— Давайте отрежем Сусанину ногу, — хмуро процитировала Лис, пробираясь через густой подлесок.
Она старалась ходить бесшумно, как ведьмаки — но тонкие веточки нет-нет да хрустнут под легким шагом. Иногда ей думалось, что прыгать с дерева на дерево было бы легче. Но вряд ли менее шумно — она точно прошуршала бы всеми листьями на своем пути и собрала бы всех окрестных гусениц на рубашку.
Условная охота не задалась с самого утра — силки, поставленные на зайцев, в первых двух пунктах пустовали. Вязать хитрые петли она училась несколько дней под руководством Весемира и добилась в этом определенных успехов. Явно больших, чем в стрельбе из лука. Стрелять ей сначала понравилось, лук она разглядывала с искренним восторгом — но в первый же раз тетива болезненно хлестнула по пальцам, а стрела воткнулась в землю. Натянуть тетиву как следует у нее получалось в одном случае из десяти-пятнадцати, руки смертельно ныли. Арбалет был попроще в эксплуатации — в механизме она быстро разобралась, изрядно удивив старого ведьмака, и принялась таскать арбалет и болты с собой всюду вместе со стальным мечом. Весемир только покачал головой и сказал, что надо ей будет обзавестись, в таком случае, хорошим арбалетом, а не этой развалиной, помнившей Ламберта еще сопливым мальчишкой. Пока что Лис вполне устраивал и этот.
Тяжело вздохнув, она остановилась, хмурясь. Признавать, что заблудилась, не хотелось — это же лес в долине Гвеннлех, по которому она шастала вдоль и поперек с самого Имбаэлка, сначала — с ведьмаками и Цири на охоту, потом — с Весемиром, и, в конце концов, в одиночестве. А уже на носу вроде бы Беллтейн. Около того — с эльфийским календарем Лис была в сложных отношениях, у нее никак не сходилось количество дней в году, да и восемь месяцев вместо двенадцати привычных смущали.
Девочка раздвинула руками ветки, перешагнула небольшой куст — и остановилась.
— Не надо, ребята, я вспомнил дорогу, — удивленно закончила она цитату, замерев.
Перед ней лежала залитая солнцем поляна. В ярких золотых лучах купалась трава — даже на вид мягкая и пахнущая настоящей весной. А в траве — округлые резные зеленые листики и рассыпаны капельки белых цветочков. Много-много-много.
Целая поляна земляники. Пока что без ягод — она только зацвела, но вот в середине лета…
Лис облизнулась. Ягоды были ее слабостью. Как и яблоки, как и все то немного сладкое, что можно было найти в этом мире без шоколадок и сахара-песка.
Но на землянике приятные сюрпризы поляны не кончились — справа от нее росла мята, чуть дальше — куст шиповника, белеющий крупными цветами, мелисса, чабрец и несколько драгоценных цветков ласточкиной травы, необходимой для заживляющих эликсиров и мазей посверкивали скромно в углу поляны.
— Да это же лесное сокровище, — шепотом проговорила она, поправила на плече арбалет и вытянула охотничий нож из ножен, раскрывая сумку на боку.
***
Леший следил за существом уже довольно давно — минуло две луны, как он ее заметил в первый раз рядом со своими владениями.
Существо было среднего роста, сверкало серебром волос и лесными глазами. Ходило существо сначала в обществе измененных — леший еще помнил те времена, когда их было много и они вдоль и поперек исхаживали его лес. Ему нравилось следить за молодыми измененными — после того, как в каменном логове за обрывом стихали крики и человеческие детеныши становились детенышами измененных, еще несколько лет они хранили в себе сладкий запах трав, которые давали им вторую жизнь. После этот запах истирался, и от них начинало пахнуть кровью его собратьев — и этих, взрослых измененных он избегал.
Существо после начало бродить по лесу в компании человеческого ребенка, который пах, как и положено ребенку такого вида — молоком, хлебом, травяными отварами, дымом от камина, который всегда горит в логове, и иногда — своей, человеческой кровью.
Когда человеческое дитя уехало в обществе человека, пахнущего магией, и измененного, а существо сцепилось с волками, леший был раздосадован. Волков было бы больше, не отгони он почти всех, но те четверо вырвались из-под его контроля, доведенные до точки невозврата голодом зимы. Измененные тут же кинулись прочесывать его лес — двое, один из которых пах травами и водой — довольно приятный для измененных запах — и был ему незнаком, а второго он помнил еще детёнышем измененных — тот пах медом, резкими, неместными специями, сталью и огнем. Третий изменённый ехал верхом и сразу — к существу.
Потом существо долго не появлялось, а парочка измененных несколько раз выходили убивать чудовищ в его лесу и около озера. Леший был только за — прочие создания Сопряжения Сфер, не относящиеся к его собратьям, его раздражали. Подчинить их было невозможно, запутать — тоже.
Существо начало выходить на улицу — оно провожало измененных одного за другим и пело. Леший слушал пение, как птичий щебет, только в общих чертах улавливая ощущение тоски, терзающей существо. Существо в лесу аккуратно обломило три кончика веток, связав их и вручив оберег измененному, который пах медом и огнем, а после — долго набирало смолу для еще одного оберега. Оно начало появляться в его лесу в компании старого измененного, которого леший знал давно и считал очень опасным противником, потому не высовывался. Старый изменённый резко пах цветастой жидкостью, которой они пишут на тонкой выделанной коре, сталью и мхом, можжевельником и камнем.
Существо же пахло сестрой лешего — это он ощутил четко. Не родной, конечно, у таких, как он, нет пола и родства, но тоже лесным существом — они всегда говорили о себе в женском роде, и леший смутно понимал, что это. Они сосуществовали с лешими мирно, тоже жили в лесах — до того, как измененные открыли на них охоту, потому что сестры воровали детей Старшей расы — остроухих потомков переселенцев с Белых кораблей, как пояснял когда-то много-много зим назад взрослый изменённый детенышу. Как называли сестер измененные, леший не помнил, только то, что сестры были такими же, как он.
Существо пахло сестрой, но не являлось ей — потому как хвостатая сестра нипочем не заплутала бы в мороке лешего. А существо потерянно бродило по кругу, слегка щелкали ветки под легкой поступью.
Леший, выяснивший, что существо — не его сестра, запертая в каменном логове измененных за обрывом, почувствовал ее разочарование, понял, что существо — еще совсем дитя, и, извиняясь за свой морок, расстроивший существо, вывел прямо к заветной полянке в своем лесу. Измененные знали о ней не все — только некоторые детеныши, которые не усердствовали на охоте, не делали насечки на деревьях ножами и не рвали траву почем зря.
Существо обрадовалось, понемногу набрало трав, аккуратно обрезая стебли, и коротко поклонилось лесу. Леший принял благодарность — и короткой лисьей тропой вывел ее к ее неумелым силкам, в которые попались зайцы. Он понял, что существо, как и его сестры — женского пола, что бы это ни значило в дальнейшем.
Существо обрадованно хлопнуло в ладоши.
***
— Весемир!
— Вернулась, — прищурился старый ведьмак, — и как успехи?
— Нашла немного трав, больше на отвары, чем на эликсиры и мази, — начала отчитываться Лис, — нашла ласточкин цвет. В силки попались двое зайцев, остальные пустые. И — целая поляна земляники!
— Рано же для нее еще, — старый ведьмак улыбался в усы, глядя на вострог подопечной.
— А там ягод еще и нет, она только зацвела. А вот ле-етом…
— Не поедешь в деревню?
— А? — не поняла вопроса Лис, — зачем мне туда?
— Беллтейн, девочка моя. Ночь костров. Тебе четырнадцать, не стану же я тебя запирать в крепости на праздник Цветения, — развел руками Весемир. Ему все было просто и очевидно: девочка заранее решила не спрашивать у строгого наставника, можно ли поехать, потому что не хочет услышать «нельзя». И он решил сыграть на опережение, отвечая на незаданный вопрос.
Но Лис в очередной раз удивила его юрким ходом своей мысли, равнодушно пожав плечами.
— Не хочу никуда уезжать. Я лучше чего вкусного сделаю и с тобой посижу. И у меня есть ощущение, что мне уже плюс-минус пятнадцать.
Старый ведьмак только головой покачал: чтобы девочка пятнадцати лет сама отказалась от поездки в деревню на ночь костров? На праздник? К людям? Вот дает.
Ни Лис, ни Койон, вернувшись с ярмарки, не стали рассказывать ему ни про перепалку с излишне неравнодушным мужиком, ни про травницу, ни про свою странную шутку после. И Весемир недоумевал, почему ей пришлась так не по душе деревня.
— Мы с Цири тоже не ездили в прошлом году, — вздохнул он, — маленькая она еще для костровых игрищ.
— А я что — большая? — хитро сверкнула зеленым с карей звездой глазом Лис, перебиравшая травы.
Весемир внимательно оглядел ее — высокая для девочки, гибкая, тонкая, и впрямь эльфийская фигурка, не девочка — чисто плеть, и дерётся так же, на тренировках лихо чередуя знакомые ему приемы Школы Волка с кошачьими уловками. Учится быстро, жадно, как в последний раз — книги глотает, только успевай новые подсовывать и на вопросы отвечать, упражнения с мечом повторяет до упора, пока не выйдет идеально. А главное — взвешивает свои желания относительно здравого смысла чаще, чем не взвешивает. Он, в отличие от Койона, еще не видел Лис в состоянии, близком к бешенству, и не знал, что она может натворить делов, когда психует.
— Пожалуй, что да. Но не хочешь — как хочешь, — пожал он плечами, — тогда идем на кухню, займемся твоими зайцами.
Дни то тянулись, то неслись вскачь, постепенно ускоряясь — рассиживаться и скучать Лис было некогда. Получив добро на чтение любых найденных книг, она выкраивала всегда несколько часов на пристальное изучение бестиариев, ведьмачих дневников и справочников, пыталась читать и «Книгу Барда» — собрание эльфийских баллад на Старшей Речи, самые, по ее мнению, красивые учила наизусть. Алхимию закрепляла практикой — носилась по лесу, выискивая травы, пополняла местные «справочники-определители» растений своими тщательными кривоватыми зарисовками, потому что по правилам оформленная ботаническая иллюстрация была лучше пространных описаний в стиле «найди то, не знаю что, может, вот на это похоже, и попробуй добавить в эликсир — авось хуже не будет». Рисовала она из рук вон плохо, но изобразить на пергаменте листок, соцветие и стебель, лежащие рядом на столе, могла довольно подробно. Забивала голову Весемиру иномирной классификацией растений — через десяток дней они говорили уже одинаково много, споря и обсуждая ту или иную травку. Старый ведьмак нарадоваться не мог на ученицу — она не была ведьмачонком, который только месяц назад из своей деревни выехал и знать не знал, что такое «вытяжка» и «экстракт», она сама про гормоны и активные вещества могла лекции читать. Биолог по призванию, как скромно подметила сама Лис.
Чудовища интересовали ее не меньше — девочка очень огорчилась, что никто из ведьмаков не стал подробно описывать внутренний мир созданий Сопряжения Сфер, в их дневниках больше было заметок о том, как эффективно их уничтожать, активно пестреющих нелестными эпитетами в адрес чудовищ и заказчиков. До чародейских дневников ее руки еще не дошли, и Весемир внутри себя ждал этого момента и ее реакции. В глубине библиотеки стояла скромная книга в кожаной обложке — дневники Косимо Маласпины, которые до этого момента были скрыты в глубинах замка от бдительных Цири и Трисс.
По большей части, девочка ушла в свободное плавание — поспеть за молодой и жадной до знаний Лис старый ведьмак даже не старался, контролировать процесс ее получения знаний смысла не было — ребенок мыслил на удивление критически для пятнадцати лет, ловко фильтруя поступающую информацию и выписывая краткие выжимки с комментариями. Одной тетради ей не хватило — по всем правилам ведьмачьей науки она отдельно завела книжицу для бестиария, книжицу для трав и алхимии и чародейскую — для заклинаний, книгу об основах которых ей оставила предусмотрительная Трисс. До появления в Каэр Морхене Лис Весемир всю жизнь думал, что писать на пергаменте можно в одном направлении — слева направо и сверху вниз. Три раза «ха» — она писала во всех направлениях. Когда место для человеческого письма кончалось — переворачивала лист набок и писала в промежутках, мельчила, вписывала заметки между строк. В итоге получалось неудобоваримое нечто, которое даже шифровать нужды не было — кроме Лис, прочитать это не мог никто.
Только тренировки контролировались им тщательно — спарринги стали ежедневной рутиной. Весемир был ведьмаком, но немолодым, Лис была ребенком — юным и проворным, и лениво показывать ей, как и что, не выходило. Научившись контролировать дыхание, девочка начала взвинчивать в нужные моменты темп, сама додумалась до аритмичности движений, в чудовищных пропорциях мешала в одну кучу приемы двух Школ, не делая для себя между ними разницы. То вертит мечом в знакомом обманном финте, то начинает по-кошачьи стелиться по земле, обходя по кругу, то снова взвивается в атаку и блок по-волчьи. Ребенок грозил вырасти и стать довольно опасным противником, если продолжит в том же темпе и если Койон проведет в Каэр Морхене еще пару зим.
Наступил вечер Беллтейна — в деревне уже должны были зажечь костры и начать разливать мед всем желающим.
Лис сидела в большом зале и странно улыбалась, глядя в потолок.
— Что случилось?
— Да вот почитала немножко, — продолжала странно улыбаться высокому потолку Лис, — страстно хочу что-нибудь сломать.
— Эвона как. Что тут у нас, — Весемир открыл случайную страницу лежащей на столе книги, — «воистину, нет ничего более отвратного, нежели монстры оные, натуре противные…»
— «…ведьмаками именуемые», — закончила цитату Лис, — Монструм, или ведьмака описание. Автор неизвестен, но, готова поспорить, сейчас трижды перевернулся в гробу, потому что прокляла я его на всех известных мне языках по несколько раз. Доказательство того, что жизнь без головы возможна, — ткнула она пальцем в книгу, — кажется, на втором этаже была какая-то мебель, которая на растопку?
— Была, — подтвердил Весемир.
— Пойду, проявлю свою демиургическую натуру, — Лис потянулась и зашагала в сторону лестницы. Через некоторое время на втором этаже послышался грохот и треск дерева. Весмемир покачал головой — как бы не ушиблась.
Час спустя Лис явилась вниз, продолжая блаженно улыбаться и держа в руках кучу щепы, которая недавно была вполне опознаваемыми обломками мебели. В верхнем дворе развели костер.
— Что ж за «демиургическая натура»? — поинтересовался старый ведьмак.
Лис дожевала горсть сушеных ягод и задумалась, формулируя мысль.
— По Стругацким демиург — «творческое начало, создающее материю, отягощенную злом», а я просто психанула немного.
— Ну-ну, — заулыбался в усы старый ведьмак, подкидывая в трещащий костер щепки, — это ты еще не дочитала до момента, где неизвестный автор утверждает, что ведьмаки страх не ведают ни перед бестией, ни перед стихией, ибо в том и состоит смысл их существования.
— Бред, — тут же откликнулась Лис, глядя в огонь, начала аргументировать свою позицию, — чувство страха отключить, конечно, можно. Я читала о женщине, которая после черепно-мозговой травмы перестала испытывать чувство страха, и вот что могу сказать. Страх — один из важнейших сигналов. Он необходим для выживания. Он помогает нам общаться друг с другом нормально, предугадывать опасность, откуда бы она ни шла, и без него ведьмаки просто не доживали бы до конца первого сезона. Потому что именно страх заставляет думать о том, какие эликсиры пить, вспоминать уязвимые места чудовищ, учиться работать мечом и головой. Это — хороший страх, необходимый. Есть плохой страх — тот, который вызывает ступор или истерику, который только мешает. От него можно избавиться и нехимическими методами — изучением, опять же, чудовищ, их повадок и слабых мест, тренировками на мечах. Потому что боятся неизвестного, если противник известен и ясен — плохого, мешающего страха уже гораздо меньше, а если знаешь, как с ним бороться — этот плохой страх можно и вовсе прогнать. Вот, как я думаю.
— На удивление правильно думаешь, — отозвался Весемир, — и этот плохой, как ты говоришь, страх именно здесь из будущих ведьмаков вытравливали всеми известными способами. Потому что на большаке уже поздно.
***
Таверну «Рыжий кот» любить можно было по нескольким причинам.
Во-первых, находилась она в такой глубокой каэдвенской глуши, что посетителей там почти не было, и оттого хозяин с радостью привечал всех.
Во-вторых, этот хозяин был уже третьим на памяти Гезраса, и его, равно как и его отца, предыдущего хозяина, рыжий ведьмак помнил еще сопливым мальчишкой, прутом гонявшим тощую клячу на поляне за таверной.
В-третьих, конечно, за название. «Рыжий кот» — очень символично для рыжего полуэльфа из Котов.
В «Рыжем коте» давно была их общая точка сбора после зимы. Те, кто не зимовал с караваном, ехали туда повидаться с собратьями, обсудить заказы и переночевать в спокойном месте, где почти не было косых взглядов — к ведьмакам население глухой деревеньки с лиричным названием Дубово привыкло за много лет, заказов же, кроме как на гулей и накеров, тут отродясь не встречалось.
Гезрас спокойно привязал жеребца к коновязи, угостил яблоком из сумки, потрепал по гриве и зашел в таверну. Сидящий в углу Кайн отсалютовал кружкой — к нему Кот и направился.
— Здравствуйте! — тут же подскочила к ним девчонка лет шестнадцати, вытирая руки о серый передник, — чего будете?
— Как мне, — не дав вставить рыжему и слова, вмешался Кайн, — привет, Гезрас.
— Привет, — полуэльф опустился на лавку, начал стягивать перевязь — девчонка почти подскочила, тряхнув русой косой:
— Ой, так это вы — Гезрас из Лейды?
— Ну, — рыжий настороженно на нее посмотрел, Кайн усмехнулся, отпивая из кружки.
— Папенька сказать ему велел, как вы приедете, — зелепетала девчонка под пристальным взглядом темно-золотых глаз, неистово краснея, и тут же убежала куда-то за тяжелую дверь за стойкой. Гезрас только плечами пожал. Кайн продолжал улыбаться, глядя на него сквозь падающую на желто-зеленые глаза светлую челку.
— Долго ты тут? — рыжий ведьмак уложил мечи на скамью рядом, потянулся, оглядываясь.
Таверна выглядела, как всегда — тепло и тихо, небольшое помещение, пахнущее готовящейся едой. У него давно сложилось впечатление, что все хозяева этой таверны в жены берут исключительно хорошо готовящих женщин, и совершенно не зря. Полутемное помещение, деревянные, начисто протертые столы, тщательно отмытый пол — прямо приличное место в такой-то глуши.
— Да с пару дней. До меня тут Айден успел побывать с другом своим из Волков — Мирка сказала, — кивнул он в сторону двери, за которой исчезла девчонка, — куда-то они вдвоем намылились.
Четверть часа неторопливого разговора, пока Мирка выискивала отца — и Гезрас сидит за тем же столом, читая врученное письмо, а Кайн перегнулся со своего места и пытается читать вверх ногами.
Письмо короткое, но чертовски интригующее — Гезрас понял, что его котенок влип в какую-то дрянь, но не осознал пока, в какую конкретно. На всякий случай вслух пообещал найти его и превентивно надрать уши. Кайн бросил на собрата ироничный взгляд. Что-что, а к Койону рыжий ведьмак относился, как к сыну — это всем Котам было давно известно. Шутка ли — сам ребенка вытащил из Стигги, тот очнулся после Испытания Травами с ним рядом и все время, пока учился — ходил за Гезрасом хвостиком и слушал, слушал, слушал и запоминал. Обоих удивило, что младший из Котов их не дождался — хозяин таверны сказал, что отдавший ему письмо ведьмак дюже куда-то спешил и остановился всего на ночь, почти сбежал с рассветом.
В Дубках догорали костры Беллтейна, когда Гезрас и Кайн, наконец, вышли на улицу.
***
— Гангрена, — коротко описал ситуацию Айден. Ламберт нашел в себе больше подходящих случаю слов и выражений — и непрестанно матерился так, что вокруг, казалось, давно должны были завять только распустившиеся цветы.
Ведьмаки сидели на берегу у какой-то безымянной мелкой речки в темерской глуши. Из деревни, где их чуть не угробили мужики на заказе с бесом, они едва успели удрать. Почти восемь дней шли лесом в стороне от тракта, избегая поселений и вообще людей. Риск натолкнуться на скоя’таэлей их напрягал меньше, чем возможная месть мужичья. Аванс за беса стремительно подходил к концу — почти все они истратили во время короткой вылазки за едой в глухую деревеньку три дня назад.
Вдалеке слышались смех и музыка, на опушке горели костры.
— Беллтейн, чтоб его перевернуло.
— Сюда не заберутся, — уверенно сказал Айден, но болезненно поморщился — чувствительному слуху Котов в такие моменты не позавидуешь.
— Откуда тебе знать, что в головы пьяным малолеткам взбредет. Сейчас заснем — а они придут и начнут по кустам ебстись, — буркнул Ламберт, глядя на серую ленту безымянной речки.
Дорога до Оксенфурта обещала быть длинной.
Он извернул запястье, пролезая рукой в карман куртки на груди и уже почти привычным жестом касаясь теплых ниток. Айден только мельком улыбнулся, заметив этот жест, и тут же отвернулся — Ламберт, и без того взведенный, мог начать ругаться по малейшему поводу, а ссора сейчас им была нужна меньше всего.
***
— Вы уж изведите зверюгу-то. Мы всей деревней скинемся.
Солтыс упорно разглядывал стол и свои руки на столе. Эскель разглядывал солтыса. Неввсокий и кряжистый, начинающий лысеть мужик, кажется, был вполне честен, когда говорил об оплате. На ведьмака он не смотрел — уж это Эскель мог понять. Все же его лицо было своеобразным зрелищем.
Судя по всему, около деревни завелся вилохвост. Сходив на место, где зверюгу видели в последний раз, он подтвердил для себя свое предположение — и начал готовиться в комнате в таверне. Достал из сумки сундучок с эликсирами, начал аккуртано перебирать, внимательно осматривая, пузырьки метеоритного стекла. Дорогие, почти бесценные — он даже не знал, где сейчас еще можно такие достать. «Кошка» заканчивалась — ведьмак полез перебирать травы, чтобы сварить заранее запас нужного почти постоянно эликсира. Установил на столе реторты, достал нужные сверточки с травами и спирт в фляге.
Натолкнулся в сумке на маленький букетик. Чертополох, остролист, можжевельник. Листья высохли, стали ломкими, но все еще опознавались — Эскель мельком улыбнулся и подолжил подготовку уже спокойнее.
На охоту лучше пойти с утра — этой ночью по улице будут шляться толпы народа, хоть он и предупредил, чтоб к месту, где вилохвоста видели, никто не совался — эти драконоиды таскали, в основном, скот, но при желании могли умыкнуть и человека среднего роста, а крики могли его спугнуть.
За окном на главной деревенской улице уже разжигали костер, гомонили люди.
