девять лет назад
— Мам. Мам. — Что, милая? Девочка упрямо дергала маму за рукав. Смотрела снизу вверх большими, шоколадно-карими глазами. Маленькая, в чистенькой белоснежной футболочке и темных штанах, одетая по-походному. — Мам, а ты меня не забудешь в лесу? Мама нервно смеется, треплет ее по волосам. Лес уже вот он, почти приехали — экскурсионный автобус гудит, переполненный людьми. Страшный лес, сухой, мрачный. — Ну что ты, милая. Как такое сокровище можно потерять? — Никогда-никогда не потеряешь? — у девочки сами собой от предчувствия дрожат губы. Шоколадно-карие глаза смотрят с каким-то неизбывным отчаянием, но мама не понимает, мама не видит — она слишком давно отучилась слушать свою интуицию. Она никогда ее и не слушала — ни тогда, когда уехала в большой город учиться, ни тогда, когда согласилась на стажировку в Японии, ни тогда, когда на стажировке беззаветно влюбилась. Результат смотрел на нее снизу вверх большими шоколадно-карими глазами полукровки. — Никогда-никогда. Ты — самое бесценное, что у меня есть. — Ладно, — девочка отвернулась к окну, почти прилипла к стеклу, но мамину руку не отпускала.***
Айкальен ждала. Она умела ждать, как никто другой — она ждала уже с пару сотен лет. Там, откуда она родом, никогда не пришлось бы ждать подходящего случая так долго. Айкальен раздраженно дернула острым ухом, заслышав людей. Местные люди были шумными, бессовестными, наглыми, неприятно пахли мертвой химией. А самое неприятное — там, куда ее занесло, кроме людей, никого не было. Это она уже усвоила. Мертвый лес, в котором она нашла себе прибежище, никогда не знал легкой поступи Старших рас, а если и знал — давно позабыл. Айкальен почти отчаялась. Там, где жили люди, спрятаться не было и шанса — слишком много сил уходило бы на маскировку. Там не было лесов. А в том лесу, что она выбрала в качестве прибежища, не было детей. Хоть бы и человеческих. Только взрослые люди время от времени приходили большими толпами и громко шумели, ходили только по специально оборудованным тропам. Были и другие люди — те, кто приходил сюда умирать. Но они все были слишком взрослы и слишком пахли отчаянием. Айкальен привычно затаилась. — Мам, смотри! Айкальен насторожилась, подобралась ближе. Так и есть — маленькая девочка, человеческий ребенок лет шести с виду, чернявенькая, с блестящими темными глазами, держалась за рукав женщины. — Стой спокойно. Женщина одернула ее. Девочка хныкнула, но продолжала глядеть на затаившуюся среди стволов Айкальен. Та в ответ смотрела на нее, не веря своей удаче. — Мам, это же лисья богиня. — Глупости. Помолчи, — раздраженная женщина чуть отстранила свою руку, продолжая прижимать плечом что-то к уху, — нет, Ото, мы не заедем. Провались к черту. Это мой ребенок, ты ей никто. И — нет, я не дам тебе ее увидеть. Девочка тихо хныкала, отойдя к концу тропы. В маленьком кулачке зажата самодельная игрушка — обмотанное красным шнуром колечко, болтаются подвешенные перышки, блестят стальные и обсидиановые бусины. — Кто ты? — тихо спросила девочка, — все уже ушли. Айкальен протянула к ней руки. — Иди ко мне, малышка. Я тебя не обижу. Она не была уверена, что с человеческим ребенком все сработает, как надо. Но, в конце концов, у нее не было выбора. — Ты правда лисья богиня? — девочка сошла с тропы, сделала два робких шажка. Ее мама продолжала ругаться с кем-то невидимым — громкий, раздражающий голос. Айкальен наложила иллюзию в тот момент, когда женщина обернулась. Мама увидела только белую футболочку, растворяющуюся среди деревьев. Выкрикнула имя. О нет, улыбнулась Айкальен про себя, она тебя уже не слышит. — Не обращай внимания, — шепнула она девочке, обнимая маленькие плечики, — это не твое имя. Скоро ты забудешь его, как сон. Игрушка в руках девочки кольнула пальцы магией. Айкальен удивилась — в этом мире магов она не видела, но у девочки явно, чутьем различила искру. Совсем маленькую, двойственную. Искру полукровки, человек-человек полукровки. — Я никогда не забываю сны, — тихо сказала девочка. Артефактор и онейромант. Как забавно. Какое противоречие пропадет из этого мира… Хоть и слабое в обоих направлениях — ей никогда не привязать к камню гром, придуманный виденным Айкальен мельком чародеем Альзуром, и никогда не взять под контроль свои сны. — Все будет хорошо, — шепнула ей Айкальен, — мы с тобой другие. Ты станешь другой. Я помогу тебе. Все нужные травы она нашла уже давно. Теперь она нашла и ребенка.***
— А поехали со мной на ярмарку. Лис чуть не выронила стальной меч, который старательно протирала. Койон щурился на солнце, опираясь плечами о каменную стену крепости. — Что? — На ярмарку поехали, говорю. В деревне в предгорье сейчас идти должна. Мне Эскель говорил, — Кот перевел на нее хитрый взгляд ярких желто-зеленых глаз, — а то ты которые сутки ходишь, как в воду опущенная. Они остались в Каэр Морхене втроем. Койон сказал, что уедет чуть позже — как поможет им подготовиться к лету. — Я уговорю Весемира, — выложил последний козырь на стол Кот, хитро улыбаясь, — заодно рубашку свою испытаешь. Лис даже подпрыгнула от радости, подхватила меч — и унеслась в крепость. — Не вечно же тебе на озеро бегать, — хмыкнул Кот следующим утром, проверяя, как крепится телега. Его конь нервно перебрал ногами — он был верховым животным, а не тягловым, но просить Весемира одолжить его белоснежного холеного жеребца молодой ведьмак не рискнул. — Что ты там вечно делаешь, кстати? Холодно еще купаться. Лис бегала к озеру раз в пару дней вместо Мучильни и всегда пропадала там на несколько часов. Один раз даже сбегала от утопцев, которых тогда впервые увидела вживую — и в тот же день Койон с еще не уехавшим тогда Эскелем ходили чуть проредить поголовье околоводных тварей. — Я не буду там купаться, — буркнула Лис. — Чего так? — Койон поднял голову — девочка пристраивалась в пустой телеге, куталась в его куртку поверх своей вышиванки. Слово-активатор еще не было произнесено, и Лис оставалась в своем облике. — Там глубоко, — увидев в кошачьих глазах вопрос «и-и-и?» вздохнула, продолжила, — я не умею плавать. Койон расхохотался, уперся лбом в борт телеги. Лис недовольно на него смотрела. — Лисенок, ну ты даешь, — отсмеялся пару минут спустя Кот, — ты ж говорила, что около моря жила. Диалог о море у них тогда вышел с наглядными демонстрациями — ведьмак чуть не с открытым от удивления ртом погрузился в полновесную, настоящую составную иллюзию. Они оказались на какой-то крыше, вниз ступенями убегали цветные тенты, гомонили люди, время от времени пробегали мимо дети с обязательными синими браслетами на левой руке — у кого-то браслет был плетеным из ниток, у кого-то — низанкой синих бусин, у других — просто монолитным, из неизвестного ведьмаку материала. Дул пахнущий кучей в том числе и съедобных вещей теплый ветер, донося от колышущегося на горизонте моря запах соли, в серо-стальную поверхность опускался раскаленный шар солнца, расцвечивая все вокруг красно-рыже-золотым, яркий закатный свет блестел, отражаясь от гигантских зданий из стекла, многочисленных окон и глади морской воды. — Ну, жила, — Лис улеглась у борта телеги на бок и смотрела снизу вверх, накрывшись темно-синей курткой, как одеялом. — И так и не научилась плавать? — Койон этого в упор не понимал. Как можно иметь под боком море и не научиться плавать? — Не-а. Не люблю. Девочка пожала плечами — она явно не замечала противоречий. — Я еще и загорать не люблю. Терпеть не могу. Скучно. — Загорать? — время подходило к выезду, Кот в который раз полез проверять, все ли закреплено верно. Потерять ребенка по дороге не хотелось. А за разговором и путь выйдет быстрее. К деревне они доберутся во второй половине дня ближе к вечеру — основная толпа уже схлынет. Переночуют там и двинутся обратно в Каэр Морхен. — Это когда ты просто лежишь на солнышке летом. Загораешь. Лис перевернулась на спину и показательно раскинула руки, демонстрируя, как надо загорать. Кот фыркнул. — И как долго надо так делать? — Пока не загоришь, — закономерно, но малоинформативно ответила Лис, сворачиваясь в клубок обратно. Койон фыркнул еще раз. — Какую только ерунду не придумают. Зачем? — Думают, что красиво. Ты, вон, загорелый, — лис ладонью указала на его лицо — кожа ведьмака и в самом начале весны, когда солнце только-только начало прогревать землю, хранила теплый золотистый оттенок, — хотя, может, это просто цвет такой. — Может, — пожал плечами он, — но я тебя не понимаю. Я в первый сезон на большаке сразу к морю рванул. Никогда большой воды раньше не видел. И такой красоты — тоже. Ну что, поехали? — Поехали! — тут же подняла голову Лис, завертелась, едва тронулась телега, помахала в ответ машущему с верхнего двора Весемиру. Койон о чем-то думал с неясным выражением лица, пока они не выехали из темного и только-только озеленившегося леса. Кот вспоминал, как его самого учили плавать в широкой и глубокой реке. Гаэтан действовал просто и эффективно — с пацаном двенадцати лет на плечах зашел по шею в воду и скинул его вниз. Тогда его чуть не уволокло течением вместе с незадачливым учителем, а пропустивший все веселье и успевший только на спасение Айден орал минут двадцать и весь вечер ходил злой, как голодный бес. Потом его учил вернувшийся Гезрас, старший кот, взявший на себя ответственность за выжившего ребенка — но уже в кристально-чистом горном озере в нескольких днях пути от стоянки каравана. Почти так же — зашвырнув сходу на глубину, только нырнул следом и, отплевываясь от воды, поддерживал, на вытянутых носках стоя на каменном дне так, что вода почти доходила до носа, пытаясь научить чувствовать воду, не сопротивляться ей и не мешать, когда она держит. Юркому и тощему мальчишке пришлось расслабить вечно напружиненное тело, лежа на воде на спине и раскинув руки в стороны — только тогда поддерживающие под спину ладони исчезли, но вода держала. Пару секунд, пока Койон не понял, что чужие руки его уже не держат и не забарахтался радостно, дав учителю передохнуть ровно недолгое время, которое нужно на то, чтобы откинуть с глаз намокшую рыжую челку и заправить ее за заостренные уши. Старший кот тогда тяжело вздохнул и, подхватив стремительно пытающегося утонуть ребенка под руки, поволок по крутому каменному берегу наверх, вытянул на сушу, завернул в куртку и усадил греться у костра. А потом — снова в прозрачную воду, вызывавшую у маленького Кота искренний восторг, и снова греться, и так — несколько дней. — А ты хочешь научиться плавать? — А ты научишь? — вопросом на вопрос ехидно ответила девочка. Койон обернулся, через плечо посмотрел на эту хитрую мордашку, загадочно улыбнулся. Все же презабавный ребенок — в зеленых с карими звездами зрачках пляшут чертики, весело щурится на весеннее солнце, тут же отвлекаясь на окружающую долину, которую видела уже кучу раз, когда бегала на Мучильне и когда выходила к озеру — а все равно смотрит, как в первый раз, с восторгом на расцветающую природу, на серую узкую ленту Гвеннлех в окружении серых мокрых камней, на Каэр Морхен, который плавно уменьшается, отдаляясь. — А вот возьму и научу. Специально приеду летом. Если Весемир позволит, — все же добавил он, хотя по восторженному личику Лис было ясно, что у старого ведьмака нет шансов отказаться, — прямо на том озере. Там и пирс есть. Ну, как? — Буду ждать, — Лис пыталась удержать смиренное выражение лица, но плохо сдерживаемая радость плескалась в ней, как в полной чаше. Какое-то время ехали в тишине — только стучат подковы и трещат колеса. — А какую песню ты пела Цири? — Кот снова обернулся через плечо, Лис подняла голову с сложенных на борту телеги ладоней, — я слышал, но слов не разобрал. — Разные, — пожала плечами девочка, — когда как. — Она еще на Старшую речь была чем-то похожа, — припомнил Кот, — протяжная такая. — Ave, Maria, pardonne-moi si devant toi je me tiens debout, — длинно, протяжно пропела Лис, глядя на необъятную долину, — это из одной истории. В песнях. Буквально будет «Славься, Мария». Околорелигиозный текст. На французском. Похоже на молитву. — Похоже, — согласился Кот. Высокий, стеклянно-звонкий голос разносился вокруг них по пустой долине волной, казалось, даже трава колыхнулась. — А были и другие? — Да, те повеселее, — задумчиво проговорила Лис, — я одну даже перевела. Просить спеть ее было, очевидно, не нужно — слова рвались сами в синее весеннее небо. Койон только смотрел на дорогу, весь обратившись в слух. — Прощай, и если навсегда — то навсегда прощай, когда за край иди — прощай и помни обо мне… Кот едва слышно вздохнул, думая — а и правда приедет летом. К черту. Это была теплейшая зима за последние года. В караване был его дом — но там были только старые, давно знакомые родные лица, а здесь появились новые, живые и не понятые еще до конца. — Так близко тьма — а там туман, январь хохочет, вечно пьян, я заключен, как истукан, в кольце его огней… Он надеялся, что Весемир не будет против. Он никогда не станет для старого Волка таким же родным, как его волчата, но может хоть попытаться прибиться к этой стае, чуть-чуть погреться у очага Каэр Морхена. Который стоял, стоит и будет стоять, пережил несколько осад, но так и остался домом для Волков. — За краем вечности, беспечности, конечности пурги, когда не с нами были сны, когда мы не смыкали глаз — мы не проснемся, не вернемся ни друг к другу, ни к другим с обратной стороны зеркального стекла… Высокий голос сначала взвился, разлетелся стеклянными брызгами, потом — опустился вкрадчиво и устало. — За краем ясных, и ненастных, и напрасных зимних дней, когда без звука рвется синь, когда и ночь без сна бела — мы не вернемся ни друг к другу, ни к себе с обратной стороны зеркального стекла… Песня стихла. Повисло хрупкое, стучащее копытами лошади молчание.***
— Так-так-так, — Кот вглядывался в список, — что нам тут надо… Лис с удивлением рассматривала настоящую средневековую ярмарку. Огромную, гомонящую, вытекающую за пределы деревни, цветастую, шумную и пахнущую кучей всего. Определившись с первой целью, они медленно начали продвигаться вперед — Лис глазела по сторонам, держась украдкой за рукав ведьмака, перед взглядом которого сами собой расступались люди и образовывалось пустое место. Какие-то женщины начали делать одинаковые жесты руками перед грудью — Лис с интересом на них посмотрела. — Что они делают? — шепнула она Койону. Тот незаметно закатил глаза. — Осеняют себя знамением Вечного Огня. Верят, что у ведьмаков глаз дурной, а это якобы помогает. Лис уничижительно фыркнула. Ее мнение об умственных способностях местного населения неуклонно ползло вниз. — Глянь, — одернула одна торговка соседке, взглядом указывая на ведьмака, идущего с ровной спиной, — спер-то, поди, дитенка у матери. Лис фыркнула во второй раз. — Про Геральта так же говорили, когда он меня в Каэр Морхен вез, — снова шепнула она Койону, — по мне что, не видно, что я своими ногами с тобой иду? — Может, я тебя заколдовал, — держа каменное лицо, сверкнул яркими кошачьими глазами ведьмак, — вот и идешь. Когда закат догорал, а Койон успел пройти список до двух третей, дорогу им преградил коренастый крепкий мужик в фартуке. — Слыш, — сплюнул в пыль под ногами кмет, недовольно глядя на спокойного ведьмака, — верни робятенка мамке-то, выродок. Лис осклабилась до того, как Койон успел ответить — личина повторила выражение ее лица. — Слыш, не надо тут слышкать. Сам иду. Нашелся искатель справедливости, — хриплым, подделанным иллюзией голосом огрызнулась она. Кмет оторопел, вылупился на паренька, которого видел перед собой. Паренек скалился — в горле Лис закипала злость. Она готова была ринуться в драку просто за это выражение лица и тон, с которым какой-то абсолютно левый неприятный мужик, сходу перенесенный ей из левых во враги, назвал выродком «своего» Койона. Чувство стаи, как подмечали еще Овцы, у нее было абсолютным — и Коту в этой стае место было отдано раз и навсегда. А потому защищать ведьмака в несколько раз старше и сильнее ее она была готова до хрипа и переломов. Сам ведьмак был с таким положением вещей, очевидно, не очень согласен — стиснул пальцами локоть, скрывая тщательно удивление на подвижном молодом лице. — Лисенок, придержи коней, — тихо сказал он, — все нормально. Она издала короткий злой звук, искаженный иллюзией. — Э, пацан, — очухался от первого шока кмет, — ты не пизди, а сваливай. Мы подмогнем. Мамка далеко? — На том свете, — весело оскалилась Лис, — доведете? Кмет выпал из реальности вторично, удивленно разглядывая растерянного ведьмака и взъяренного ребенка. Ребенок едва не шипел, как кошка, которой наступили на хвост. — Не мешай, мужик. Мы никого не трогаем. И уходить я никуда не буду — я с ним иду, понял? Начали подтягиваться первые зеваки — и Койон дернул ее за локоть в просвет между лавками и домами, скрывая в тени, за куртку прижал к стене, глядя в глаза. — Лис, спокойно, — девочка тяжело дышала от злости, сверкала глазами, — иначе у нас будут неприятности. — Хорошо, — она склонила голову, показывая соломенную макушку иллюзии, — прости. Психанула. — Я понял, — Кот отступил на шаг, прислонившись спиной к стене — только блестят, отражая свет, звериные глаза, — вот как сделаем. Травы помнишь, какие купить надо? — Лис кивнула, — ступай-ка ты к травнице. Разделимся. Я за тобой зайду. А то так мы шороху наведем. — Не навели бы, если бы каждый первый придурок не пытался меня у тебя отобрать, — буркнула раздосадованная девочка. Кот мягко улыбнулся, одной рукой за плечи коротко прижал ее к боку. — Не отберут. Иди, тебе во-он туда, — он махнул рукой вперед и влево, — там на отшибе дом стоит. Как травницу звать — не знаю, спросишь сама. Лис кивнула, отступила, скрестила нервно руки на груди, сутулясь и шагая в заданном направлении. Койон несколько секунд смотрел иллюзии в спину — и ушел неслышно в противоположную сторону, обходя ярмарочную улицу с другого конца. Она едва не заплутала — без ведьмака ее пихали, толкали и кляли на чем свет стоит за нерасторопность так же, как всех вокруг. Нестерпимо захотелось его догнать и вернуться под крылышко — его все боятся, перед ним сами расступаются. Она откинула этот порыв — справится сама, а то и впрямь потом проблем не оберешься, если она в самом деле кинется в драку. О том, что драться придется Койону, она предпочитала вообще не думать. Перемещение в пространстве заметно замедлилось — к моменту, когда толпа начала редеть, она была уже в полуобмороке от тесноты и запахов.***
Инка перебирала сушеные травы, когда в дверь коротко стукнули один раз. Травница прислушалась — показалось или нет? На всякий случай крикнула: — Открыто! Дверь тут же приоткрылась — внутрь кто-то заглянул. — Что ищете? — Инка силилась рассмотреть покупателя, но заметила только, что он вроде бы высок и худ — глаза после нескольких часов в полумраке за варкой декокта слезились, очертания плавали. Темная неясная фигура прикрыла дверь и хрипловатым мужским голосом, который почему-то тут же исчезал из головы, оставляя в ней только сухую информацию, перечислил несколько травок. Очень специфических травок. Но Инка быстро нашла нужное, ловкими пальцами завернула в пергамент, протянула покупателю. Рук коснулись холодные пальцы, очертания которых все еще плыли слегка перед глазами. Инка моргнула. Контур двери и стола виднелся совершенно четко. Плыл только незнакомец, протянувший уже ей звякнувший мешочек с монетами и укладывающий сверточки в сумку через плечо поудобнее. — Интересный вы, милсдарь, уж простите мне женское любопытство, — усмехнулась травница, опираясь поясницей о край стола, — травки такие только чародеям да ведьмакам нужны, простой люд и не знает о них. Да глаз кошачьих я у вас не вижу что-то. Незнакомец окаменел. — Я, конечно, до Аретузы ни умом, ни Силой не вышла, — продолжала Инка, — да искра во мне все ж есть. И личину я угадала. Что в этой глухомани забыл скрывающийся чародей? Уж не ренегат ли вы, милсдарь, часом? Травки-то ваши для бомб используются. А другие — для отрав. В дверь два раза ударили кулаком — и, не дожидаясь ответа, открыли. На улице давно стемнело, темная фигура, шагнувшая в проем, была скудно освещена огоньком единственной свечки. Инка уже сфокусировалась достаточно, чтобы видеть личину целиком — совсем мальчишка, лет пятнадцать, курносый и с шоколадными глазами, неаккуратная соломенная копна. Замер, как мышь перед удавом, в глазах — искренний шок и испуг. Второй посетитель сверкнул кошачьими глазами, отразившими свет от свечки. Инка даже выдохнула украдкой. Да, так все сходится. Его это, видать, дитенок — может, чародей-недоучка, пропал бы без ведьмака. А ведьмак возьми да и направь его в ярмарочный день закупить травок подозрительных. — Иди ко мне. Ведьмак был серьезен, смотрел прямо на ребенка, чуть хмурясь. Сверкали в полумраке домика травницы яркие желто-зеленые глаза. — Предназначение твое, ведьмак? — прищурилась травница. Тот кивнул, не отрывая взгляда от иллюзии мальчишки, под которой кто-то прятался. Инка не могла разглядеть, кто — личина казалась простой, но сделана была добротно, от души, взломать такую с ее-то едва заметным способностями было непосильной задачей. Она взглянула на ведьмака: высок, худощав и гибок, как зерриканская пантера, темные волосы стянуты на затылке, но одна непослушная волнистая прядь падает на лицо сбоку. Не заметила ни одного шрама — только едва заметные, почти совсем начисто залеченные оспинки. И то увидеть их на симпатичном молодом лице можно, если сильно приглядеться. — Да. Иди ко мне. Кто-то под личиной мальчишки очнулся от удивления, шмыгнул к ведьмаку, цепляясь за ладонь. — Тогда — хорошо, — Инка кивнула, — береги ребенка, ведьмак. Судьба ничего не делает просто так. — Знаю. Бывай. Лис продолжала судорожно цепляться за его ладонь, даже когда они миновали пригорок, на котором стоял домик травницы, и подошли к коню. — Прости, — судорожно зашептала она своим голосом, — прости, я не думала, что она… — Поймет? — тихо усмехнулся Кот, протянул вторую руку — там, где была иллюзия ломких и коротких соломенных волос, под пальцами оказались мягкие, ее волосы, — все хорошо, лисенок. Я тоже не думал, что тут окажется женщина с искрой Силы. — А Предназначение — это как у Геральта с Цири? — тихо спросила Лис, укладывая покупки в телегу. — Да. Плата Правом Неожиданности, — Койон пожал плечами, — когда-то была популярна. Сам он никогда им не пользовался и знал, как оно работает, только в теории и по рассказам. — Ей платили, когда больше нечем заплатить за свою жизнь. — Ты же тоже сейчас спас мне жизнь, — задумчиво подметила Лис, глядя в небо. Ведьмак, почувствовавший нестерпимый позыв пошутить, сделал пафосное лицо. — Верно. И теперь вправе стребовать с тебя Право Неожиданности. — Но у меня ничего нет, — растерянно ответила девочка под личиной, переводя на него взгляд, — даже ребенка быть не может. Я могу отдать разве что себя, — хмыкнула она. Специально не стала уточнять — Кот это понял и усмехнулся. — Это самая высокая плата, которую я когда-либо мог получить, — он подгреб одной рукой к себе стоящую рядом девочку, не в силах совладать с приятным настроением после минувшей их головы опасности, — думаю, она вообще бесценна. Лис только снова развела руками — личина повторила ее улыбку. — Всё, что есть. Ведьмак неоднозначно фыркнул, отошел к лошади, проверяя упряжь. — Пойдешь со мной, Предназначение мое? Лукавая улыбка, в кошачьих желто-зеленых глазах плясяли веселые искорки. Койон мельком подумал о том, что увидь его сейчас наставник — оторвал бы уши за то, что весь ритуал давания Права Неожиданности исполнен от начала до конца в шутку. Вот только можно ли пообещать самого себя — Кот не знал. Да и никто не знал. Под сенью Предназначения рождаются. — Да, — в ответ улыбнулась Лис, — пойду. — Тогда — вперед! В деревню и в таверну! — Кот махнул рукой, задавая примерное направление, — а завтра с утра обратно. Весемиру — ни слова, — предупредил он, — иначе он оторвет мне голову, и ты останешься без Предназначения.