Толкин vs. авторы-чернушники

      В прошлой части я проанализировал творчество Скотта Бэккера в контексте концепции некрофилии Эриха Фромма. В этой заметки я намерен проанализировать в том же ключе творчество Мартина. В случае Мартина потребуется более подробный анализ (поскольку, при всем моем скептическом отношении к его идейному посылу, в его творчестве нету такого неприкрытого напыха чернухи, как у Бэккера), и поэтому начну я с одного конкретного аспекта его творчества, пожалуй, наиболее важного — вопроса о репрезентации власти. Вопрос этот значим хотя бы потому, что на данный момент, если брать основные произведения Мартина из цикла «Песнь Льда и Огня», а также дополнительные материалы, такие как «Мир Льда и Огня» и «Пламя и Кровь», основной акцент делается на борьбе за власть, в то время как «сверхъестественный» аспект происходящего и тема угрожающего миру нечеловеческого зла пока раскрыты слабо, если автор вообще сможет (и, главное, собирается) раскрыть их в дальнейшем.       Вселенная «Песни Льда и Огня» безусловно танатоцентрична. Достаточно взять важный мартиновский мотив брутального злодея-убийцы, воскресающего из мертвых — буквально (Мейгор Жестокий, Григор Клиган) или символически (Рамси, выдававший себя за своего убитого слугу Вонючку, а себя — за него). Нередко — как минимум в случае Мейгора и Рамси — воскресает он ещё более жестоким, отмороженным и… успешным. Пограничный случай — Дэйнерис. Я не определился до сих пор сам с собой, считать ли её однозначной злодейкой (со временем она приходит к мысли, что о подданных надо заботиться, да и её сочувствие к рабам вызывает уважение), но после воскрешения она окончательно ожесточается и становится неразборчивой в средствах (достаточно вспомнить хотя бы приказ убивать в Астапоре всех совершеннолетних «господ») и берет курс на захват власти — сперва в Заливе Работорговцев, а потом и в Вестеросе.       Возможно, то же самое ждет и Джона, которого, по логике, должны воскресить (а вряд ли после воскрешения он станет мягче — скорее наоборот, по примеру мачехи). Интересный пример инверсии Мартином этого мотива — Кейтилин Талли: при жизни она была вполне нормальной женщиной, но воскресла в виде жаждущей мести фурии, вся мотивация которой сводится к расправе с виновниками гибели её семьи (Леди Бессердечной) — впрочем, после пережитого её трудно осуждать, но тут примечателен сам принцип, в рамках которого персонаж побеждает смерть только для того, чтобы нести её другим. На уровне целого народа, причем довольно дикого и агрессивного, этот принцип показан в случае железнорожденных с их ритуальными утоплениями под лозунгом «то, что мертво, умереть не может, но восстает вновь, сильнее и крепче, чем прежде» (вполне некрофильский — по Фромму — слоган, на мой взгляд, отражающий убежденность в слабости и ненадежности живого), чрезвычайно агрессивной культуры, заточенной на грабительскую войну, с культом гоп-стопа «железной цены».       Есть у Мартина и другая разновидность смерти как трансформации — смерть, превращающая человека в раба. Это тот же Григор Клиган, воскрешенный Квиберном в качестве не-мертвого слуги Серсеи (особенно в сериале), это Теон Грейджой, символически умерший и воскресший как Вонючка, раб Рамси, это Безупречные, которых посредством кастрации и накачивания наркотиками превращают в идеально покорных суперсолдат. Можно вспомнить и немых (!) рабов на корабле Эурона — которым, по одной из фанатских гипотез, Эурон отрезал языки для того, чтобы беспрепятственно входить в их сознание. В сериале к этому добавился образ Иных, созданных Детьми Леса посредством убийства и последующего воскрешения. Правда, объективности ради, у Мартина люди, порабощенные таким образом, обычно восстают против хозяев и освобождаются от них, как Теон и Безупречные (вспомним также сериальное убийство Квиберна Клиганом или конфликт Иных с Детьми Леса, по версии сериала создавшими их посредством убийства и воскрешения) — но счастья им это всё равно не приносит.       Теперь поговорим о мартиновской символике власти. Каков ключевой атрибут власти в «Песни Льда и Пламени»? Безусловно, это Железный Трон, трон, сделанный из мечей (меч — орудие убийства) поверженных Таргариенами врагов — мечей, переплавленных драконьим пламенем (несущим смерть). Железный Трон смертельно опасен — о него легко можно пораниться (тот же король Эйрис II Безумный постоянно ранился об него и ходил в струпьях), королю Визерису I он нанес такую рану, что ему пришлось ампутировать два пальца (а спустя несколько месяцев он и вовсе умер), а короля Мейгора Жестокого, по легенде, убил (и даже если считать, что Мейгор покончил с собой сам или был убит врагами, нашли его именно нанизанным на лезвия Железного Трона). Когда Эурон Грейджой опаивает своего брата Эйрона «вином колдунов» (Вечерней Тенью), тот видит Эурона восседающим на Железном Троне, на который наколоты боги различных народов (Эурон хочет убить всех богов и занять их место) — в этой сцене Железный Трон снова выступает не только атрибутом власти, но и одновременно орудием убийства.       Интересна сцена из первой книги «Песни Льда и Пламени» — «Игра Престолов» — где мы видим (в воспоминаниях Неда Старка) Джейме, сидящего на Железном Троне, и зарезанного Эйриса на полу (исходно, как мы помним, Джейме задумывался Мартином на роль злодея-властолюбца, желающего занять трон[1], просто потом планы Мартина поменялись): убитый предыдущий обладатель власти, валяющийся у трона, и его убийца, молодой претендент, сидящий на троне. Правда, позднее этот образ утратил прямую связь с сюжетом, поскольку планы Мартина на Джейме как персонажа кардинально изменились, а главным властолюбцами семьи Ланнистеров стали его отец, брат и сестра… но сам образ близкого к телу короля убийцы, занимающего трон убитого им же правителя, возродился у Мартина на примере другого персонажа: Короля-Горлореза Астапора, убившего Клеона Второго. Король-Горлорез, правда, был не гвардейцем, а брадобреем, но между этими ролями есть параллелизм (и гвардеец, и брадобрей — единственные, кто могут находиться рядом с правителем с заточенным лезвием).       Атрибутом аристократов в мире Мартина является обладание оружием из валирийской стали, превосходящей по прочности и остроте любой другой металл. Вместе с тем, валирийская сталь, как и Железный Трон, довольно опасна — о неё легко порезаться. В «Игре Престолов» дозорный Жаба рассказывает анекдот о человеке, отрезавшем себе голову бритвой из валирийской стали. Казалось бы, из валирийской стали, если она так хороша, но при этом так опасна, логичней делать не мечи, а доспехи (однако на весь мир у Мартина такие доспехи есть только у Эурона — вот она, «суперсила зла») — но нет, только мечи, только хардкор! Кузнецы из Вольного Города Квохора, по слухам, пытаются повторить воспроизвести качества валирийской стали с помощью человеческих жертвоприношений, а, судя по легенде о Азор Ахае (меч которого Светозарный напоминает меч из валирийской стали), и оригинальные мечи из валирийской стали создавались именно таким образом. То есть речь идет не просто о орудии убийства, а о орудии убийства, созданном посредством другого убийства.       У Мартина выражен мотив, где монарх или иной правитель демонстрирует в целях устрашения атрибут своей власти, несущий смерть. Скажем, король Джейхейрис I демонстрирует излишне властолюбивому отчиму, лорду Рогару Баратеону, своего дракона Вермитора, а Десница Анвин Пик, приступая к правлению, демонстрирует королю и королевскому двору свой валирийский меч, Губитель Сердец: «Лорд Анвин Пик пришел к десничеству с намерением продемонстрировать свою силу и прямоту.        — Этот десница не слеп, не таится под вуалью, не искалечен, — заявил он королю и двору. — Десница, что еще в силах держать меч.       Молвив так, он извлек свой длинный меч из ножен и высоко поднял его так, чтобы все могли видеть. Шепот пронесся над залом. Не простым клинком был меч, который держал его светлость, но выкованным из валирийской стали» («Пламя и Кровь»)[3]. Само собой, за этой сценой незамедлительно следует массовая казнь всех подряд, в которой королевскому палачу помогают в качестве исполнителей воины Пика, Персты[4].       С образом атрибута власти, который, одновременно, не прочь кого-нибудь убить и предназначается в первую очередь для этого (валирийская сталь и главный символ династии Таргариенов — драконы, а отчасти и Железный Трон), перекликается образ атрибута власти, который не имеет убийственного предназначения, но может быть для убийства использован. Например, Тирион душит свою бывшую любовницу Шаю цепью Десницы. Эйгон Второй пытает Герардиса, великого мейстера своей сестры-соперницы Рейниры, медленно удушая с помощью его же мейстерской цепи. Интересно, что в обоих случаях убийство осуществляется с помощью отнятого атрибута власти — цепь Десницы была забрана (вместе с властью) Тайвином у Тириона после его прибытия в столицу, равно как и цепь Герардиса была забрана у великого мейстера Эйгона, Орвиля. Ещё один пример — сцена, в которой Станнис угрожает пленному мейстеру Болтонов Тибальду, что если он не будет говорить, то его задушат его же цепью.       Ещё один характерный мартиновский мотив — образ правителя, который лично убивает («казнит») врагов. В случае Старков это прикрыто неким существующим на Севере обычаем, по которому правитель должен лично осуществлять приговор, но в действительности этот мотив присутствует у Мартина повсеместно и с обычаями никак не связан. Лично рубил головы своим врагам из числа восставших семибожников Мейгор Жестокий[2]. Принц Деймон обожал отрубать преступникам разные части тела вплоть до гениталий. Король Эйгон Второй по время Танца Драконов скормил своему дракону (дракон для Таргариена — своего рода «второе я», как лютоволк для Старка) сестру Рейниру и лично поджег ещё живого Пастыря, вождя религиозного восстания против власти Таргариенов. Рамси Болтон лично пытал (символически уничтожал как личность) Теона Грейджоя. Наконец, после ухода Дэйнерис из Астапора власть там захватил бывший мясник Клеон Первый, известный тем, что до свержения «господ» он быстрее всего резал свиней, а после их свержения стал столь же быстро убивать людей[5]. Характерно, что Клеон Первый именуется — ни много ни мало! — Великим, хотя ничего великого не сделал, войну с Юнкаем проиграл и в итоге был убит своими же солдатами.       Право силы действует в Вестеросе не только де-факто, но и во многом де-юре, на уровне символики. Например, Церковь Семерых, внешне срисованная с католической церкви, не осуждает (как реальное христианство), а, напротив, активно одобряет ордалии; при этом единственной известной вестеросцам ордалией является испытание поединком. Формально это «суд богов», но с учетом низкой религиозности вестеросской аристократии и наличия в Вестеросе альтернативных легальных вероисповеданий это откровенная условность. При этом периодически «силовой» характер испытаниями поединком прямо подчеркивается — вспомнить хотя бы эпизод, в котором Эйрис II Безумный объявляет своим бойцом в поединке с Рикардом Старком огонь и говорит, что подвешенный к стропилам Рикард должен доказать свою правоту, не сгорев. Во время Танца Драконов принц Эймонд прикрывает свою расправу с семейством Стронгов, бездоказательно обвиненном им в переходе на сторону Черных, Судом Поединком[6].       Крайне характерно представление Мартина о «женской» роли в политике. Он обожает художественный прием, в рамках которого женщина может добиться чего-то от другого человека, исключительно забравшись к нему в постель — соответствующий прием Мартин непрерывно использует что в «Песни Льда и Огня» (Серсея Ланнистер, Джейн Вестерлинг, Таэна Мерривезер, Арианна Мартелл), что в предыстории основного цикла (Серала Дарклин как «главная виновница» Восстания Сумеречного Дола), что в «Пламени и Крови» (Саманта Тарли соблазняет своего пасынка-Хайтауэра, чтобы убедить его пойти на мир с правительством Эйгона III, Алисанна Блэквуд выходит замуж за Кригана Старка, чтобы уговорить его отказаться от казни Корлиса Велариона, которая может привести к продолжению войны с Веларионами). Также Мартин обожает тему влиятельных проституток — взять хоть браавосийских куртизанок, хоть ставшую негласной правительницей Лиса куртизанку из Вестероса Джоханну Сванн по прозвищу «Черный Лебедь», хоть придуманную для сериала Ирогению из Лиса. Из той же серии — Летние Острова как царство всеобщей проституции, где «жрицы любви» являются уважаемыми и влиятельными людьми. Впрочем, более подробно о восприятии Мартином женского пола и сексуальных отношений между людьми в целом мы поговорим в следующей части.       Религия у Мартина также тесно связана со смертью, причем не в том виде, в котором она связана с ней в реальном мире (акцент на загробном существовании, скептическое отношение к «миру сему»), а в плане самом плоском и примитивном — например, в виде наличия в ряде культов человеческих жертвоприношений. Самый могущественный (ему служат маги-убийцы Безликие, выученица которых Арья по версии сериала ещё и спасла мир от Короля Ночи) и успешный в плане синкретизма культ — культ бога смерти, Многоликого. В сериале Сирио Форель вообще прямо заявляет, что «Есть только один бог, и имя его — смерть. А смерти мы говорим только одно — «Не сегодня»". Проститутка Моряцкая Женка называет дезертира из Ночного Дозора Дареона любимцем богов — и вскоре после этого его убивает Арья Старк, служительница бога смерти Многоликого. Со связью тем религии и смерти у Мартина перекликается связь тем религии и обмана.       Например, Мартин как минимум дважды (в случае Астапора в «Песне Льда и Пламени» и в случае армии септона Муна в «Пламени и Крови») использует сюжет, где некий религиозный авторитет (семибожеский проповедник Ученый Лоркас в армии Муна, Зеленая Благодать в осажденном юнкайцами Астапоре) предсказывает, что если облачить труп убитого вождя в доспехи и посадить на коня (в случае Лоркаса — септона Муна, в случае Зеленой Благодати — короля-мясника Клеона Первого), то с таким «командиром» удастся победить. Разумеется, всякий раз это заканчивается разгромом. Что интересно, аналогичный прием с Гарланом Тиреллом в доспехах Ренли Баратеона (тут отличие в том, что в доспехах — другой, причем живой человек, а само предприятие имеет не религиозный, а сугубо светский характер), наоборот, приводит Ланнистеров и Тиреллов к победе над Станнисом Баратеоном в битве на Черноводной[8].       Сквозным мотивом у Мартина является тема неправильно истолкованного пророчества, в особенности — пророчества религиозного. Пророчество служит обману, манипуляции. Скажем, на роль рглорианского мессии Азор Ахая есть несколько разных кандидатов, и кто из них истинный, непонятно — равно как непонятно и то, спасение миру принесет Азор Ахай или гибель, особенно в контексте идеи Мартина, что «Пламя» может быть не менее губительным, чем «Лёд», тем более что детали биографии Азор Ахая подозрительно напоминают «облагороженную» версию биографии Императора Кровавого Камня, злодея из легенд Йи-Ти — каннибала, черного мага, узурпатора трона и убийцы собственной сестры, виновника Долгой Ночи. Из той же серии — лесная ведьма Матушка Крот, авторитетная среди Одичалых, предсказала, что в Суровый Дом прибудут корабли, чтобы забрать Одичалых из Застенья, но на кораблях прибывают лиссенийские пираты, забирающие Одичалых исключительно для того, чтобы продать их в рабство.       Здесь можно было бы усмотреть критику в адрес религии (и, возможно, она здесь даже есть), но интересно, что наиболее бессильными и лишенными сверхъестественных возможностей у него оказываются религии, содержащие какую-то положительную программу, что хорошо отметил мой читатель Moricar: «Мартин всячески облизывает разные ТЕМНЫЕ КУЛЬТЫ ДРЕВНИХ БОГОВ (ТМ), от чардревцев, практикующих ритуальный каннибализм, до императриц Лэнга, массово убивающих всех, кто пытается наладить контакт с их страной, и нет таковым культам числа; их колдовство с ЖЕРТВАМИ обязательно работает, хотя ничего хорошего никому не делает, а вот поклонение Семерым — почему-то нет (даже простого чуда с иммунитетом к змеиному яду Бейлору не выдали). По существу, желание Бейлора угодить своим богам ничем не отличается от желания «красных жрецов», за исключением того, что семибожники это не сборище беспринципных людоедов, а одна из немногих религиозных организаций, декларирующих хоть что-то человеческое, наряду с каким-нибудь Великим Пастырем лхазарян [я бы добавил в ту же категорию культ Боаша]. Тут вспоминается Бэккер, у которого «самая лживая вера» — это вера фанимри«[9].       Помимо религии, власть в мире Мартина может давать магия — тем более, что религия и магия в Планетосе тесно связаны. Вся магия у Мартина построена на исключительно меркантильной основе: чтобы что-то получить, надо что-то отдать, и это «что-то» обычно связано с человеческой жертвой (при этом никакие заместительные жертвы не допускаются). Взойдя на костер с мертвым мужем и его живой убийцей, Мирри Маз Дуур, Дейнерис получает трех драконов. Мелисандра использует жизненные силы Станниса для создания теней-убийц. Экс-мейстер Квиберн прямо говорит Серсее, что самая сильная магия — магия крови, то есть магия, требующая человеческих жертвоприношений, а Мелисандра говорит, что самые сильные чары требуют вещей или частей тела мертвых. Именно с помощью человеческих жертвоприношений (по некоторым версиям — собственных детей) Дети Леса в свое время уничтожили перешеек Рука Дорна, воюя с вторгшимися в Вестерос Первыми Людьми. Судя по утверждениям Одичалых, что «Стена построена на крови», её строительство также сопровождалось человеческими жертвами. Квартийское «вино колдунов», «расширяющее сознание», пахнет тухлым мясом, мертвечиной. Культ Гарта Зеленорукого, исходно являвшегося богом плодородия, первоначально включал в себя человеческие жертвы (для обеспечения плодородия?). Про валирийскую сталь и Азор Ахая я уже писал выше.       Возможно, со смертью — как поглощением личности неким коллективным разумом (благо последний мотив встречается у Мартина и в его фантастике) связано и подключение древовидцев к сети чардрев, дарующей им их чудесные способности. Я подозреваю, что природа Безликих, которые становятся «никем», и Иных может получить у Мартина объяснение (если он до этого объяснения дойдет) в том же самом ключе. Маги-Бессмертные (а в сериале — и Мелисандра, на «не совсем живую» природу которой есть намеки и в книгах, вроде того, что она не нуждается в пище и ей не страшны яды) в истинном обличье подозрительно напоминают живых мертвецов.       Наиболее обобщенно модель устройства власти в своем мире Мартин изложил в следующем пассаже «Пламени и Крови», описывая деятельность в Вестеросе семейства лиссенийских банкиров Рогаре: «К концу 134 года от З.Э. некоторые начали опасаться, что скоро они станут править и Вестеросом. Их гордость, богатство и власть стали в Королевской Гавани притчей во языцех. Люди начали шептаться об их коварстве. Лото покупал людей золотом, Роггерио соблазнял их благоухающими телами [речь идет о открытом Роггерио борделе «Русалка»], Моредо держал их в страхе и подчинении сталью. И все же братья были не более, чем марионетками леди Ларры: это она и ее странные лиснийские боги дергали их за ниточки». То есть власть, по Мартину, осуществляется с помощью или насилия, или подкупа (удовольствиями или деньгами — что у Мартина взаимосвязанные явления, см. хотя бы Петира Бейлиша с его империей борделей), или с помощью религии/магии как формы обмана / нарушения законов природы.       Эту модель, впрочем, Мартин использует в «Пламени и Крови» и ранее, во время так называемой «Луны Трех Королей» во время Танца Драконов, когда в условиях временного исчезновения Эйгона Второго и бегства его сестры Рейниры власть в столице делят религиозный проповедник Пастырь, правящий от имени марионеточного короля Тристана Труфайра рыцарь Перкин Блоха с войском «трущобных рыцарей» из всевозможного отребья и правящие от имени другого марионеточного короля, Геймона Белокурого, проститутки Эсси и Сильвенна Сэнд, пытающиеся привлечь народ обещаниями вроде разрешения охоты в Королевском Лесе и уравнивания в правах мужчин и женщин (здесь, видимо, популизм выступает как разновидность подкупа, поскольку при всех позитивных моментах программы Геймона — точнее, правящих от его имени лиц — и он, и стоящие за ним силы показаны как откровенно несерьезные), а также за счет проституток, вербовавших солдат в армию Геймона обещанием близости.       Ещё одна характерная черта борьбы за власть в мире Мартина (отличающая его, кстати, от реального Средневековья и приближающая скорее к Ренессансу, хотя даже там такого градуса безумия всё же не было) — обилие головокружительных карьер со столь же головокружительными падениями по принципу «сегодня топчешь ты, а завтра топчут тебя» (или наоборот), которые видны на примере жизненного пути таких персонажей, как Дэйнерис Таргариен, Теон Грейджой или Тирион Ланнистер; сегодня ты исполняющий обязанности Десницы и гнобишь всех неугодных, а завтра скрываешься от родного правосудия и скачешь на свинье на арене. Единственный, насколько я помню, пример того, как изгнанники, утратившие власть, сохранили вместе с тем некий статус, выделяясь их из среды обычных изгоев — это семейство Блэкфайров (которым, правда, повидимости, помогало родство с патрициатом Вольных Городов) с их династией «королей в изгнании» и Золотыми Мечами. Впрочем, уже к Войне Девятигрошевых Королей и событиям «Танца с Драконами» Золотые Мечи больше напоминали обычный наемный отряд мартиновского мира, то есть представляли из себя форменное фрик-шоу.       Из той же серии — мартиновские карьеры простолюдинов, за счет собственных талантов достигших высокого положения (Дункан Высокий и Давос Сиворт — один стал лордом-командующим Королевской Гвардии, другой — Десницей Станниса). В самом по себе примере возвышения простолюдина в Средневековье нет ничего принципиально нереалистичного, но Мартин почему-то сделал и Дункана, и Давоса не обычными простолюдинами из числа купцов, ремесленников или даже крестьян, а выходцами из Блошиного Конца, квартала трущоб и уголовников, жителям которого Мартин приписывает качества вроде массово распространенного каннибализма. Тут перед нами всё та же схема — «вчера ты никто даже по меркам неблагородных, сегодня ты важная шишка». Выходцем из Блошиного Конца Мартин сделал и другого простолюдина в окружении Станниса, Клейтона Саггса, большого любителя смотреть на пытки и участвовать в них (а что, за пределами трущоб садистов не бывает?).       В следующей части речь пойдет про сексуальную жизнь в мире «Песни Льда и Огня». [1] https://7kingdoms.ru/story/game-of-thrones-idea-draft/? Вслед за Джоффри на престол Семи Королевств взойдет Джейме Ланнистер, попросту убив всех стоящих перед ним претендентов и обвинив в убийствах Тириона. [2] «Пленным Мечам из Сынов Воина был дан выбор. Отрекшимся от верности ордену позволялось уехать на Стену и прожить остаток своих дней братьями Ночного Дозора. Отказавшиеся отречься могли умереть мучениками своей Веры. Три четверти пленников предпочли надеть черное. Остальные умерли. Семеро из их числа, знаменитые рыцари и сыновья лордов, были удостоены особой чести: их обезглавил лично король Мейгором своим Черным Пламенем. Прочим рубили головы их же бывшие братья по оружию» («Пламя и Кровь»). [3] Если честно, сцена с демонстрацией Анвином Пиком своего нового меча неуловимо напоминает мне один пародийный фан-арт по Легендариуму Толкина: https://sun9-65.userapi.com/s/v1/ig2/_lX8ZLlfk87fbTgEiMZe582ptFUlqRIiDP2pB64murhaugff5RjinPahjjcUe4hqOAOBOsoiw9cAQmRzA8_i6I3-.jpg?size=500x933&quality=96&type=album [4] «Городские тюрьмы были забиты до отказа, и даже глубокие темницы под Красным замком были почти полны. Лорд Анвин опустошил их. Узников выводили или вытаскивали на площадь перед вратами Красного замка, где тысячи жителей Королевской Гавани собрались наблюдать, как они получат по заслугам. Под взглядом мрачного молодого короля и его сурового десницы, наблюдавших с зубчатой стены, палач исполнял королевское правосудие. Поскольку для одного меча работы оказалось слишком много, Тессарио и его Перстам было поручено подсобить ему. «Вышло бы быстрее, если б десница послал за мясниками на улицу Мух, — отмечает Грибок, — ибо то была мясницкая работа — руби и кромсай». Сорока ворам отсекли руки. Восемь насильников оскопили, повесили отсеченные гениталии им на шеи и провели нагими к берегу, где посадили на идущий к Стене корабль. Обвиняемый из числа Честных Бедняков, который вещал, что Семеро послали Зимнюю горячку, дабы наказать дом Таргариенов за кровосмешение, лишился языка. Две шлюхи были искалечены неописуемым образом за заражение дурными болезнями десятков мужчин. Шестерым слугам, признанным виновными в краже у своих господ, отрезали носы; у седьмого, проделавшего дыру в стене, чтобы подглядывать за дочерьми хозяина в их наготе, выбили дерзновенный глаз («Пламя и Кровь»). [5] Характерно, что Клеон Второй, преемник Клеона Первого, у которого наличие «мясницких» качеств предшественника не упомянуто, был немедленно убит. [6] «Эймонд велел принести сиру Саймону меч, сказав при этом: — Пусть боги решают, говоришь ли ты правду. Если ты невинен, Воин даст тебе силы одолеть меня. Все источники согласны с тем, что последовавший поединок был совершенно неравным: принц попросту изрубил старика в куски, после чего скормил останки Вхагар» («Пламя и Кровь»). [7] https://ficbook.net/readfic/9687099. [8] Инверсия в случае Гарлана Тирелла состоит ещё и в том, что в песне «Скачка лорда Ренли», которую певцы поют на свадьбе Джоффри «Баратеона», Ренли, по изложенной в ней версии, воскресает не по воле богов, а, напротив, восстав против них: «Далее повествовалось, как Ренли, раскаявшись в своем намерении отнять корону у родного племянника, восстал против самого Владыки Теней [Неведомого] и вернулся в мир живых, чтобы защитить страну от своего брата» («Буря мечей»). [9] https://ficbook.net/readfic/11724143/31008042?show_comments=1#com104861684