***
Нацу чувствовал всем своим нутром, что сегодняшняя послеобеденная прогулка по набережной Шафрана не закончится спокойным обдумыванием событий прошедшего дня, но все же не мог отказать себе в этом. Люси в Лазарете уже второй раз, а ведь только-только третий день соревнований. Такое ощущение, что кто-то неизвестный подталкивает всех выбирать целью своих неоправданно жестоких нападений именно ее. Кто бы ни говорил, что таковы большие волшебные игры и с этим стоит просто смириться, но Драгнил не может не переживать за Подругу. — ДА ПОШЛА ТЫ, МИНЕРВА! ГОСПОЖА! ВСЕ ВЫ ПОШЛИ! И ТЫ, РОУГ, РАЗ ПОДДЕРЖИВАЕШЬ ЭТОТ САДИЗМ! Нацу сам не замечает, как ноги приводят его к гостинице Саблезуба, которую он в одиночку крушил еще, кажется, вчера. Но подумать об этом он не успевает, как и подумать о том, кто, что, кому и откуда кричит. Да чего уж там, он не успевает даже толком набрать в легкие воздуха перед тем, как вылетевшее непонятно откуда, непонятно что сталкивает его с набережной и на огромоной скорости падает в канал в след за ним. Вынырнув через несколько мгновений, уже в десятке метров от места падения, Нацу оценивает обстановку, переводя дыхание и замечает в нескольких метрах от себя подозрительно бездвижную, подозрительно знакомую белую макушку, всплывшую лицом вниз. Вырубился при ударе о воду, что ли? Без особых мыслей, он подплывает к неподвижной тушке, переворачивает того на спину и, зацепив за ворот жилетки, вплавь тащит до подмеченного неподалеку куску бревна. Потом разберется, пока что надо просто выплыть, пока самого не затошнило.***
Они проплывают так почти две сотни метров, пока стены канала наконец не сменяются песчаным берегом, на который можно вылезти. Решив оставить удивления по тому, что на всем пути их не заметил не единый горожанин, на потом, Нацу догребает до берега и кое-как вытаскивает блондина, прежде чем самому грохнуться ровно рядом с ним. — Че-ж ты творишь-то, а? Совсем мозги вышиб? Драгнил сразу вскакивает на ноги, услышав ленивые выкашливания непутевого соперничка. — А тебя вообще кто просил под моими ногами путаться? Что, жизнь без меня не мила? Откашлившись, вслед вскакивает Стинг и встает перед ним. — Да на кой ты мне сдался, тигренок? Нацу делает шаг вперед, сокращая между ними расстояние. — Завали, феечка! Стинг зеркалит его движение, тоже сделав шаг, но нога скользит по мокрому песку и, потеряв весь боевой запал, тот летит прямо в руки оппоненту. — На этот раз тоже я под ногами путался? Нацу бы зло усмехнулся такой пречудливой смене ролей, если бы был чуть более надменным, но это Нацу. Поэтому он просто смотрит сверху вниз, смеряя насмешливым взглядом ошарашенное лицо блондина. Тот же в свою очередь упрямо скалит зубы, но двигаться не спешит, только крепче сжимает в и без того побелевших пальцах ткань жилетки Драгнила. В эту секунду, длившуюся вечность, они оба молчат, смотря друг-другу прямо в глаза, не в силах ни отстраниться друг от друга, ни, хотя-бы, отвести взгляд. Оба внутренне пытаются угомонить свои резко разбушевавшиеся сердца, грозящиеся выскочить наружу, проломив грудную клетку, кипящую, бурлящую и разогнавшуюся до опасной скорости в венах кровь, унять дрожь в мышцах и наконец, совладав со своим телом, отлипнуть друг от друга, или, хотя-бы, понять, что с ними такое. Не дождавшись ни слов, ни действий от второго, Нацу решает идти во банк. Это ощущается необходимым сейчас. Именно в эту секунду, не раньше, не позже. Сейчас. Сейчас, когда он настолько рядом. Настолько близко. Настолько открытый. Настолько свой. Поцелуй, или смерть. Пан, или пропал. В это хочется сыграть. В этом хочется победить и Нацу без замедления, без особых раздумий, без всяких "за" и "против" поддается вперед. Не до конца, но все же ощутимо. Очевидно. Читаемо. Несколько сантиметров, оставшиеся между ними, позволяют считать то, как изменилось выражение лица Стинга. От надменного оскала не осталось и следа, вместо напряженных скул сейчас виднелись лишь пылающие алым щеки, жар от которых ощущал даже сам Нацу, вместо злобного прищура были по-щенячьи широко распахнутые, сквозящие удивлением глаза, а вместо привычного оскала — приоткрытые в недоумении, чуть влажные губы и мелко подрагивающий язык, виднеющийся за зубами. Эвклиф совсем обмякает, зависнув на его руках, будто это его самый нежный друг, а не вечный соперник. Эвклиф смотрит на него так, будто он — решение всех его проблем. Будто если прямо сейчас провести рукой по его розовым прядям, то все переживания окажутся неважными, пустыми. Эвклиф продолжает цепляться за его жилетку так, будто наконец, спустя столько лет, спустя всю эту жизнь, нашел свой желанный дом. Эвклиф продолжает попытки пошевелить ртом и хоть что-то сказать. Не проорать, чтоб отвалил, так хоть побдагодарить за то, что не дал утонуть, или попросить прощения за то, что устроила его гильдия на стадионе. За ту девчонку. Кажется, она дорога драгнилу.