Останови

      От Ассада ждали подвигов, а его попробуй догони сперва.       Ассад трудностей не боялся, не отчаивался, не отставал и на ходу искал красную кнопку с надписью «СТОП». Кнопка может где-то и была, но никак не находилась. Вместо волшебной кнопки на него сыпалось праздничное конфетти сочувствующих насмешек. Оно и понятно: Карл Мёрк имеет наклонности пугающего характера — это мягко говоря, — и об этом все знают. Знают и считают Карла самым обычным мудаком. Карлу дела до них нет никакого: Карл делает своё дело, а все остальное ему до лампочки. И Ассад его мудаком не считает, потому что Ассад хороший. Слишком хороший.       Карл хотел, чтобы хороший Ассад от него спасся и сбежал с тонущего корабля, пока мог — Ассад от него не спасся и на тонущем корабле обжился. Карл был в ужасе.       «Маркус, забери его. Маркус, я не могу так работать. Маркус, меня не жалко — его пожалей», но Маркус был занят, не отвечал на звонки и просто исчезал в самый неподходящий момент, пока Ассад продолжал неумолимо осваиваться:       «Я поведу, не кури в машине, подожди меня, я иду с тобой».       Карл был уверен, что в подвале страдают без исключения все — и дивился тому, как доволен Ассад своей страдальческой участью.       Карл был хозяином отдела и покорно ждал, пока его тонущий корабль сядет на мель. Любой другой на месте Ассада не возражал бы. Ассад тоже не возражал — Ассад просто наводил порядок и налаживал контакт с людьми. Хоть комнатой отдыха отдел Кью от этого и не становился, Ассад одним своим присутствием сделал отдел отделом, а не подземным царством всея управления с маленьким Аидом посередине. Не дружелюбным, но отделом. Прятал Карла за грудой бумаг и по возможности избавлял коллег от контактов с ним. Коллеги благодарили, а Карл не замечал, Карлу без выходных и перерывов на обед снилось море. Каждую ночь.       Спокойное, чистое море, в котором никто не тонул. В море никого, на берегу никого — только он один, и ему надо к чему-то идти. Почему — кто их разберет, эти сны. Надо, значит, надо. Но он не шел.       Петлял по берегу, уходил вглубь суши, пока не терял море из виду. В такие моменты он обычно просыпался с чувством глубокого разочарования в датском отделе департамента снов и подозревал, что у них тоже проблемы с финансированием. Или его временно отстраняют от сна за невыполнение неведомых сонных обязанностей сроком на одну ночь.       Но на следующую он снова не дойдёт до чего-то нужного. Нужного очевидно и запредельно. Настолько нужного, что Карл не знает, что будет делать после того, как все-таки дойдет. Если дойдет. И если дальше что-то будет. Проще погрязнуть в чем-то по пути до самого утра — строить воздушные замки из белого песка, или на облака смотреть. И пусть тратят на него сколько угодно снов с морем и песком, хоть до тех пор, пока ни одного не останется.       Но где-то там его что-то ждало. Что-то или кто-то. Возможно, Ассад.       Карл не этого хотел, он хотел работать и работать один, потому что люди ненадежны. Люди становятся калеками, умирают, увольняются — люди уходят. Хорошо, когда уходят в один конец: гроб, цветы, кладбище и до свидания, все предельно ясно. Но что делать, когда люди уходят своими ногами, Карл не понимал.       Вигга всегда передвигала его вещи так, что не отыщешь даже с поисковым отрядом, называя свои партизанские операции наведением какого-то ведомого только ей порядка. Харди не любил нарушать инструкции, но и спорить не любил, поэтому был выносим. Анкер просто был.       Роза сперва побаивалась, но со временем привыкла: благодаря инструктажам главного (и единственного) специалиста по эксплуатации Карла Мёрка. Постепенно запомнила все правила и — снова к ужасу Карла Мёрка — прижилась в подвале, как когда-то это сделал Ассад.       Ассад не пьёт и не ест свинину, зато дымит, как паровоз. Ассад приятно пахнет, умеет располагать к себе людей и берет на себя слишком много обязанностей. Что удивительно, справляется со всем и сразу. Даже с Карлом. И даже во время его больничного все равно носит свой ужасный кофе, потому что ему не трудно, хоть в Карла кофе этот и не лезет.       Ассад вместе с Карлом пойдёт в горящий дом вместо того, чтобы бить в грудь, отталкивать, валить на землю и не давать подняться, пока не останется одно пепелище. Пойдёт и не даст сгореть.       Ассад готов вместе с ним тушить пожар бензином. Хоть каждый день. А каждое утро — завтракать вместе, а за завтраком — непринуждённо болтать (для Карла Мёрка это еще непринужденно, пускай и выглядит, как ссора). И каждый вечер провожать до дома, не ожидая за это никакой благодарности.       Карлу было невыносимо плохо с Ассадом. И просто невыносимо без него.       «Маркус, переведи его, я не хочу сидеть возле его больничной койки» — этого он так и не сказал вслух.       Синдром спасателя или самая обычная заводская доброта — кто знает. Все-таки хорошо, что Ассад есть, и есть именно такой, каков он. Ассад не может пройти мимо того, кто нуждается в помощи. Карл всегда виновен, даже если виноватых никто не ищет. И Карлу помощь определенно нужна.       Карл продирался по своей жизни, как через дремучую чащобу: напролом, параллельно комфортабельной тропе. В чащобе Карл весь ободрался и насадил себе кучу заноз. Последняя ещё ноет. Но он не раненный носорог, он не из тех, кто громит все вокруг: он тихо мудачит в силу своей природы, а переживает все молча и сам собой — дома, смотря в стену на протяжении нескольких дней. Здорово, когда в такие моменты на фоне стены появляется Ассад.       Карл — разрывная граната, которую Ассад накрывает собой, чтоб не разлетелись осколки. И вместо осколков улетают пустые бутылки в мусорное ведро.       Пусть никто не понимает, как у Ассада получается все это терпеть — секрет Ассада прост: он и не терпит, ему даже нравится. Нравится, как Карл улыбается внутрь лица. Нравится вытаскивать его за шкирку из бездонной пасти черной дыры. Нравится вопреки тому, что Карл так и не запомнил его номер телефона за много лет совместной работы. Потому что на ощупь Карл неожиданно мягкий, и где-то в глубине души просит: «останови меня». Потому что Карл только его подпустил достаточно близко для того, чтобы это услышать.       А потом Ассад услышал: «потеряй место в отделе по мошенничеству ради него», и, разумеется, поступил именно так.       А потом Ассад ждал. Ждал, когда ж Карл наконец осознает, что Ассад удивительно вписывается в его жизнь — Карлу придется вообще очень многое о себе осознать, а потом серьезно поговорить с Йеспером. Может, под предлогом изучения тайной жизни мобильных телефонов; кто бы мог подумать, что с них уже не только звонить можно, всего-то лет двадцать как появились, и кнопки уже куда-то подевались, и как вообще эти новые штуки работают. Но сначала — дойти до чего-то, что несомненно было Ассадом, и поговорить с ним о чем-то важном.       А пока вокруг Карла вертится маленький мирок со своими законами: отдел «А», «Б» и все прочие буквы алфавита. Им движет простой моральный принцип, вечный двигатель с элементарным устройством. Он не спрашивает, готов ли — сразу в путь, как в ледяную воду ничком, по дорогам, по перронам, по асфальту и полям, переулкам, этажам — целый месяц, полгода или всего час, бежать, когда навигатор соврет, поскальзываясь и падая на бегу, сбив дыхание, спина к спине, без головы — перевести дух, и снова — в темноте, с завязанными глазами, вручную перебирать гору соломы в поисках одной необходимой иголки, методом тыка строить преступление из тысячи таких же, пока не бахнет прилив и все не начнется сначала. А если вдруг пуля-дура больно ужалит, один поможет другому раздеться. Со сконфуженной миной оттого, как естественно это выходит.       И как-нибудь в скорой Карл очнется из последней силы сознания — только чтобы спросить:       — Где Ассад?       И пусть сам Ассад об этом никогда не узнает.       Когда-то Карл вернулся, безотлагательно веря в свое дело — веря сильнее, чем в самого себя. Теперь для того, чтобы верить, был еще и Ассад, и Карл верил ему и в него, держался на этой вере, как на единственной опоре, и опора эта становилась все прочнее. Карл держался, потому что только отпустит — развалится на куски, но развалится не раньше, чем уткнется в чужое тепло — развалится там, где ему больше не больно. Его соберут заново и подлатают, даже когда на душе холодно, стоит вода после дождя и костенеют руки. Всю вину Карла Мёрка заглушит уже не алкоголь, а перехват на вдоль и поперек истоптанных ступеньках лестницы в подвал. Чего стоит забрать в личное пользование служебную этику — глаза в глаза, плечом к плечу.       Ассад давно его приручил, но Карл никогда не подаст виду, что одомашнился.       Карл рассматривал себя, пока пил со своим отражением в зеркале — потому что Ассад не пьет, а ему надо серьезно поговорить с самим собой. Убедить себя в чем-то и получить поддержку в принятом решении, если вдруг его получится принять. Дойти или остановиться? В зеркале кое-где разбросаны ошметки жизни «до», потому что с Ассадом жизни стало слишком много — эта новая жизнь вытеснила прошлое. Новый ключик от сердца и лекарство от вредных привычек. Подарок на день рождения и талисман на удачу.       А у Ассада рядом потихоньку ехала крыша. Но на его крышу всем было плевать — сам-то Карл давно уже без башки.       Утро всегда наступает внезапно: звонок жалобно плачет, Карла уже ждут маньяки и соседи похуже маньяков — с жалобами на шум и глупыми заботами о благопристойности чьего-то поведения. Наверное, в основном все же Карла. И немного Йеспера. Какая разница, если решать конфликты все равно умеет только Ассад.       Дойти или остановиться.       И Маркус с самого начала что-то знал. Маркус думал, что Карла надо остановить, и он нашел для этого подходящего человека.       Но Ассад не останавливает, он бежит рядом.