nxrm poel — ждать.
Папа Серёжи нарушает тишину почти сразу, с усмешкой обращаясь к сыну: — Если заблюёшь салон, сам будешь убирать, — аккуратно выруливая с поворота, он смотрит в зеркало заднего вида, следя, чтобы дорога была пуста. Он специально замедляется немного, чтобы Серёжу не особо укачивало, хотя в этой ситуации было намного разумнее сесть на переднее, — смотри на дорогу: легче будет. — Ну, па-ап, — тянет Серёжа, лениво открывая глаза и всё-таки начиная следить за широкой трассой, простирающейся вдаль, к огромным высоткам впереди. — Что? Ты с чего так накидался? — спрашивает Николай, а в голосе нет осуждения или злости: лишь смешинка небольшая и принятие. Ваня от такого немного в шоке. Он знает, конечно, что у Серёжи хорошие отношения с родителями (у него есть отец, который о нём заботится и любит — это такая редкость, право!), но он не может не удивиться тому, какой уровень доверия между ними. Ваня и словом не обмолвился своей матери о том, что они идут праздновать или что он вообще курил когда-то хоть что-то. Его мать предпочтёт думать, что Ваня послушный милый мальчик, что старается учиться, играет в баскетбол и соблюдает диету. Его матери дела нет до проблем Вани: разбирайся сам, малыш, я даю тебе деньги и плачу за все твои прихоти. И это, наверное, не так уж и плохо, ведь он живёт в достатке и в жизни не испытывал финансовых трудностей. Хочешь айфон или макбук? Держи. Хочешь поехать в Доминикану? Давай, только возьмём отца, чтобы он покрыл часть расходов. Хочешь встретиться с ним? Полетели на каникулах в Барселону. Только вот Ваня, наверное, был эгоистом, потому что ему не хватало только денег. Он хотел, чтобы его делами интересовались, звонили, чтобы рассказать какие-то мелочи, вместе ухаживали за собакой или котом и были рядом хотя бы ментально. Но этого всего было так мало и редко, что Ване было проще запихнуть внутрь свои переживания и бороться с ними самостоятельно. Однако в семье Серёжи было иначе. — Бадяга Джамшута, — поморщившись от воспоминаний, отвечает Пешков. — Тогда понятно. Попробуй подремать, я отправлю Лиле сообщение, чтобы она приготовила вам какой-то бульон, — он делает музыку чуть тише, чтобы Серёже было комфортно спать, и совсем немного приоткрывает окно, дабы впустить прохладный свежий воздух. — Ванёк, ты как? — Я нормально, спасибо за беспокойство, — вежливо отвечает Ваня, обнимая одной рукой Серёжу, что утыкается своим носом ему в шею и совсем не стесняется своего отца. — Вот, Серёг, учись, как пить надо! — тихо восклицает Николай, доставая из кармана рубашки телефон и быстро печатая сообщение, одной рукой придерживая руль. На трассе машин нет, всё-таки утро субботы, так что мужчина не боится, тем более, сообщение выходит коротким, и он тут же убирает телефон назад, сосредотачиваясь на дороге. — Главное, мужикам не говори, что батя пить не научил. Засмеют. — Угу, — сонно бормочет Серёжа, проваливаясь в полудрёму. Ваня перебирает его кудряшки, слушая «sweater weather», который тихо раздаётся в салоне автомобиля, и, кажется, сам засыпает, потому что в следующий раз он открывает глаза, смотря на жилой комплекс. Они проезжают через шлагбаум и немного петляют по территории, пока не останавливаются напротив стандартной многоэтажки, вымощенной белым и оранжевым, с большими балконами и высокими потолками. Бессмертных трёт одной рукой глаза, пока Николай глушит мотор и оборачивается, кладя руку на плечо сына и немного сжимая. — Сына, домой приехали, — и Серёжа открывает глаза, щурится от света, а после рассеяно смотрит по сторонам. Медленно в его взгляде появляется осознанность и такое счастье, что Ваня немного теряется. Серёжа рад вернуться домой. Ваня не радовался возращению домой с начала средней школы. Этот контраст бьёт сильно, вбивается яркой картинкой в подсознание, и Ваня ещё не знает, что наблюдает лишь вершину. Они выходят из машины, забирают сумки и идут к двери, где Николай прислоняет ключ к домофону и пропускает их внутрь. В подъезде белая плитка, цветы в горшках и убрано недавно, так как пол чуть ли не сияет от чистоты. В лифте — огромное зеркало, в отражении которого Ваня видит себя с небольшими синяками под глазами, бледной кожей и парой так не вовремя выскочивших прыщей. Ваня вглядывается в своё лицо и не понимает, как он может кому-то нравиться, тем более, выглядя так. Он переводит взгляд на Серёжу, стоящего боком и откинувшего голову на стенку. Его кудри мягко обрамляют лицо с чуть пухлыми щеками, большими глазами и мягкими чертами лица. Он сам мягкий и приятный, комфортный, и Ваня знает, что ему Серёжа нравится не из-за внешности (хотя он, безусловно, красив), а из-за ощущения, которое Бессмертных чувствует рядом с ним. Ощущения безопасности. Ощущения важности. Ощущения влюблё… — Так, на выход, — раздаётся сбоку низкий голос, и Ваня, удобнее перехватив сумку, выходит из лифта. На этаже сложена небольшая мозаика и висят изображения картин Ван Гога, а солнечный свет заливает коридор из широких окон. Они проходят к квартире Серёжи, и Николай открывает дверь, входя внутрь и разуваясь в коридоре, ставя обувь на специальную полочку. Внутри просторно и светло, всё в молочных оттенках, что смешаны с деревом и мрамором. Ваня идёт следом за парнем вглубь по коридору, сворачивая влево, и Сережа пропускает его в свою комнату. В ней возле стены стоит большая кровать, заправленная синим покрывалом, а напротив и правда находится тот самый шкаф с огромным зеркалом во весь рост. Ваня немного смущается от того, что ему раньше предложил Пешков, но, на самом деле, это не кажется таким уж плохим в данную секунду. На окнах висят серые шторы, а возле кровати стоит небольшой стол, ноутбук на нём и куча каких-то листочков, которые никто не раскладывал по стопкам уже давно. — Чувствуй себя как дома, — говорит Серёжа, улыбаясь. Он забирает сумку и кидает обе возле кровати, берёт Ваню за руку и выходит в коридор, на этот раз сворачивая в сторону большой кухни. За плитой, помешивая что-то в кастрюле, стоит невысокая женщина с короткими тёмными волосами, собранными в маленький хвостик. За столом сидит Николай со стаканом воды, что отвлекается от разговора с мамой Серёжи, смотря на них. Ваня сам отпускает руку Серёжи, смущаясь, хотя тот, кажется, даже и не думал о таком. — Мальчики, привет! — Она коротко целует Пешкова в щёку, обнимая, а после переводит взгляд карих глаз на Ваню, разглядывая его внимательно. Парень от такого тушуется немного, ерошит волосы на затылке, пока женщина не продолжает: — А ты, должно быть, Ваня? Я много слышала о тебе! Можешь называть меня Лилей, — она протягивает ладонь с аккуратным маникюром и серебряным ободком кольца, и Ваня прикладывает её к своим губам (потому что это красиво и вежливо, и мама Серёжи кажется той, кто оценит этот жест), отвечая: — Ваня. Приятно познакомиться, надеюсь, слышали только хорошее? — он отпускает её руку, и она улыбается так широко и счастливо, что где-то внутри него счастье кипит как вода при ста градусах. — Ох, это тебе Серёжка расскажет! — Лилия треплет сына по волосам и отходит назад к плите, спрашивая: — Вы будете супчик? Куриный, лёгкий совсем. И Ваня обнаруживает себя действительно голодным. Лекарство подействовало хорошо, так что сейчас парень чувствует себя вполне сносно, а значит, можно немного поесть, ведь единственное, что было в его желудке — это чай около часа назад. Так что он с удовольствием соглашается и садится на коричневый стул. — Не, ма, я спать, — говорит Серёжа, широко зевая. Лилия смотрит обеспокоенно на сына, целует его в лоб, отмечая, что температуры нет, и отправляет его в комнату. Повисает неловкая тишина. Перед ним ставят глубокую тарелку с вкусно пахнущим бульоном и отрезают пару кусочков багета и хамона. Лилия суетится немного и мельтешит: Бессмертных ценит все старания женщины, хоть и не думает, что заслуживает их по-настоящему. — Кушай, Ванечка, — она гладит его по голове — совсем коротко, но так нежно — и Ваня не может проглотить еду, находясь в таком шоке. К нему уже очень давно не прикасался кто-то, кого он воспринимает, как мать. Николай уходит поработать немного в спальню, пока Лилия домывает посуду и снимает милый фартук с изображением жёлтых фруктов, и вешает его на специальный крючок. — Ма! — Доносится из коридора, и на кухню влетает подросток лет четырнадцати. У него растрёпанные фиолетовые волосы, босые ноги и запястья украшены различными браслетами. Он переводит взгляд на Ваню и весь аж светиться начинает, но после, оглянувшись, с недоумением вопрошает: — А где Серёга? — Спать пошёл. Кушать будешь? — доставая из шкафчика ещё одну тарелку, спрашивает женщина. — Буду. В смысле? — Ваня как раз собирается проглотить суп (очень вкусный и сытный, к слову!), как брат Серёжи — Майкл всплывает в голове, — продолжает: — У нас на кухне сидит парень его мечты, а он спит? — и пока Ваня давится супом, стараясь всё же проглотить его и не испачкать стол и себя, спокойно добавляет: — Во дебил. — Майкл! — восклицает Лилия, недовольно смотря на сына. — Так я же прав! — Ванечка, не слушай его. Как ты? — протягивая ему стакан с водой, участливо интересуется она. — Я в порядке, спасибо, — он отпивает немного, ловя на себе изучающий взгляд серых глаз. Ваня думает, что пацан на Серёжу вообще не похож, хоть и брат его. — Парень мечты? — всё же спрашивает он, когда доедает и пьёт чай. Рядом сидящий Майкл уплетает уже вторую тарелку, а Лилия ушла, оставив их вдвоём. Ваня думает, что стоило бы представиться, но подростку напротив это, кажется, и вовсе не нужно. — Ну да, а ты не знал? — он беспечно жуёт бутерброд, пока нечто в его лице не меняется и он поспешно вскидывается: — хотя, если ты не знал, то не говори ему, ладно? Он раскроет мою тайну родителям, мне пизда будет. — Я подумаю, — ухмыляется Ваня. — Что тебе нужно? — сразу понимает его Майкл. — Пока ничего, но в будущем может быть. — Забились, — протягивая кулак, отвечает ему пацан. Ваня отбивает ему своим, допивает чай и растерянно смотрит на коридор. — Иди к своей принцессе, сон охранять от злого дракона будешь, — смеётся Майкл, тоже доедая. — Слышь, так не базарь, э, — возмущается Ваня, убирая с лица чёлку и открывая взор на лицо своё. — Или у вас ты принцесса? Не, ну, ты милый, так что подходишь, — тянет ехидно подросток, сверкая белозубой улыбкой. — Да иди ты! — задыхается Ваня, поспешно уходя от пацана. Материть четырнадцатилеток как-то ниже его достоинства, потому он оставляет Майкла без ответа, чувствуя его усмешку спиной. Он идёт в комнату Серёжи, параллельно отвечая на сообщения Славы, который, иронично, чувствует себя хорошо, и, заходя внутрь, видит удивительно знакомую картину. Серёжа спит на животе, завернувшись почти с головой в одеяло так, что лишь макушка с кудряшками торчит, да нос. Ваня давит улыбку широкую на губах — как будто и не уезжал с общежития, — берёт с рюкзака наушники и залезает на другую часть кровати. Будить парня не хочется, а сна ни в одном глазу, так что Ваня включает на телефоне какой-то фильм, не особо следя за сюжетом. В конце концов, на середине скучного повествования о каких-то четырёх ведьмах-подростках, что пытаются колдовать, Ваня засыпает, прижимаясь лицом к спине Серёжи, который от такого немного ворочается, но не просыпается. Сон плавно окутывает и мягко подступает, и ему, кажется, снится что-то хорошее и приятное, с очертаниями различных городов, которые он почему-то пролетает так, без самолётов, и в его руке точно есть чужая, но он не знает, кому та принадлежит, потому что повернуть голову не получается. Сквозь дрёму он слышит, как что-то вдалеке хлопает, почему-то думает, что это дверь в комнату Серёжи, которую он точно плотно не прикрывал; накладывается музыка из фильма, но вдалеке, и скоро её становится и вовсе не слышно. Просыпается Ваня, уже когда в комнате почти темно, лишь последние солнечные лучи заглядывают в окна, прикрытые лишь белым тюлем, прощаясь до утра. Он потирает глаза одной рукой, пытаясь привыкнуть к мраку вокруг, понимает, что наушники сложены в чехол, лежащий сбоку, и замечает лицо Серёжи совсем близко к его. — Доброе утро, — хрипло говорит тот, и Бессмертных пытается разглядеть хоть что-то, но пока зрение фокусируется, Серёжа кладёт свою руку на щёку Вани, большим пальцем поглаживая её, и упирается макушкой в шею. Его горячее дыхание чувствуется даже сквозь тонкую белую футболку, в которой Ваня заснул, а волосы привычно щекочут скулы, но так по-родному. Весь Серёжа сейчас — немного сонный, расслабленный, домашний — ощущается хорошо. — Хотя уже вечер, — добавляет тот, трется носом о Ванину ключицу в разрезе и улыбается. Ваня, конечно, не видит этого, но чувствует — точно. — Добрый… Выспался? — заботливо уточняет парень. — Ага. Как будто сто лет проспал, — отвечает Серёжа, привставая и скидывая с себя одеяло. Он тянет руку к прикроватной тумбочке, на которой лежит маленький пульт, и нажимает на кнопку, включая по всей комнате ярко-голубую подсветку. Ваня от яркого света морщится несильно, прикрывая рукой глаза, а Серёжа в ответ усмехается, падая прямо на него. Он запускает свои руки под футболку, одними кончиками пальцев проводит по тонкой коже на рёбрах, спускаясь чуть в бок. Ване щекотно немного: он искренне смеётся, мечется по кровати, пытаясь скинуть с себя придурка, который знает, что тот боится щекотки. – Ну всё, — сквозь смех выдавливает парень, — хватит… Серёг! — Хорошо, — мягко отвечает Серёжа и улыбается. Он тянется вниз, чтобы поцеловать Ваню, но тот уклоняется от него и ворчливо говорит: — Сначала зубы почисти, — на что Серёжа быстро чмокает его в лоб и скатывается вбок. Он подтягивает чуть спустившиеся в процессе атаки на Ваню штаны, скрывая чуть выпирающие тазовые косточки, на которых Ваня немного концентрируется, и выходит из комнаты. Ваня проверяет свои сообщения. В телеграмме висит от Славы ехидное: Славче расскажешь реально ли у него зеркало пиздатое ;)))) Ваня кидает взгляд на ту самую зеркальную дверцу шкафа, в которой он, заспанный и растрёпанный, сидит в коконе из скинутого одеяла и разбросанных подушек, вглядывается в свою улыбку — непроизвольную, конечно, он не знал о её существовании — и пишет саркастическое. дипинсайд видос тебе засниму, чтобы ты убедился))) Он включает сторис и записывает видос, закрывая часть лица экраном телефона и приближая фокус камеры к своему отражению на кровати. Как раз в этот момент заходит Серёжа, зевая и попадая в кадр, улыбается широко, и Ваня отпускает палец с кружочка, заканчивая съёмку. Он сохраняет видео и в соседнем окне кидает его Славе, откладывая телефон и раскрывая руки, в которые тут же ложится Серёжа. Они проводят весь вечер на кровати, смотря какие-то фильмы, больше отвлекаясь на то, чтобы лениво целоваться и шутить по поводу тупых поступков главных героев. Выходят лишь раз, чтобы поужинать, и Майкл отпускает примерно пять шуток разного качества, за что получает угрозу в виде удара кухонным полотенцем от Лилии (конечно, она не будет его бить даже маленьким полотенцем — Майкл знает это, потому и не пугается, но предпочитает заткнуться) и осуждающий взгляд Николая. Ваня смущается дико от всего этого, но реагирует спокойно, благодарит маму Серёжи за то, что она подкладывает ему еды (кажется, Ваня лопнет от такого количества), и чувствует себя, в принципе, комфортно. Между родителями Серёжи удивительная динамика людей, которые любят друг друга и заботятся, потому что, хоть ужин и готовила Лилия, уже Николай загружает посудомоечную машину и ласково целует жену в щёку, говоря, чтобы та отдохнула. Его удивляет то, что они относятся к нему, как к родному, к ребёнку, хотя ему уже семнадцать. Даже собственная мать закрывает глаза на возраст Вани, ожидая от него самостоятельности и осознанности (и Ваня не хочет её разочаровывать до сих пор). Они засыпают под какой-то стендап на ютубе поздно ночью, так и не сделав ничего важного, но им комфортно — это главное. На следующий день Серёжа тащит Ваню на каток, потому что любит лёд и кататься. Внутри многолюдно, куча детей нетерпеливо толпятся возле входа, а Пешков врёт, что не умеет хорошо шнуровать коньки — это делает Ваня, сидя рядом с ним и держа его ногу на своих двух. Сережа выглядит довольным и нечестным, но Ваня спускает ему это с рук, просто наслаждаясь прохладой с катка и ощущением скорого развлечения. Он не особо хорошо катается, но это и неважно, потому что Серёжа, кажется, везде: тот активный и весёлый, хватает парня за руку и тащит прямо к центру, не слушая, что Ваня кричит ему в ответ. Оказавшись в самом центре, Серёжа отпускает его и уезжает, и Ване приходится самостоятельно ехать за ним, желая надавать тумаков по кудрявой макушке, ведь какого хуя, Серёг. В конце концов, на них жалуется мать с ребёнком, когда они подрезают её и неудачно сталкиваются с бортиком, находясь так близко друг к другу: Ваня буквально чувствует дыхание Серёжи на своём лице и, в особенности, на губах. Целоваться хочется невероятно, но Ваня сдерживает себя, отталкивается от бортика и спиной едет вперёд, разворачиваясь и уезжая. Конечно, Серёжа может его догнать. Но он этого не делает. Они выходят с арены через час, с гудящими ногами, красными от холода щеками и счастливыми улыбками. Гуляют немного по городу, заходят в кфс, чтобы перекусить, и Серёжа жалуется, что больше любит мак, но тот далековато и тащиться не хочется. Он говорит ему: — А я вот ради тебя потащился бы не только в мак, а и на другой конец света, в какую-то Южную Америку, Ванюш, — и это, конечно, не выбивает воздух из лёгких. Нет. Ваня в порядке. Ваня знает, что Серёжа преувеличивает: он бы не сделал этого. Но подсознание шепчет: сделал бы. И не раз. Они возвращаются домой уже около одиннадцати, когда Лилия смотрит в пижаме телевизор, Николай читает книгу, сидя в очках и закинув одну руку на спинку дивана, а Майкл играет в хартстоун в своей комнате. Серёжа на кухне заваривает молочный улун и придвигает вазочку со сладостями, из которой Ваня берёт пару шоколадных конфет. Они не особо говорят, потому что провели весь день, общаясь друг с другом, и Ваня даже ни разу не зашёл в телеграмм: ему это просто было не нужно. Слава писал ему ещё утром: Славче расскажи, как прошло свидание сегодня ;))) И Ваня отвечает почти в полночь, сидя на кровати Серёжи и параллельно слушая звуки из их тик токов, потому что Пешков не может выбрать, какой именно ему выложить. дипинсайд пиздато. мы просто гуляли. вообще-то, это ничем не отличалось от обычных наших прогулок. типа??? так и должно быть? Славче не знаю, бро, но если вам двоим ок — значит, да. Серёжа, наконец-то, выбирает тик ток, выкладывая его (какой-то тренд с танцем, Ваня даже не уверен, что хорошо его исполнил), откладывает телефон и тянется за ноутбуком на столе. Укладывая его к себе на колени, он закидывает одну руку за спину Вани, и тот прижимается к груди Пешкова. На тумбочке стоят две кружки с какао и маршмэллоу, а где-то в ногах лежат маленькие декоративные подушки. Они смотрят «Волейбол», который забросили когда-то после первого сезона, даже не совсем понимая, почему, когда Серёже начинает приходить куча уведомлений в тик токе. Он игнорирует их какое-то время, потому что отвлекаться от серии не хочется, пока Ваня морщится от звука и просит: — Чекни, что там, — приподнимаясь и ставя на паузу. — Ладно, — Серёжа тянется к телефону, открывает тик ток, откуда и пришли те все уведомления, в шоке смотря на количество комментариев и лайков. Просмотров уже около двадцати тысяч, что достаточно много для его не особо популярного аккаунта, и люди пишут много… всякого. staccys завидую твоему парню ;)) И на этом комментарии около пятисот лайков уже, он висит в топе и отображается первым. — Ванюш, смотри, что пишут, — Серёжа передаёт телефон Ване, и тот немного пролистывает вниз, останавливаясь каждый раз на том первом. Он тянется к своему телефону, открывает приложение — пока Серёжа наблюдает за ним — отвечает той девочке: deepins02 to @staccys я себе тоже завидую И откладывает телефон так, будто бы ничего не произошло. Будто бы Серёжа реально может сейчас нормально дышать, у него не дрожат пальцы, а глупая улыбка не появляется на его лице. Будто бы он в порядке. — Вань? — А? — Она написала «твоему парню», — неуверенно тянет Серёжа, приподнимаясь и садясь нормально. — Я знаю, — с неохотой тоже садится Бессмертных, разворачиваясь к нему лицом. — Мы… эм… — Сережа теряется, а вопрос, который крутится в голове уже так долго, те самые слова, которые и хочется, и страшно озвучить, комом в горле застревают. Он переводит дыхание, ерошит свободной от телефона рукой кудри, пальцами впутываясь в них, силится сказать хоть что-то: — Как бы… Но Ваня, тот самый Ваня, который боялся серьёзности, который сбежал от него после свидания и молчал долгие две недели, который жил с ним в одной комнате, играл в баскетбол, любил молочный улун и «Наруто», мечтал поехать в Лондон и понимал физику… Он не спрашивает вместо Серёжи. Он не отвечает ему «да». Он просто целует. Вместо слов и вопросов, которые им никогда не были нужны. Вместо непонимания и смущения. Вместо громких признаний. На самом деле, кажется, у них никогда не будет этих «переходов на новую стадию отношений». Потому что в реальности их не существует: когда вы осознаёте, что влюблены, это продолжается уже какое-то время. И настоящая влюблённость всегда очевидна. Губы Серёжи — сухие и полные, сладкие от какао, родные, его язык — горячий и влажный, его руки — загребущие и обнимающие, его касания — мурашки по коже, произведение массы тела на скорость, его сердцебиение — корреляционно зависимо от Ваниного и… этого так много, это так ярко, будто где-то взорвалась гиперновая в личной вселенной и снесла всё вокруг, а гамма лучи дошли только сейчас. Ваня буквально… только что… да. — Я так хочу тебя, — себе, всегда, всего. — Это взаимно, — улыбается в чужие губы Ваня. — Внутри, — отвечает Серёжа, и смущения нет, неловкости тоже. Есть только принятие и желание, раскалённое, натянутое меж ними ещё с того первого раза в спортзале школы на гимнастическом коврике. — Ты уверен? — отстраняется Ваня, вглядываясь в его глаза. — Да, Ванюш, давай, — тянет Серёжа довольно, улыбается похабно, выстанывая забавно: — выеби меня, как сучку, — на что Ваня смеётся, отвечая: — Не знал, что ты любишь dirty talk. — Больше всего я люблю real talk and real actions, так что давай. Ваня в ответ улыбается и целует ещё раз.jeremih — all the time.
Его руки скользят по спине Серёжи в розовой футболке, забираются под неё и гладят спину, прижимают ближе. Серёжа в ответ начинает кусаться немного — не больно, скорее игриво, и губы краснеют, а внутри плещется желание, которое было там уже давно. Ваня спускается на шею, вылизывает, старается не оставлять засосов, пока Серёжа дышит тяжело и пальцами волосы Вани перебирает, оттягивает. Он запрокидывает вверх голову, и Бессмертных прижимается губами к точке пульса, ощущая, как быстро бьётся сердце Серёжино. Тот вверх за волосы тянет, губами по подбородку мажет, промахиваясь, но это и неважно. Ваня футболку чужую стягивает, отбрасывает куда-то на пол и смотрит на него. На тяжело вздымающуюся грудь, ключицы, покрасневшую местами шею (Ваня не удержался всё-таки). Он поднимает взгляд вверх: на распухшие губы, алеющие скулы, растрёпанные волосы, взгляд затуманенный. Серёжа прекрасен. Так невозможно красив, и он — Ванин. И Ваня не знает, чем заслужил его, чем смог привлечь, но он очень хочет его. Рядом. Они целуются ещё раз — немного нежнее, но всё ещё страстно. Серёжа бёдрами вжимается в колено Вани, трётся об него, пока Ваня его назад на подушки не толкает, и тот падает. Между его ногами — удобно, и Ваня стягивает домашние клетчатые штаны вниз вместе с бельём, берёт в руку член, опускаясь вниз и ложась на кровать. Его лицо — прямо внизу, ноги Серёжи — широко расставлены и немного дрожат, когда Ваня без предупреждения облизывает по всей длине, останавливаясь на головке и мягко вбирая её в рот. Серёжа от такого стонет громко, на что Ваня отстраняется и говорит: — Будь тише, ты же не хочешь, чтобы нас услышали? — а после, наклоняя голову вбок, спрашивает: — Ты же у меня хороший мальчик, да? — Я очень хороший мальчик, Ванюш, — задушено отвечает Серёжа, стараясь привести дыхание в норму. — Постарайся, — но у Серёжи ничего не получается, потому что Ванечка горло расслабляет и впускает почти до конца, стараясь подавить рвотный рефлекс и кашель. И Серёжа прикусывает себе палец, чтобы быть тише, потому что Ваня какого-то хуя так хорошо сосёт, а внутри него горячо и влажно; Ваня языком лижет всё, до чего может дотянуться, и стонет, пуская вибрации. Серёжа от такого задыхается, серьёзно, а ещё в соседней комнате его младший брат, а чуть дальше родители. И Серёжа точно не хочет, чтобы их слышали. — Ванюш, мне так хорошо, — говорит он, кладёт ладонь на чужой затылок, поглаживая. Ваня член изо рта выпускает, рукой немного надрачивает, а потом, усмехнувшись, спрашивает: — А где смазка? — А? — Не сразу до Серёжи доходит. — В рюкзаке. Ваня с кровати встаёт, ищет ту и, найдя, возвращается, но не ложится рядом. Он подхватывает Серёжу под колени и тащит по кровати, спуская одну его ногу на пол и становясь на колени. Пешков немного не понимает, чего хочет Ваня, а тот улыбается ему хитро и говорит: — Смотри в зеркало. И Серёжа переводит взгляд на себя в зеркале, распластанного, возбуждённого, на Ваню, что окунает пальцы в баночку со смазкой (ту самую, со вкусом кленового сиропа), а после прижимает один ко входу. Серёжа откидывается вниз на локти, но в зеркало смотреть не перестаёт. Видит, как Ваня чуть подвигается, открывая обзор на то, как его палец медленно проникает внутрь, как Ваня подаётся вперёд и одну руку кладёт на член, поглаживая. Это не больно, просто странно немного, и Серёжа наблюдает в зеркале всё то время, что Ваня растягивает его сначала одним, а после и двумя, и это возбуждает. Собственная открытость, прекрасный обзор, то, как Ваня гладит его по внутренней стороне бедра и старается быть максимально аккуратным. И, возможно, он слишком старается, потому что на третьем Серёжа не выдерживает, поднимается полностью и тянет на себя Ваню, желая его поцеловать. Ваня в ответ, конечно, приподнимается, целует глубоко и влажно, покусывая губу нижнюю, и меж поцелуями Серёжа недовольно говорит: — Трахай уже давай, я не выдерживаю, — Ваня его за волосы оттягивает, пальцы высовывает свои и говорит: — Так не терпится крепкий член внутри почувствовать? — Ты здесь видишь ещё один крепкий член, помимо моего? — Сучка ты, — улыбается Ваня, стягивает с себя штаны и откидывает в сторону. — Футболку сними тоже, — говорит Серёжа, смотря на стоящий член Вани, налитый и покрасневший. — Ты здесь сегодня не командуешь, — отвечает тот, но футболку с себя стягивает, а после залезает на кровать, притаскивает пару больших подушек и садится перед ними, широко расставляя ноги. — Я хочу, чтобы ты сел спиной ко мне и всё время смотрел в зеркало. — Не знал, что ты такой фетишист, — с ухмылкой говорит Серёжа, но выполняет. Он медленно опускается на член Вани, сам контролируя проникновение и периодически останавливаясь на пару секунд, чтобы привыкнуть к чувству наполненности. — Ты как? — участливо спрашивает Ваня, гладя его по спине и бёдрам. — Нормально, — отвечает Пешков, выдыхая. Он начинает двигаться: сначала медленно и неуверенно, и Ваня выцеловывает его спину, обнимая за талию и поглаживая внизу. Серёжа понемногу привыкает: ускоряется, голову назад запрокидывает, пока Ваня в ухо горячо дышит и шею сбоку покусывает, а после взгляд переводит в зеркало и… вау. Смотреть на себя, насаживающегося на член, пока с собственного капли предэякулята капают на пол, на руки Вани, что обхватывают и держат, на лицо — довольное, покрасневшее, с испариной на лбу — это так много, так горячо. Серёжа чувствует себя нарциссом, когда немного угол меняет, наблюдая за лицом Вани, ловя его взгляд в отражении зеркала. Это Серёжа тут фетишист. Потому что смотреть, как тебя трахают — великолепно. Чувствовать, как в тебя входят, как держат в своих руках — замечательно. Знать, что тебя хотят так сильно, как хочешь ты — до дрожи в коленях. Ваня спрашивает задушенно, а голос хрипит, и дыхание срывается: — Так нравится смотреть? — И он явно сдерживается, чтобы не стонать, когда поднимает вверх бёдра и начинает вбиваться в Серёжу нихуя не нежно и не постепенно. И Серёжа… а что Серёжа? Серёжа губы себе кусает, потому что в квартире есть ещё люди, и перед глазами всё плывет от наслаждения, ведь Ваня попадает по простате, и Пешков просто не выдерживает. — Да… да, мне так нравится, Ванюш, пожалуйста, — просит тот, прикрывая глаза, но продолжая смотреть. Потому что взгляд оторвать невозможно. — Что «пожалуйста?» — спрашивает Бессмертных, сжимая Серёжины бока и немного царапая короткими ногтями. — Прикоснись… ко мне, — еле выдавливает Пешков. Ваня не отвечает, но руку одну вытягивает вперёд, обхватывая член парня и начиная водить по нему. Серёжа смотрит на то, как красная головка то появляется, то скрывается в ладони, как Ваня хрипло дышит и тихо стонет, прикрывая глаза, как на собственной шее багрянцем выделяются чужие метки, а в глазах океан похоти расстилается по всей радужке, и Серёжа кончает. По ощущениям это даже не взрыв гиперновой. Это чёртово слияние Млечного пути и Андромеды, это сильно и приятно настолько, что ноги дрожат, а из груди вырывается громкий стон, который Ваня не успевает полностью задушить, положив ладонь на рот Серёжи. Сперма падает на пол с руки и пачкает его, но ему так плевать на это. Он пытается отдышаться и прийти в себя, нежась в посторгазменной неге, пока Ваня вбивается в податливое тело, ощущая, как Серёжа сжимается вокруг него сильнее, как откидывается назад, без возможности удержаться. Ваня смотрит, как тот, выебанный и довольный, улыбается ему в зеркале, шепчет: — Теперь ты кончаешь для меня, Ванюш, — и они, наверное, реально связаны, как чёртовы соулмейты, потому что Ваня изливается внутрь после этих слов, и это забавно немного. Ваня его ближе к себе прижимает, кусает куда-то в районе аксиса и дышит тяжело. — Иди нахуй, — выдыхает он, но не злобно, а привычно. — Открою тебе тайну: я уже тут. И Ваня с этого, конечно, смеётся. Серёжа вообще заметил ещё давно, что Ваню со всех его шуток выносит, хоть иногда они и откровенно дерьмовые, но Пешков не жалуется, что вы. Пешков счастлив. Он слезает с парня и ложится рядом, как и Ваня, закидывает тому руку на грудь и говорит: — Лежим две минуты, а потом я в душ. — А как же второй раунд? — с улыбкой спрашивает тот, поворачиваясь и убирая спутанные кудри с лица Серёжи. — Можно и второй. Только полы моешь ты. — Эй, — возмущается тот, — Я мыл ебучий коврик! Несколько раз! — Ничего не знаю, это твоя вина. И Ване хочется возмущаться, только вот не получается вовсе. Ваня думает, что безумно счастлив быть рядом с Серёжей, смотреть на его расслабленное лицо, целовать пухлые губы и знать, что он тоже. Тоже влюблён.