогать Поттеру, тот в конечном итоге победил Тёмного Лорда. Во время Битвы за Хогвартс Драко открыто поменял сторону и стал сражаться против Пожирателей смерти. Но это не помогло унять муки совести.       После окончания войны и всех судебных процессов Малфои решили покинуть Англию. Драко был согласен с этим решением, но не мог уехать, не узнав о судьбе Гермионы Грейнджер.       Слизеринцу пришлось рассказать Поттеру о том, что случилось в Малфой-Мэноре, чтобы в ответ от него получить информацию о девушке. Гарри сообщил, что Гермиона проходит лечение в Мунго. Целителям не удалось вернуть ей память, и они объясняли это тем фактом, что волшебнице был нанесён серьезный ущерб здоровью, как физическому, так и психическому. Она вспоминала некоторые события своей жизни, когда видела знакомые лица, и, возможно, в будущем к ней вернутся многие воспоминания, но восстановить всю память вряд ли будет возможно.       Драко не хотел её видеть. И в то же время мечтал посмотреть ей в глаза. Но боялся своей реакции. Опасался сделать что-то неправильное. Боялся, что не сможет уйти после того, как взглянет на неё.       И не хотел снова наблюдать боль в её глазах.       Но он не смог заставить себя покинуть Англию, не увидев Грейнджер.       Медсёстры в Мунго встретили его неприветливо, но позволили увидеться с пациенткой. Дверь в её палату была приоткрыта, он осторожно заглянул внутрь. Его сердце быстро колотилось в груди. Первое, что бросилось в глаза, — россыпь каштановых кудрей на плечах девушки. Чистые, здоровые, блестящие волосы. Прямая осанка. Опрятная, свежая одежда. Какой контраст с его последними воспоминаниями о ней! Гермиона сидела к двери спиной и что-то рассматривала у себя на коленях. Половица под ногами Драко скрипнула, и девушка мгновенно повернула голову на звук.       Она смотрела на него по-другому. Не так, как раньше.       Не так, как в Хогвартсе. Не так, как в поместье.       — Здравствуй, — произнесла она. Её голос был сух, без эмоций. — Мы знакомы?       На её лице не было ран и синяков. На щеках виднелся естественный румянец, на носу — россыпь веснушек. Она была здорова, но совершенно его не помнила.       У Драко голова шла кругом, и он был слишком растерян, чтобы говорить. Поэтому он просто кивнул. Гермиона встала, и юноша заметил, что до этого на коленях она держала рамку с фотографией. Драко ощутил комок в горле. Его захлестнула волна облегчения, когда он увидел, что Гермиона плавно двигается и не морщится от боли. С ней всё было в порядке. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но тут за спиной Малфоя раздались шаги, и ему пришлось освободить вход в палату для врача, который попросил его подождать пару минут за дверью, пока будет проводиться ежедневный осмотр. Юноша не стал ждать, а просто ушёл.       Гермиона Грейнджер была жива. И здорова. По крайней мере, физически. Драко надеялся, что, несмотря на потерю памяти, её ждет долгая счастливая жизнь. Он желал ей этого от всего сердца.       А нужны ли ей воспоминания о том, что было в Мэноре?       Драко знал ответ.       Не нужны.