Бегущий в пустоте.

      В общей гостиной царила непривычная тишина.       Вилле понимал, что всё изменится в отсутствии бригадира, но признавать потерю не торопился, пытаясь выиграть время, чтобы привести мысли в порядок.       Йонне с Кристусом тоже пока не объявились.       В столовой на втором этаже поговаривали, что на замену Линдстрёму придёт Петрус Ратайчик, известный под псевдонимом Питер Стил. Он уже работал в БЭР, поэтому данную новость Хермани воспринял с некоторым подъёмом. Выходит, у Вало появится возможность зашвырнуть желание не появляться на работе куда подальше, ведь у двухметрового громилы имелись все необходимые навыки, чтобы посоревноваться со старшим в предприимчивости и исполнительности.       К тому же, вряд ли у Вилле оставалась прежняя свобода выбора, ведь Петрус был намного жёстче полюбившегося всем пофигиста Лили, который и сам смел нарушить парочку правил только чтобы не ввязываться в долгосрочные и неподъёмные проекты.       Петрус возглавил бригаду на утренней планёрке, замечая Юсси и Кристуса, что бежали со всех ног в гостиную дабы оставить там верхнюю одежду и присоединиться к сонным и недовольным участникам собрания.       Ханну, как обычно, дразнил коллег, только на сей раз его выпады в сторону БЭР были вялыми и лишёнными прежнего задора.       Салми, как и Вилле, чувствовал себя донельзя гадко. Он всё время кидался на бедолагу Йонне, который был слишком воспитанным, чтобы ответить агрессору его же приёмами. И лишь Петрус унял выскочку, тронув Аарона за плечо и вставая рядом с ним против толпы мелких сорвавшихся с цепи засранцев.       Питер оглядел Ханну. Тот был ему примерно до второй пуговицы на фельдшерской рубашке и очень нелепо смотрелся рядом с детиной ростом в маленький бульдозер.       — Тебе что, заняться нечем, придурок?       — Твоего мнения никто не спрашивал, мусорщик. — Салми скривил губы. — Ой, извини, что надавил на больное. Кем ты там трудишься в свободное время?       — Лучше иметь дело с помоями, чем с таким ублюдком как ты. — Питер спокойно сложил руки на груди, кивая Армасу. — Здравствуйте, мистер Сариола.       — Опять ругаетесь? — Главный врач покосился на Салми. — Его бы энергию да в правильное русло…       — Это невозможно. — Йонне закатил глаза. — Он проклят своей же тупостью.       — Заткнись, тебя никто не спрашивал. — Ханну держали под руки члены психиатрической бригады, но последний только делал вид будто способен вырваться.       Питер наградил Салми убийственным взглядом.       Йонне внезапно осознал, что держит Стила за рукав, наблюдая из укрытия за происходящим. Стоявший поблизости Крисус едва понимал, как ему на это реагировать.       Спустя некоторое время БЭР приняли вызов, выезжая на шоссе и подпрыгивая на ухабах.              Вместо Кристуса на пассажирском сиденье находился Ратайчик, который между делом признался, что его часто укачивает в грузовом отсеке.       Поскольку ехать надо было в область, и это был довольно долгий и скучный участок трассы, Аарон попытался разговорить напарника, чтобы скрасить неблизкий путь за обсуждением какой-нибудь ерунды, лишь бы не сидеть с каменным лицом, игнорируя присутствие друг друга.       — Ты к нам надолго? — Лииматайнен тронул зеркало, сдвигая его немного вправо и встречаясь взглядом с Питером Стилом.       Последний был настолько вычурным и погруженным в себя, что Йонне уже тысячу раз усомнился в своей затее.       В свою очередь громила пожал плечами, уставившись в окно.       — Не знаю. Армас просто поставил меня перед фактом. Он объяснил отсутствие Линде временными трудностями.       — О, это так похоже на главного. — Йонне выдавил нервный смешок. — Действительно, зачем сотрясать воздух без особой на то причины.       — Я почему-то был уверен, что мы с вами ещё пересечёмся.       — Лучше придумай ситуацию, где этого бы точно не могло произойти. — Йонне вцепился в руль, виляя на повороте. — Чувак, мы же работаем на станции. Здесь вечно что-то происходит.       — А ты неплохо справляешься. — Заметил Питер, пытаясь не соскользнуть с пассажирского кресла. — Видно, что тебе нравится быть в центре событий.       — Издеваешься? — Аарон густо покраснел. — Я едва ли понимаю, как мне это удаётся.       — В этом и весь смысл, — Стил довольно кивнул. — Значит это является частью тебя. В противном случае ты бы давно сменил профессию и перестал приносить себя в жертву во имя всеобщего блага.              — Да, ты прав. — Лииматайнен оставил бесполезный спор. — И есть в этом своя романтика.       — Часто вы так с Ханну препираетесь? — Бригадир решил сменить тему разговора. — Если бы я его не знал, то решил бы, что он сходит с ума в твоём присутствии, ведь в остальное время он вполне нормально справляется со своим гневом.       — Если бы у меня не было глаз, то я бы решил, что ты не Питер, а Лили. — Йонне скривил губы. — Уж больно ты лезешь не в своё дело. Решил меня в педики записать?       — Ты сам это сказал. — Питер хмыкнул. — Ладно, успокойся, я же просто пытаюсь разобраться в помыслах взрослого мужика с мозгами тринадцатилетней школьницы. Ничего личного, только голые факты.       — Я же не спрашиваю, почему ты так себя ведёшь, — ходишь на работу, как на рок-концерт. Что такой человек как ты вообще забыл на скорой помощи? Не просто из желания любоваться видом изуродованных тел?       — Слушай, если подумать, то больше половины людей едва ли смогут сказать будто они находятся в этой жизни на своём месте. Я лишь очередное тому подтверждение.       — Ладно, я понял. — Йонне вздохнул. — Давай опустим эту тему. Мне и так хреново, и я на самом деле не настолько глупый, чтобы не понимать жизненные принципы. Просто не всегда всё столь легко решается, как это может звучать на словах.       — Тебя расстраивает что-то конкретное? — Питер действительно хотел помочь своему напарнику.       Так мог делать только Вилле или лучший друг Аарона — Линдстрём. Остальным, как казалось парню, было плевать на его состояние. Им действительно было всё равно, пока их собственные проблемы не давали о себе знать.       С одной стороны это одно из редких, но правильных, решений не ввязываться в истории, если не имеешь к ним прямого отношения. Жаль, что одиночество этот факт точно не скрасит, а если мы помним, то каждый готов признаться себе в подобном. Только не всякий скажет об этом вслух, ведь тогда что же получается? — Проигрыш или проявление слабости, — не иначе, как бесполезная болтовня без выяснения истинной причины возникшего отчаяния на почве усталости, гнева и череды несбывшихся мечт.       Йонне раздражённо повёл плечом:       — Именно. Печальнее мысли о том, что ты всё знаешь, нет и не будет. Довольно трудно не обращать внимание на происходящее не стирая себе память, не игнорируя эмоции других, но погружаясь в происходящее как в омут с головой. Я слишком чувствительный. Иногда мне это даже нравится однако чаще я замечаю что эта особенность делает из меня развалину. Я словно бы издеваюсь над самим собой, запихивая в будни не самые удачные планы с не самыми определёнными и рациональными людьми.       — Тебе нужно отдохнуть. — Питер понимающе улыбнулся. — Провести несколько дней без дел, вдали от тех, с кем у тебя не получается выстроить отношения. В конце концов, у тебя станет больше времени подумать над своими ошибками и характерами других людей. Тогда ты поймешь, что симпатия в разных её конфигурациях требует воплощённого нечеловеческого терпения и выдержки дабы на выходе из них получилось то, чего ты от них некогда ждал. Понимание, пожалуй, намного сильнее по своей сути, в отличие от жажды спрятаться и ни с кем не контактировать. Я уезжал из города на год, я прятался от друзей и родных, но в один момент задал себе вопрос, который не решался озвучить ранее: а так ли я горячо стремился к уединению, если на самом деле лишь убегал от неразрешённых задач и постулатов? Когда пришло время возвращаться, мои взгляды на некоторые вещи в корне изменились. Я могу сказать, что проделал над собой колоссальную работу, научившись видеть красоту там, где её нет или слышать не то, что мне пытаются сказать, но голос души. Он едва слышен за наигранным весельем или театральным кривлянием, ты видишь его, когда человек смотрит в сторону или едва заметно вздыхает в интервалах между своей речью. Его руки всегда в карманах или чем-то заняты, плечи ассиметричны… Ты всё это заметишь, и поймёшь, что есть в этом нечто притягательное и одновременно хрупкое. — Стил вытянул из дорожной сумки книгу и положил её на приборную панель. — Если бы автор когда-либо захотел написать нечто ёмкое и ценное в двух словах, объясняющее жизнь и нашу в ней роль, он бы назвал её Бегущий в пустоте. Я не уверен, что этот заголовок соответствовал бы действительности каждого отдельно взятого человека, но в большинстве своём передал бы истинную картину происходящего. Я хочу сказать, что благодарен твоему состоянию, ведь оно возвращает меня прошлое. В те прекрасные дни, когда буквально всё пестрело красками и заставляло моё сердце биться в агонии даже от мимолётного взгляда. Пусть это и больно, но лучше так, чем быть живым мертвецом, плоть и чувства которого на протяжении долгих лет подвергались сомнению в прошлом, ведь именно по этой причине люди вокруг нас превращаются в бесчувственные камни, чтобы больше никто и никогда не смел соприкоснуться с их подлинной натурой.       — Мне всегда причиняли боль. — Йонне сделался очень мрачным. — Они говорили, что я глупый, беззащитный ребёнок, не способный самостоятельно решать свои проблемы. Даже тогда, когда я умудрялся превзойти самого себя, они лукаво улыбались, опуская взгляд, чтобы я не прочёл в их глазах сочувствие или укор. У меня складывалось впечатление, будто я не достоин того, что умели другие, ведь те, кто со мной общался всячески преуспели в своих начинаниях и я бы мог брать с них пример.       — Никогда и никого не слушай, если сомневаешься в намерениях собеседника. — Питер похлопал коллегу по плечу. — Кому, как не тебе, знать, на что ты способен или на что будешь способен в скором времени. Обычно стоит лишь найти в себе желание обладать той или иной информацией, которая приведёт тебя к успеху, а на пути к нему, поверь, каждая хромая собака сочтёт должным облаять тебя в желании поделиться своим мнением, веди они всегда знают, как делать правильно, но не всегда сами следуют своим же принципам. И вообще, — мужчина сдвинул брови, — поменьше думай об этом. Не удивлюсь, узнав, что ты день и ночь изнываешь от желания что-то доказать этому миру. Хочешь удивлять людей вокруг — порази их своим умением не наступать на грабли и игнорировать попытки вверить окружающим собственные несбывшиеся надежды.       — Я на пределе. — Йонне перебил навигатор, сообщивший об окончании поездки. — Всё, что мне нужно — хорошая компания, спокойная атмосфера и отсутствие факторов, которые могли бы усилить мою нервозность.       — Что ж, есть у меня одно местечко на примете… ***       После вызова Вилле взял небольшой перерыв, чтобы прогуляться по окрестностям с чашкой кофе.       Встретившись на КПП с представителем управляющей компании, Вало вежливо улыбнулся менеджеру, продолжая свой путь в сторону Берлоги.       — Мистер Вало?       Парень обернулся.       — Да, это я. — Он сдвинул брови. — Что-то стряслось?       — Мне поручили передать Вам письмо при личной встрече. — Управляющий протянул Вилле письмо, с некоторым недоверием глядя на руки анастезиолога в перчатках с обрезанными пальцами из-под рукавов служебной формы.       — Спасибо. — Вало кивнул мужчине. — Надеюсь, это не приказ о моём переводе на Центральную подстанцию. — Глухо пробормотал врач, вздыхая.       — Всё может быть. — Представитель закрыл кейс, прощаясь с Хермани и покидая территорию через ресторанный дворик.       — Только подумал, что всё в полном порядке… — Парень посмотрел на остатки кофе с некоторой грустью и на письмо в руке, зажатое в скрюченных от холода пальцах. — Собачья работа…       Дорога в гостиную пролегала по полутёмным коридорам, в которых аромат ужина прямиком из микроволновки, смешивался с резким запахом спирта и дезона.       Уже в комнате он сел на кровать, распечатывая послание, чтобы погрузиться в чтение документа.       В письме было сказано, что Хермани утверждён на должность временного исполняющего обязанности главного врача. Последний отправился в срочный отпуск, в течении которого Вилле должен был перевестись на Центральную станцию, чтобы заниматься документооборотом и осуществлением контроля за деятельностью нижестоящих по должности лиц во избежание отсутствия системы в проведении оказания срочной скорой помощи в пределах Центрального округа.       Когда Вилле дочитал письмо до конца, в его голове вертелся всего один вопрос: почему именно он, а не кто-то другой? Ведь, по сути, кто угодно мог бы подойти на эту роль лучше, чем врач без серьёзного опыта. Понятное дело, Вало не только не думал о подобной перспективе, но и яро открещивался, зная, что попусту не готов к тому, чтобы что-то изменить в своей жизни.       Плюсом, его выводила из себя невозможность работать на одной подстанции, поскольку кадров было настолько скудное количество, что их приходилось швырять с одной подстанции на другую.       Подобная необходимость не давала сотрудникам чувствовать себя комфортно. Они были вынуждены принимать вызовы с разных точек города даже когда их смена подошла к концу.       В виду имелись бригады общепрофильные (линейные), включая педиатрическую и бригаду интенсивной терапии.       В плане БЭР дела обстояли куда лучше, ведь экстренные вызовы происходили гораздо реже наряду с бытовыми, комбинированными и баротравмами, но у первых в противовес вышеозвученным имелись свои нюансы, которые несли ответственность в равной степени с упомянутыми.       На данную проблему всегда закрывали глаза, ведь она существовала не первый день, и если бы хоть кто-нибудь знал, как мотивировать молодых врачей, то не было бы перегруза на линии в выходные дни, а это значит, что выезды осуществлялись бы в соответствии с регламентом прописанном в правилах.       В общем-то, ничего нового. Всё, как и везде, держалось на хрупком энтузиазме, вере без веры и желании закончить смену по скорее, чтобы забыть её, как страшный сон.       Встречались, конечно, активисты, но тех можно было пересчитать по пальцам.       — Что ж, — проговорил Вилле, снимая с куртки бейдж и кидая его на тумбочку, — это будет интересный опыт, и я даже знаю, кто поспособствовал моему переводу. — Он фыркнул. — Я, конечно, рад, что отец печётся о моей карьере, но для разнообразия надо бы хоть иногда спрашивать о том, чего хочется именно мне… Ну, зато я хотя бы увижу Линде, что тоже, в общем-то, хорошо. Интересно, как он отреагирует, узнав, что я буду работать вместе с ним? Наверняка этот самовлюблённый болван решит словно это целиком моя инициатива. Разумеется, чего я ещё могу желать, кроме того, как жене Декабриста, не сорваться вслед за любовью всей своей жизни? — Он гаденько посмеялся. Через некоторое время кривую ухмылку сменило разочарование. Вало знал, что по прежнему думает о бригадире, и это начинает превращаться в самую настоящую манию.