game

Это всего лишь игра. Это всего лишь игра. Если Минхо будет повторять эти слова много раз, возможно, он в это поверит. Если это всего лишь игра, то почему его ноги дрожат? На самом деле он чувствует, как трясется все его тело. Он дышит быстро и поверхностно, стараясь восстановить дыхание, пока сердце бьется, словно птица в клетке. Все они обычно валяли дурака, бегая по лесу и крича во всю мощь своих легких, тем самым выпуская свою избыточную энергию. Они все раньше шутили, что в их маленьких играх есть темный маневр — при желании один из альф может воспользоваться случаем и получить одного из омег, но все они отмахиваются от этого каждый раз, стоит завести об этом речь. Это шутка, вот и все. Просто игра. Они просто развлекаются, как друзья из колледжа, при любой возможности. Просто группа близких друзей, состоящая из хищников и жертв и даже одного человека. Они предпочли лес в паре миль от кампуса. Они рассаживаются по машинам Чана и Чанбина и позволяют отдохнуть себе пару часов. Минхо будет скучать по этому после выпуска. С другой стороны, Чан — выпускник, а он как будто и не уезжал, так что, возможно, все не так уж сильно все изменится. Сегодня у Минхо в распоряжении есть фонарик и он будет в состоянии обратить внимание на колеблющиеся лучи света в дали деревьев, если сможет сосредоточиться на них, а не на Чане. Чан, который до сих пор не направил луч своего фонарика на силуэт Минхо, несмотря на то, что прижал его спиной к дереву несколько часов назад. Прошло, наверное, секунд тридцать. До Минхо долетает крик Джисона, следом смех Феликса, а после отборная брань Чанбина, который, видимо, споткнулся о выпирающие корни деревьев. Но все это меркнет на фоне пульсирующей крови в голове. Если это всего лишь игра, то...во что играет Чан? Конечно, между ними и раньше было напряжение, но такого никогда. Никогда не было сурового напоминания о том, что Чан — хищник, а Минхо — желанная добыча. Минхо не может отрицать, что у него были такие же мысли. Особенно, когда они заканчивали тусовку прижатые вместе на диване от наплыва народу и с алкоголем в крови. Они никогда не трахались, даже не целовались, но они определенно были близки к этому. Были маленькие моменты напряжения, в которые они были готовы вот-вот сорваться. Возможно, Минхо шутил по поводу всей этой... ситуации с заявлением прав на омегу в присутствии Чана раз или два, оправдываясь тем, что это всего лишь шутка. Может быть, это глупо с его стороны — прятаться за юмором и хоронить свои настоящие чувства под поддразниваниями и шуточками. Возможно, он допустил серьезную ошибку — недооценил Чана и его способность видеть людей насквозь. Так что да, Минхо думал об этом. Об исходящей от Чана опасности. Но он не мог помочь собственному колотящемуся от непонятных чувств сердцу, стоило альфе посмотреть на него своими янтарными глазами или выпустить свой тяжелый запах. Думать об этом — одно дело, но испытать это наяву? Это совсем другое. Чан делает шаг ближе, его ухмылка не внушала омеге доверия, не говоря уже о золотистых глазах, переливающихся в ночи. Одно волчье острое серое ухо было направлено в сторону Минхо, пока другое улавливало отголоски криков их друзей в лесу. Его хвост медленно и уверенно качается за спиной, пока фонарик висит в левой руке, освещая листья под ногами. — Минхо-я, — голос Чана приторно-сладкий и Минхо чувствует, как его уши дергаются на макушке, пока он медленно отступает все дальше к дереву, как будто это поможет. Как будто он сможет убежать, если приложит чуть больше усилий. Его ладони врезаются в кору дерева позади него и Минхо знает, что его хвостик уже превратился в непонятное месиво, — где твой фонарик? — Хён, — голос Минхо звучит слишком высоко, слишком плаксиво и задушено. Встряхивание головы не помогает прогнать внезапный туман, который обволакивал его с каждой секундой. Голодный взгляд Чана скользит по дрожащему у дерева телу и Минхо с ужасом понимает, что он возбужден. Об этом свидетельствует струйка смазки, скатывающаяся по внутренней стороне бедра. Чан точно чувствует его запах, — я...я уронил его. Сынмин был... Чан делает еще шаг ближе, пока Минхо не может пошевелиться. Что, блять, происходит? Его инстинкты сходят с ума. — Ты уронил свой фонарик? — Чан даже не пытается скрыть напускного сочувствия в своем приторно-сладком голосе и Минхо уже готов умолять альфу о чем угодно, — совсем один в кромешной темноте? Бедняжка. Минхо лишь хнычет, не успев остановить вырывающийся наружу постыдный звук, отчего ухмылка Чана становится еще шире. Его рука скользит по сжатой ладони вверх к плечу, останавливаясь на кроличьем ушке и дергая его. Минхо задыхается в его руках и Чан это делает снова, только сильнее, отчего Ли откидывает голову назад, ударяясь об дерево, и стонет. Чан лишь смеется. Минхо не может открыть глаза от пробегающей дрожи. Этого не может быть. Это невозможно. Они не... Они не делают этого. Они не дикие животные. Однако стоит Чану провести клыками по нежной коже шеи, как последний фонарик падает на лесную подстилку. Раздается высокий, пронзительный звук, похожий на паникующего раненого животного, и Минхо не сразу понимает, что он исходит от него. Чан с новой силой прижимает его к дереву, обхватывая крепкое бедро рукой, и проводит языком по чужому горлу, отчего Минхо снова, сам того не желая, высоко вскрикивает. Темный и насыщенный запах Чана окутывает его — мускус, горький шоколад и дым от костра. Чан смещает свой вес и Минхо чувствует, насколько сильно возбужден альфа. Минхо разрывается — одна часть его втайне желала происходящего, пока другая отчаянно пытается сосредоточиться на том, что это неправильно. Ему нравится Чан, но все должно происходить не так. Они должны были сначала пойти на свидание или, хотя бы, подцепить друг друга на вечеринке... Толчок бедер Чана в комбинации с легким укусом в шею заставляет Минхо удариться о дерево, то ли пытаясь приблизиться к альфе, то ли вырваться из его цепких рук. Чан все еще держит его за ушко, периодически поддергивая, отчего на Минхо накатывает непонятная смесь наслаждения и боли, начиная с головы и заканчивая кончиками пальцев на ногах. Он не может понять, нравится ему это или нет. Минхо задыхается и продолжает сопротивляться в хватке Чана. Он хнычет от усиливающейся боли, от которой на глаза наворачиваются слезы. — Чан-и... Блять, Чан, остановись. Чан отстраняется и просто сверлит его взглядом, пока Минхо устало прижимается спиной к дереву, тяжело дыша. — Пожалуйста, — постанывает он, — хён, боже... — Что, Минхо? — голос Чана ниже обычного и Минхо дергается от этого, сжимаясь в его руках и сдерживая вырывающиеся наружу постыдные звуки, — ты хочешь, чтобы я остановился? Что ты хочешь? Минхо все еще слышит крики друзей, которые бегают по лесу. Он все еще в лесу и любой может застукать их или наблюдать за ними под покровом темноты. Это одновременно и неправильно, и так ожидаемо для Минхо, который хранил свои чувства под семью печатями. Он не должен хотеть того, чтобы Чан разложил его прямо здесь. Не должен. — Нет, я просто...это слишком. Пожалуйста. Минхо обычно не умоляет о большем или о свободе. Это вообще не в его духе, но что-то в глазах Чана и в его поведении заставляет Ли это делать, отчего его гордость улетучивается вместе со всеми рациональными мыслями в голове. Когда Чан не двигается, Минхо плюет на все и протягивает руки к футболке альфы, пытаясь притянуть его к себе или оттолкнуть, но проще было сдвинуть кирпичную стену. Минхо хнычет, отчаянно двигая бедрами в поисках трения, и натыкается на возбуждённый член Чана. Ему нужно, чтобы Чан хоть что-нибудь сделал — либо отпустил, либо продолжил начатое. Все будет лучше, чем это. — Чан, пожалуйста, мне нужно... — Не тебе решать, Минхо. Из легких Минхо словно выбили весь воздух. Он уставился на Чана, раскрыв рот от абсолютной власти в чужом голосе. — Не тебе решать, когда я тебя трахну. Не так ли, омега? У Минхо слабеют коленки. Если бы чужая рука не держала его за бедро, он бы уже рухнул. Чан явно знает, какой эффект он произвел на Минхо, если судить по его самодовольной улыбке. Минхо сбивчиво качает головой и ухо, не зажатое в кулаке Чана и которое стояло в напряжении на макушке до сих пор, падает на плечо. — Ты хочешь этого? Хочешь быть трахнутым и использованным мной, м-м-м? Послушным только для меня, маленький омега? Пламя растекается по всему телу Минхо и тому приходится сжать бедра. Хотя это нисколько не помогает. Он тяжело сглатывает. Ли хочет сказать «нет» и положить всему конец, но он не может. Минхо думает, что он может умереть, если Чан к нему не прикоснется. Он также может умереть и от прикосновения Чана, но эта игра стоит свеч. Ему удается слабо кивнуть, но движение получается заторможенным и отрывистым, как будто та его часть, которая все это время колебалась, одержала верх. Он смотрит на Чана с трясущимися конечностями, порывисто дыша. Глаза Чана темны настолько, что Минхо кажется, будто тот смотрит ему в душу. Видимо, полусерьезного кивка Минхо ему достаточно — или, мрачно думает омега, может, ему вообще плевать на это согласие? Даже когда он думает об этом, какая-то его часть утверждает, что это неправда, но эта мысль все равно пронзает его жаром и страхом, заставляя вздрогнуть и прижаться к дереву. Чан еще раз дергает Минхо за ухо, прежде чем отпустить его и переместить руку на грудь парня. Футболка Минхо липкая от пота, благодаря чему Чан с легкостью находит его левый сосок. Он потирает его большим пальцем, наблюдая за извивающимся в его руках Минхо. Чан сжимает его сосок с такой силой, что Минхо не сдерживается и громко вскрикивает, уверенный, что его услышали их друзья. Однако Чан на этом не останавливается, впиваясь кончиками пальцев в нежную плоть омеги и дергая его за сосок, пока из чужих глаз не брызгают капельки слез. — Чан! — с губ Минхо срывается задушенный всхлип и стыд того, что его голос звучит так жалобно, заставляет омегу пылать еще сильнее. Чан переходит к правому соску, проделывая все те же манипуляции. Альфа смотрит на Минхо, чуть ли не плачущего от подобной игры. — Хён, пожалуйста, это больно, — он не уверен, имеет ли он в виду свою грудь или ноющую, пульсирующую пустоту внутри него, но это не имеет значения. Ни для него, ни, конечно, для Чана. — Хорошенький, — говорит Чан ровным голосом, — ты так красив, когда тебе больно. Такой милый для меня. От взгляда Чана становится трудно дышать, а Минхо так близок, что он не может сосредоточиться ни на чем, кроме альфы. Он так напряжен и дик, что осознание того, что это заслуга Минхо — пьянит его. Он чувствует головокружение и даже смесь животного страха и удовольствия не перекрывает этого. Он чувствует, как его тело реагирует на манипуляции Чана — приторно-сладкий аромат смазки затмевает ваниль и кардамон, которыми он обычно пахнет. Минхо не задумывается о том, чувствуют ли его сейчас все остальные. Чан прижимает бедро между ног Минхо и усмехается, когда парень высоко стонет и поддается к нему. Он чувствует, как смазка скапливается и портит его нижнее белье, стекая по бедрам. Хоть ему и будет больно, но он готов на все, чтобы заполнить пульсирующую пустоту в себе. Не ослабляя давление на возбужденный член омеги и не опуская торчащий сосок, Чан склоняется над его лицом. Минхо инстинктивно откидывает голову назад, открывая губы, каждая клеточка его тела вибрировала от отчаяния. Чан обходит его пухлые губы стороной, зарываясь лицом в тонкую шею омеги и грубо покусывая ее. Он оставляет засосы по всей шее, даже не думая о том, что Минхо придется ходить в водолазках или маскировать чужие отметины. Но Минхо хочет этого. Он шокировано осознает, что хочет быть покрыт чужими метками. Не просто чужими, а именно метками Чана. Каждый раз, когда Чан впивается зубами в кожу Минхо, это только подталкивает его ближе к краю. Он бьется и дрожит в руках альфы, сопротивляясь стремительно приближающемуся оргазму. Он не хочет кончать так. Без узла альфы внутри него. Его одолевает боль быть незаполненным. Его тело кричит от протеста. Раскаленное до бела наслаждение скручивается внизу живота и между ног, словно... Словно у него течка. О, черт. У него течка. По крайней мере, это кое-что проясняет. Он с трудом собирает затуманенные мысли в кучу и, хоть он и ненавидит быть рабом «животных обстоятельств», знание того, кто вызвал все это, приносит ему чуточку облегчение. — Хён, — пытается он дозваться слабым голосом, — Чан. Чан ворчит, сильнее вдавливая свое бедро в горячее, липкое месиво между ног Минхо. Парень изо всех сил дергает Чана за футболку, но его руки слишком желеобразны и слабы для этого. — Альфа! Этот крик привлекает внимание Чана, но он лишь отодвигается на достаточное расстояние, чтобы посмотреть на Минхо. Его глаза блестят в темноте, а губы искривлены в злобной ухмылке. — Альфа, пожалуйста, мне нужно... — Кому принадлежит твое тело, Минхо? Минхо скулит, пытаясь сдержать подступающий оргазм, который разрушит его, если его сейчас же не заполнят. — Чан, остановись. Это больно, я... Чан не останавливается. — Кому, Минхо? Ли смаргивает слезы из глаз. — Т-т-тебе... Чан отпускает грудь Минхо, умудряясь взять оба кроличьих ушка в одну руку и тянет за них, пока омега резко не вскрикивает. — Что это было? Бедра Минхо дрожат и он знает без сомнения, что Чан собирается заставить его кончить именно так. Это будет ужасно. Из его глаз уже льются дорожки соленых слез. Чан не отпускает, не делает ничего, кроме как продолжает двигать бедром напротив Минхо, крепко удерживая его на месте, чтобы он не мог вырваться и убежать, не мог сделать ничего, кроме как принять все — принять удовольствие, боль, волну того и другого, которая вот-вот обрушится на него против его воли. Это произойдет, рано или поздно. Поэтому Минхо сдается. — Тебе, альфа. Я принадлежу т-тебе! — Хорошо, — рычит Чан и мир Минхо сужается только до их двоих. А потом происходит то, чего Ли так боялся, — кончай. Он даже не использует свой голос альфы, но Минхо все равно кончает, не в силах сдержаться, откидывая голову назад и вскрикивая, пока распадается на части. Он никогда не испытывал такого удовольствия, смешанного с адской болью от отсутствия узла. Все тело ноет. Из него вытекает так много смазки, что она испачкала его бедра и ползет вниз к коленям. Хуже всего было то, что как бы плохо ему сейчас не было, он хочет бо́льшего. Под влиянием течки он не может думать ни о чем другом, кроме как узел Чана. Он плачет навзрыд, обмякнув в объятиях Чана, но ему так плевать. Его волнует только разъедающая пустота внутри, которую может заполнить лишь Чан. Чан отпускает ушки Минхо и убирает свою ногу, которая все это время находилась между чужими бедрами. Он обхватывает челюсть Минхо двумя руками, стирая большими пальцами дорожки слез. — Минхо. Ли хнычет, опуская свои руки с чужой футболки и прикасаясь к своему животу. Это совершенно не помогает унять раздирающую боль. Чан слегка встряхивает его, пытаясь привести в чувства. Это помогает и Минхо поднимает на него слезящиеся глаза. — Кролик. — Альфа. Пожалуйста, — Минхо не может больше вымолвить ни слова. Он даже не уверен в существовании других слов. — Хорошо, — говорит Чан, спускаясь руками к чужой ширинке и расстегивая ее. Он грубо стаскивает промокшие штаны и нижнее белье, пока Минхо скидывает обувь, стараясь помочь. Стоит Минхо пересечься с ним взглядом, как он натыкается на животное желание в чужих темных глазах, — Минхо... Минхо не может стыдиться того беспорядка, который устроил Чан. — Это все твоя вина. Чан на это смеется и опускает руку вниз, скользя пальцем по стекающей вниз смазке на внутренней стороне бедра. Он поднимает испачканные пальцы перед собой и облизывает их, не сводя потемневшего взгляда с Минхо. — Это моя вина, — подтверждает альфа, вынимая пальцы изо рта и резко разворачивая спиной к себе омегу, — не так ли? Бедный маленький кролик в течке, нуждающийся в узле альфы, хм? Нуждаешься в моем узле. Минхо лишь с энтузиазмом кивает, позабыв о всяком стыде и прижимаясь спиной к чужой груди. — Да, да, пожалуйста, — задыхается он, — повяжи меня... Чан приподнимает бедра омеги, раздвигая их как можно шире. Что-то горячее и массивное касается его бедер, задевая истекающий смазкой член. Чан нетерпеливо стонет и крепко хватает чужую задницу ладонями так сильно, что Минхо уверен — останутся синяки. Чан входит в него одним резким толчком, идеально заполняя. Это действительно больно, но, благодаря внезапной течке и обилию смазки, также и приятно. Чан выходит настолько, что оставляет одну головку, и резким толчком входит обратно. Минхо цепляется пальцами за деревянную кору в попытках удержаться на ослабевающих ногах. Он даже не успевает перевести дыхание и привыкнуть, как Чан начинает глубоко и быстро брать его, заполняя омегу так, как тому и нужно было. Пульсирующая боль от пустоты сменилась на великолепное наслаждение, о котором Минхо и не мечтал. Руки Чана соскальзывают с аппетитных бедер омеги и перемещаются на впалый животик, задирая чужую футболку. Он проводит рукой пару раз по чужому члену, после возвращая ее на законное место — грудь гибрида. Чан перекатывает левый сосок парня между пальцами, возвращая омегу в ту смесь боли и наслаждения, которую он испытывал до этого. Минхо извивается в его руках, жалобно всхлипывая от излишней стимуляции. До Минхо сквозь туман из собственных стонов и чужого рычания доходят посторонние звуки — хруст листьев и треск веток. Они ведут себя слишком громко. Не может быть, чтобы их друзья не догадались чем они занимаются. Минхо уверен — некоторые из них оставили всякое притворство и решили понаблюдать, как Чан берет его посреди леса. От этой мысли по его телу пробегают мурашки и он сжимается вокруг чужого члена. — Такой милый маленький омега, — хрипит Чан в тонкую шею, обжигая ее своим дыханием, — снова собираешься кончить для меня? Обычный Минхо бы возненавидел это, но течка раскрывает все его потаенные желания, которым он не может сопротивляться. Когда с ним так разговаривают и так обращаются — смесь этого подводит его к грани. Удовольствие переполняет его, искрясь под кожей, отчего он больше не может сдерживать подходящий оргазм. Чан продолжает трахать его сквозь оргазм, играясь с чужими сосками. Поток проклятий выплескивается изо рта Минхо от сверхстимуляции. Почему-то этого недостаточно. Он все еще хочет бóльшего. Он хочет... — Пометь меня, — его голос не громче шепота, но в ответ сразу же раздается рык, сигнализирующий о том, что его услышали, — пожалуйста, альфа, укуси меня, пометь меня, с-сделай ме... — Мой, — говорит Чан, отчего дырочка Минхо сжимается вокруг его члена, выплескивая новую порцию смазки. Он больше не ждет. Острые зубы скользят по задней стороне чужой шеи, а после резко погружаются в нее. Всепоглощающее и раскаленное до бела наслаждение проносится по телу Минхо, пока узел Чана запечатывает собственную сперму внутри омеги. Он такой большой, что Минхо кажется, что тот может с легкостью его порвать. Чан стонет в шею Минхо, до сих пор находясь в ней зубами, и финальным толчком проталкивает узел дальше, доводя его до предела. Минхо громко взвизгивает и из темноты деревьев доносится ответный звук — кто-то не смог заглушить себя вовремя. От осознания того, что он выставлен на всеобщее обозрение таким образом, снова обдает жаром и одолевает головокружение, как вдруг Чан громко и протяжно рычит, чтобы все услышали. Он защищает своего омегу. Защищает свою пару. Минхо вздрагивает от этой мысли. Чан все еще двигается по мере своих возможностей, проталкивая узел как можно дальше. Руки Чана скользят по животу и груди омеги. Одна из них остается на животе, пока другая обхватывает член. Минхо весь трясется от прямой стимуляции, но Чан не дает ему кончить, продолжая лениво скользить по нему. На глазах Минхо снова наворачиваются слезы. — Чан... Альфа, пожалуйста...а-а-ах...я не могу, я не м-могу... — Ты мой, — просто говорит Чан. Его голос только усиливает пульсирующую боль в теле гибрида, жар нарастает внутри него еще одной невыносимой волной, — ты мой и если я скажу тебе кончить, ты это сделаешь. С последним толчком узел Чана набухает так, что он больше не может двигаться. Еще одним скользким движением руки Минхо снова кончает, дрожа и всхлипывая, зажатый между телом Чана и грубой корой дерева, к которому он был прижат. Некуда идти, негде спрятаться. Он тянет Чана за собой, его дырочка идеально обхватывает узел альфы, и каждая горячая струя спермы внутри него затягивает Минхо еще глубже в омут наслаждения, поглощающего его целиком. Теперь в его мозгу не осталось ничего, кроме удовлетворения от того, что он угодил своему альфе, от того, что его связали и трахнули, от того, что он помечен. Чан сопит у него на шее, причмокивая губами, и Минхо чувствует слабый привкус его крови в воздухе, покрытом массой феромонов — пьянящий аромат запаха Чана, смешивающегося с его собственным. Минхо не осознает, как сильно болят его мышцы, пока Чан не меняет хватку и не поднимает гибрида полностью, прижимая его к своей груди. Его трясет, хотя теперь стало немного легче расслабиться, и дымка от течки начинает медленно спадать — реальность неторопливо возвращается в его сознание. В конце концов, он возвращает дыхание и сердцебиение в норму. Возможно, ему следовало бы волноваться о том, что произойдет, когда через день или два закончится течка, и что все это значит, но он удивлен тем, как спокойно он себя чувствует даже после того, как к нему вернулась возможность рационально мыслить. Он принимает противозачаточные таблетки, так что вероятность забеременеть довольно низка. Хотя сама мысль о том, что Чан будет брать его, пока в омеге будут его же щенки, заставила сжаться на узле альфы с жалким хныканьем, которое, безусловно, Крис заметил. Хоть все и произошло спонтанно, Чан — его друг. Все будет хорошо. Главная забота Минхо — вернуться в одну из машин и добраться до своего дома — или квартиры Чана, что более вероятно — до наступления следующей волны его течки. Немного покачивая бедрами Минхо понимает, что они больше не связанны, и Чан с победным рыком снимает его со своего члена. При малейшем движении из Минхо вырывается смесь из смазки и спермы, отчего на его лицо и шею обрушивается смущенный румянец. Чан очень осторожно ставит гибрида на ноги, но не отпускает его, крепко держа за талию, за что Минхо благодарен. Его ноги совсем не держат. В темноте леса раздаются шепотки и Минхо вздрагивает от осознания того, что их видели. Теперь мысль о том, что их застукали, не казалась такой возбуждающей. Чан старается его прикрыть, убирая весь беспорядок на теле омеги. Минхо видит чьей-то луч фонарика, приближающегося к ним со стороны машин. Он оказывается прав — к ним медленной поступью шел Феликс. Минхо был благодарен тому, что к ним вышел невинный бета, который не учует беспорядка. Чан поворачивает голову в сторону Феликса и подавляет в себе рык, продолжая держать Минхо в своих руках. Феликс протягивает им руку с одеждой, стараясь не смотреть ни на лицо Минхо, ни на, тем более, его тело. — Из твоей машины, хён. Чан вытягивает одну руку и выхватывает одежду из пальцев беты. Феликс быстро убегает, прячась в чаще деревьев. Минхо судорожно оборачивается, стараясь вернуть ногам былую силу. Феликс принес футболку и одну из безразмерных толстовок Чана. Альфа перекидывает одежду через плечо. Он тянет грязную футболку Минхо и тот понимает без слов, поднимая руки и помогая ее снять. Чан использует ее как тряпку, стирая последствия проведенной игры. Волк бросает грязную футболку к таким же штанам и боксерам омеги, после вылизывая свои пальцы, которые он умудрился испачкать, пока вытирал Минхо. Ли подавляет судорожный вдох, умоляя себя сдержаться. Как только он заканчивает слизывать их совместную жидкость со своих пальцев, Чан одевает Минхо в чистую футболку, а затем накидывает сверху толстовку, которая достаточно большая и заканчивается на середине бедра, чтобы омега не чувствовал себя голым. Чан, полностью удовлетворенный, целует Минхо в лоб, а затем поворачивается в темноту, взволнованно хлопая ушами. — Феликс? Феликс тут же выходит из-за дерева, сильно краснея. Он же только что ушел? Здесь еще кто-то есть? Здесь все? Эта мысль не вызывает у него отвращения, скорее опасение, отчего он предпочитает выглядывать из-за плеча Чана и не показываться на глаза. — Привет, — неловко улыбается Феликс. — У тебя мои ключи? — голос Чана впечатляюще спокоен, хотя и напряжен — он гораздо больше похож на самого себя, чем на чрезмерно агрессивного, только что помеченного альфу, которого ожидал увидеть Минхо. Феликс кивает и роется в кармане штанов, доставая их. — Все остальные поедут в машине Бина. У меня начинается гон. — Мы не поместимся, — из деревьев доносится непонятный скулеж, а после шелест листвы. Голос похож на Чонина. — Заткнись, — шипит другой голос гораздо тише первого. Чанбин. У него седан и поместиться будет сложно, но Чанбин — альфа. Он наверняка уже рассмотрел варианты, как доставить всех в кампус целыми и невредимыми. — Конечно, — говорит Феликс, полностью игнорируя препирательства остальных друзей, и дергает головой в направлении машин — очень четкая команда для остальных. Вдруг вокруг них разносится топот ног, шаркающих по опадшей листве. Друзья дали им нужное расстояние и обходили их по широкой дуге. Подтверждение того, что все они были прямо здесь... Колени Минхо слабеют от внезапно нахлынувшего на него возбуждения и он тянется руками к футболке Чана, ухватываясь за нее. Феликс бросает ключи Чана в их сторону. Волк перехватывает их в воздухе и наклоняется вниз за фонариком. Минхо пошатнулся от потери опоры, но быстро нашел баланс. Прошло столько времени, что начало ночи кажется далеким воспоминанием, размытым по краям. Когда Минхо поднимает голову, Феликса уже нет, а Чан запихнул ключи в карман и повернулся к Ли лицом. Он поднимает руку и убирает мешающиеся прядки волос с чужого лба, после нежно дергая гибрида за ушко. Минхо на секунду пугается от мысли того, что Чан захочет серьезно поговорить о них. Однако Чан оказывается умнее — он легко успокаивает страхи Минхо, сосредоточившись на самом насущном вопросе. — Сколько у тебя есть времени в запасе? Минхо переступает с ноги на ноги, оценивая состояние своего тела. Если не считать общей боли и того, что его грудь ощущается как оголенный нерв каждый раз, когда один из сосков задевает футболку, он чувствует себя не так уж плохо. — Я обычно не провожу свои течки с кем-либо, так что у нас есть чуть больше времени, благодаря... — Минхо резко замолчал, понимая, что собирался сказать. Благодаря твоему узлу. Благодаря твоей сперме. Чан сдерживает улыбку, явно понимая ход мыслей Минхо. Омега отводит взгляд, игнорируя тепло в груди от внезапного появления одной из ямочек на щеках альфы, — может, часа два. — Тогда, вероятно, мой гон начнется первым. Ты можешь идти? Минхо не уверен, поэтому пожимает плечами. Он надевает кроссовки, после делая шаг, затем другой. — Думаю, я справлюсь. — Ты уверен? Я могу понести тебя. Мне следует понести тебя. Минхо лишь качает головой. Он боится, что Чан начнет спорить и излишне его опекать, как стереотипный альфа. Но волк его снова удивляет. Он его действительно слушается и поднимает грязную одежду с листвы свободной рукой, которая не занята фонариком. — Хён, ты не должен... — Я не хочу, чтобы кто-то еще чувствовал твой запах. Похоже, он не хотел признаваться так легко — смущенный румянец распространяется по щекам и шее альфы, отчего Минхо счастливо улыбается. Он медленно идет следом за Чаном, переваривая в голове смущенного альфу. Ему нравится видеть Чана таким застенчивым и краснеющим. Ему кажется, что он хотел бы узнать и другую сторону Чана — большого плохого волка, восхитительно грубую сторону. Сторону, которая может заставить Минхо чувствовать себя не более чем добычей, попавшей в его силки. Возможно, Минхо нравится и такой Чан. Есть только один способ узнать это. Это будет совершенно новая игра. К счастью, у Минхо есть все время в мире, чтобы выучить правила.