Странное блюдо

— Ого, да неужели госпожа Накири снизошла до готовки простым смертным? Действительно. Чтобы Мана готовила не для какого-то замысловатого конкурса, да ещё и не кому-то, а ему, Азами, было необыкновенно. О причинах такой щедрости оставалось только догадываться. — Не обольщайся, не для тебя готовлю. Пока она гремела на кухне посудой, на её губах гуляла восхитительная улыбка. Властная, довольная, и... взволнованная? Азами полюбил смотреть на эту девушку. На её готовку, на её грациозность, даже на её странные брови. Слушать её, чувствовать её запах. Её саму. Признается ли он ей в этом? Да, определённо. Но потом. Тогда, когда она, несмотря на свою гордость божественного языка, признает его блюдо вкусным. Обязательно. Погоди, не для него? — А для кого тогда? Здесь вроде кроме нас никого. — Узнаешь. Интересная. Мана, как ни посмотри, была интересной. В каждой своей детали. Хотя бы потому, что назвала его блюдо, блюдо первого в десятке! плохим. Или потому, что смогла вытащить его из отчаяния после ухода Сайбы-семпая, подарив новую едва достижимую цель. "Ещё не пробуя, могу сказать, что на вкус это как будто принимать ванну с гориллой" — первое, что она сказала при первой их встрече, когда Азами задержался в классе после урока, чтобы попробовать новый рецепт, который, впрочем, из-за расстройства действительно вышел не самым хорошим. Она тогда пришла в Тоцуку для встречи с отцом, а возвращаясь, заблудилась в невероятно большой школе и забрела в одну из немногих всё ещё использующихся в здании кухонь. Тогда это его мигом разозлило, и, забыв о подавленном настроении, Азами выторговал сначала дегустацию уже готового блюда (Мана отозвалась о нём ещё хуже, чем в первый раз), а затем одного из его лучших (Об этом Мана в своей необычной манере сказала уже как о неплохом, но до хорошего катастрофически недотягивающем) в обмен на сопровождение до выхода из школы. Затем у них были и другие случайные встречи, пока они не начали встречаться специально, но заранее не договариваясь. Как сегодня. И сегодня, вопреки сложившейся традиции, готовил не один Азами и даже не они оба, соревнуясь в готовке, а одна лишь Мана. Интересно, что же получится? — Готово. Пробуй. Перед ним стояло необыкновенное блюдо, которое сложно хоть как-то классифицировать. Но определённо изысканное. Пока Азами рассматривал блюдо и выдвигал предположения, что же это может быть, с каким вкусом и как приготовлено, Мана лишь стояла, опираясь на шкаф и хитро улыбалась. А уши у неё краснели. — Давай уже! — Не выдержало её терпение. — Ладно-ладно. Сейчас. Азами зачерпнул ложку и съел. Это же... Это... Странно. Вкус непонятен. Он невероятный, это правда, но как будто бы незавершённый. Непохоже на обычную готовку Маны. Пока Азами пытался понять, как воспринимать ощушения, к ним примешались новые. Невероятно приятные. Уже через секунду он понял, что его коснулись чужие губы. Мана наклонилась, чтобы поцеловать его. Азами был совершенно не против, если каша в колове вообще может быть против чего-то, поэтому сразу ответил, но чувствовал, как предательски краснеет собственная бледная кожа, как разливается внутри тепло, радость от случившегося. И немного обида. Он должен был сделать первый шаг! Когда девушка отстранилась, на её ушах и щеках тоже был виден яркий румянец. В таком положении они пробыли какое-то время. До невозможного смущённые и радостные. — Накири? Молчание. — Это?.. — Поцелуй. Мне было бы противно сделать это просто так, поэтому я приготовила то, что поможет скрасить ощущения. Поцелуй — слюнообмен. И это можно включить в блюдо. К концу речи к ней вернулась самоуверенность, а появившаяся скованность, в отличие от румянца, пропала. — Тогда могу ли я продегустировать его вторым способом? — Да. Конечно же да.