Выпустить убийцу на свободу

Ещё раз сверившись с историей и поправив растрепавшуюся причёску я зашла в больничную палату, оглядевшись присела за стол. В истории были указаны поверхностные данные о том, чьим лечащим врачом мне предстояло быть, на время его нахождения в клинике. Томас Ханнигер 29 лет. Диагноз: Острая шизофрения, биполярное расстройство, посттравматический синдром, периодичные навязчивые галлюцинации. Ранее наблюдался в Клинике Святого Георга в Филадельфии, выписан и направлен на интенсивную терапию в связи с усугублением клинической картины и прогрессированием основного диагноза. Проявляет агрессию, склонен к суицидальным мотивам. Дальше читать смысла не было, ничего интересного, ещё один пациент, ещё одна сложная дорога к выздоровлению. Каждый раз когда появлялись новенькие я задумывалась, насколько же всё-таки нестабильна нервная система человека… Как часто бывает обычная мелочь может стереть ту тонкую грань между нормальным осязаемым миром и поглощающей тёмной иллюзией. За время своей работы в медицинском центре Портленда я насмотрелась на многое. Присев за стол я отложила историю болезни и осмотрела палату. Новый корпус медцентра с палатами интенсивной терапии представлял собой противоречивое зрелище. С одной стороны помещение сверкало чистотой, в воздухе витал запах чистящих средств и хрустящих белоснежных наволочек, ну а с другой — в глаза бросались железные штыри, которыми намертво была прикручена к полу нехитрая белая пластмассовая мебель. Небольшая комната, узкое окно с решёткой, столик, два стула и кровать, попав сюда сразу начинаешь ощущать какую то обреченность, глаза даже невольно устают от всей этой сверкающей и звенящей чистоты. Дверь почти беззвучно открылась, двое санитаров ввели в палату пациента: Я явно ожидала увидеть совсем другое, казалось, что это будет человек абсолютно маргинального вида, вести он будет себя буйно, и скорее всего в коммуникации с ним могут возникнуть проблемы. Но, я ошибалась, клиническая картина и история болезни совершенно не соответствовали внешнему виду пациента. На вид он был чуть старше своих лет, высокий, хорошо сложен, аккуратный ёжик русых волос, правильные черты лица и большие зелёные глаза затуманенные успокоительными, которые судя по большому количеству синяков на руках кололи ему очень и очень часто, на запястье левой руки были видны три длинных кривых шрама. На руках были надеты пластиковые наручники, но казалось, что они не нужны, он вёл себя спокойно и отстранённо. Отмахнувшись от санитаров снявших с пациента наручники, Том присел за стул, покорно положив руки на стол и потупил взгляд в пол. Один из санитаров с именем Роберт на бейдже протянул мне дополнительные документы и мед карту. — Если я понадоблюсь, мы с Чарли за дверью. — Сухо бросил он выходя, второй молча кивнул и скрылся за дверью ведущей в коридор. Пациент так и сидел молча смотря в пол. Я ещё раз окинула взглядом медкарту и решила приступить. — Здравствуйте Томас, меня зовут Элис Лопес, я ваш лечащий врач. Парень затравленно поднял на меня взгляд. — Здравствуйте Элис, я думаю это не на долго. — Что вы имеете ввиду Томас? — Как можно более доверительно попыталась поинтересоваться я. — За 7 лет я сменил 4 клиники и несколько десятков лечащих врачей. — Томас как то устало посмотрел на меня и откинувшись на спинку стула сложил руки на груди. Я разглядывала его с нескрываемым удивлением, конечно я повидала много психов (я всё же предпочитаю называть их пациентами), но Том производил впечатление совершено нормального человека. Возможно в его истории всё намного сложнее чем я думаю.  — Том, я не могу Вам что либо обещать, но если вы, помимо своей клинической картины расскажите мне как можно больше, я постараюсь вам помочь. Том неуверенно посмотрел куда то сквозь меня, — Так говорили все мои лечащие врачи, а потом один сменялся на другого, одни больничные стены сменялись другими такими же, это всё как одна большая система. — Я ещё раз молча пролистала его историю болезни, за 7 лет улучшений не наблюдалось, врачи менялись, а картина оставалась всё та же, в итоге четыре года назад, Тому была назначена лекарственная терапия, , сильные седативные три раза в день, другого лечения не было. Ещё пара лет на этих препаратах и парень попросту превратится в овоща. — В этот раз вам повезло Том, я пишу диссертацию , о сложных случаях в психиатрии, и ваш случай как раз такой, я сделаю всё что бы вам помочь. — Мне важно, что бы вы всё мне рассказали. Том устало взъерошил волосы, рукав его футболки слегка задрался, жуткие синяки от уколов снова были видны на предплечье сине- коричневыми пятнами. — В девяносто седьмом я работал на шахте отца. Как то накануне дня святого Валентина, бригадир дал задание спуститься в старые штольни для разработки пласта угля. В момент когда все погрузились в спусковой лифт и спустились уровнем ниже я по собственной глупости пренебрёг правилами техники безопасности, забыв стравить газ … -Том на секунду задумался. — Моя халатность стоила шести жизней, а в дальнейшем ещё шестнадцати. Шахтеры провели 6 дней под обвалом, когда их нашли спасатели все они были мертвы, кроме Гарри Уордена, он был в невменяемом состоянии. На год Уорден впал в кому, а придя в себя распотрошил почти весь персонал больницы, на этом он не остановился, жертв было больше десяти. Вскоре он добрался и до меня, мы с друзьями тусовались в старом тоннеле шахты, и вдруг появился он, он убил троих, остальные смогли сбежать, оставив меня наедине с ним, но мне повезло, вовремя подоспела полиция, подстрелив его.  — С того самого дня, я начал видеть Гарри. Везде. В толпе людей на улице, у себя дома, на заднем сидении машины и даже в зеркале. — Том сделал паузу, как будто прокручивая события у себя в голове и опустил усталый взгляд. — Он говорил со мной, винил меня во всём. Я жил так чертовых три года. И я сдался, я не смог дальше так жить и отправился на лечение, но оно не помогало. Иногда становилось только хуже, Гарри начал убеждать меня, что теперь мы с ним одно целое, и у нас одна идея. Убивать. — Я не выдержал, в один из дней я выкрал из кабинета своего психотерапевта нож для резки бумаги и попытался вскрыть себе вены, что бы наконец то закончить всё это. Но к сожалению медперсонал не дал мне закончить начатое, раны зашили, а меня отправили в отделение интенсивной терапии и назначили сильные лекарственные препараты. Меня обкалывают ими с утра до вечера, частенько меня просто вырубает на какое то время, тогда я просто не вижу и не слышу его. Если быть точнее я не вижу ничего, я словно умираю на какое то время, и это время для меня самое лучшее… Выслушав рассказ Тома, мне стало даже несколько жаль его, никто даже не стремился выявить корень проблемы, все только пытались скрыть её. А ведь этот случай ни что иное, как олицетворение всей медицинской системы, мы не помогаем людям, мы просто купируем симптомы для чистоты нашей отчетности. — Том, я сегодня переговорю с главврачом и завтра на консилиуме внесу предложение отменить вам препараты, нам с вами предстоит долгий путь психотерапии. Препараты лишь воздействуют на вашу нервную систему отключая её, но не устраняют причину вашей болезни. Том смерил меня неуверенным взглядом, и посмотрел на свои ладони. — Элис, вы действительно думаете, что есть необходимость отмены препаратов? Вы думаете вы сможете мне помочь…. Вряд ли что то выйдет, если только вы не волшебница. Я кинула косой взгляд на шрамы на запястье Тома, и ещё раз задумалась о несправедливости нашей жизни. Ему было всего двадцать два когда он первый раз попал на лечение в клинику, и уже на протяжении семи лет он видит только эти белые больничные стены сменяемые друг друга. Молодой, красивый и судя по разговорной речи, не глупый парень мог бы сделать карьеру инженера, врача, да кого угодно, возможно сейчас у него уже могла бы быть семья. Но он сидит передо мной, поникший потерявший всяческую надежду, и кажется давно уже забывший, что такое нормальная жизнь… — Я сделаю всё возможное, что бы вы не сдались Том, и поверьте мои методы помогут нам устранить причину, если не навсегда, то очень надолго. До завтра Том. Попрощавшись с Томом я вышла из кабинета под пристальные удивленные взгляды санитаров. Пройдя по коридору я зашла в ординаторскую и налила себе кофе, покопавшись в архиве я открыла на мониторе папку «Томас Ханнигер 1.04.1979». Информации было очень много, но по большей части все врачебные отчёты сводились лишь к тому, что пациент опасен и склонен к суициду. Были записи беседы с психотерапевтами, но в большей их части, врач не особо слушал Тома и старался как можно быстрее закончить всю эту рутинную работу. На парне давно поставили клеймо безнадёжного психа, с две тысячи второго его перестали навещать, периодически, примерно раз в пол года его счёт пополнялся равными суммами, на содержание в больнице, и всё. Вообще всё, он просто был никому не нужен и неинтересен, ни врачам, ни родным, если конечно таковые имелись. Для всего мира он был давно мёртв, настолько давно, что когда он попал сюда , тяжёлые железные двери больницы, закрылись за ним навсегда. Я повидала очень много таких; забытых, потерянных, ненужных, людей которые словно чёрное пятно на лучезарном семейном фото. О таких принято говорить в полголоса, принято как можно меньше вспоминать их, и лишь изредка проснувшись среди ночи, подумать о том, как было бы здорово больше не встретиться.