автор
Размер:
204 страницы, 39 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено с указанием автора и ссылки на оригинал
Поделиться:
Награды от читателей:
209 Нравится 4032 Отзывы 63 В сборник Скачать

Природа конфликта у Толкина и у авторов-чернушников

Настройки текста
      Недавно я снова обсуждал с моим другом Георгием Массадовым статью Скотта Бэккера «О благости зла», которую мне уже доводилось разбирать в рамках этого цикла статей, и благодаря новому обсуждению заметил одно крайне любопытное место, где Бэккер, проповедуя аморализм имморализм, допускает крайне характерную оговорку:       «Нравственная позиция — «мы — добро, а они — зло» — формируется столь легко по той простой причине, что противопоставление «мы/они» со всей очевидностью является эволюционной функцией — главной движущей силой, приводящей к появлению понятий «добра и зла». Младенцы проявляют предвзятость в логике свой\чужой уже в трёхмесячном возрасте! Чем больше мы постигаем физиологическую и нейрологическую подоплёку добра и зла, тем очевиднее становится биологическая основа и эволюционное происхождение этих явлений — до такой степени, что нам теперь требуется подлинный «прыжок веры» для утверждения, что зло представляет собой нечто большее, нежели просто вопрос точки зрения. Можно сказать, что «зло» это лишь имя, которым наши предки называли собственных жертв».       Данное рассуждение Бэккера весьма показательно, ведь если человек неспособен увидеть за категориями «добра» и «зла» ничего, кроме возможности дегуманизировать противника — это много о нем говорит. Казалось бы, ключевая функция морали, включающей в себя категории «добра» и «зла» — независимо от того, оцениваем мы механизмы возникновения морали идеалистически или прагматически — это регуляция жизни внутри коллектива, а не наклеивание ярлыков на находящихся вне коллектива, «врагов / чужих». Иначе не существовало бы такого явления, обусловленного, насколько я понимаю, в том числе и биологически, как стыд за собственные поступки. Вместе с тем, оговорка Бэккера, что для него «зло» — манипулятивное понятие, означающее то, что по каким-то причинам надо заклеймить и сделать мишенью для атаки[1], приоткрывает истинный характер его мировоззрения и творческого посыла его произведений.       Тут уместно сравнение с Толкином. Бэккер критикует Толкина за «моральный примитивизм» — мол, во «Властелине Колец» есть Саурон, на счет которого все знают, что он зло, и даже если герои проиграют — они останутся правы в борьбе с ним. Проблема в том, что в мире Толкина «противостояние злу» не гарантирует, что ты автоматически попадаешь в «добро» (Саруман вот тоже Саурону противостоит, но «добром» это его не делает). Возьмем эльфийских королей Первой Эпохи. Феанор отправлялся в Средиземье воевать с Морготом, но по дороге он успевает инициировать резню в Альквалондэ и бросить Финголфина с его сторонниками (большей частью нолдор как народа) в Арамане. Тингол был первым эльфийским королем, встретившим натиск Моргота, но в то же время в истории Берена и Лютиэн он предстает как довольно неприятный тип, да и до этих событий он относился к людям не лучшим образом (и в целом с теми же нолдор он имеет не лучшие отношения). Нуменорцы во Вторую Эпоху пришли в Средиземье бороться с Сауроном, а в процессе построили грабительскую колониальную империю. Вообще у Толкина, по моим ощущениям, из более-менее прописанных стран / народов нет никого, о ком можно было бы сказать, что он полностью безгрешен и ни в чем не замазан       Кроме того, у Толкина «добро» является «добром» не в силу своей борьбы со «злом», а в силу своих собственных качеств, связанных с определенной созидательной деятельностью. Да, противостояние сперва Морготу, а потом Саурону, является основным двигателем сюжета, как всякий конфликт в литературе. Но охарактеризовать персонажей Толкина можно было бы, даже не будь этого конфликта. Скажем, первоначальная функция «ангелов»-Валар это не борьба с Мелькором (в отличии от христианской художественной литературы XVII века про падение дьявола наподобие «Потерянного Рая» Джона Мильтона или «Люцифера» Йоста ван ден Вондела, где верные Богу ангелы противостоят сатане, а до этого на Небесах ничего интересного не происходит), а обустройство мира — наоборот, это их конфликт с Мелькором запускается после того, как тот начинает портить Арду. Конкретно под борьбу с Мелькором там «заточен» один-конкретный Вала, Тулкас, присланный Эру в помощь другим Валар.       То же самое относится к конфликту с Морготом и Сауроном существ из плоти и крови. Те же нолдор «хорошие» не потому, что борются с Морготом (в процессе этой борьбы они и немало дров наломали) — или, во всяком случае, не только поэтому — а потому, что стремятся к прекрасному, наделены творческими устремлениями и украшают мир. Нуменорцы «хорошие» не потому, что борются с Сауроном, а потому, что они наиболее одаренный и развитый род людей, распространявший цивилизацию по Средиземью, превосходные мореходы и искусные строители. И так, на самом деле, со всеми толкиновскими «свободными народами» — они хороши не тем, что с кем-то борются, а тем, что в меру своих сил делают что-то полезное (скажем, у эльфов тэлери и фалатрим — первоклассные корабелы, а ваниар — музыканты). Взять тот же Шир — казалось бы, дыра дырой, но при этом там развитое сельское хозяйство, а сами хоббиты весьма запасливы. Одно описание пирушки гномов в гостях у Бильбо Бэггинса из «Хоббита» чего стоит.       Не случайно у Толкина, хотя сюжет вращается вокруг глобального конфликта с противником, представляющим собой метафизическое зло, заканчивается всё неизменно возвращением к мирной жизни (и со стороны человека, побывавшего на реальной полномасштабной войне, а не льющего рекой бутафорскую кровь на страницах книг, как Бэккер, такая позиция вполне естественна). Даже воинственные рохиррим — в первую очередь хорошие коневоды, и первый значимый эпизод биографии Эорла Юного, первого короля Рохана — не какая-нибудь военная победа, а укрощение коня. Даже свирепый, недружелюбный ко всем чужакам и, откровенно говоря, жестокий Беорн (см. судьбу орка и варга, попавших в его руки), в то же время пчеловод, друг животных и… как ни смешно, умелый повар (готовит медовые лепешки). Проще говоря, достоинства героев проявляются не только в том, что они режут орков — хотя бы потому, что сами орки, с их-то привычкой к междоусобной грызне, с этим могли бы справляться ничуть не хуже.       Что же у Бэккера? Магическая школа Завет противостоит угрозе Консульта, но делает ли она что-то хорошее сама по себе, вне контекста этого противостояния? Не особо — более того, Друз Ахкеймийон, являющийся её членом, оценивает её руководство как редкостных мерзавцев. Анасуримбор Келлхус противостоит угрозе Консульта — но при этом он готов создать для большинства жителей Эарвы Ад на земле (которым он с кучкой приспешников будет править), лишь бы уберечь себя от Ада за гробом. Консульт, пусть и чудовищными методами, намерен «запечатать мир» и спасти души 144 тысяч избранных от Ста Богов — но есть ли от него самого какая-то польза, за вычетом противостояния с Сотней Богов? Опять же нет, причем даже безотносительно вопроса, оправдывает ли цель Консульта его средства. Все перечисленные мной персонажи и организации могут быть положительно охарактеризованы лишь в контексте их противостояния некому злу. Сами по себе, вне основного конфликта бэккеровского сеттинга, они могут быть или «серыми» персонажами (Завет), или сугубыми злодеями (Келлхус, Консульт).       Причем людоедская метафизика Эарвы, где 99,99% разумных существ обречены на ад (или «рай» не лучше ада), к этому не имеет никакого отношения — просто сам мир написан так, что в нем невозможна положительная деятельность[2]. Тот же Анасуримбор Келлхус, выходец из секты помешанных аморальных фанатов евгеники, создававших сверхчеловека посредством превращения женщин в лишенные разума рожальные автоматы и убивающие представителей их секты, которые не сумели пройти тренировочные практики, стал бы (добейся он власти и могущества) чудовищем на троне и без угрозы нашествия Консульта и посмертных мук на Той Стороне. Аналогично, Консульт был основан (если не брать инхороев, специально созданных на роль монстров) магами из кунуроев — которые ещё до организованного инхороями Чревомора были жестокими к людям расистами, даже друг с другом непрерывно враждовавшими за гегемонию в Эарве — и человеческой школой магов Мангаэкка, которая до раскрытия правды о угрозе Той Стороны интересовалась только тем, кто ей больше заплатит за услуги и вообще даже по меркам Эарвы обладала подмоченной репутацией (что уже исчерпывающая характеристика).       Собственно, у Бэккера, с моей точки зрения, есть всего один значимый персонаж, которого можно назвать в полном смысле «хорошим» не в контексте «противостояния злу» [кого бы мы не зачислили в «зло»], а в контексте человеческих качеств. Это конрийский маршал Ксинем, пытающийся спасти своего друга Ахкеймийона (хотя тот маг, то есть, в рамках инритизма, религии Ксинема, прОклятый) из плена конкурирующей с Заветом магической школы Багряных Шпилей; кроме того, пожалуй, это один из немногих героев, в сценах с которым чувствуется некая душевность вместо бесконечных иерархических игр. Что Бэккер с ним делает? Правильно, он сам попадает в руки Багряных Шпилей и его ломают физически и морально прямо на глазах у того самого Ахкеймийона, которого он пытался спасти. Причем даже убить их общего мучителя из Багряных Шпилей, Ийока, Ахкеймийону Келлхус не разрешил (только искалечить, ослепив, как тот ослепил Ксинема), потому что Багряные Шпили ему ещё пригодятся на службе.       Или возьмем обратный пример. Вот есть у нас Сесватха, основатель школы Завет. Что это был за человек в обычной жизни, если отстраниться от его роли архиврага Консульта? Как нам становится известно из «Второго Апокалипсиса», он переспал с женой собственного «друга», верховного короля Куниюрии Анасуримбора Кельмомаса. Честное слово, я не поборник всеобщей обязательной моногамии и считаю, что каждый вправе строить свою сексуальную жизнь так, как хочет он (если это не причиняет того или иного вреда другим людям), но подобный поступок в любом случае объективно является предательством чужого доверия (особенно в традиционном обществе). При этом Сесватха со своими амурными похождениями на фоне других людей Эарвы смотрится практически невинно — он, во всяком случае, никого не насиловал, не рвался к власти ради власти и не запускал изуверских евгенических программ.       Проще говоря, если у Толкина акцент делается на положительные качества героев, то у Бэккера акцент делается на отрицательные качества тех, кому герои противостоят, независимо от того, кого мы выбираем на роль ключевого злодея — Консульт, Келлхуса или Сотню. Бэккер критикует толкиновскую «черно-белую» дихотомию добра и зла (хотя в действительности у Толкина — даже не затрагивая аспект читательской интерпретации — наблюдается множество оттенков), но сам конструирует — неважно, вольно или невольно — гораздо более порочную модель, вращающуюся вокруг концепции «меньшего зла», которая фундаментально порочна тем, что позволяет оправдать любой недостаток — ведь в рамках концепции «меньшего зла» «меньшее зло» освобождено от «повинностей» «добра», но при этом имеет притязания на «правоту» в разворачивающемся конфликте (как нетрудно догадаться, концепция «меньшего зла» отличается ещё бОльшим моральным фансервисом, чем концепция дихотомии добра и зла). Причем подчеркну, речь идет даже не о подходе, при котором от применения морально сомнительных средств предполагается положительный результат, а о подходе, где морально сомнительные средства служат предотвращению некого отрицательного результата без каких бы то ни было самостоятельных положительных последствий[3].       У Толкина моральная оценка героев носит определенный характер независимо от того, победят они или проиграют, как с неудовольствием отмечает Бэккер: «Однако даже если Саурон обретёт Кольцо Всевластья и на Средиземье в конце концов падёт вековечная Тьма в нравственном отношении случившееся по-прежнему останется совершенно простым и очевидным». У Бэккера из принципа «меньшего зла» логически вытекает, напротив, (неважно, насколько это проговаривается или даже осознается самим автором) ориентация на право силы, о чем я уже писал ранее. Это имеет аспект, связанный именно с природой зла в бэккеровской вселенной. Например, как отдельные читатели оправдывают Консульт? Тем, что он, конечно, состоит из ужасных злодеев, но он — единственная сила, способная хотя бы в теории, пусть и путем предельно аморальных средств, «запечатать мир» и спасти души хотя бы некоторых от адских мук[4]. Проще говоря, если у Толкина авторская расстановка симпатий и антипатий зависит от его оценки качеств героев, то у Бэккера всё объективно определяет вопрос, кто победит (точнее — кто решит основную «метафизическую» проблему Эарвы).       Надо отметить, что в данном плане Бэккер, на мой взгляд, уступает не только Толкину, но даже своим коллегам-чернушникам. Например, у тех же Мартина и Аберкромби вполне себе наличествуют (пусть даже авторы их и топят, а также откровенно предпочитают «неоднозначных») хотя бы симпатичные в личном плане герои, которые могут быть названы сколько-то положительными не в контексте сравнения / конфликта с кем-то, кто ещё хуже них. У Мартина и Аберкромби, как и у Толкина, конфликт нужен в первую очередь для того, чтобы двигать сюжет (пусть даже у Мартина и Аберкромби он движется в довольно неприятную сторону и продвигает крайне специфические, на мой взгляд, идеи) — у Бэккера же без конфликта, инспирированного нечеловеческим (Консульт) и метафизическим (Сто Богов) злом, было бы невозможно хоть как-то сопереживать тем героям, которые в итоге по сюжету ему противостоят[5].       Собственно, рассуждать «о благости зла» ему позволяет именно отсутствие добра в его картине мира. При этом, хотя последовательное следование такой философии требовало бы вслед за категорией «добра» упразднить и категорию «зла», ведь то не более чем точка зрения — «зло» у Бэккера как раз остается именно в качестве ярлыка, маркирующего то, что не нравится ему, причем он делает то, в чем сам упрекает Толкина — наличие «зла» должно оправдать что угодно с другой стороны, только уже не «добра», а «меньшего зла». В этом плане показательно, что Бэккер вовсе не упраздняет литературную методологию авторов вроде Толкина по созданию образа зла, а, напротив, дополнительно укрепляет её уже собственными know-how.       Отмечу один отдельный забавный момент. Как и Джордж Мартин, Бэккер из идеологических соображений не может не пройтись по толкиновской концепции орков как составляющей «черно-белости» толкиновского мира: «Читатель может быть уверен, что инстинкты, склоняющие его к универсализму, не обманут его, и герои, уничтожающие зло, сами не окажутся повинными в сопричастности злу. Торжество зла не означает, что добро попросту переворачивается с ног на голову. Орков можно истреблять целыми тысячами, но ни один орк не может быть убит по той простой причине, что убийство это безнравственно, а уничтожать зло в Средиземье значит вершить благо». Эти рассуждения звучат со стороны Бэккера невероятно лицемерно в контексте того, что он придумал собственных «не-орков», шранков, на фоне которых орки просто паиньки.       Шранки это, в принципе, те же орки — как орки (по наиболее известной из «Сильмариллиона» версии) сделаны из изуродованных Морготом эльфов, шранки сделаны инхороями из генетического материала кунуроев. Но есть одно важное отличие. Толкиновские орки это, конечно, злые существа и везде, где они могут действовать во зло, они будут действовать именно так, но, как отмечал исследователь Толкина Шиппи, у них есть представления о морали — во всяком случае, они знают о существовании моральных категорий, хотя сами редко прибегают к ним на практике. Впрочем, у урук-хай Сарумана даже наличествуют дисциплина и преданность начальству. По версии «Хоббита», орки даже делать механизмы (правда, разрушительные) умеют. Во «Властелине Колец» также упомянуто наличие у них согревающего питья.       Шранки же это именно абсолютно злые биороботы (Толкин, кстати, думал над идеей сделать орков биороботами — см. «Преображенные Мифы"[6] — но в окончательную версию канона, созданную его сыном Кристофером, это не вошло, да и другим толкиновским текстам такая идея противоречила бы), у которых из всех интересов только пытать, насиловать, убивать и далее по тексту. Никаких технических достижений, даже деструктивных, я за ними не припомню. Причем помимо этого всего у них даже души нет (для сравнения, у толкиновских орков как минимум по некоторым версиям душа была), хотя душа в мире Бэккера есть даже у инхороев (!). Проще говоря, Бэккер, критикуя Толкина за описание абсолютно злого народа… сам описал абсолютно злой народ. При этом деперсонализированы шранки гораздо больше, чем орки — у персонажей-орков из «Властелина Колец» хотя бы выражено наличие личности. Бэккер правда хочет убедить своих читателей в том, что поголовное истребление таких существ будет проявлением «галлюцинаторного универсализма в вопросах морали»? Ведь даже Консульт, реализовав свои цели, будет вынужден избавиться от них, если захочет навести в мире какой-то порядок, а просто загеноцидить большую часть человечества. [1] Что наводит на мысль — а не применяет ли он сам этот принцип, когда рассуждает о том, что использование дихотомии «добра и зла» ведет к насилию, то есть к «злу» («Таким образом, поименовать что либо злом, означает творить зло»)? [2] Какой-нибудь Икурей Конфас, который организует публичное изнасилование пленных скюльвендов перед строем, чтобы спровоцировать их соплеменников на атаку, делает это вне всякой связи с ключевой проблемой бэккеровского мира (посмертие). [3] Герои могут уничтожить Консульт, предотвратив геноцид большинства жителей Эарвы, но это никак не изменит в лучшую сторону текущее состояние Эарвы. Консульт может спасти немногих избранных от Той Стороны (посредством геноцида большинства жителей Эарвы), но это, опять же, никак не изменит в лучшую сторону их текущее состояние — поскольку очевидно, что ничего хорошего под властью извращенцев-садистов не будет. Про план Келлхуса по построению Ада на земле для спасения собственной душонки я вообще молчу — это в чистом виде ухудшение, а не улучшение. То есть Бэккер, бичующий в публицистике принцип «цель оправдывает средства», направленный на некие положительные результаты, литературно оправдывает тот же самый принцип, направленный исключительно на сохранение status quo, причем не лучшего рода. [4] Вообще характерно, что Бэккер намеренно взял на роль «большего зла» бесконечные пытки на Той Стороне, что позволяет в сравнении с ними сделать «меньшим злом» вообще всё что угодно, даже основанную инопланетными извращенцами банду психопатов. Это как если бы кто-нибудь создал произведение, где условному Теду Банди [американский маньяк-насильник — законченный извращенец] противостоял бы какой-нибудь «аццкий сотона», на фоне которого и Тед Банди стал бы «меньшим злом». Характерно, что направить свой хваленый моральный релятивизм, в котором он весьма изощрен, на идею адских мук Бэккер почему-то не готов, хотя, казалось бы, «зло — вопрос точки зрения», а для Сотни муки грешников на Той Стороне, как сообщил нам сам же Бэккер, это не более чем процесс питания, то есть она отстаивает свои интересы. [5] Даже тот же Ахкеймийон, не творящий откровенного зла, сам по себе, вне роли противника Консульта, а потом Келлхуса, персонаж не то чтобы особо симпатичный. [6] «В общем: я думаю, следует признать, что речь не обязательно является признаком обладания «разумной душой» или fёa. Орки были животными в гуманоидном облике (в насмешку над людьми и эльфами), преднамеренно приближенном к подобию людей. Их речь на самом деле была прокручиванием «записей», вложенных Мелкором. Даже осуждающие, повстанческие речи, — он знал о них. Мелкор научил их говору, и они унаследовали его, а их независимость от Хозяина была не большей, чем независимость собак или лошадей от человека. Их речь была по большей части звукоподражательной (как у попугаев)».
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.