Гранат

Он наблюдал, как в пиалу падают зерна граната, очищаемые ее иссохшимися руками. Это был уже третий гранат за последние сутки. Женщина занималась этим каждый день, уже долгие лета. Сейчас, в сезон, когда этот фрукт особенно сладкий, в день она могла начистить десяток из тех, что сорвут детишки из подопечной семьи. Каждый раз его умиротворяла эта картина: в тишине их сада звучал хруст; зерна, будто смеялись, падали на дно, а сок из них красил белую ткань скатерти. Женщина не отвлекалась на это, только жмурилась с улыбкой, когда сок брызгал в стороны. Иногда прибегала к линзам, через которые видела прилипший жмых. О Великая благодетельница! Даже этот несчастный гранат чистила так филигранно, что все гранулы были лишены той белой пленки. Все она делала идеально, сколько бы лет не насчитывали ее кисти, все в них было правильно. Он наблюдал за ней издалека, покуривая люле, с которым ему было строго запрещено появляться перед ее глазами. В солнечных лучах он каждый день прислонялся к цветущему зелёному дереву и смотрел. Часами щурился на ее седые волосы, переливающиеся на свету в беседке, на солнечных зайчиков от ее украшений. Руки скрещивал у груди, выжидая, пока нельстивый табак выветрится с его одежд. Дурная привычка, почти такая же, как ее гранаты, от которых было никуда не деться. Рядом с ее лавочкой давно стояла трость, лежала шаль, а поверх пенсне. Все атрибуты богатой старости, как она есть. Его одежда с годами стала проще, без лишних поясов, рюш и пряжек. А вот черты лица стали тяжелее: веки нависли, кожа приспустилась вниз, выделяя ещё больше широкий горбатый нос, пятна рассыпались по лицу созвездиями. И все же — они сохранили изумительную красоту друг перед другом. Оставались в тех условных рамках, когда он не называл ее на «ты», а она сохраняла осанку, даже когда занималась гранатами. Дальше события развивались вполне обычно, впрочем, так изо дня в день. Кёсем дожидалась, пока он докурит, сама в то время надсекала последний плод. Спустя некоторое время последняя часть уже была в ее руках. Женщина покорно сидела и занимала себя таким ненужным делом. Страсти ТопКапы она обменяла на чистку граната уж больше десятка лет назад. К своему стыду, тогда не знала, что и делать с ним. Сейчас же, последняя долька хрустит, и град косточек с мякотью сыпется горкой в тарелку, полной подобных. Это последний гранат. Почему-то хочется надеяться, что остались ещё зерна, хоть и все пальцы уже давно покрыты кисло-сладким соком, а миска с отходами полна. Гранаты кончились. Все вокруг вновь шумит и отвлекает. Где-то замешкался друг сердца, все стоит у дерева, ждёт. Похоже, что засмотрелся за полётом маленькой птички, тянущейся к розовеющему закатному солнцу. — Завтра будет дождь, моя Султанша. Небо, — накрыл ее плечи шалью, подав пенсне и трость. Пока она не повернулась, склонился к пробору жёстких волос, убранных в пучок на затылке. Шершавые пальцы огладили торчащие пряди, а затем его губы, приминая спутанную бороду, коснулись царственной макушки. Знал, что совсем немного осталось и она скривится от запаха, но отодвигаться не стал. Только заключил ее в объятия, а госпожа, свободной рукой, зацепилась за них, поглаживая шрамы на тыльной части. То были маленькие порезы от тренировок, которые он давно оставил. — Значит ли, что гранаты мне завтра не почистить? — Только если в нашем доме. — Жаль. Тогда потом к ним вернусь; ты возьми чашу, поешь, — старик улыбнулся ее словам, помогая подняться, вдогонку поднял и миску с сочными зёрнами. Так они и шли несколько десятков шагов до веранды: она опиралась на трость, он придерживал обожаемые ей гранаты… — Вы никогда не жалели, что закончите жизнь здесь? — Не знаю, Кеманкеш, — поджала губы, усаживаясь вместе со спутником на тахту. — Я стала чистить гранаты, чтобы напоминать себе о розах в саду ТопКапы. Я всегда выходила туда, срезая охапку ненужных мне цветов. Покойный Мурад даже назвал меня ангелом этого сада. Розы мне надоедали, да и не любила я их так, как другие цветы. Но это отвлекало. Мне надо заниматься подобным, иначе стану суматошной, что нам уже не нужно сейчас. — Почему именно гранат? — Он всегда был запретным для меня. Диабет никогда не позволял насладиться фруктами. А здесь, пока никто не видит — ем одно-два зёрнышка, — фаланги ее пальчиков поцеловали, собирая с них сок, — а когда — целую охапку, мой Кеманкеш, — голова ее коснулась распахнутой на груди рубахи, которая еще пахла недозволенным табаком. Гранат остался стоять на небольшом столике. Из него ещё много, что сделают: от вина до варенья. Она будет чистить гранаты вечность, не взирая на погоду и усталость. Госпожа уснула спустя десяток минут, а ее друг смотрел на идеальные зерна, думая, почему же только здесь для них позволены все капризы. На лицах застывает тотчас тихая ухмылка, добрая, совсем беззаботная. Он даже не догадывался, сколько ещё грантов захрустит в беседке, не окружённой розами, сколько ему табака надо будет выкурить в ожидании, пока госпожа закончит свою работу. На деле гранат всегда был нужен Султанше, полезен, таким остаётся и по сей день. Он — лекарство от ее тянущейся болезни, то семя спокойствия, без зазрения обитаемое в этом месте. Ему всегда был чужд вкус граната, существовало только искреннее восхищение внешним видом. Но последние годы — не мог без него прожить. Для него этот фрукт — сама гениальность Творца, которую нельзя трогать. Все эти хитрые сплетения, сок и вкус — все правильно. Но здесь позволено есть мисками, принимать из рук самой идеальной создательницы. Только здесь разрешено. Только в их райском саду…