Теперь вам понятно, какой мир мы создаем? Он будет полной противоположностью тем глупым гедонистическим утопиям, которыми тешились прежние реформаторы.
Джордж Оруэлл, «1984».
Недавно мой друг Георгий Массадов написал статью, где рассуждал о различиях в вымышленных мирах Джона Толкина (Арда) и Скотта Бэккера (Эарва) в контексте различий мировоззрения их авторов — католика Толкина, верящего в существование дружественного к людям Бога, и пессимиста-мизантропа Бэккера, скептически относящегося к концепции «благих» сверхъестественных сил[1]. В этой связи я решил провести собственное сравнение вымышленных миров двух знаменитых писателей в жанре фэнтези. Начну я его с парадоксального на первый взгляд наблюдения — несмотря на диаметрально противоположенные взгляды, кое-что общее у Толкина и Бэккера есть. Впрочем, обнаружение этого сходства между ними позволит лучше понять и различия. Верующий христианин Толкин скептически относился к идее, что человек[2] может изменить мир к лучшему без божественного руководства. Он специально подчеркивал в переписке, что даже Фродо, наставляемый ранее посланником Валар Гэндальфом и боровшийся до последнего, в конечном итоге поддался искушению Кольца, так что в конечном итоге Саурон был побежден благодаря вмешательству Эру (Бога), которым Толкин объясняет появление Голлума на Роковой Горе[3]. Точно также до того Война Последнего Союза, несмотря на то, что Саурон в ней был повержен, а Мордор — уничтожен, едва не оказалась напрасной (ведь в итоге Саурон вернулся, причем на момент его возвращения свободные народы были даже слабее и более отчуждены друг от друга, чем во времена предыдущей войны), поскольку у Исилдура (как подразумевает Толкин — как и у любого живого существа) просто не хватило душевных сил уничтожить Кольцо. А когда Ар-Фаразон, последний король Нуменора, «решил, не ища совета Валар, доверившись лишь собственной мудрости, что сам завоюет титул Короля над людьми и вынудит Саурона стать вассалом своим и слугою», это закончилось для Нуменора катастрофически. Ещё более ярко этот аспект толкиновского мировоззрения проявляется в истории Нуменора — его совращению Сауроном, сдавшимся в плен нуменорцам, предшествовало стремление большинства нуменорцев (Людей Короля) найти рецепт бессмертия или хотя бы продления жизни вопреки тому, что Эру определил всем людям в удел смерть (а согласно «Легенде Аданель» — ещё и сократил срок жизни в наказание за поклонение Морготу, или даже отнял первоначальное человеческое бессмертие). Причем автор увязывает поиски нуменорцами бессмертия с тем, что они становились всё более жестокими и высокомерными по отношению к коренному населению Средиземья, превращаясь из наставников и учителей в угнетателей и завоевателей — здесь можно увидеть стремление автора провести связь между «несанкционированным» высшими силами стремление к материальному благополучию с жестокостью (как мы увидим далее, тот же мотив звучит в истории Феанора и феанорингов). Фарамир во второй книге «Властелина Колец», «Двух Крепостях», сообщает, что упадок королевского Гондора также сопровождался поисками бессмертия. Наиболее полно скепсис Толкина к идее способности человека изменить мир к лучшему самостоятельно выражен в «Сильмариллионе», ключевая трагическая коллизия которого заключается в том, что, несмотря на всю свою доблесть, нолдор-изгнанники и их союзники не имеют шансов на победу над Морготом, хотя воюют за благое дело. Обреченность их борьбы связана с тем, что действуют они без помощи Валар и, более того, покинули Валинор в рамках бунта против них, поднятого Феанором. В конечном итоге лишь непосредственное вмешательство Валар в ходе Войны Гнева приводит к поражению Моргота. Ключевой идеолог исхода нолдор из Валинора — Феанор, верящий в возможность нолдор прийти к благополучию и процветанию и без опеки Валар[4] — оказывается виновником первого убийства (резня в Альквалондэ) и первого предательства (сожжение кораблей тэлери в Лосгаре) эльфов эльфами, а также приносит клятву именем Эру мстить любому похитителю Сильмарилей, «программирующую» последующие убийства и предательства, а также гибель его и его сыновей, последовавших за отцом. Уже после победы Валар над Морготом в Войне Гнева внук Феанора Келебримбор основывает эльфийское королевство в Эрегионе. Вместе со своими единомышленниками, кузнецами из братства Гвайт-и-Мирдайн («Племя Камнеделов»), он берется за создание Колец Власти… даже не зная, что под личиной майа Аннатара, содействующего ему в этом проекте, скрывается Саурон. Заканчивается это всё тем, что Саурон втайне от эльфов создает Кольцо Всевластия и разоряет Эрегион, а захваченный в плен Келебримбор умирает под пытками. При этом именно Келебримбор был обманут ложью Саурона, в то время как другие эльфийские владыки, Гил-Гэлад и Галадриэль, с самого начала отказались вести дела с Аннатаром, хотя и не знали до создания Колец Власти, кто он такой на самом деле. На мой взгляд, это связано именно с тем, что мотивация Келебримбора и Гвайт-и-Мирдайн осуждалась Толкином из идеологических (религиозных) соображений, см. Письмо 131: «В первом представлено что-то вроде второго падения или по крайней мере «заблуждения» эльфов <…> многие эльфы прислушались к Саурону. В те стародавние дни он еще обладал прекрасным обличием, и его побуждения вроде бы отчасти совпадали с целями эльфов: исцелить разоренные земли. Саурон отыскал слабое место эльфов, предположив, что, помогая друг другу, они сумеют сделать западное Средиземье столь же прекрасным, как Валинор. На самом-то деле то был завуалированный выпад против богов; подстрекательство попытаться создать отдельный, независимый рай. <…> в Эрегионе закипела великая работа — и эльфы оказались на волосок от того, чтобы взяться за «магию» и машины. При помощи Сауроновых познаний они сделали Кольца Власти <…> Главное их свойство (в этом кольца были схожи) состояло в предотвращении или замедлении упадка (т. е. «перемен», воспринимаемых как нечто нежелательное), в сохранении всего желанного или любимого, или его подобия, — такой мотив более или менее характерен для эльфов в целом». Вместе с тем, нельзя не отметить, что вышеназванные персонажи — это отнюдь не одномерные злодеи. Феанор был величайшим умом своего народа, а его предсказание, что о деяниях нолдор будут петь до конца времен и что в итоге Валар приходится последовать за ним, выступив против Моргота, сбылось. Без исхода нолдор, инициированного Феанором, все жители Белерианда (если не всего Средиземья) были бы порабощены Ангбандом. Келебримбор отрекся от дурных дел своего отца Куруфина, когда узнал о его роли в гибели Финрода — и стал единственным из потомков Феанора, не замазавшимся в разорении Дориата и Гаваней Сириона. Создавая Кольца Власти, он руководствовался благими намерениями и искал дружбы с другими народами (гномами Мории, например), а сами Кольца Власти отсрочили угасание эльфийских королевств на много тысячелетий. Аналогично и с жителями позднего Нуменора — хотя автор осуждает их за стремление к бессмертию и критически характеризует их колониальную политику, короли из их числа, такие как Тар-Минастир, Тар-Калмакил и даже Ар-Фаразон, много сделали для того, чтобы не дать Саурону стать единоличным властелином Средиземья. Не случайно гондорцы воздвигли в Умбаре колонну в честь высадки Фаразона в Средиземье, после которой Саурон капитулировал перед Нуменором — хотя их предки из числа нуменорских Элендилей, Друзей Эльфов, подвергались гонениям со стороны Фаразона ещё до его развращения Сауроном. Армия Ар-Фаразона во главе с самим королем погребена в Пещерах Забытых, где спит в ожидании Дагор Дагорат, Последней Битвы. Видимо, тогда она получит шанс искупить свои грехи, сражаясь против вернувшегося Моргота[5]. Вообще нельзя не заметить в творчестве Толкина определенное внутреннее столкновение христианской этики и языческой эстетики, которую Толкин с переменным успехом пытался христианизировать. Не случайно ключевую роль в событиях Дагор Дагорат играют неоднозначные персонажи, которые ближе всего к героям античной трагедии, гибнущим в силу столкновения с всемогущим роком, в истории которых четко звучит мотив борьбы с судьбой — Феанор (в истории которого это проявляется как в сюжете о Проклятии Мандоса, так и в истории гибели младшего из его сыновей, Амбарто, невольным виновником которой стал он сам), Турин Турамбар (no comments — речь идет о человеке, совершившем самоубийство) и мечтавшие о вечной жизни Люди Короля. Как и положено последовательному христианину, верящему, что мир «во зле лежит», Толкин не верил в возможность изменения мира к лучшему (тем более — человеческими силами) до окончательной «эвкатастрофы», Конца Света. Напротив, мир у него меняется к худшему. Валар не способны воссоздать Столпы Алмарена и Древа Валинора, Феанор — сотворить новые Сильмарилы, Келебримбор — сравняться с Феанором как мастер, гондорские монархи эпохи «морских королей» — создать империю, сравнимую с нуменорской (напротив, и Гондор, и Арнор медленно приходят в упадок). Но вместе с тем это не обесценивает положительных качеств и поступков тех, кто стремится к положительному изменению мира — хотя эти герои обычно носят трагический характер, нередко творят дурные дела наряду с добрыми и в итоге терпят поражение и гибнут. Что же у Бэккера? Его мировоззрение, в сущности, не менее пессимистично применительно к материальному миру, чем толкиновское (утопии нет и не будет) — но при этом стократ более пессимистично, чем толкиновское, применительно к метафизике, к сверхъестественному. Если мир Толкина создан и управляется благим (по крайней мере, с точки зрения автора) Богом, то мир Бэккера управляется злобной Сотней Богов, обрекшей все души умерших без исключения на адские муки (или на свой «рай», принципиально от ада не отличающийся) в лапах демонов-сифрангов. Единственная альтернатива, доступная отдельным особо нагрешившим негодяям — за счет чудовищности своих преступлений стать сифрангами самим. В общем, я считаю, десадовский Сен-Фон с его учением[6] о природе Бога, Промысла этого Бога и потусторонней жизни был бы от Бэккера в восторге. Парадоксальным образом вымышленный мир атеиста Бэккера гораздо менее материалистичен и гораздо более ориентирован на потустороннее, чем вымышленный мир католика Толкина. У Толкина, помимо того, что посмертная судьба людей в сущности неизвестна[7], основная борьба разворачивается за вполне себе наш, земной мир. Герои стремятся не «спасти свои души», а в первую очередь не допустить физического порабощения Морготом и Сауроном. Мотивация для совершения дурных поступков в случае Феанора и Людей Короля у Толкина куда жизненней, чем мотивация Консульта и Келлхуса, строящаяся на метафизике. Аналогично и Моргот с Сауроном преследуют цель не сожрать чьи-то души на том свете, а уничтожить (в случае Моргота) или подчинить своей власти (в случае Саурона) мир. Трагичность мира Толкина имеет вполне материальное измерение — закрытие Валинора, гибель Нуменора, «истаивание» эльфов, сокращение продолжительности жизни дунаданов, исчезновение созданной эльфийскими и человеческими руками красоты. У Бэккера ведущие войну с богами инопланетные извращенцы-садисты инхорои и их союзники из Консульта ставят своей целью не захват власти над миром, а мистическое «запечатывание мира» (даже геноцид почти всего человечества — лишь средство этого «запечатывания»), которое должно разорвать связь материального мира и Той Стороны, где обитают Сто Богов и мелкие черти-сифранги. Толкина критикуют за «нереалистичную», «черно-белую мораль» (хотя эту «черно-белость» при желании можно и поставить под сомнение), но в действительности для многих современных людей — атеистов, агностиков, не особо верующей части «захожан» — толкиновские сюжетные коллизии несравненно жизненнее бэккеровских в той же степени, в которой толкиновские эльфы — идеализированная, но всё равно морально небезупречная версия человечества — жизненнее инхороев и их созданий типа шранков и шпионов-оборотней, чуть ли не единственной мотивацией которых (кроме «спасения души» — что особенно иронично в контексте их «богоборчества») является изощренный сексуальный садизм вплоть до забав из разряда пыток и поедания жертвы в процессе изнасилования. Собственно, даже толкиновские орки как воплощение людских пороков — реалистичнее. При этом бэккеровские герои, бросающие вызов высшей силе (Богу, богам, судьбе — как угодно) — несравненно хуже толкиновских. Существа вроде инхороев, основным источником удовольствий которых является сексуальное насилие в формате «педаль в пол», в принципе не могут вызывать никакой симпатии даже при мысли о том, что их ждет ад. Воюющие под знаменами Консульта кунурои-эрратики — дегенераты с распадом личности. Человеческая школа магов Мангаэкка, примкнувшая к инхороям, ещё до союза с ними представляла из себя, по-видимому, не гнушающихся никакими средствами властолюбцев[8], которые, обнаружив Обратный Огонь и узнав, что их ждет за гробом, окончательно решили жить по принципу «я плохой — мне всё можно». Никакого созидательного характера их деятельность, в отличии от деятельности нолдор или нуменорцев у Толкина, не носит — эта публика умеет только убивать, пытать и насиловать. Я могу в той или иной степени сочувствовать Феанору, Келебримбору или даже Людям Короля до их совращения Сауроном, но сочувствие Консульту абсолютно невозможно — эти существа были бы кончеными негодяями, даже если бы им не грозил ад. И спасти от ада они собираются не всех, а ничтожно малую часть человечества, в первую очередь себя. Менее карикатурно-негодяйский, но, в сущности, не менее отвратительный пример бэккеровских героев, стремящихся к изменению мира в соответствии со своим виденьем — секта дуниан, пытавшихся путем евгеники сконструировать идеального рационального человека, неподвластного иррациональному («тьме, что была прежде»). Само собой, дуниане в итоге тоже оказываются злодеями, не брезгующими гнуснейшими манипуляциями по отношению к другим людям (Анасуримбор Моэнгхус и Анасуримбор Келлхус как эталон) и превратившими своих жен в рожальные автоматы. В итоге в финале «Нечестивого Консульта» оказывается, что дуниане, взятые в плен армией Консульта, примкнули к нему и захватили там власть изнутри, образовав причудливый альянс аскетов-интеллектуалов с извращенцами-садистами. В общем, мерзавцы нашли друг друга. Толкина часто ругают за идеализацию домодернового общества при изображении западных государств Средиземья. Чернушник Бэккер, само собой, этой идеализации чужд — человеческие общества Эарвы содержат все пороки (да ещё в гипертрофированном виде) реального сословного общества с элементами рабовладельческого и кастового строя. Менять это никто не собирается, все заняты важными делами — кто борьбой с богами, как Консульт, кто борьбой с Консультом, как магическая школа Завет, из которой вышел один из ключевых героев «Князя Пустоты», маг Друз Ахкеймийон. Но, что характерно, единственным, кто пытается реформировать общество Трех Морей в более человечную сторону, оказывается Анасуримбор Келлхус — местный аналог Антихриста: лжепророк, тиран и массовый убийца, бросивший вызов как Консульту, так и Сотне Богов. Для полного счастья Келлхус ещё и заключил сделку с Айокли (местным аналогом Дьявола) и намерен после победы над Консультом превратить Эарву в филиал ада на земле, где он, став бессмертным демоном, будет вечно пытать её жителей и питаться за счет этого. Если бы Толкин нарисовал в таком ключе кого-нибудь из своих вышеупомянутых неоднозначных персонажей (скажем, Феанора или Келебримбора), то его произведения, скорее всего, назвали бы топорной христианской агиткой — но когда такие приемы использует Бэккер, это называют блестящей деконструкцией штампов. Христианское неверие в лучший мир в этой жизни, предпочитаемое вере в лучший мир за гробом (к которой я и сам не менее скептичен, чем Бэккер), отвергается — но отвергается не ради веры в возможность хоть в чем-то изменить этот мир к лучшему, а ради безграничного черного цинизма категории «жизнь дерьмо, все бабы суки, солнце — грёбаный фонарь». Ту же тенденцию мы видим не только у Бэккера, но и у других фэнтези-чернушников. У Джорджа Мартина в «Песне Льда и Пламени» Братство Без Знамен, этакие робингуды, защищавшие мирное население Речных Земель от произвола со стороны войск Ланнистеров и бандитов, вырождаются в тривиальных вигилантов, а в сюжетной линии Дэйнерис Таргариен звучат многочисленные намеки (в экранизации успешно реализовавшиеся в формате «педаль в пол», на уровне топорной пропаганды категории «сегодня ты борешься с рабством и призываешь построить лучший мир, а завтра сжигаешь свою столицу») на её будущее превращение в жестокого безумного тирана. Станнис Баратеон — один из немногих политиков Семи Королевств, оперирующий не только категориями выгоды и целесообразности, но и справедливости — также рисуется Мартином откровенно несимпатичным человеком с намеками на его окончательное моральное падение — которое, опять же, было реализовано в сериале. У Джо Аберкромби обладатели определенных принципов тоже высмеяны: верховный судья Союза Маровия из «Первого Закона», мечтающий отдать власть народу, терпит поражение и устами мага Байяза назван глупцом. В «Лучше подавать холодным» стирийский политик Патин, первый гражданин Никанте, напоказ скромный, представлен как властолюбивый и втайне гедонистический лицемер-популист: «Патин, первый гражданин Никанте, двигался последним — с нечёсаными волосами, облачённый в мешковину — вместо пояса завязанная узлом верёвка — показывая, что на своих землях он ни в чём не превосходит самого распоследнего крестьянина. По слухам он носил шёлковое нижнее бельё, спал на золотом ложе и редко в одиночестве…». Апофеозом этого подхода стала недавняя трилогия Аберкромби «Эра Безумия», где вспыхнувшая в Союзе революция руководима демагогами и безумными убийцами, а направляет события тайная полиция, глава которой Занд дан Глокта и стоит за происходящим. При этом король Орсо дан Луфар, противостоящий революционерам и в то же время планировавший провести «революцию сверху», облегчив положение простых людей, был предан и стал жертвой расправы со стороны подавивших революцию элит[9]. То есть идея невозможности лучшего мира (и даже локальных изменений к лучшему) — тенденция не только бэккеровская, это тенденция, общая для всего чернушного фэнтези. На этом наблюдении, в принципе, можно было бы и закончить обзор, но я отмечу ещё несколько примечательных моментов. Бэккеровских кунуроев как расу, более древнюю и развитую, чем люди, гордую и высокомерную, часто называют деконструкцией толкиновских эльфов, поскольку они воплощают (отрицательные) фэнтезийные стереотипы о эльфах. Но у кунуроев есть важное отличие от толкиновских эльфов — если эльфы Толкина бессмертны «от природы», то кунурои — смертные, пусть и более долгоживущие, чем обычные люди (халарои) Эарвы, получившие (дефективное, ведущее к распаду личности) бессмертие от инхороев. По иронии судьбы, в данном случае Бэккер соорудил эталонную антиимморталистскую агитку уровня толкиновского эссе «Аман» из «Преображенных мифов», где содержались пространные рассуждения о том, почему Валар ни в коем случае не должны были давать людям бессмертие, и в какое дефективное чудовище превратился бы человек, если бы Валар всё же дали бы ему бессмертие[10]. Толкина часто критикуют, и, на мой взгляд, справедливо (поскольку, увы, только техника может облегчить жизнь человека, хотя я и согласен с Толкином в том, что необходимо контролировать издержки техники), за неприязнь к научно-техническому прогрессу, к «Машине» — не случайно о взбунтовавшихся против Валар нолдор говорится, что они «всегда были на стороне, как бы мы сказали, «науки и техники» (Письмо 153). Как относится к прогрессу Бэккер? Вершины в изменении материального мира достигли злодеи-инхорои, вершины в изменении человеческой природы — злодеи-дуниане, закономерно вступившие в союз. Примеров масштабного использования техники во благо — нет. Более того, из «Нечестивого Консульта» мы узнаем, что сами инхорои — продукт генной инженерии некой высокоразвитой цивилизации, создавших их для «запечатывания мира». Известные западные философы Адорно и Хоркхаймер в свое время написали работу «Диалектика Просвещения» с идейным посылом «Просвещение породило Аушвиц». Бэккер, в сущности, подытожил свой цикл выводом «прогресс породил инхороев». Ей-богу, придумай такое Толкин — он бы, опять же, был бы заклеймлен «думающей» аудиторией как низкопробный пропагандист. Нельзя не отметить, что Толкин высказывал свои взгляды (даже самые, гм, специфические на мой вкус) прямым текстом — скажем, он не отрицал, для него утопление Нуменора Эру никак не противоречит характеристике этого самого Эру как доброго (и в то же время всемогущего) Бога. Увы, Бэккер лишен даже этого достоинства. Создав мир, где объективно единственной содержательной альтернативой вечным мукам на том свете является реализация программы выродков из Консульта, он в то же время не решается честно заявить Консульт как «меньшее зло» и начать за него открыто топить — поскольку для массового читателя, даже сколь угодно любящего чернуху, это всё же будет перебор. Так что в итоге, если Бэккер когда-нибудь доведет свой цикл до логического конца, а не заболеет болезнью Джорджа Мартина, когда книги выходят со скоростью передвижения беременной черепахи, он, скорее всего, отдаст победу своей любимке, депрессивному страдальцу Ахкеймийону, который как-нибудь волшебным путем разрешит проблемы многострадальной Эарвы (или, наоборот, пропишет unhappy end в духе «всё осталось как было» и забьет на цикл) — хотя, на мой взгляд, с реалистичной точки зрения Эарве не поможет уже ничего, кроме тотальной аннигиляции. [1] https://ficbook.net/readfic/11690207 [2] В качестве людей я рассматриваю в дальнейшем и толкиновских эльфов, ведь они, по собственному заявлению Толкина, представляют из себя облагороженную версию людей: «Но я полагаю, что Квенди этих преданий по сути имеют мало общего с европейскими эльфами и феями; и если бы от меня потребовали рационалистического объяснения, мне следовало бы сказать, что на самом деле они олицетворяют собою людей, наделённых многократно увеличенным эстетическим и творческим потенциалом, более значительными красотой, долголетием и благородством» (Письмо 44). [3] «Да, Фродо «потерпел неудачу». Не исключено, что после уничтожения кольца последняя сцена практически изгладилась из его памяти. Однако приходится посмотреть в лицо правде: в конечном счете в этом мире воплощенные создания силе Зла до конца сопротивляться неспособны, какими бы «хорошими» они ни были; а Сочинитель Повествования — не один из нас» (Письмо 191). [4] В этом ключе показательна следующая фраза из его речи, произнесенной непосредственно перед исходом из Валинора: «Забудьте о своих сокровищах! Еще немало всего создадим мы!». Здесь выражена его убежденность — которая позднее обнаруживается у его внука Келебримбора и его соратников из Гвайт-и-Мирдайн — в том, что нолдор могут сделать Средиземье не менее прекрасным, чем Валинор. Не менее показательны другие его слова, обращенные к нолдор: «Страдания предрекают вам? Но мы познали их в Амане. В Амане от блаженства пришли мы к горю. Испробуем же иной путь: через страдания попытаемся обрести радость или по крайней мере свободу» («Сильмариллион»). [5] Мотив того, что в конце времен люди будут выбирать между, с одной стороны, Валар и эльфами, а с другой стороны — Морготом, и от этого выбора во многом зависит судьба мира как такового, появляется ещё в «Книге Утраченных Сказаний». [6] «Бог-Создатель существует — какая-то сила должна же была создать все, что я вижу вокруг, но он создал все это только для того, чтобы торжествовало зло, ибо зло — его сущность, и все, что заставляет нас творить его, необходимо для замыслов Бога <…> Зло есть суть и смысл человеческого бытия, оно существовало до человека и будет существовать, когда человек возвратится в чрево зла; человек всегда слаб и беззащитен перед мировой сущностью зла и в конечном счете сливается с ней; есть во вселенной нечто вроде молекул злодейства, они охватывают и ассимилируют материал, который поставляет им смерть, образуя то, что поэты и прочие люди с пылким воображением зовут демонами <…> Чем больше пороков обнаружит человек, тем больше совершит он преступлений, тем гармоничнее будут его отношения с неизбежной судьбой, которая сама по себе есть порок, зло, первичная материя, составляющая мир» («Жюльетта». [7] Известно лишь, что они уходят из Арды. В «Книге Утраченных Сказаний» души умерших живут в Валиноре в своеобразном «чистилище» в чертогах Фуи (Ниенны), а души грешников утаскивают в Ангбанд слуги Мелько (Моргота), но это не согласуется с позднейшей концепцией ухода душ людей из Арды. Одно из немногих исключений — в одной из версий «Лэ о Лэйтиан» (в ряде моментов противоречащем окончательной версии канона — скажем, Горлим там выдает отряд Барахира не Саурону, а непосредственно Морготу, лично отправившись в Ангбанд), Моргот говорит предателю Горлиму, что его ждут «безлунные туманы ада», но там же, по его словам, находится душа жены Горлима Эйлинель, то есть речь идет, видимо, о неком аналоге иудейского Шеола. [8] «Ты знал меня раньше. Ты знал многих из нас. Знал какими вздорными и исполненными корысти мы были, знал все наши обычные человеческие слабости, указывая на которые Сохонк обосновывает свое превосходство. Ты еще помнишь то время, когда одного лишь золота было достаточно, чтобы подбить кого-то из нас на предательство» («Ложное солнце»). [9] https://www.if24.ru/palliativnyj-liberalizm-i-konspirologiya/ [10] «Hroa, полное сил и радости жизни, будет цепляться за fea, чтобы она не ушла, ибо оно не захочет умирать; оно будет бороться со смертью, как зверь в расцвете сил — он либо бежит от охотника, либо яростно нападает на него. Fea же окажется как бы в заключении, будет все более уставать от наслаждений hroa, наконец начнет испытывать к ним отвращение. Она будет стремиться уйти, так что даже та пища для размышлений, которую она получает через hroa и его чувства, станет ей безразлична. Человек обретет не благословение, но проклятие; и проклянет он и валар, и Аман, и все, что ни есть в Арде. Однако не покинет он Аман по доброй воле, зная, что это означает скорую смерть, и его придется изгнать оттуда силой. А что станет с ним, если он останется в Амане до тех пор, пока не исполнятся сроки Арды, и он наконец обретет свободу? Одно из двух. Либо его hroa полностью подчинит себе fea, и он сделается больше похож на животное, только снедаемое внутренними терзаниями. Либо, если fea его сильна, она покинет hroa. И это возможно двумя путями: либо в ненависти, силой, так что hroa, полное жизни, будет разрушено и умрет; либо же fea, исполнившись отвращения, безжалостно покинет hroa, а оно будет продолжать жить, лишенное разума, даже не зверем, но чудовищем — воистину, то была бы Мелькорова тварь, поселившаяся в Амане, и сами валар с радостью уничтожили бы ее».