Волкодав

— Что, спарринг? — Авель повернул голову на звук и прищурился, пробегаясь подушечками пальцев по полотну меча, который точил, — решил проверить, помнишь ли, как оружие держать? Койон тихо хмыкнул, осматривая мечи в стойках. Эту повозку давным-давно переделали в оружейную, и Авель, практически неспособный к зимней охоте, частенько убивал там время, правил и точил тренировочные мечи и ножи, прилаживал наконечники к арбалетным болтам. — Лис предложила, — отозвался Койон. Он считал, что идею провести спарринг ей подсказали, но не стал отказываться от хорошего повода вспомнить долгие снежные зимы Каэр Морхена и их тренировочные бои во дворе крепости. — Ну если дама предложила, — протянул Авель, взялся снова за точильный камень, — славное будет зрелище, чувствую. — Обычная тренировка, — Койон, наконец, приметил подходящий меч, — как у всех котят. Авель качнул головой вбок — будь он полностью зрячим, можно было бы решить, что что-то заметил на лезии меча, который собрался точить. Но Койон знал этот жест — сомнение, если выразить словами, то «ну, как знаешь». Уличный воздух резким холодом коснулся щек, смел с лица и одежды резкий запах кислот и клея, пыльного дерева и не просохшей до конца ткани полога. Последнее время часто шли дожди, по утрам подмораживало — скоро пойдет снег. Новая луна — узкий серп — еле видна на небе. Когда она станет полной — наступит Саовина, начнется Темное время года. Лис уже ждала на поляне в пяти минутах ходьбы от стоянки каравана. Длинная, тонкая темная фигура на фоне таких же длинных и тонких осенних деревьев — пасмурным осенним днем все вокруг казалось вырезанным из плотной бумаги на сером сверху и желтовато-коричневом у ног фоне. Бумажные темные стволы деревьев, бумажная эльфка в неприметной одежде — повернулась спиной, глядя куда-то вглубь леса. — Эй! Там что-то интересное? Лис медленно развернулась к нему боком, перестала казаться плоской фигурой, обрела объем — короткие, неровно постриженные седые волосы, треугольное лицо, золотисто-карие глаза — огромную радужку прочертило сверху вниз узкое веретено кошачьего зрачка. — Нет, — она медленно моргнула, — просто показалось. — Начнем? Лис пожала плечами. Никакого видимого оружия у нее не было. — А меч? Лис скупо улыбнулась, кивнула в его сторону: — У тебя. Койон перехватил поудобнее рукоять, расслабленно подходя ближе по шуршащему ковру опавших листьев. Дальнейшее развитие событий не было для него тайной — она будет стараться забрать у него оружие, он, соответственно, постарается не позволить это сделать. Пара довольно ленивых выпадов, от которых Лис легко увернулась. Обычное для спарринга нейтрально-сосредоточенное выражение ее лица — эти приемы были простыми, этому он учил ее. Когда-то давно, почти в другой жизни учил высокую, немного нескладную девочку-подростка, куда и как шагать, чтобы не запутаться в своих ногах и не попасть под меч, как пытаться отобрать оружие у противника — тогда ее хватка на запястье едва чувствовалась. Теперь длинные цепкие пальцы сомкнулись на запястье, почти болезненно сжимая сустав — может и синяк остаться, несмотря на куртку. Койон рефлекторно дернул головой, уходя от удара ладонью в нос, не думая попытался откинуть ее от себя — запястье руки с мечом, которую она не выпускала, дернуло, кончик лезвия описал кривую дугу в воздухе, каждый шаг — тихое шуршание листьев под ногами. Узкий зрачок золотисто-карих глаз скакнул, расширяясь и снова сужаясь. — И чем вы тут занимаетесь? Койону не нужно было оглядываться, чтоб понять, кто их нашел — голос Гезраса он узнал безошибочно. Лис тоже узнала — но выпустила его запястье, повернула голову, ища взглядом наставника. — Спарринг, — слегка напряженно ответила она. Койон опустил меч, кончик лезвия коснулся ковра из листьев под ногами. Сбоку, со стороны деревьев — короткий смешок. — Это не спарринг. Это придворные реверансы с одним мечом на двоих. Хотя бы попытайся драться нормально, Shonnok'ha. Койон видел, как Лис воинственно приподняла плечи, склонила голову, напружиниваясь. Тяжело вздохнул — холодный осенний воздух пах прелыми листьями, влажностью и дымом от костра. Про себя решил, что обращался Гезрас не к нему, а значит, он и не будет драться сейчас в полную силу. Хотя бы потому, что не хочет — ему казалось, что он ни за что не смог бы на самом деле по-настоящему ударить ту Лис, что была в Каэр Морхене, а значит — не сможет и сейчас. С самого начала спарринга, до того, как пришел Гезрас, в движениях Лис прослеживалась некая скованность, странная нервозность. Раньше, в Каэр Морхене, такого не было — и на хорошо известные, и на какие-то новые и неожиданные приемы она реагировала в большинстве случаев правильно, не терялась, даже в ту зиму, когда впервые взяла в руки меч. Койон мысленно приписал это к тому, что она еще не привыкла быть ведьмаком — другое зрение, другие реакции… Он не обращал внимания на факт, что Испытание Травами ей провели два года назад. Котята всегда быстро привыкали к изменениям — и через пару месяцев уже вовсю носились, не путаясь в ногах, не шипели на яркое солнце. Быстрый удар сбоку, метящий в висок — Койон легко уклонился, отступил на шаг, разрывая дистанцию. Мелькнула мысль — когда такого рода удары успели стать для нее удобными? Она всегда была ниже — на голову, на полголовы, а теперь получивший объем бумажный эльф перед ним был едва ли не выше ростом. Резкие, но системные движения, отработанные — Лис взвинтила темп, раз за разом бросаясь вперед, пытаясь отнять оружие. Койон успевал уворачиваться на вбитых за три десятилетия рефлексах, будь у него поменьше опыта или прыти — давно проиграл бы. Слова Гезраса будто перещелкнули у нее какой-то рычаг, перерезали нить, которая удерживала Лис от боя в полную силу, на действительно ведьмачьей скорости. Но ее силе и скорости, обретенным после мутаций, все равно не хватало опыта, самой малости, которая делала бы ее действительно равноценным взрослому ведьмаку противником, по-настоящему опасным противником. Того, что было, хватало, чтобы спарринг из неторопливой отработки связки с обезоруживанием стал почти настоящей дракой, в которой нужно внимательно наблюдать за противником, уворачиваться, замечать движение до того, как оно разовьется в удар. Того, что было, хватало, чтобы начать воспринимать ее напарником в спарринге, а не ведомой ученицей. Гезрас хорошо ее учил, но она не победит. И Лис, судя по всему, прекрасно об этом знала. Койону казалась сомнительной идея позволить ей обезоружить себя. Игра в поддавки в ситуации, когда Лис действительно имела хоть какой-то, пусть и мизерный, шанс по-настоящему его обезоружить — за счет скорости, за счет неожиданности, — казалась глупой и несправедливой. Кроме того, отдавать ей сейчас оружие могло быть просто опасно. Койон искренне верил, что она не хочет причинить ему вред так же, как и он — ей, но прекрасно знал это полумедитативное состояние во время боя, когда мыслей нет. Абсолютная, лишенная ненужных слов и эмоций пустота — тело само давно знает, как ему двигаться, звериный, без промедлений и взвешиваний контроль над каждой мышцей, каждой связкой, каждым сантиметром собственного тела. Сам он — мог параллельно размышлять и двигаться, не позволяя себя обезоружить. Но не был уверен, что Лис делает так же. Она резко отскочила — и тут же сделала шаг вперед, перетекла из позы в позу, неуловимо изменившись. Сощуренные сосредоточенно кошачьи глаза стали знакомыми, зелеными с карей звездой у круглого человеческого зрачка, вместо коротко и неровно остриженных волос вокруг головы была уложена серебристая коса, на белые щеки вернулся здоровый румянец. Койон отшатнулся. Запястье тут же болезненно выкрутили, пальцы разжались — сталь почти прижалась к горлу. Воздух резко стал обжигающе-холодным, почти ядовитым. Стремительное, рефлекторное движение рукой — пальцы сжались, под ними — теплая кожа, острый выступ косточки на запястье. Рывок. Зашуршало — меч упал. Тут же висок обожгло болью — он отдернул голову, сделал быстрый шаг вперед, поднырнул под чужую руку. Удар локтем смял куртку перед его лицом, под ней — расходящаяся клетка ребер. Хруста не было — удар недостаточно сильный, но ухо обожгло резким выдохом. Подсечка. Место между шеей и плечом отозвалось болью — с размаху прижатое предплечье, что-то твердое в рукаве оцарапало шею. Клацнули зубы. Листья подлетели и медленно начали опадать. В плечо впились цепкие пальцы — он вынужден был слегка наклониться под тянущим вниз весом падающего тела. Койон твердо стоял на ногах — рядом с ним чужая подошва сапога взрыла листья, уперлась в голень спереди. Цепляющееся за его плечо, тянущее вниз тело извернулось. Он согнул колени — положение стало более устойчивым. Ошибка. Яркая, болезненная вспышка под коленом. Четкий тычок через плотные штаны попал ровно в седалищный нерв, острая, трескучая боль расползлась сверху вниз, нога тут же онемела — Койон рухнул вниз. Боль выбила мысли, почти лишила зрения, оставив только вбитые годами учебы и жизни на большаке рефлексы. Обезоружить, обездвижить, обезвредить. Гулкая пустота забилась в висках, толчки пульса болезненно отдавались в ноге. Взгляд сфокусировался — белый встрепанный затылок, темная куртка, желтые листья вокруг. Грудная клетка под темной курткой движется — тяжелое, хриплое дыхание, будто воздух выбили ударом. Под пальцами — худые запястья, остро выступающая косточка, чужие руки выкручены за спиной и прижаты к пояснице, он почти всем весом давит вниз. Взгляд метнулся ниже — он сам стоит на одном колене, вытянув ноющую ногу назад и вбок, туда, куда не так легко достать, темная фигура сложилась книжечкой — прижата грудной клеткой к бедрам, подошвы сапог на расстоянии ладони от его колена. — Deireádh. Койон тут же разжал пальцы, оттолкнулся, сел. Принялся растирать ноющую ногу, в которую медленно возвращалась чувствительность. Взгляд блуждал из стороны в сторону — темные стволы деревьев, плоские, будто бумажные, серое, затянутое облаками небо не дает тени, скрадывает объем. Лис рядом разогнула спину, вытянула ноги вперед и начала растирать запястья. Койон отстраненно разглядывал ее лицо. Должно быть, померещилось во время спарринга — большие, круглые глаза на белом треугольном лице такие же, как вчера, и позавчера, и неделю назад — темно-золотые, медленно сужался кошачий зрачок. Плоская темная фигурка на ярком желтом ковре листьев. Рядом с ее плечом ковер взрыт, видна темная земля — это она падала и пыталась упереться пяткой. Он не помнил, что произошло. Он знал — потому что видел слишком много раз, тренировался слишком долго, чтобы тело само знало каждое движение, било по-звериному — точно и без размышлений. — Шон, — снова знакомый голос, Лис повернула голову набок, затылком к Койону, — иди. С тобой я поговорю позже. Лис поднялась на ноги — уверенно, но не прекращая растирать руки. Койон отвлеченно наблюдал за тем, как она уходит, размышляя, что его действия не должны были причинить ей сильного вреда — в конце концов, она долго тренировалась, он сам ее какое-то время тренировал. А она не могла причинить ему вреда по определению, потому что у нее меньше опыта, меньше практики, меньше знакомых приемов. Все их действия во время спарринга могли быть неприятными и болезненными, но не смертельными — у них не стояло задачи убить. Хотя и Лис могла его удивить — медленно отступающая трескучая боль это подтверждала. Койон ждал, когда Гезрас снова заговорит, и продолжал растирать ногу, глядя на яркий кленовый лист. Огненно-рыжее с красными крапинками пятно на желтом ковре. — Она все еще не научилась проигрывать, — заметил Гезрас. Сел рядом — зашуршали листья. — Зато научилась кое-чему другому, — медленно проговорил Койон, не поворачивая к нему головы, будто рассуждал вслух, сам с собой. — Тебя удивляет, что за неполных два года можно разучить парочку новых приемов? — Гезрас хмыкнул, — ты и сам их знаешь. По крайней мере, я считал, что научил тебя им. Почему это стало неожиданностью? — Потому что я не думал, что ты научишь этим приемам ее. Я сам ее этому не учил, больше некому, — Койон отпустил ногу, скрестил руки на груди. — С чего бы мне ее не учить? — удивился Гезрас. Койон не видел его лица, но хорошо помнил это выражение, приподнятую рыжую бровь. — Не ты ли просил меня приглядеть за ней и взять под крыло, если что-то случится? — продолжил Гезрас с усталым вздохом, скрестил по-офирски ноги — зашуршали листья. Койон сцепил зубы — да, он просил. Он был безумно рад, когда Гезрас согласился — при всей его нелюбви к чародейкам. Он знал, что Лис будет в безопасности, даже если с ним что-то случится. И был искренне благодарен, когда узнал, что его наставник помог ей, когда она была в опасности. Но совершенно не думал о варианте, что Гезрас станет при этом и ее наставником тоже. Вспыхнувшая в сознании мысль ярко отпечаталась — он не был готов к тому, что его просьба приведет к таким переменам. Совсем не ожидал увидеть результат своих действий, ни разу не подумал, что Лис настолько изменится. Вспомнил, что он не рассчитывал уходить так надолго — и, конечно, совершенно не думал оказаться в итоге почти при смерти. Он сидел молча рядом с наставником — и не верил, что его собственные слова, сказанные вроде бы совсем недавно, каких-то неполных три года назад, весной, в итоге настолько изменили по крайней мере две жизни. — Ты решил принципиально не отвечать на мои вопросы? — Нет, — Койон повернул голову, встретился взглядом со знакомыми, живыми темными глазами, — я хочу задать свой. Почему ты ее учил? Об учебе Койон тогда, почти три года назад, не говорил ни слова. Просил только уберечь, присмотреть, помочь. — Потому что мне небезразлична ее жизнь. Я думал, тебе тоже. Две фразы, знакомый, спокойный голос — Койон почувствовал себя оглушенным, дезориентированным, сразу же заметались судорожно мысли, взгляд спешно соскользнул на ковер листьев на земле. Хотелось как можно быстрее скинуть с себя эти слова, оправдаться, сказать, что он не понял, не это имел в виду. — Койон, — знакомый, но будто приглушенный, как через прижатую к уху тонкую подушку, голос, — она ведьмак. Ведьмак Школы Кота и ты ничего не можешь сделать с этим фактом. — А Весемир… — попытался уцепиться за воспоминания о зимах в Каэр Морхене Койон. — А Весемир выпустил ее на большак меньше чем через год после Испытания Травами, потому что она соблюла все формальности. Спроси у нее потом про первый ее заказ — она тебе расскажет, что там произошло. Койон кивнул. Спросит. Об этих двух годах они говорили неохотно, он сам не очень хотел думать о том, что произошло за это время. — Я понимаю, что дал тебе много поводов для размышлений, — снова выдернул его из задумчивости Гезрас, — но сейчас слушай внимательно. Койон снова чувствовал себя котенком, который совсем недавно прошел Испытание Травами и начал учиться. Тогда такие слова значили, что сейчас будет что-то важное, что-то, что нужно будет как следует запомнить. — Ты не можешь просто закрывать глаза на то, что тебе не нравится. Смотри. Смотри, понимай, запоминай. Это был старый урок. Койон думал, что давно его усвоил, научился не отворачиваться, раз за разом вспоминая голос, тянущий гласные так, что первое время по спине пробегал холодок. Смотри. Лис сидела на дне повозки, завернувшись в одеяло по шею — в полумраке повозки горели два огонька кошачьих глаз. Слышала, как он подходил. Койон снял куртку, поднял второе одеяло — и сел рядом, накинул на плечи. — Сильно злился? — огоньки на мгновение погасли, когда она моргнула. — Нет, — он не сразу понял, о ком она говорит. Лишние, возникшие после разговора с Гезрасом мысли набились роем в голову, жужжали, зудели, требовали внимания — на что смотреть? От чего не отворачиваться? Что имелось в виду? Нервирующая круговерть — эмоции и слова наслаивались друг на друга, перемешивались в невнятный тревожный ком, застрявший где-то в центре груди. Тихий вздох рядом, шуршание одеяла. Где-то вдалеке Гуксарт пытался, видимо, приструнить то ли Кайна, то ли Авеля — голоса у близнецов были такими же одинаковыми, как они сами. — Я хотела извиниться. Мысли тут же замолкли, как отрезало. — За что? — Койон подсел ближе, вплотную, положил ладони на одеяло — куда-то туда, где, по его мнению, были ее плечи. Лис тут же уткнулась носом ему в шею, цепкие пальцы сжали одеяло на спине, почти стаскивая его на пол. — За спарринг, — она перевела дыхание, острое ухо нервно дернулось, — мне сказали, что так бывает, когда во время драки уже не думаешь, и что сейчас у меня это может случаться чаще, и что это в принципе полезная штука, но нужно пытаться ее контролировать, а я косячу… Вот. И за ногу тоже. Я не хотела, — Лис снова вздохнула, — я знаю, что это больно. — Я ведьмак, это быстро прошло, — он взъерошил короткие седые волосы, — и тоже слетел сегодня. Покажи-ка ладони. — Я ведьмак, — Лис вытянула из-под одеяла руку, не поднимая головы и улыбаясь, — это быстро прошло. Она тоже была без куртки — Койон без проблем увидел запястье, поймал, нащупывая снова острую косточку. Предплечье больше не было болезненно, по-птичьи тонким, как почти два года назад, стало просто будто вытянутым вдоль, длинным. Рукав рубашки задрался — он нащупал странную плотную полосу. За ней — вторую. — Это… — Это шрам, — неожиданно ровно отозвалась Лис. Она уже не лежала, расслабленно опираясь на него и уткнувшись носом в шею — повернула голову, вспыхнули огоньки зрачков. Койон видел, как снова быстро дернулось острое ухо, как напряглось тело рядом. За пологом — тихие, почти беззвучные шаги. Идущий не задержался и быстро прошел мимо, дальше, в сторону леса. Койон подумал, что он понял, от чего ему говорили не отворачиваться. От горящих в полумраке кошачьих глаз, к которым он почти привык, почти перестал вспоминать, что они были зелеными с карей звездой. От совсем еще непривычных движений, когда она рядом напрягается, как кот перед прыжком, когда дергает совсем по-звериному ушами и поводит головой, вслушиваясь в такие тихие звуки, какие никогда на его памяти до этого не слышала. Не отворачиваться, перестать уговаривать себя не замечать широкие плечи, голос, который все же стал ему знакомым, запах, совсем не похожий на тот, который в его памяти был подписан «так пахнет Лис». Шаги стихли — и Лис расслабилась, прижалась виском к плечу, привычно перехватив его руку. Цепкие длинные пальцы, ощупывающие ладонь, каждую выступающую косточку, каждое сухожилие — от них тоже не стоило отворачиваться, не стоило игнорировать. — А я хотел спросить — как ты провела те два года? — Лис тут же опять напрягла спину, выпустила его руку, — мы о том времени еще не разговаривали, я хотел бы узнать. Койон быстро понял, что вопрос не из лучших — и потянулся к острому уху, аккуратно начал потирать подушечками пальцев. У эльфов чувствительные уши, это жест доверия, жест «я не желаю тебе зла и ты это знаешь». Лис тут же перестала напряженно натягивать спину, издала довольный муркающий звук, обняла его под одеялом, обратно утыкаясь носом в шею. — Я как-нибудь потом расскажу. Сейчас слишком устала.