Звенья одной цепи

Все, господа-товарищи, на сегодня закончили,- Горшков провел рукой по волосам, поправляя и без того аккуратно уложенные седые пряди. Хотя возраста он был весьма преклонного, но и сейчас сохранил присущую многим профессиональным спортсменам легкость тела, не переживаемую даже с годами. Врачи, тренеры, чиновники рангом помельче, чем он сам, поднимались со своих мест и шумно собирались на выход из номера большого начальника. Ситуация у них сложилась откровенно поганая, малоприятная и малопонятная, так что почти безостановочно что-то происходило и требовало реакций. Вся команда была на нервах и на взводе. Телефоны звонили, почта работала. Искали иголку в стогах с сеном и кучами другой гадости. Суетились все, кроме самой потерянной троицы. У них уже давно были отключены все средства связи, даже на это совещание их приглашали личным пробегом по номерам вместо общей рассылки сообщений о времени встречи. Дудаков потрогал рукой лицо, на котором нервно дергалась мышца. Тик не хотел униматься никак. Маски скрывали его от прессы, но мелко дергающаяся мышца не добавляла покоя. Глейхенгауз с улыбкой что-то сказал негромко в их трио и все, на мгновение расслабившись, засмеялись. Совершенно отощавшая за пару дней Тутберидзе первой прервала смех и, засунув руки глубоко в карманы и вздернув плечи, пошла к выходу. - Этери Георгиевна, задержитесь,- остановил женщину функционер. Она замерла, не оборачиваясь, будто ждала чего-то, естественно, плохого. - Я хочу сказать вам пару слов наедине,- этой фразой попытался и ее хоть сколько-то успокоить, и дать понять тут же затормозившей команде, что в них при грядущем разговоре нужды не будет. С любопытством наблюдал за мужчинами: Даниил почти сразу продолжил сборы на выход, а вот Дудаков обратил взгляд на Этери и не отвел, пока та едва заметно ни кивнула головой. И лишь после этого последовал за молодым коллегой. Народ разбрелся кто куда по отелю, в номере их осталось двое. Рук из глубоких карманов джинсов блондинка так и не вынула. Вся была холод, напряжение, готовность к бою, которая отнимала больше сил, чем сами бои. - Садись,- перешел на “ты” Горшков и головой указал на диванчик в углу комнаты. - Может, лучше стоя… умереть,- голос у нее ровный, уверенный, в отличие от реакций тела, которые будто чуть измельчали, стали несколько более суетливыми. - Умрешь, стоя, завтра, пока садись,- махнул рукой в ее сторону начальник. - Значит все-таки - завтра умирать?- блондинка опускается на диван.- Я, как ни странно, верила, что мы сможем побороться. За нас смогут побороться. Откидывается на спинку головой и закрывает глаза. Ноги плотно переплетены узлом, руки завязаны так же на груди. Но все, что видит пожилой мужчина - бескровное лицо, даже не лицо, череп обтянутый бледной кожей, под которой не ощущается никакой жировой прослойки, под закрытыми веками резко обозначились до этого тоненькие морщинки-ниточки, добавляя к видимому возрасту сразу много лет. Смешно видеть в этой тощей грузинской ведьме ребенка, но Александр видит. В его возрасте женщины со взрослыми детьми при должностях - все уже дети, дочки. И когда вот так обессиленно закрывают глаза, их жалко, как было бы жалко своего уставшего и измученного ребенка. - Ты плохо выглядишь,- напрямую заявляет Горшков. - Очень своевременное замечание,- отвечают с дивана, изгибая губы в улыбке и не открывая глаз.- У меня же только и поводов, что цвести и молодеть от счастья на глазах. Тутберидзе медленно поднимает веки, глядя на руководителя. - Александр Георгиевич, вы ведь на нас всех псов спустите, если мы сейчас не найдем возможности оправдаться?- вроде и вопрос, но по сути утверждение. - Да ничего вам не будет,- морщится начальник.- Там по улицам флешмобы в защиту. Кто и что сделает при такой поддержке народа, даже если бы захотел? - Ну, да, конечно,- формально вроде и согласилась, но в голосе густое ехидство. - Настроение твое мне тоже не нравится,- покачал головой Александр.- Что бы сейчас ни случилось, надо работать. Надо жить. Продолжать свое дело. Слышишь? Глаза блондинки, сидящей на диване снова закрыты. Не открываются даже когда она легко кивает головой. -Так почему тогда ты себя не бережешь?- продолжает мужчина.- Ты поела сегодня? - Да, папочка, я поела и даже в шапке,- фыркает тренер, напоминая этим ответом ее спортсменок-подростков. - А если без сарказма?- настаивает Горшков. Карие глаза снова открываются и заглядывают в выцветшие голубые: - Александр Георгиевич, что вы хотите от меня услышать, чтобы я могла пойти уже отсюда и заниматься своими делами? - Хамишь!- одернул руководитель. - Я не очень по части дипломатии,- глаз больше не закрывает. - Да не нужна мне твоя дипломатия,- Горшков медленно прохаживается по комнате,- но и дохлая ты мне не нужна. Впереди короткая, впереди произвольная. - У меня все нормально,- вздыхает Тутберидзе. - Сходи к врачам, возьми успокоительное, снотворное, что угодно, чтобы на тебя можно было смотреть без содрогания. Поняла? - У меня все нормально,- повторяет женщина. - Что ты такая трудная?!- восклицает в сердцах Горшков. Он смотрит в упрямое худое лицо с прорезавшимися морщинками, в тяжелый темный взгляд, понимает, что ни в чем не убедит эту женщину, если она сама не решит убедиться. Этери тяжело поднимается с дивана и направляется к выходы, но задерживается почти вплотную к Горшкову, замершему, как только она подошла. - Не бросайте нас, пожалуйста,- тихая и жалобная просьба. Детская. Женская. - Ну, кто вас бросит?!- качает головой начальник. Блондинка кивает головой. Безнадежно. Продолжает путь на выход. За руку ее Александр хватает уже у самой двери, разворачивает и аккуратно притягивает к себе, чтобы обнять. - Я вас не брошу, слышишь! Голова прижатая к плечу коротко кивает. Александр отодвигает от себя женское тело на расстояние вытянутых рук. - Ты меня поняла?! Не брошу!- чуть встряхивает. - Да,- одними губами соглашается Тутберидзе. Ее отпускают на свободу. - Зайди к врачу, возьми успокоительное!- назидательно настаивает Горшков. - И чего-нибудь для сердца,- слышит в ответ. - Стерва,- чуть усмехается начальник. - Всегда пожалуйста,- и в этой пикировке Тутберидзе почти похожа на себя обычную. Когда Горшков смотрит вслед уходящей женщине, задумчивым долгим взглядом, он надеется только на одно: они и правда смогут их не бросить. И, если будут силы, то даже отстоят.