* * *
Весна, около полугода назад.
— Эй, милый, ты ведь знаешь, что я не такая старая, чтобы ты нянчился со мной каждый день? — В голосе Каран сквозили ребячливые нотки, она старательно разыгрывала оскорбленность. — Конечно не старая, разве мог бы я так грубо думать о вас, Миледи? — В тон ей ответил Недзуми. Он невозмутимо перевернул страницу и продолжил чтение, с чрезвычайно заинтересованным видом. — Я серьезно, Недзуми. Тебе вовсе не обязательно сидеть тут со мной по вечерам. Я вполне взрослая женщина и способна занять свои вечера. Почему бы тебе не пойти домой и не отдохнуть как следует, или не встретиться с друзьями, тебе ведь не 60 лет. — Совершенно не устал, но если я злоупотребляю твоим гостеприимством, и ты хочешь побыть одна, то я могу уйти. — Спокойно ответил тот. — Я бы не возражала, даже если бы ты тут постоянно жил, ты ведь знаешь это? Просто я не хочу, чтобы со мной носились и меняли свою жизнь из-за моей болезни, это, знаешь ли, немного унизительно. — Она немного помолчала и добавила. — Ты уже давно не уходил ночевать домой, вы что, все еще не разговариваете? Недзуми с минуту смотрел в книгу, потом с раздражением ее захлопнул и с нажимом потер лоб: "Какой смысл идти домой, если он все равно там не ночует? Честно, у меня нет ни сил, ни желания выяснить, где он. Если ему хочется быть говнюком, то пускай. Я перестал понимать, что творится в этой голове. Я думал, что его шокировала новость о твоей болезни, решил, что это пройдет. Ты сама сказала: "Дай ему время". Окей, и где этого паршивца черти носят? Месяц! Целый месяц он даже к тебе не приходил, я уж не говорю про себя или Шионна. Я и представить не мог, что он так поступит, или, что будет молчать и избегать всех вокруг. Его стало практически невозможно выловить." Каран задумчиво перебирала в руках страницы своего ежедневника, куда записывала рецепты. — Я думаю, что сегодня он объявится, в любом случае, бегать от неизбежного разговора уже глупо. Вам не по 12 лет, чтобы заниматься этой ерундой. Признаю, я тоже не думала, что будет вот так. Иногда легко забыть, что чужая душа неизведанные дебри, даже если это твой ребенок. Знаешь, у меня предчувствие, что скоро все выяснится. Иди, иди домой, если, конечно, еще хочешь с ним разговаривать. Но, знаешь ли, я достаточно насмотрелась на вас двоих, чтобы знать, что хочешь. — Могла бы просто сказать, что устала от меня и хочешь личного пространства, — пошутил парень, выщелкивая пальцы и поднимаясь с пола, за что получил шутливый удар ежедневником в плечо. — Ладно, я попробую, но если он и сегодня не объявится, то я буду искать себе новое жилье. Ты уверена, что хорошо себя чувствуешь? Таблетки приняла? Ничего не болит? — Нет, не беспокойся, я чувствую себя очень хорошо, только устала немного, но ты видел время? В такое время порядочные пекари досматривают десятый сон. Спустя пятнадцать минут Недзуми уже неспешно отбивал шагами дорогу в сторону дома. Он столько раз ходил здесь, что мог ориентироваться с завязанными глазами, чисто на запах и звук. Весна, что мучительно медленно вступала в силу и выхолодила город наконец сдалась теплу, которое вдохнуло жизнь в природу. Ночью была чудесная прохлада, когда внутри тепло, а снаружи колко. Напоенный водой воздух холодил пальцы до легкой ломоты, пыль прибило и этот запах тянул в прошлое знакомой ностальгией. Над головой шелестела нежная зелень каштанов, просвечивающих в свете фонарей. Живая влага сочеталась с запахом травы и неуловимыми нотами чего-то животного. За прошедший месяц он столько раз чувствовал общность и разъединенность с окружающим миром, что был сбит с толку. Словно он тонкое молодое деревце, которое выдрали корнями наружу и теперь он кружится в пустоте ночного воздуха, так и не найдя опоры. Уже зацвела сирень, а вечера были такими тихими, будто они жили за городом. Вишни облетали, начинали цвести яблони, а черемуха дурманила сладостью всю округу. Руки опять дико обветрило, но он ненавидел мазать их кремом. Он слушал редкие капли дождя и привычный гул вечерней электрички вдалеке. Еще квартал и до ушей доносится низкий рокот складского кондиционера. Совсем скоро порывом ветра или грозой собьёт цвет с черёмух и будет жаль, что так кратко продлилось время ее цветения. Почему все эти детали так ярко воспринимаются сейчас? Потому ли, что он решил, что если не сегодня поговорить с Сионом, то может уже и никогда? Из-за поворота уже видно знакомый дом с темными окнами, еще пара затяжек терпким запахом облетевших тополиных почек и можно входить в их книжное царство. Ближе к полуночи раздалось треньканье ключей в замке. В прямоугольнике света возник его силуэт. Быстро скинув с себя обувь, он закрыл дверь и, привалившись к ней спиной тяжело съехал вниз. Недзуми понял, что его присутствие осталось незамеченным и решил пока ничем не выдавать себя. Сион сидел, подтянув к себе колени и смотрел в пустоту, дыхание его было поверхностным и казалось, что его морозит. Послышался сдавленный выдох и его пальцы зарылись в белых волосах, натягивая пряди. Тишину нарушали дрожащие всхлипы. Отчаяние пронизывало воздух вокруг так отчетливо, что Недзуми больше не мог сидеть в стороне: он бесшумно поднялся и подошёл к нему, в кромешной темноте. Присев на корточки он коснулся руки сидящего напротив и тот почти подскочил, неловко пытаясь отползти от потенциальной опасности. После яркого света на лестничной клетке он чувствовал себя ослепленно и беспомощно. — Тише! Это я. — Предупредил Недзуми. Тело напротив дёрнулось и тут же расслабилось, парень моментально узнал обладателя голоса. — Черт побери! Ты с ума сошёл? — Голос Сиона звенел от злости и легкой… обиды? Парень в ответ лишь пожал плечами и тут же, поняв, что этого он не увидит - хмыкнул. — Я не ожидал тебя здесь увидеть, — заметил Сион предельно спокойным голосом, чем мгновенно вывел своего собеседника из себя. — О, я заметил! Собственно, встретить тебя ДОМА тоже в последнее время большая удача. — Прозвучал ядовитый ответ. Он и не знал, что в нем скопилось столько злобы на беловолосого парня. Сколько они нормально не разговаривали? Месяц, два, или три? Что считать точкой отсчета? То, что на него внезапно обиделись, когда он уехал в Четвертую зону, или день, когда он узнал о неизлечимой болезни матери? Недзуми больше всего ненавидел этот спокойный, полный невозмутимости тон политика. Его внутренности словно ошпарило кипятком. Это было настолько дико и иррационально – слышать в свой адрес фразы, сказанные подобным голосом. Ему хотелось треснуть или хорошенько потрясти Сиона за плечи, и это было самым безобидным, что хотелось с ним сотворить. Вот только что беловолосый был перепуган и выглядел так, словно был на краю, но меньше чем за две секунды с Недзуми уже разговаривает "член правительственного совета", мать его! Если бы не эмоции, подступающие к горлу, он бы наверняка как актер смог бы оценить такое блестящее перевоплощение. — Браво, я тебе почти завидую! Вот уж кто из нас двоих прирожденный игрок! Талант, до которого мне расти и расти. — Слова ядовито отравляли воздух вокруг. Темнота уже не была такой непроглядной и Сион начал различал черты его лица. Он знал, что в такой момент все легко могло бы закончиться дракой, будь они врагами. Обычно подобные эмоции выливались у них в грандиозный скандал, хотя таких случаев можно было по пальцам пересчитать. Нет, он не боялся его, но обычно люди в таком состоянии больнее всего ранили друг друга словом. Невольного свидетеля подобной ссоры это могло бы шокировать, но этих двоих это, как правило, не выбивало из равновесия. Они договорились говорить все, что думают, не копить в себе эмоции, а после, спокойно разбираться в ситуации. Атмосфера вокруг приобрела крайне напряженные цвета. Это безошибочно считывается в воздухе — Недзуми пришёл за ответами и пока он их не получит, то никто отсюда не выйдет. — Что ты тогда хочешь услышать? У тебя видимо накопились вопросы. — Сион просто расслабился. Недзуми чувствовал, как этот спокойный тон оставляет внутри него тянущую пустоту. Он стиснул зубы и решил, что сейчас не время анализировать свои эмоции, им нужно поговорить о Каран. — Вопросов меньше, чем ты думаешь. Всего несколько. Почему ты ото всех отгородился? Ты даже с Шионном не общаешься все это время. Почему вдруг я стал тем, с кем ты не желаешь разговаривать? Ни за что не поверю, что ты так сильно обиделся за то, что твоя мать рассказала мне первому о болезни. Но знаешь, единственно важный вопрос сейчас один: "за что ты ее наказываешь?" Неужели в твоих глазах она заслужила того, чтобы от нее отвернулся единственный сын и исчез к хуям на целый гребаный месяц?! Какого черта блядь ты творишь? Сион снова откинулся обратно к стене, врезавшись в неё лопатками. Эти слова обжигали, и он устало прикрыл глаза: "Ладно, давай поговорим". Вышло сипло, но у него не было сил или желания что-то скрывать дальше. Брюнет уселся на колени и сцепил руки в замок, размышляя и чертыхаясь про себя, что он, возможно, не сможет подобрать нужных слов, хотя никогда не страдал косноязычием. — Послушай, – смягчил он голос, — я не знаю, что происходит с тобой, кроме очевидного. Я пришел поговорить с тобой хотя бы как друг. Я пытаюсь понять тебя, честно. Одно могу сказать наверняка – если ты просрешь еще хоть немного времени, то потом будешь горько сожалеть. За свою не самую долгую жизнь я по горло сыт смертью и знаю много о сожалениях. Сожалениях тех, кто умирал сам и тех, кто терял своих близких. Видимо, я упустил что-то, раз ты не хочешь больше со мной разговаривать, но я знаю точно, что ты будешь сожалеть, если все так оставишь. Нет ничего гаже чувства вины! Разве она заслужила хоть чем-то подобное отношение? Недзуми смотрел на сидящего перед ним и пытался понять, что же в его голове происходит. На него смотрели непроницаемые глаза неживой куклы. Он нутром чуял, что это не настоящее, но боялся, что ошибается. Что этот недоумок пытался доказать? Может недоумок здесь он, потому что не заметил перемен в близком человеке? Когда все так запуталось? — Я не собирался никого наказывать. — Голос запнулся и в этот момент Недзуми смог увидел в сидящем напротив такой знакомый ему самому страх. Парень не двигался, хотя тело было готово ринуться навстречу в инстинктивном желании помочь, но он давил в себе эти рефлексы. Наконец, он сжал его плечо, вынуждая посмотреть ему в глаза и притянул к себе, осторожно сжимая его в объятиях. В нем зарождалась надежда, что ему удалось найти твердую почву для первых шагов среди этого болота. Он чувствовал ребрами, как Сион дрожал и сжимал холодными пальцами его кофту. Минуты медленно тянулись, прежде чем беловолосый наконец смог расслабиться, а Недзуми с удивлением отмечал, как тот сильно похудел. За одеждой это не бросалось в глаза, но руки безошибочно чувствовали каждое ребро. Сион сжал его в ответ и скользнул рукой на шею – ладонь была ледяной. — Я устал, Недзуми. Я так устал. Все, что я делаю все эти годы… Иногда мне кажется, что я бегу изо всех сил только ради того, чтобы остаться на месте как Алиса. Когда мама так спокойно сказала, что врачи ей дают полгода я просто не понимал, что мне делать. Тишина затянулась, и брюнет сел, опершись на стену, вплотную, чтобы чувствовать бедром сидящего рядом: "Говори, пожалуйста". — Знаешь, о чем я думал, когда она об этом сказала? Когда на дне подсознания понял все, еще до того, как слова прозвучали? Единственное, что я чувствовал — это желание отгородиться, не знать, сделать так, чтобы это не было приведено в реальность. Что делать с этим знанием, которое неотвратимо станет реальностью? То, во что я никогда не верил: судьбу, предопределение, это все живо обросло реальной плотью. Что думать? Как реагировать? Хотелось сбежать, отрезать от себя, лишь бы не выплеснуть всю ту злость, которую я ощущал в себе. У еще одной части моей души появился срок годности и он истекает. Я почувствовал, что на лице у меня тогда вылезла бесконтрольная улыбка, нервный оскал, который я с ужасом прятал. Внутренний цензор на подкорке говорит тебе, что ты совсем не дотягиваешь до хорошего человека, что эта сладкая картинка тебя самого в мозгу – сплошной обман. А я ведь уже давно не гонюсь за идеалами, подружился со своим демонами и вот, появился новый. Как в этом найти силы помочь ей и не окаменеть? Когда она смотрит на тебя с пониманием и нежностью, а тебя это прожигает насквозь? Так что я сбежал. Думал переживу первые эмоции и станет легче, но ни черта. Я почти не сплю, опять снятся кошмары, между тем на работе нам еле удалось погасить очередной конфликт между городами. Постоянный танец над пропастью. Я просто не понимаю, почему люди постоянно стремятся укокошить себя и мир заодно. Ты просто покрываешься ледяной коркой, заморозив в себе все, иначе не вывезти, но у всего есть цена, даже у такого мнимого контроля. Мама собирается спокойно дожить оставшееся время вместо того, чтобы продолжить бороться, искать лекарство до последнего. Я не хочу делать ей больно, но как я должен улыбаться и делать вид, что все хорошо? — Сион, она правда сделала все, что могла, ты должен знать это, но люди не всесильны. Это страшно несправедливо? Да, но тебе придется смириться с этим. В мире нет никакой справедливости, она придумана людьми. У смерти нет человеческих понятий о справедливости, нет возраста, достоинства или красоты. Она просто есть. Это сухой факт, вроде того, что солнце освещает землю, а живые существа рождаются и умирают. Просто личное горе накрывает каждого со страшной силой, это не то же самое, что сопереживать другому. Такая вот печальная цена любви. Не чувствуй человек ее и не знал бы боли от потерь. Каран испробовала все, а теперь решила прожить дни, которые ей остались так, чтобы чувствовать себя счастливо. Это заслуживает восхищения и поддержки. Зря я не догнал тебя тогда, оставлять тебя одного было дурной идеей. Теперь не вздумай снова исчезнуть, иначе я тебя за шкирку притащу. Тебе не нужно притворяться с ней, она этого от тебя не ждет. Зато твой побег может уничтожить тебя самого. Вспомни, что сам мне говорил раньше! Чем больше ты выстраиваешь стену вокруг себя – тем хуже. Ты это переживешь, или я совсем не разбираюсь в людях. Боже! Столько времени потратить на то, чтобы с умным видом рассказывать мне о вреде подобного поведения и вот, посмотрите на него, сам проворачивает то же самое! Сион, а помнишь, ту чушь, которую ты сказал мне, когда я вернулся? — Какую именно? Ты ведь чушью называешь половину того, что я тебе говорю, — улыбнулся он. — Про уязвимость. Про то, что уязвимость и открытость делает тебя менее защищенным, но дает возможность максимально почувствовать мир, эмоции, радость, жизнь вокруг. Ты сказал, что, если обрезать в себе восприятие и отговодиться, то перестанешь чувствовать и все остальное. Весьма печальное существование! И знаешь что? Ты был прав, так и есть, так что просто доверься своему чутью и моему опыту, примени это знание к себе. — Вот уж не думал, что ты это запомнил. — Вот и зря, я тебя внимательно слушаю. — Легко отозвался Недзуми. Они еще немного посидели в молчании, пока Сион сам не нарушил его: "Раньше внутри у меня словно был ориентир, я всегда знал направление, а теперь его нет. Я старался всегда быть честным с собой, но я уже не знаю кто я. Не уверен, что идея Сафу и Элиуриас была хорошей. Каждый год я только убеждаюсь, что это бесконечный сизифов труд и людям никаких уроков мира не хватит, чтобы понять то, что никогда нельзя совершать." — Я тебе уже говорил, что у тебя развивается комплекс бога и теперь ты вовсе невыносим? — Пф … хах! Не смешно Недзуми, надеюсь ты не думаешь так на самом деле. — Был бы я тут, в этом городе, доме, считай я так? Но ты слишком-то не полагайся на мое мнение, ведь я уже не могу быть до конца беспристрастным к тебе. Слушай, ты тут почти шестнадцать лет работал не для того, чтобы над каждым чихом в обморок падать. Просто дай себе время себя услышать. — Блин, я был уверен, что в какой-то момент мы поубиваем друг друга нафиг. — мягко заметил Сион. Брюнет только закатил глаза на это замечание, но потом засмеялся. Они молча сидели в полной темноте и слушали дыхание друг друга. Что еще сказать? Сион обнял его и горячо выдохнул в шею: "Ну, что там с твоим другим вопросом?" Недзуми покачал головой: "Думаю, что сейчас не время обсуждать остальное. Дай своему мозгу передышку". Сион протестующе фыркнул и отклонился назад, заглядывая ему в лицо: "Давай уже". — Ладно. Теперь, когда мы немного поговорили как друзья я спрошу тебя как человек, который тебя любит. Сион, хочешь ли ты, чтобы я вышел за эту дверь и больше никогда не возвращался? Парень напрягся всем телом, стараясь разглядеть эмоции собеседника, а потом опустил глаза. Молчание длилось не больше тридцати секунд, за которые Недзуми успел пожалеть о своем вопросе и захотеть сбежать от этого серьезного, задумчивого лица напротив. Ему казалось, словно он оступился мимо ступеньки и сердце в ужасе подпрыгнуло от этого полета. — Нет, я не хочу. Никогда не хотел, если тебе интересно. — Ответил Сион — Идиот! — Ругнулся брюнет и разозлился на себя за свою чрезмерно бурную реакцию. — Я просто вдумчиво подошел к твоему вопросу раз уж ты его задал. Я решил, что нужно хорошенько себя послушать. Будь снисходительнее, это была самая быстрая рефлексия в моей жизни! — В глазах его угадывались следы мстительного, мимолетного веселья. — Тогда, где тебя носило все это время? — В основном на работе, хотя спать там было ужасно неудобно, но с моей бессонницей это не самое неприятное. Несколько раз заходил к Рикиге, и да, я там кошмарно напился пару раз и, кажется, навсегда заработал отвращение к алкоголю. Вопреки твоим ожиданиям я даже домой приходил раз восемь, но ты был в эти дни у мамы. Потом летал в 5-ю зону. Так что, мог бы и не злиться. Я не думаю, что беспорядочные связи хоть под каким-то углом показались бы мне привлекательным способом борьбы со стрессом. Если вдруг ты об этом подумал. — Он укоризненно посмотрел на него. — Идиот. — Повторил Недзуми, сгребая не сильно сопротивляющегося парня в охапку. — Тебе надо выспаться и поесть, на тебя смотреть страшно, — сварливо заметил он, — и не гляди на меня такими глазами! Кошмар, я вам всем что, мамочка? Как в тридцатник с лишним можно быть таким безответственным болваном? — Брюнет поднялся, не выпуская руки, и потянул Сиона в сторону кровати. — Ну же, смелее, обещаю, что не буду посягать на твою невинность, если ты поспишь конечно. Сион только поднял бровь в ответ, стараясь выглядеть серьезно, но через мгновение хрипловато засмеялся. Прозвучало неловко, будто он не смеялся целую вечность. Даже близко не похоже на ту лучезарную улыбку, с которой он постоянно радовался какой-нибудь чепухе, но Недзуми счел и эту за добрый знак. Надо же с чего-то начинать в самом деле.