Это какая-то ошибка. Чья-то злая шутка.
Это началось давно. Началось странно, неприятно, но не критично и не болезненно. Всего лишь проблемы с кожей. Ухаживать за собой — это просто, нужно лишь научиться и подобрать для себя лучшие, благоприятные средства. Всё было хорошо, пока небольшие и едва заметные чёрные точки не начали набухать, становиться больше, мутируя в самые настоящие волдыри. Повод для беспокойства явно стал чуть более существенным. Отвратительно и мерзко. Они были, чёрт возьми, повсюду: на, естественно, лице, на руках, спине, груди, бедрах и даже между ними. Всё адски горело, зудело до невозможности и желания содрать с себя кожу одним огромным пластом. Сангономия была у лекарей, жриц, пробовала различные травы, мази и противные на вкус целебные смеси, взывала к самому Электро Архонту, в отчаянной надежде хоть как-то исправить свой недуг. Но абсолютно ничего не помогало. Они начали лопаться внезапно. Стоило лишь хоть раз резко дёрнуться, неудачно повернуться или, забываясь, задеть гребнем для волос, как всё тело пронизывала ужасающая, мерзопакостная боль. На месте волдыря оставалось небольшое отверстие, из которого в скором времени начинало сочиться подобие слизи. Прямо как из гидро слайма. Кокоми передёргивает от такого сравнения в своей голове. Ведь и впрямь то, что происходило на протяжении этой недели, напоминало разложение слайма на солнце. С губ слетает нервный смешок и взгляд цепляется за глаз бога, кажется, впервые за долгое время. Он горит тускло, поменяв цвет с нежно-синего, словно море, на почти что болотный. Знак элемента практически не виден. Каждой клеточкой тела ощущается страх, пробирающийся липкими щупальцами в грудную клетку, под ребра, заполняя лёгкие и обволакивая сердце, сдавливая, от чего пульс отбивает ход где-то в висках. Сангономия упустила тот момент, когда это перестало быть образным выражением. Все дыхательные пути забиты. Не вдохнуть. По задним стенкам глотки ощущается, как что-то ползёт. Медленно, не спеша, будто выжидая момент, когда можно будет вырваться наружу. Рвотный рефлекс давно отсутствует.Неужели всё так и закончится? Более нет надежды?
Кокоми опирается на массивные скалы рукой: на месте остаётся влажный след ладони. Практически всё тело покрыто вязкой, дурнопахнущей слизью. Людей вокруг нет, все словно нарочно попрятались, зная, кого они увидят на улице. «Что» они увидят. Из глаз льются последние слезы — единственное, что хоть как-то не даёт векам слипнуться окончательно. Она падает на колени, ползёт на четвереньках к воде наощупь, слыша лишь звенящую тишину и, казалось бы, спасательный шум водопадов. Погружается сразу и полностью, с головой. Дыхание больше не волнует, также как и угасшее окончательно зрение. Руки касаются груди, куда вставлен камень, раннее служивший глазом бога. Тело поддатливое, мягкое, гибкое, эластичное. С ним можно делать абсолютно всё, что угодно. Вот только на ум ничего не приходит. Никакие мысли больше не помеха. Нет боли, нет агонии из-за вида в зеркале, нет страха от осознания, что в животе что-то шевелится, ползая по всем внутренностям, выкручивая их наизнанку. А остались ли они там вообще? Какова вероятность, что они не растворились ещё задолго до этого момента? Но почему, почему же всё именно так? Почему то, что должно было дарить спокойствие и умиротворение, лечить и защищать, сейчас разъедает изнутри?У Электро Архонта никогда не найдётся удовлетворительный ответ.
Для борьбы нет сил. Желаний не осталось. По водной глади расползаются лёгкие волны последнего вздоха: стратегия оказалась неудачной.