call me daddy

chase atlantic — consume.

Ебучий коврик выбросить по дороге не получается, так что они зажимают его между собой, когда проходят мимо вахтёрши. Вахтёрша смотрит на них оценивающе, сверкая половинками очков, словно косплеит Дамблдора, и кивает в знак приветствия. Тётя Света, вообще-то, милая и чудесная женщина, с короткими тёмными волосами, пухлыми красными щеками и невероятной любовью к Серёже, чем тот пользуется абсолютно всегда. Она сидит на вахте и следит за дисциплиной в комнатах, чтобы никто не устраивал вечеринки и не шумел после десяти, но если ей занести торт какой-то вкусный и бутылочку вина красного, она становится глухой и слепой на ночь. И Серёжа знает это. Они поднимаются на второй этаж, к своей тридцать четвёртой комнате, легко открывая её без ключа, что означает присутствие Коли внутри. Комнаты у них не совсем обычные. Они состоят из небольшой гостиной, где стоят столы для учёбы, и двух одинаковых дверей. За одной из них просторная ванная, а за другой — спальня с двумя кроватями. Одна из них привычная, а вторая — двухэтажная, и Ване нихуя не повезло проиграть этим двоим и спать на втором этаже. Серёжа тогда ему подмигнул, сказал что-то типа: — Хоть где-то ты будешь сверху. На что Ваня обложил его хуями и запустил всеми подушками, что нашёл в комнате. Коля снимал это в сторис и с подписью «милые бранятся» выложил. Коля тогда игнорировался целый вечер, пока с утра не пришлось вставать под звук из тик тока «Райнер, встань» и очень сонно и зло слать Лебедева нахуй. К слову, о нём. Тот сидит на своей отдельной кровати, укутавшись в покрывало с огромным изображением Джоджо, потому что оно звучало почти как Жожо, и Коля с этого выносился каждый раз. — Привет, — говорит он, не отрываясь от ленты в тик токе. — Здаров, — отвечает Серёжа, отходя от Вани и оставляя его стоять посередине комнаты с испачканным в сперме ковриком как долбоёб. — Решил заниматься по вечерам гимнастикой, Вань? — вполне себе спокойно и безразлично спрашивает сосед. — Да, давно хотел на шпагат сесть, — выдаёт в ответ Ваня, а сам думает, что какой, блять, шпагат, он в жизни на него не растянется. Серёжа почему-то смотрит на него как-то странно — ну, то есть, обычно он смотрит как полный придурок, а тут как-то не так, — но Бессмертных во взглядах чужих разбираться не намерен, а потому очень аккуратно ставит свою ношу в шкаф на нижнюю полочку, спиной чувствуя, как Серёжу прямо всего разрывает со смеху, и садится на гордо отвоёванный стул. Садиться немного неприятно и садняще, а Ваня этого не ожидает, потому ему лишь чудом удаётся сохранить лицо и аккуратно поискать позу удобнее. Да и стул достаточно жёсткий, что свидетельствует о том, что ему сегодня совсем не везёт. На кровать к Серёже он не садится по понятным причинам — вдруг (не вдруг) он там дрочит, а Ване вот это совсем не в кайф. Промелькнувшая мысль о том, что его не смутило, как тот дрочил сегодня ему, успешно забывается и откидывается куда-то подальше, потому что негоже так нормальному пацану про руки другого пацана думать. — Серёжа, хочешь чайку? — тем временем интересуется Коля, абсолютно никак не меняясь в лице. — О, да, было бы супер, — откликается тот, переодеваясь в домашнюю одежду. До ужина есть ещё полтора часа, так что аппетит они как раз не перебьют. — Ну так сделай. — Ах ты паршивец! — возмущается тот, но делать чай идёт. Ваня пока решает быстро уйти в душ, потому что ходить потным ему вообще не хочется, он же не Серёжа всё-таки. Тёплая вода приятно расслабляет мышцы и ровным потоком бьёт по спине, заставляя зажмуриться и постараться успокоить колотящееся сердце внутри. Да, Ваня не думает о последствиях и делает то, что хочет, но, оставаясь наедине, он всегда анализирует свои поступки, старается обдумать каждую фразу, взгляд, касание. Идёт это из неуверенности в себе (у него низкая самооценка, скрытая под слоями сарказма и оскорблений) или из-за того, что Ваня просто таким родился, он точно не знает. Однако есть то, что смутило его сегодня и заставило напрячься. Ему хочется повторить. Казалось бы, одноразовый секс — это как hqd, ты насладился и выбросил, но прекращать наслаждаться не хочется вот совсем. В руках Серёжи было хорошо. С его членом в заднице было хорошо. С его губами на его шее было за-ме-ча-тель-но, а если эти губы ещё касаются его и открываются, чтобы язык впустить, а не ебанину какую-то сказать, то вообще кайф. Вот только в этом и была вся загвоздка. Серёжа был придурком. Выйдя из душа, Ваня смотрит на себя в зеркало. В ярком свете диодов каждая неровность на коже, каждый прыщик и маленький шрам заметны и выделяются, и Ваня думает, что он совсем какой-то непривлекательный, невзрачный, что ли. Волосы эти русые, выгоревшие немного из-за того, что родителям захотелось в Доминикану зимой, худощавость, отсутствие волос на лице. «Красив ли я?» Да это и не важно, потому что Ваня руки крепко-крепко сжимает, за полотенцем махровым тянется и влагу им собирает. Не важно это, потому что Ваня спешно одевается в домашнее, приглаживает пряди рукой и дверь толкает, выходя в небольшую прохладную (по сравнению с наполненной паром ванной) комнату. Не важно, слышите? Тогда от чего так не по себе становится..? Электрический чайник как раз закипает, а Серёжа сидит в гостиной перед своим столом. Коля неожиданно подрывается, наливает им кипятка в кружки и спрашивает заискивающе: — Какой чай будешь, Вань? — Зелёный. — А ты, Серёг? — Да, мне тоже. Он достаёт два пакетика (потому что два пакетика отлично делятся на три кружки и нет, у них есть деньги и обеспеченные родители, но так ведь намного веселей), опускает их в кипяток, дёргая за ниточку, и продолжает: — Как тренировка прошла? — Устал немного, но а так отлично, — довольно тянет Пешков, принимая кружку с напитком. — Нормально, — лениво отзывается Ваня, забирая свою кружку. — Петрович не буянил? — зная темперамент физрука, если у кого-то что-то получается очень плохо, уточняет Коля. — Неа, — одновременно отвечают они. — Кто сверху был? — Я, — просто отвечает Серёжа, отпивая чай. Потом давится. Коля участливо хлопает его по спине, а Ваня думает, что лучше бы он этим чаем удавился, потому что вот это вот вообще какой-то пиздец. Он не рассчитывал, что их так быстро раскроют. Конечно, это был Коля: ничего такого, они могли с этим справиться, тем более, он бы не стал распространяться, но неужели они были так очевидны? — Как ты понял? — без прикрас выдает Ваня, сразу переходя к делу. Лебедев выглядит так, будто получил Нобелевскую премию, и его просят рассказать, за что именно. Довольно очень: глаза сверкают, улыбку мерзкую на губах давит, да лениво кулак под голову подставляет. — Во-первых, какой нахуй каремат? — «а, так вот как он называется», — думает парень. — Во-вторых, Петрович был не зол, а значит, ушёл пораньше с тренировки. Вы от усталости не валитесь, а значит, он вас не гонял, но вы какие-то слишком весёлые. В-третьих, у Вани странная походка немного, а я знаю, какая у него она. И, наконец, в-четвёртых, — он специально делает театральную паузу, а после, ухмыляясь, продолжает: — У Вани такой смачный засос на шее сзади, что я аж сам охуел. Серёжа в ответ смеётся заливисто, бьёт рукой себя по колену и еле через смех выдавливает: — Ты просто засос увидел, да? — Это не важно, — гордо говорит Коля, — ведь детективы о своих методах не распространяются. Они вместе смеются и пьют чай, и Ваня решает задать вопрос, который он даже не предполагал, что его заинтересует: — И тебе нормально? Коля смотрит на него задумчиво пару секунд, пожимает плечами. Делает ещё один глоток, довольно выдыхая, и лишь потом говорит: — Ну, так-то да. Я вас давно шипперю, вообще-то. Ваня облегчённо выдыхает, но колкость вырывается из него раньше, чем он успевает, так что… — А я тебя и окно, может, ты, наконец, уже выйдешь за него? И становится чуть менее страшно. Перед сном Серёжа в телеге сбрасывает ему тупые стикеры и вкидывает небрежно между ними: жожофакдипинсайд помурчи мне в дискорд красавчик И Ваня, конечно, возмущается, кидает в него сверху одну из подушек, пишет злобное: дипинсайд гандон обосанный я тебе нарыгаю в дискорд Но почему-то это тупое «красавчик» душу греет.