Уникальный организм/подопытный/жертва. Предвестник мира/бог войны. Герой/Ходячий мертвец. Легенда

      Много часов просидев лишь в одном положении возле двери, Ник так и не смог хоть что-то решить для себя. После ухода сестры он снова стал думать о семье, о которой уже не думал так безразлично, как раньше. Воспоминания о беседе заставили его долго думать о семье, которая всё ещё волнуется за него даже тогда, когда он стал неизвестно чем, однако всё это время он не мог перестать думать и о своём желании не обращать внимание вообще ни на что и поскорее умереть, чтобы прекратить жить в этом кошмаре, однако мысли о семье не давали ему покоя. У него внезапно проснулось сочувствие к родным, которые всё равно хотят хотя бы просто увидеть его, однако и это ощущение вскоре перекрывало желание ждать смерти. В итоге Ник долго сидел и не мог успокоиться, чтобы в голове исчезла каша из мыслей, которые даже не давали ему отвлечься на что-то другое. Из-за этого он сдался и стал думать о семье, которую ещё недавно хотел бросить и жить один, из-за чего у него случайно возникла мысль о том, что именно сейчас он чувствует то, что мог бы чувствовать вскоре после ухода. Чувство одиночества и тишины, в которой он не привык жить, однако потом он стал отрицать все эти мысли, поскольку он так себя чувствует только из-за того, что он сейчас вынужден сидеть в одиночестве в теле монстра, поэтому решил, что стал думать о бреде, поскольку считал, что в другой более нормальной жизни он не чувствовал бы себя как-то плохо, а если бы и чувствовал, то смог бы привыкнуть. Однако эти мысли не выходили у него из головы, а сам факт того, что он живёт здесь, а не где-то свободно ещё, заставил его чувство одиночества лишь усилиться, из-за чего он захотел пообщаться с Иваном Львовичем, но не осмелился. Его вдруг сковало желание просто сидеть и ждать свой последний день жизни, но желание поговорить всё ещё оставалось, и Ник разрывался. Он искренне хотел остаться один в покое до самой смерти, но чувство одиночества, которое появилось у него спустя более недели тишины, стало давить на него. Оно давило на него и заставляло думать о тяге хоть с кем-нибудь поговорить, но все эти мысли подавлялись чётко поставленной целью, к которой Ник стремился ради самого себя, однако он так и продолжил думать об одиночестве, которое ему не нравилось. Он чувствовал пустоту внутри себя, которую, как он думал, могла заполнить даже простая партия в шахматы с Иваном Львовичем, но его всё равно одолевало желание поскорее отсидеть свой срок жизни и умереть. В итоге он много времени просидел в каше из своих мыслей, которые со временем стали сводить его с ума, поскольку он, как взрослый, не мог принять простое решение, которое стало мучить его ещё сильнее из-за осознания того, что он не может просто решить и всё. Эти жуткие ощущения лишь сильнее давили на Ника, из-за чего он не мог успокоиться в голове и перестать думать о разных вещах, которые в итоге превращались в жуткую кашу. Из-за всего этого Ник не знал, что делать, поэтому просто сидел много часов и ждал чего угодно, а когда он услышал звук открывания двери, то он смог отвлечься и понять, что сюда приходит барсук, с которым он будет рад поговорить, после чего он посмотрел на дверь и через несколько секунд увидел за ней психолога и солдата. — Здравствуйте, — спокойно, но с опаской сказал Иван Львович. — Сколько времени? — А… Девять утра. — Ага. Тогда доброе утро. Садитесь, — сразу сказал Ник и пошёл к своему стулу, а за барсуком закрыли дверь, после чего тот сел и увидел, как Ник кладёт на стол доску и расставляет фигуры. — Я… Рад, что вы пришли. Спасибо. — Почему? С вами… Ой… — передумал спрашивать барсук, но Ник понял, что он хотел сказать. — Нет. Со мной не всё хорошо. В голове каша. Не знаю, о чём думать. Но спасибо за визит. И… Давайте пока помолчим. — Хорошо. Чёрные? — Да, — ответил Ник, разложил всё по местам и начал в тишине играть, поскольку психолог понял, что нужно слушаться Ника, поэтому он стал ждать, когда он сам заговорит, и больше думать над игрой. Ник же какое-то время сидел и думал, о чём поговорить, и в какой-то момент решил поговорить о семье, но подумал начать издалека и просто поговорить с психологом. — А… У вас… Есть семья? — А… Да. Жена и два сына. Ну, ещё родители и тёща. А что? — Ничего. Просто… Хочу поговорить. Как живёте? Хорошо? Кто сыновья? — А… Да… Хорошо. Счастливо. У нас… Близнецы. Вместе работают на стройке. — Ох ты. Молодцы. Скажите. Почему они вместе? Они оба хотели работать на стройке? — Да. С детства. Во время учёбы в институте работали подсобниками, а после института получили высшее и позже стали начальниками. Сейчас… У каждого своя стройка, и оба занимают высокий пост. — Ясно. А вот никто из них не говорил вам или кому-то ещё, что они пошли туда частично не по своей воле? — Э… Нет. Они… Они сами всё это хотели. А к чему вы спросили? — Просто… Как-то тут быстро подумал. Была ли у меня вообще своя воля в жизни? Я с Джуди всё делал вместе. Вообще почти всё. Но я подумал. Может, я был так к ней близок из-за того обещания? Может, мною двигала не любовь к ней, а обещание? Ведь именно из-за него я оказался в полиции, — сказал Ник, от чего барсук стал думать над ответом и параллельно понимать, что теперь Ник стал более открытым к разговору и теперь начал говорить о семье, о чём психолог сам хотел поговорить, благодаря чему он даже обрадовался такому поступку Ника, поэтому продолжил предугадывать дальнейшие действия Ника и придумывать ответ ему. — Ну… Нет. Вы так поступали, поскольку любили её. Вы близнецы. Ваши интересы совпадали. — Вам напомнить, что я родился в лаборатории в километрах от Джуди? — Не надо. Но ведь жили вы, как близнецы. Вас такими сделали родители и… Ну… Так уж получилось, что вы родились в один день, но ведь вы же всё равно были настоящим. Настоящим и живым зверем, который жил и рос. Вас создал только ваш отец и его коллеги, но ведь всё равно биологически вы их сын. У вас и ваших сестёр их ДНК. И в данном случае не так уж важно, где и как вы родились, если вас всех создали из одних и тех же генетических материалов. — Не так уж важно, да? — Да. Вам же дали настоящую семью. И вам силой не прививали любовь к сёстрам. И родителям. Они были вашей семьёй, а вы их любили просто потому, что вы семья. Разве нет? — Да, но. Снова но. Я всё делал вместе с ней. Может, это всё было из-за обещания? Я не по своей воле решил, что обещания нужно обязательно выполнять. Этому научили родители. — Так… Это их обязанность. Или вы хотите, чтобы ребёнок делал всё сам? Никто не должен ему помогать? — Нет. Не хочу. — Тогда у вас нет никакой проблемы. Вас просто учили правильным вещам. Вам просто говорили, что нужно любить свою семью. А вот любить или нет — уже ваше дело. Разве нет? Вам же в итоге решать, что делать. На том отдыхе на озере вы могли просто для галочки сказать всё отцу и сёстрам и не выполнять данное обещание. Но вы же его выполняли. — Потому что приучили. — Да. Да. Приучили. Но ведь в этом вами двигала любовь. Вы сами осознали, что поступили плохо, и решили извиниться. Если бы вы их не любили, то вы бы не стали извиняться. Или не делали бы это искренне. Вы бы ничего не поняли и продолжили быть таким же, каким были. — Да, но ведь тогда я это не знал. — А это уже не важно. Вы любили свою семью до того, как дали своё обещание. Вы делали всё это по своей воле. Вы по своей воле всё поняли и извинились. Так что здесь всё решали именно вы. Разве отец прямо заставлял вас извиниться перед сёстрами? — Ну, нет. Я сам этого хотел. — Ну, вот и ответ. Вы всё делали по своей воле. Из-за своей воли и любви вы были хорошим братом и сыном. Разве нет? — спросил Иван Львович и сделал свой ход, а Ник потом сразу сделал свой ход и начал думать над сказанным, после чего он прокручивал быстро в голове свою жизнь и понимал, что психолог прав. — Ладно. Ладно, согласен. Но. Самый важный момент. Моё решение пойти в полицию. Я знаю, что вы и Джуди об этом спрашивали. Я уверен. Как вы можете это объяснить? — А это снова ваша воля. — Ха… Серьёзно? И почему же? Я от семьи скрыл факт того, что на меня давило обещание. И где тут моя воля? — Ну, идём по порядку. Вы изначально любили своих сестёр и особенно Джуди, поскольку вы близнецы. И не говорите мне, где вы оба родились. Вас такими родными сделали родители, и вы оба так себя и вели. Так вот. Любовь к Джуди у вас была изначально. Потом вы из-за осознания своей ошибки хотели перед ними извиниться, поскольку всё поняли. Ваше обещание. Да. Благодаря ему вы были очень близки с сёстрами, но только вашу любовь к ним это не отменяет. Поэтому вы, как… Ну, ладно. Вы, как названный близнец, хотели быть рядом с Джуди также из-за любви. Вы её любили и хотели быть рядом. Вы хотели быть хорошим старшим братом. Теперь. День вашего решения о полиции. Да. На вас повлияло ваше обещание, но. Вы же помните, что ещё было? У вас было желание помогать другим. Оно у вас было всегда, поэтому это тоже ваша воля и желание. В полиции вы увидели возможность помогать другим. Дальше. Вы и Джуди говорили, что на ваше решение повлияла ещё и Дина. Это ведь так? Это правда? — Да, правда. — Вот. Ещё одним мотивом стала ваша девушка. Я очень сожалею, что она погибла. Правда. Я не шучу. Но вы всё-таки вспомните. Тот день дал вам важную вещь. Вы остановили того убийцу. Таким образом вы добились правосудия и справедливости, когда всё-таки преодолели страх и остановили убийцу. Верно? — Да. — И это тоже была ваша воля. Как и ваша воля в решении сделать Дине подарок. Это ваше решение вам стоило жизни девушки. Это действительно так, но идите дальше. В полиции вы увидели возможность помогать другим благодаря тому, что вы остановили убийцу. Вы не знали, что он сделал, но видели, как он стрелял в полицейского. В вас проснулось желание помочь полицейскому . И это помогло вам понять, что вы можете работать в полиции и помогать другим. Теперь же говорим о вас и сестре. Через год вы оба попали в опасную ситуацию, где вы заступились за сестру, но попали в больницу с переломом. Здесь уже действует всё вместе. Ваша любовь к ней и ваше обещание. Вступились за неё вы же не из-за обещания. Просто она ваша родная сестра. Другие аргументы вообще смысла не имеют. Снова ваша воля и ваша любовь к ней. Потом же ваше решение насчёт полиции. Там на ваше решение повлияли разные факторы. Гибель девушки, любовь к сестре, помощь в задержании убийцы, ваше желание помогать другим. И что в итоге? Четыре фактора, которые никак не могли пойти от вашего обещания. Таким образом во всех этих аспектах на вас никак не влияло ваше обещание. Случаи с Диной и Джуди дали вам понять, что вы можете помочь тем, что вы могли бы останавливать такие преступления. Джуди сказала, что в тот день своего решения вы сказали, что хотели поступать так, как она. Не допускать таких ужасов. Особенно подобных случаю с Диной. Это так? — Да. Во мне… Ну, появилось желание не допускать такого. Я… Я думал, что в полиции смог бы быть в центре событий и останавливать преступления. Чтобы никто не погибал и что-то ещё не терял. — Вот. Вы это считаете последствием давления обещания на вас? — Ну… А… Не знаю. Наверное, нет. — Вот. И что же мы получаем в итоге? На ваше решение повлияли многие факторы, но это ваше собственное дело. Это их влияние именно на вас. Таким образом всё это в совокупности дало вам цель. Вы не видели себя в будущем. Вы не знали, что делать в жизни дальше. Вы не могли определиться даже с работой. Но вот эта совокупность факторов дала вам вариант вашего будущего. Будущее в полиции. Поэтому поступление в полицию было вашим решением. Вашим итогом, к которому вы пришли, и исключительно вашим решением. Ни один из этих факторов не давил на вас и не толкал на службу. Вы могли пойти куда угодно, но все эти факторы подарили вам цель в жизни. И вы сами лично решили идти к ней. Теперь же ваше обещание. Расскажите всё, о чём думали в день своего решения. Вот в плане обещания. О чём вы думали в тот момент? — спросил барсук, а Ник стал проматывать в голове тот день и вспоминать свои мысли в то время. — Ну… Я… Я… Я любил её. Плюс тянуло меня к ней также из-за обещания. — Да, но ведь здесь главным фактором и движущей силой является любовь. Верно? — Да. Она. Но… В тот день меня тянуло к Джуди именно из-за обещания. Я всегда поддерживал её в плане её мечты. Я всегда верил в них. Я верил, что Настя полетит, а Джуди станет полицейским, но сам лично вообще никогда не стремился к ним. Меня не тянуло в небо и меня не тянуло в охрану порядка. Никогда. Я просто поддерживал их желания и всё. Но… В тот день мной двигало желание быть рядом с Джуди. Просто… После смерти Дины я, мама и Настя стали отговаривать её от полиции. Мы просто беспокоились за неё, ведь это опасная работа. Мы все увидели последствия такой работы. Погибли и были ранены обычные звери. Плюс полицейский получил ранение. И мы просто беспокоились о ней. Правда, из-за этого мы поссорились, но потом помирились. А в после института я думал, что… Что должен продолжать исполнять своё обещание. И эту возможность я увидел только в Джуди, поскольку в плане Насти было упущено время. Я не успел бы за ней в небо. А Джуди оставалась в городе и на земле. Она была рядом. Ну и… Да. На меня повлияли все эти факторы. Но ведь больше я хотел быть с ней. Я решил, что должен её защищать. Тем более на такой работе, поскольку у меня и возможность была. Мы только закончили институт, и она хотела поступить в институт МВД, а это было для меня более доступно, чем авиашкола. — Хорошо. Теперь момент вашего решения. На вас же повлияли те факторы? — Да. Я… Думал, что тоже… Что смогу при помощи работы в полиции помогать другим. Да… Но. Всё равно но. В тот момент мной сильно двигало желание быть рядом с Джуди. — Из-за любви. — Нет. Из-за обещания. Это было именно обещание. Если бы я просто её любил, то я был бы просто рад, что она начинает осуществлять свою мечту. И я был бы просто рад, когда она начнёт служить и работать ради других. Но. Это не значит, что я должен идти за ней туда, куда никогда не хотел. Даже если у меня были мысли о возможности работать в полиции. Настоящая любовь не так работает. Она не должна так работать. — Вообще-то работает. Моя жена полька. Она жила в Польше и работала учительницей русского и английского языка. Мы встретились с ней в Зверополисе, когда она была в отпуске. И она ради жизни со мной переехала сюда. Она сменила гражданство и стала работать учительницей английского языка. Так что любовь может толкнуть на многое. Вы же смотрели кино и читали книги. — Да, но здесь же у нас реальность. — Как и моя жена. Ей нравилось то, что я работаю военным психологом. Ей нравилось то, что я помогаю каким-то солдатам с их проблемами. Особенно тем, кто приехал сюда после каких-нибудь военных действий. Она не была против моей работы. Поэтому у нас была такая любовь, что она приехала сюда. Так что… На самом деле любовь действительно непредсказуемая вещь. — Ладно, допустим. Но в тот момент у меня было не это. Пойти именно за Джуди в институт и на службу меня толкал долг и обещание. Я следовал принципу о выполнении обещаний. И именно поэтому я оказался здесь. — Хорошо. Допустим так. Вас к Джуди сильно толкало обещание. Но вы не должны забывать и про своё собственное мнение. У вас сложилось мнение ещё и о том, что вы, лично стремясь помогать другим, увидели в полиции и своё будущее. — Да. Видел. Но это из-за того, что я не нашёл альтернативы. Я тупил. Я… Я гений школы и института. И я такой тупой дурик, что не смог даже элементарно решить, куда пойду работать после института? Вам не кажется это бредом? — Нет. Чувство неопределённости. Это не редкое явление. У моей жены так было. Она долго не могла решить, как жить дальше со мной. Полгода она не знала, как поступить, но в итоге переехала сюда. — Но это ваша жена. А я? Я умный гений, который любит думать головой. Я решал самые разные головоломки. Плюс ещё и отличным спортсменом был. У меня были медали и награды за многие вещи. Отец видел во мне учёного. И такая крутая башка не смогла решить, куда пойдет дальше по жизни? — Да. Такое бывает. Гении также попадают в тупики. Как я понял, ваше чувство неопределённости возникло из-за большого выбора, — сказал Иван Львович, чему сильно удивился Ник, поскольку не понял, о чём идёт речь. — Чего? — Выбор. Вы разносторонняя личность. Мозг и тело позволяли вам стать, кем угодно. Хоть космонавтом. Вы могли пойти в спорт, стройку, стать преподавателем, стать учёным, стать начальником на работе своей мамы. Вы могли уехать на другой конец страны и также много добиться. То есть вы были таким зверем, у которого есть очень богатый выбор. И поэтому вы не могли решить что-то для себя. Ну, это как… Вот, банальность. Девушка ходит по магазинам, чтобы гардероб обновить. И она не знает, что выбрать. Выбор просто огромный, но в итоге какой-то выбор она делает. Ну или она выбирает третий вариант. Она может взять всё. В вашем случае тоже самое. Вы открыли для себя большой список возможностей, но не могли решить, что же делать дальше. Да. Вы гений, но даже гении в плане простых вещей могут тормозить. В итоге вы не могли решить, как жить дальше. И вы решили пойти в полицию. Причём это отвечало вашим интересам. Вы могли пойти куда угодно, но выбрали полицию. Вы были в тупике, но факторы, о которых мы говорили, помогли вам определиться. И полицию вы выбрали не из-за неимения альтернатив. Они были, но вы не знали, куда идти. А полиция отвечала вашим требованиям. Вы даже просто физически отвечали требованиям для полицейского. В полиции вы могли помогать другим. Причём не просто помогать, а спасать. Так, как вы спасли многих зверей, которых ещё мог убить и ранить убийца вашей девушки. Это значит, что полиция была вашим выбором. Все те факторы лишь указали вам путь. В конце концов… Нельзя говорить, что эти факторы вам что-то навязали. В данном случае они просто указали вам один путь. Однако решение всё равно остаётся за вами. Поэтому именно вы лично решили пойти в полицию, так как увидели там своё будущее, чего не видели где-то ещё, — договорил Иван Львович, а Ник застыл, начав размышлять об этой неопределённости, о которой ещё раньше никогда не задумывался. Он увидел в словах психолога логику и согласился с ним, из-за чего он вдруг подумал, что он мог и ошибаться, думая, что попал в полицию исключительно из-за Джуди, а желание помогать, Дина и остальное было лишь небольшим дополнением к его желанию быть рядом с сестрой и к его обещанию. В итоге Ник сильнее задумался, откинулся назад на стуле и замер, размышляя над всем и вспоминая прошлое, что понял и барсук, который теперь надеялся, что Ник всё поймёт, поэтому он решил оставить его в покое и начать думать над шахматами. Ник же несколько минут сидел и думал над тем, что узнал, и в итоге решил, что в тот день он сам не понял, что именно из-за больших возможностей он не мог решить, что делать дальше, поскольку вспомнил, что меньшее количество выбора значительно проще, чем выбор в плане чего-то многого, поэтому он некоторое время подумал и признал, что ошибался. Он понял, что сам неосознанно нашёл для себя путь, который возник из-за разных обстоятельств, из-за чего долго осознавал, что был глупым, так как все эти годы этого не знал. В итоге он задумался и о всех услышанных словах про свободу воли, после чего признал, что психолог частично прав, однако он всё равно помнил про обещание, которое его толкало к Джуди. — Ладно. Ладно, признаю. Я… Не понял, что у меня было чувство неопределённости. Я не понял, что вся эта совокупность факторов повлияла на меня и указала путь в будущее. Ладно. Я этого действительно не знал. Но. Факт остаётся фактом. Я пошёл в полицию из-за Джуди. Она была… Ну, допустим, второй самой важной причиной моего решения пойти в полицию. — Да. Это верно. В полицию вас сильно потянуло благодаря ей. Но поймите, что это не стирает ваше личное решение пойти в полицию. Да. Вы очень ответственны ко всему и в том числе к своему обещанию, однако очень многие решения принимаем всё-таки мы сами. В полиции вы увидели себя благодаря факторам, а благодаря обещанию вы видели там себя и сестру. Однако пойти в полицию за ней или нет, решали именно вы. Я согласен, что обещание на вас давило, и вы не могли это исправить, поскольку вы таким просто выросли. Но ведь самое решение пойти в полицию. Вы приняли сами. — Я так семье говорил. Это я так объяснял типа своё желание. Типа Джуди меня вдохновила. — Но ведь вдохновила же. — Да. Вдохновила, но… Да. Я говорил им, что я могу со своею помощью пригодиться полиции. Это были мои предлоги. — Нет. Не предлоги. Это было ваши желания, которые вы не осознали. У вас… Можно сказать, в то время была некая пелена, из-за которой вы не полностью осознали то, что у вас была неопределённость, а многие вещи указали вам на полицию. — Чего? Это что получается. Я в полицию пошёл вслепую? У меня было помутнение рассудка? — Нет. Это просто неосознанные действия. Так бывает. Вспомните родителей. Они говорили, что ваш отец полюбил вашу маму, но не осознал это. Он подсознательно относился к ней, как к любимой девушке, но не понимал, что полюбил её, поскольку делал это из-за некой привычки. То есть он действительно полюбил вашу маму, но не понял этого, пока ему об этом не сказали. Это же случилось и с вами. Это не слепота или проблема с головой. Некоторые вещи мы делаем, но не всегда осознаём то, что делаем. Как и почему. Это нормально. Это работает наше подсознание. Вы подсознательно помогаете зверям. Вы делаете это автоматически. — Я только закончил институт и не знал, куда идти дальше. Какой ещё автомат? — В плане подсознания. В его плане вы помогаете другим. Это как выходить из дома и закрывать дверь на ключ, а потом через минуту вы не можете вспомнить, закрыли дверь на ключ или нет. Вы это делаете на автомате. Вы делаете это… Ну, почти осознанно, но основную работу вы делаете на автомате и даже не замечаете, что заперли дверь. Это нормально. В вашем же случае вы хотели помогать другим и ещё сестре. То есть… Да. Вами сильно двигало обещание, которое вы честно и ответственно выполняли, но ведь выполняли вы его по собственной воле. — Меня так научили. Меня приучили, что обещания надо выполнять. — Да, но ведь опять же. Вам решать, выполнять его или нет. Если так подумать, то в полицию вы пошли исключительно по своей воле. — Ага. Вот только обещание на меня давило. Я отчётливо это помню. — А-а… Ладно, допустим. Но ведь и ваше стремление в помощи другим сыграло свою роль. — Да, но признайтесь уже. В полицию я попал в основном из-за обещания, которое привело меня вот сюда. И признайтесь… Что… Что я не полностью владел собой. Что это обещание надавило на меня. Что я всё-таки не по своей воле выполнил это обещание и пошёл за ней в полицию? — упорно сказал Ник, от чего Иван Львович вздохнул, поскольку они оба пришли к тому, с чего начали, а ему так и не удалось переубедить Ника. — Чёрт. Все оказались правы. Вы… Очень упёртый. Как пень. — Хе, это да. Поэтому у меня предложение. Спасибо, что помогли мне разобраться в моей башке насчёт решения пойти в полицию, но давайте остановимся на том, что главную роль в моём решении сыграло обещание, которое на меня давило. Давайте признаем всё это, облегчим души, признаемся, что это более лёгкий и лучший путь, и закроем эту тему насчёт моего решения. Ладно? Давайте лучше пока посидим в тишине и поиграем. Как и принято в шахматах. Хорошо? — спросил Ник, посмотрел на ход психолога, сделал свой ход и также продолжил смотреть на барсука, который так ничего и не ответил, но вздохнул, что Ник принял за согласие, поэтому он успокоился и стал думать над игрой. Они играли более часа в тишине, где оба думали над игрой и над тем, о чём ещё можно поговорить, поскольку Нику всё-таки было приятно говорить с психологом, который скрашивал его одиночество, а тот думал, что делать дальше, после чего вспомнил про помощь Ника для военных, поэтому решил попробовать тому начать сотрудничать с военными хотя бы ради того, чтобы больше узнать о Нике. — У меня… Предложение. Может, всё-таки выйдите отсюда? Нам по-прежнему нужна ваша помощь в понимании вас. Вас просто нужно проверить. Рентгены и прочее. — Ладно. Я не против. — И я надеюсь, что вы бросили эту затею с камерой для плавки? — Неа. И никогда не брошу. Но я согласен пока не стремиться к ней, чтобы никому не причинить вред. — А… Ну, хорошо. Спасибо. Тогда… Пойдём? — Пойдём, — ответил Ник и пошёл за психологом в разные лаборатории, где учёные из военного института его спрашивали про его ощущения и прочее, проводили рентгены, сканировали каждый сантиметр и через некоторое время они увидели все возможные рентгены тела Ника. Они увидели, как в головной и спинной мозг проникли отростки металла, как корни растения, что ещё раз подтвердило то, что металл может вести себя, как живой организм, а не просто твёрдое вещество. А когда они дошли до снимком содержимого скелета, то увидели, как из него почти исчезли многие провода, трубки и схемы, который были изначально в скелете и были изображены на чертежах и других снимках скелета. Учёные даже лишний раз проверили другие оставшиеся скелеты и поняли, что там есть различные трубки и провода, которых нет у Ника. На их месте они обнаружили что-то несвязанное, после чего поняли, что это что-то похожее на жидкости, которые переливаются по всему телу. Ник же предположил, что это может быть Рапилин, из-за чего предложил снова его запереть, однако учёные попросили его не делать этого до выяснения обстоятельств. Сам же Ник лично увидел на многих мониторах самого себя изнутри, где он не увидел ни одного старого органа и кости, кроме головного и спинного мозга, которые и то были проткнуты металлом, из-за чего у него снова возникло чувство неполноценности, так как он видел, что от него самого вообще почти ничего не осталось, однако он успокоил себя и продолжил работать с учёными, которые обнаружили и сам маленький генератор внутри груди Ника, который был закреплён специальными креплениями. Однако внутри корпуса и головы никто не обнаружил то оборудование, которое помещали в скелеты, что сильно озадачило всех, поскольку такие вещи почти никак не могли исчезнуть просто так, но потом майор предложил это проверить. В ходе расследования они узнали, что внутри Ника должен быть телефон, радиопередатчик, шифровщик и дешифратор, что позволяло бы Нику иметь доступ к телефонной и радиосвязи, а также помогало бы шифровать свои звонки и передачи и даже расшифровывать чужие радиопередачи и ловить звонки. В итоге он предложил всё это проверить в действии, поэтому Ник для безопасности вернулся к себе в изолятор и вместе с психологом и майором пытался разобраться во всём. — Так что вы хотите? Просто мне в голову позвонить? — Да. Номер твоего телефона у тебя внутри указан в файлах о тебе. Поэтому лови, — сказал майор и стал звонить, после чего возникла небольшая пауза, но потом у Ника в голове, как изображение, появился телефон. — А… 7681. Это ваш телефон? — Да. Что происходит? — Так я не знаю. Я… Я телефон типа в голове вижу, — ответил Ник, думая, как ответить, поэтому сперва просто представил, что хочет ответить на звонок, плюс мысленно сказав, что он хочет. — А… Ало, — сказал Ник, чей голос прозвучал из телефона. — Ты слышишь? — сказал майор, из-за чего Ник услышал оба голоса в комнате и в голове. — Ч… Да, слышу. Охереть. — Теперь попробуй положить трубку и позвонить мне, — сказал майор, и Ник представил, что закончил вызов, представил телефон капитана в голове и стал представлять, что хочет позвонить ему, после чего зазвонил телефон тигра. — Прекрасно. Теперь попробуй что-нибудь перехватить. Начинайте проверку, — сказал майор в рацию, и двое солдат в разных местах комплекса начали говорить друг с другом, однако Ник ничего не смог найти у себя в голове. — Неа. — Попробуй представить сильнее. — Представлял. Ничего. — Ещё раз. — Не хватает ещё «Тужься», — высказался Ник, пытаясь уловить хоть что-нибудь и как-нибудь, но ничего не смог добиться. — Может, он не работает? Может, передатчик сломался в какой-то момент? — предположил барсук. — Ха, вау. Тогда жизнь у меня ещё больше удалась. Я даже здесь оказался дефективным. Сперва при рождении, а теперь здесь. Бракоделы. Даже надёжную рацию создать не могут. — Хватит, Ник, — сказал майор. — Эй, я кажется говорил, что в своём положении и могу делать всё, что захочу, — ответил Ник и замолчал, а потом в комнате возникла тишина, которую скоро прервал майор. — Ладно. Я пойду. Все данные по тебе у нас есть. Будем разбираться, что случилось с рацией. — ответил тигр и пошёл к двери, которая была открыта всё это время. — И не забудьте разобраться, что за жижа там во мне плавает, — напомнил Ник, вспомнив, что они увидели что-то переливающееся и не твёрдое в скелете, после чего майор ушёл и оставил дверь открытой, а Иван Львович снова остался наедине с Ником, но потом понял, что хочет есть, поэтому встал, вспомнил про свой подарок, взял сумку и вытащил оттуда кубик Рубика, чему удивился Ник. — Это вам. Я… Вчера купил, а сегодня забыл взять его утром на нашу беседу. Я смог заказать только 6 на 6. Более сложных в наличии не было, — рассказал барсук, а Ник с опаской и восхищением увидел одно из своих любимых развлечений, после чего протянул крупную железную кисть к кубу и взял его, снова ощущая сильное чувство поскорее всё запутать и снова всё правильно сложить. — Мне запретили давать вам телефон, хотя они у нас здесь и так под жёстким контролем. — Да, ничего. Спасибо вам огромное. Просто большое спасибо. Мне очень приятно, — искренне ответил Ник и улыбнулся, а барсук улыбнулся в ответ, увидел на лице Ника настоящую радость, которую он видит впервые у Ника с момента приезда в это место, после чего он ушёл, и за ним закрыли дверь, а Ник с удовольствием стал крутить куб и путать его, после чего он с ещё большим удовольствием стал думать над этой головоломкой. Однако тут же он сразу вспомнил каждое своё движение на этом кубе, из-за чего он, проматывая в голове свои воспоминания, собрал куб, но наоборот, повторяя свои движения в обратном порядке, что лишь сильнее убедила Ника в том, что у него в голове чуть ли не компьютер, который записывает всё, что Ник видит и слышит. Из-за этого у него даже интерес к головоломке пропал, поскольку он может тупо всё повторять в обратном порядке, из-за чего теряется интерес и азарт, но потом Ник решил попытаться не вспоминать прошлое, а идти вперёд, думая над тем, как собрать куб. В итоге он около часа сидел за столом и много раз путал и собирал головоломку, что помогло ему отвлечься от времени и своего положения, но вскоре к нему вернулся психолог, который, попросив не закрывать дверь, сел за стол, стал смотреть, как Ник увлечённо работает, и думать о новом разговоре. — У меня… У жены отец был коллекционером монет. Он, можно сказать, был маньяком. У него действительно была какая-то мания на монеты. Бродил с металлоискателем, смотрел на остановках, дорогах, переулках. Смотрел вообще всё, куда мог попасть. И всё ради лишь одних монет. — А почему он это делал? Ради денег? Просто сейчас такие коллекции очень дорого оценивают. Не знаю… Почти как какие-нибудь артефакты древней культуры, — сказал Ник, не отрываясь от куба. — Да, но нет. Не ради денег. Ему нравилось это. Благодаря ему моя жена и тёща катались с ним по Польше. Прокатились по всей стране. Но это было ещё и от того, что он их любил. Хотел подарить им хорошие воспоминания. Ну и плюс это помогало ему искать монеты в самых разных местах. Он даже попросил их не продавать его большую коллекцию. Хотел, чтобы в случае чего, она осталась с ними, как важная часть его жизни. И даже сейчас спустя пять лет после его смерти его жене и дочке звонят с предложениями продать коллекцию за большие деньги. Плюс он всем этим собирательством ещё и в России занимался. — Ага. Коллекционер в любое время и в любом месте? — Верно. Такое действительно можно описать, как… Как присутствие родного зверя при его полном отсутствии. То есть сам зверь умер, но его жизнь всё ещё существует и остаётся рядом с близкими, которым от этого немного полегче. Ну или часть жизни, — договорил психолог и замолчал, ожидая вопрос от Ника и смотря на то, как тот с прежним интересом собирает куб. — Ну и? К чему вы это вспомнили? — Сказать честно? — Да. Я всё это и требую с некоторых пор. — Ладно. Я пытаюсь переубедить тебя в плане семьи. Я хочу, чтобы ты с ними встретился. — Ох, боже. Ладно. Тогда по-порядку. Зачем? — Чтобы ты снова вернулся в семью. Она не может тебя увидеть. И это не из-за того, что здесь военные. Ты сам не хочешь их видеть. Это неправильно. Пускай ты родился несколько иным образом, но это твоя родная семья. — Ладно. Допустим. Зачем это мне? Какая мне от этого выгода? — Ну, как… Ты сможешь с ними помириться. Я точно знаю, что ты хочешь с ними встретиться. Но только здесь в тебе играет упрямство. — Даже если так. И что? Мне разве будет легче, если я с ними встречусь? Тем более в таком виде? — Они всё уже знают. Даже твоя бабушка и её муж. — Ох, тогда они сумасшедшие. Пожилую женщину до инфаркта довести. Будто ей было мало того, кто я такой, когда я решил уехать и когда я пропал. Они психи. Запишите их к себе на сеансы. — Вообще-то инфаркта у неё не было. Ни разу. Даже когда она узнала, кто ты сейчас. Ей там в воду успокоительное сразу подмешали. — Вот как. Молодцы. Сжалились над бедной женщиной. — Нет. В данной ситуации бедной женщиной является твоя мама. Она почти сутки ничего не делала и ни с кем не разговаривала. То есть у неё было состояние глубокого шока. И тебе её не жалко? — Жалко, но она это сможет пережить. Они все меня переживут. — Так это неправильно. Родители не должны переживать своих детей, — сказал барсук, от чего Ник усмехнулся, продолжая собирать куб. — Вот насмешили. Вы уже достаточно пожили и плюс военный психолог. Разве такие звери должны нести такую чушь? — Это не чушь. — Это бред. Не важно, чего там должно быть или нет. Мы имеем то, что есть. Я вот не должен был родиться, но один умник обманул природу. Я сюда не должен был попасть, но лишь одно маленькое обещание привело меня сюда. Так что давайте сменим тему. Не будем говорить о сказках. — Ладно. Но ты подумай о маме. Каково ей будет, когда тебя окончательно не станет? Ты с ней больше никогда не увидишься, а она даже просто не скажет, что любит тебя. Почему ты хочешь так жестоко поступить с ней? — Будто при встрече ей будет лучше. Она знает весёлого и заботливого богатыря, а теперь она увидит жуткую тварь, которую и зверем назвать невозможно? Вы действительно думаете, что ей станет легче, если она увидит меня в таком состоянии и узнает, что я просто жду, когда я сдохну? — Она это хотя бы сможет понять. Даже если не поймёт, то она хотя бы снова тебя увидит. А сейчас ты поступаешь очень жестоко по-отношению к ней. Она же твоя родная мать. Она полюбила тебя ещё до того, как ты родился. Она считала тебя своим сыном и в итоге стала для тебя настоящей мамой. Пускай ты и родился в лаборатории, но ты был для неё таким же родным, как Джуди. Она воспитала прекрасного сына, который совершил много хороших поступков. И теперь после всего этого ты хочешь вот так ей отплатить? Просто даже не поздороваться, а втайне умереть в этом подвале? Ты действительно хочешь окончательно разбить ей сердце и оставить с мыслью, что тебе было на столько на неё плевать, что ты с ней даже не захотел встретиться? То есть ты её вообще не любишь? — спросил Иван Львович, так как в этот раз он решил надавить на Ника и увидеть его реакцию, а тот через несколько секунд просто стал держать куб в руках, никак не двигаясь. Все эти вопросы теперь сильнее заставили задуматься о своих чувствах к маме, однако он не мог точно понять, любит ли он её на самом деле. Он помнил, как всё равно любил её всю неделю после правды о себе, однако даже это не заставляло его передумать об уходе из города. И сейчас он был в растерянности, не зная, о чём думать и как что-то решить, поскольку в нём всё ещё были чувства к маме, однако их затмевало ощущение того, что от этой встречи ему самому станет только хуже, поскольку встреча, разговор и потом воспоминания обо всём этом будут давить на него. В итоге он не знал, как поступить, а нынешние вопросы психолога заставили Ника задуматься о том, что мама действительно будет чувствовать, когда он умрёт, и в этот момент слова про сердце и наплевательское отношение заставили Ника испугаться. Ему вдруг стало неприятно от того, что он может причинить такую большую боль маме, о чём раньше не задумывался, так как думал больше о себе и о том, что семья спокойно переживёт его смерть, из-за чего он предположил, что разлука может помочь им всем спокойно пережить происходящее, и в этот момент в голове вспылыли воспоминания вчерашних слов Джуди по поводу иллюзий. Немного подумав, Ник решил, что это он действительно мог построить эту иллюзию более спокойной жизни семьи, если он с ними вообще не встретиться, из-за чего Ник задумался и потом понял, что он действительно построил для себя иллюзию, чтобы было лучше лишь ему одному. Он вспомнил своё мнение о том, что ему действительно будет лучше без встреч с семьёй, однако теперь он поставил эту мысль под сомнение, поскольку он теперь стал учитывать то, о чём говорит Иван Львович. Он понял, что раньше не задумывался о боли, которую он может причинить семье, если он с ними даже не встретится, но теперь он задумался об этом и снова растерялся. Он не знал, что дельть, поскольку в нём проснулась любовь и тяга к семье, которые будто вошли в конфликт с его желанием поскорее тихо и спокойно умереть, из-за чего Ник разрывался и не понимал, что решить и как думать, но вскоре, продолжая не слушать барсука, который его звал, Ник понял, что действительно поступает жестоко по отношению к семье и особенно маме, которая почти всегда принимала его таким, каким он был, а он сам сейчас не хочет ни с кем видеться из-за своего желания умереть в одиночестве, что позволит ему не думать о других. В итоге из-за этого он стал отрицательно думать о самом себе, поскольку задумался и понял, что с момента своего пробуждения был жесток ко всем вокруг, а это никак не помогло ему, а даже оставило в одиночестве на целую неделю, что ему не нравилось. Потом Ник решил обо всём этом поговорить с Иваном Львовичем, чтобы разобраться в себе, поэтому он повернулся к зверю, отложил куб и сложил руки на столе, думая, что сказать. — Ну, допустим… Допустим, что я действительно стал жестоким. Я отгонял от себя всех. В итоге это загнало меня в неделю одиночества. Даже больше недели. Допустим, я понял, что я всё-таки люблю маму, а она сама принимала меня таким, какой я есть. И допустим, что я понял, что поступаю жестоко по отношению к ней, не желая ни с кем видеться. И что мне делать? — Ну, для начала ты должен признать, что с тобой случилось. Ты должен смириться. Можешь продолжать желать смерти, но просто хотя бы на свой оставшийся срок жизни смирись с произошедшим. Это помогает проще понять, что делать дальше. — Допустим, я смирился. И? — Начни… Жить. Я серьёзно. Начни снова жить. Выйди за пределы этого изолятора. Я… Могу отвезти тебя к компьютеру, где ты сам можешь узнать что-нибудь об этом месте и о себе. Я могу тебе книги привезти. Начни снова жить в таком состоянии. — Ладно. Тогда логичный вопрос. Зачем? Какой смысл во всём этом? — Ты же говорил, что не можешь больше вспоминать об оставшемся времени жизни. Ты сидишь здесь в одиночестве и думаешь о времени. Начни делать что-нибудь другое. Это поможет тебе отвлечься. Как шахматы и кубик. — Ладно. Допустим, я буду жить, а не сидеть в этой одиночке. Что дальше? — А… Это уже не я решаю. Я могу лишь что-нибудь тебе дать. Или обеспечить твою встречу с семьёй. Вы… Вы все спокойно поговорите. Я могу сегодня на вечер пригласить Джуди, чтобы ты с ней поговорил. Скрась свой оставшийся срок жизни. И… Наконец-то поговори с мамой. Ты же сказал, что считаешь себя жестоким. Так не будь им. Веди себя, как взрослый. Встань прямо перед мамой смело и достойно. Не прячься от проблем, — сказал психолог, а Ник стал думать над всем и понимать, что барсук во многом прав, а тот вспомнил, к чему ещё рассказал Нику про тестя. — Ну и ещё. К чему ещё я говорил про отца моей жены. Что же ты оставишь после себя? Тесть жил монетами и своей коллекцией. Это была неотъемлемая часть его жизни, которая осталась даже после него в семье. Что ты оставишь после себя? Чувство некого отвращения, которое ты испытывал к родной семье? Просто если ты действительно здесь так и останешься, то твоя семья так и будет жить с этим чувством и с той болью, которую ты нанесёшь, если не встретишься до своей смерти. — Ладно. Ладно… Я… Я понял. Я подумаю. Отложим это на потом. Хотите? — спросил Ник и протянул барсуку куб. — Оу, нет. Я… Я не по этой части. Я больше по психологическим головоломкам. — Ладно. Возвращаемся к нашей партии, — ответил Ник, пододвинул доску, снова начал работать с кубом, и они оба начали доигрывать партию. После этого они продолжили снова играть, где Иван Львович параллельно думал, о чём ещё поговорить с Ником и что он будет говорить во время беседы, а тот ни на минуту не отвлекался от куба, постоянно его путая и собирая и при этом не забывая про шахматы. Вскоре Ник снова остался один, продолжив играть с кубом, но потом уже вечером к нему пришёл психолог с коробкой газет. — Я слышал, что ты любишь читать. — Ой, да я бы с удовольствием прочитал здесь что угодно и без этой любви к чтению. Большое спасибо, но потом. Ещё партию? — Конечно, — ответил психолог и через несколько секунд снова начал играть белыми, а Ник, играя с кубом, стал думать, о чём ещё можно поговорить с барсуком, в результате чего у него возник интерес насчёт военных. — Мне вот интересно. Почему здесь нет майора? Не там, за стенкой, а здесь? — Я попросил его не вмешиваться. Ты — моё дело и моя работа. И мне нужен лишь ты, а не кто-то посторонний. — Оу, то есть у вас там тоже какой-то конфликт есть? — Да. Но… Это… Не по нашей теме. — Нет уж. Мне интересно. Давайте об этом поговорим. Что ему там не нравится? — спросил Ник, не отвлекаясь от куба и ожидая ход барсука, а тот стал думать, может ли он под присмотром майора говорить о нём самом и, если до этого дойдёт черёд, об армии, после чего он всё-таки решился всё это обсудить, надеясь на невмешательство со стороны майора. — Ладно. Он… Ему просто не нравится, что ты до сих пор с нами тесно не сотрудничаешь. — Вот оно как. То есть он до сих пор не понимает, что я не собираюсь на армию работать? Он так и не понял, что я не хочу, чтобы меня действительно использовали, как оружие? И он забыл, что я всё ещё подозреваю нашу же страну в том, что я стал таким? — А… Знает. То есть… Всё ещё подозреваешь? — Конечно. Я помню, как во время моей резни все на русском говорили. Тут много надписей на русском. — Да, но… Солдаты, которые пришли сюда во время операции полиции. Они все говорили на английском. Это могут быть те, кто построил это место. — Могут быть. А что, если это было для отвода глаз? Чтобы на всякий случай подумали, что это какие-то иностранцы, хотя на самом деле все жители этого объекта были нашими гражданами. — Да. Но ведь могло быть и по-другому. Весь персонал был для отвода глаз. Всё ради безопасности и тайны. Важной информации о персонале не было. Даже имён и фамилий. И мы точно узнали, что даже записи с камер чистили. Там в разных местах не достаёт секунды, а за это время можно успеть сказать имя или фамилию. Что, если хозяева всего этого места хотели, чтобы в случае чего никакие следы и мелочи не привели кого-то к самим хозяевам? — Ладно, но есть и другая версия. Наши поставили наших, чтобы мы сейчас думали, что это кто-то чужой поставил сюда русскоговорящих, чтобы мы думали, что всё это придумали чужие. М? — предположил Ник, от чего барсук замолчал, обдумывая такие слова и пытаясь не запутаться. — Это… Это… Да. Может быть, но факт остаётся. У нас нет никаких следов. Мы обыскали весь комплекс, все компьютеры и сервера. Все вещи персонала. Мы ничего не нашли. — Прекрасно. И что вы намерены делать? — А… Ну, один солдат сказал мне, что мы ждём гостей. Тех, кто приходил сюда раньше. И ещё. Мы проверили все записи, когда сюда приезжали те звери после того, как ты на всех здесь напал. Все они говорили по-английски. Так что это… Ну, в принципе указывает на то, что это не наша страна сделала это место. — Допустим. Но что насчёт Москвы? Они так и молчат про такую находку? — А… Я не знаю. Честно. Это… Меня ни на какие беседы не звали. И… Ещё майор попросил проинформировать тебя насчёт той дуговой камеры. Он сказал, что она на прицеле. То есть… Он не позволит тебе умереть. Он готов отключить всё то помещение. А если это тебя не остановит, то он готов взорвать панель управления. — Ага. Вот значит как. Ладно, спасибо за честность. Тогда это точно самодеятельность. Когда сюда придёт кто-то из правительства и Минобороны, то я об этом точно доложу. — Да, но ведь он прав. Ты… Ты представляешь опасность в данном случае для нас. Если ты сорвёшься, то из-за тебя пострадают солдаты. В данном случае это меры предосторожности. Это логично. — Логично, но это подло. Это крайне подло. Я пережил один кошмар и теперь переживаю второй. Я настрадался психологически. Я страдаю. — Да? А по тебе не скажешь. — Почему? — Просто ты сейчас больно спокоен. Лично я, когда послушал все твои диалоги до нашей с тобой встречи, решил, что у тебя будет огромный посттравматический стресс. Очень огромный. Но вместо грустного и раздавленного пациента я увидел спокойного зверя, который сразу же мне сказал, что ему не нравится одиночество. А ещё он был рад поговорить. Или сперва поговорить, а потом поорать. — Хе, зверя. Забавно. — А можешь отрицать и дальше, но я тебя таким считаю. Ты всё равно живой. Твоя отросшая плоть настоящая и живая. Ну, за исключением того, что в ней нет крови, и она сама обработана специальной химией. Однако ты всё равно мыслишь по-своему и всё ещё испытываешь эмоции. Это как бы тоже доказательство того, что мы живём. — Ага. Напомнить, что с научной точки зрения жизнью считают различные биологические, физические и химические процессы? А ещё у жизни есть начало и конец. Даже вековое дерево может в итоге умереть от старости. А у меня что? У меня нет старости. Всё. Вот я себе шкуру отрастил. А ещё что-то есть? Нет. По сути я являюсь лишь сознанием в металлическом мусоре из космоса. У меня нет естественного конца. Даже у пластика он есть, а у меня нет. — А как же генератор внутри тебя? — А это не в счёт. Это техника. Она в какой-то момент всё равно перестаёт работать. Так что не в счёт. — Ладно. Но ведь твой мозг ещё жив? — А мы разве точно знаем, что там с ним? Вдруг он стал металлическим? Вдруг он уже завтра превратится в какую-нибудь жижу, которую я сблюю? Что если он там вообще не живой? — Допустим. Но ведь ты по-прежнему являешься собой. Ты мыслишь и думаешь сам. Твоя личность… Твоё сознание до сих пор живо. — Опять мимо. Оно раньше таким было. В живом мозгу. А теперь у меня там хрен пойми что. Даже мои воспоминания теперь не просто какие-то образы и звуки в памяти, а вообще будто записи с камер. Серьёзно. Моё нынешнее состояние позволило мне открыть всю мою память. Я помню себя в три года, хотя никогда это не знал. Я помню, как в мой четвёртый день рождения были одеты родители. Спрашивается. Это разве жизнь? Это теперь лишь файлы. Кино, которое я могу посмотреть в любой момент. Будто моё подсознание действительно всё записало и запомнило, а я лишь получил доступ к этим архивам. Это уже действительно не жизнь. Жизнь не может так далеко шагать через себя. Это невозможно. Поэтому сейчас я действительно не живу, а существую. — Хорошо. Тогда попробуй начать жить. Мы можем снова пройтись наверху. — Какой смысл, если я даже не имею обоняния? Меня не слепит солнце, мне не холодно и не жарко, и даже не тепло. Я ощущал ветер, но я, можно сказать, больше регистрировал какие-то толчки в свою сторону. В прогулке уже нет смысла. Я не могу чувствовать, что живу, если я действительно не живу. — Да, но ведь всё-таки мы не ограничены одними лишь химическими процессами. Твоё сознание до сих есть, а это значит, что ты жив. — Нет. Не значит. Это лишь сохранённый файл, чьё существование поддерживает техника, — настоял на своём Ник, из-за чего психолог снова вздохнул, увидев, что Ник в очередной раз упёрся и не хочет думать иначе. — Упрямый пень. — Странная претензия на фоне того, что и это не имеет смысла и ничего не меняет. Я всё равно сдохну спустя полтора года. Или даже раньше. Верно, товарищ майор? — внезапно спросил Ник, посмотрев на камеру. — Давайте будем честны. Неизвестно, как я себя поведу, если вы мне под дверь подсунете этот генератор. Вдруг мы оба взорвёмся, и мы все погибнем. Это будет ваша ошибка. Или вашего начальства. Не важно. Поэтому предлагаю раз и навсегда договориться. Вы просто даёте мне умереть спокойно и тихо, и весь этот кошмар закончится. Риск появления страшных монстров также исчезнет. Хорошо? Мы договорились? — спросил Ник, после чего он молчание решил принять за согласие. — Значит, мы договорились. Мы оба не будем выкидывать всякие фокусы. Хорошо? — Я боюсь, что даже с твоей смертью кошмар не закончится, — решил высказаться Иван Львович. — Даже если ты умрёшь сейчас, то этот объект всё ещё останется в зоне интересов тех, кто создал это место. Здесь остаётся тот упавший объект, генератор, ты и годы исследований. Твоя смерть мало что изменит. — Возможно. А… О, кстати. А какого хрена этот объект вообще здесь? Если это место строили не наши, то почему бы не перевести всё нахрен из страны? Почему это место построено здесь, а не где-нибудь ещё? — А наши ребята нашли ответ. Учёные настаивали на сохранении объекта здесь. Всё просто из-за того, что он был очень тяжёлым, и его на фуре не увезёшь. Даже на вертолетах. То есть были проблемы с транспортировкой. Было сложно вывезти такую штуку отсюда. — Ага. То есть вывезти нельзя, а построить целое подземелье в десятках километров от крупного города можно? Да? Чтобы скрывать такую хрень нужно, например, какое-то большое влияние. Чтобы сюда вообще никто не мог проникнуть и чтобы ещё даже не летал над этим местом. То есть контроль где-то сверху. А на что наталкивают эти мысли? Что всё это могли сделать наши. Какие-то иностранцы вряд ли бы могли так легко отгрохать такое дело в тайне даже от простых прохожих, которым бы захотелось в заброшку попасть. М? — Я… Не знаю. У меня нет всей информации. — Так её ни у кого нет. Всё, что мы сейчас знаем — это всё, что у нас есть. Виновников всего этого кошмара нам не найти. А даже если бы и нашли, то как мы докажем их вину, если вы там в базах данных даже имена персонала не нашли. У нас тогда ничего не не остаётся. Я опять обречён на страдания, поскольку я даже не могу перебить тех, кто именно всё это сделал и кто в ответе за то, что я стал монстром, — сказал Ник, а Иван Львович понял, что тот снова вернулся к своей обречённости, от чего барсук уже устал, поэтому не сдержал себя. — Не надоело постоянно говорить о своей обречённости? Ты хоть пробовал найти смысл для жизни? — Да. И я его нашёл. Я хочу умереть. — Это не смысл, а лишь желание. Ты этим не живёшь. — Не жил. Когда я был жив, я об этом даже не думал. Разве я не могу жить своим желанием после того, как вся моя жизнь потеряла всякий смысл? Это запрещено? То есть, например, человек, который потерял свою семью, которая была смыслом его жизни. Не логично ли ему желать смерти, чтобы больше не чувствовать эту жуткую боль от потери? — Логично, но это… Это неправильно. Сильный зверь продолжит искать смысл своей жизни. И в данном случае он найдёт новую семью, которая станет новым смыслом его жизни. — Прекрасно. А вот мне что искать? Я могу просто существовать независимо от всего. Мне не нужно есть и спать. Мне не нужны какие-то материальные вещи для проживания. Я просто существую без всякой зависимости от чего-либо. Однако мою жизнь поддерживает будильник, которого хватает на полтора года. В данных обстоятельствах что мне нужно искать? — спросил Ник, и тут же Иван Львович решил попробовать склонить Ника к его семье и к его желанию помогать другим. — А как же твоя семья? Тебе до сих пор на них наплевать? — Нет. Не… Не плевать. Я… Я не… Я не могу остаться с ними. Я не собираюсь жить таким больше нужного. Я не хочу. Я до сих пор не могу себя простить за убийство друзей. — Но ведь ты не виноват. — Да плевать мне. Я их убил. Я разгрыз им головы и убил. Поэтому я не собираюсь жить долго. Я не хочу. Я не могу себе этого позволить. Поэтому семья больше не будет смыслом моей жизни. Хватит с меня. Я устал. — Хорошо. Но ведь у тебя есть и другая важная особенность. Ты хочешь помогать другим. — Уже нет. Мне плевать. — Тогда почему тебе не плевать на солдат в этом месте? Ты мог рвануть к камере ещё в тот разговор с майором, но ты этого не сделал. — Я не такая мразь, чтобы осознанно лишить кого-то родных. — То есть тебе не плевать на них. — Плевать. — Ты противоречишь сам себе. Тебе всё равно на окружающих, но ты не готов даже ранить этих зверей, поскольку знаешь, что у них есть родные, а на них тебе тоже не плевать, раз ты не хочешь лишить этих родных своих мужчин, которые здесь находятся. Это противоречие. Это значит, что ты не монстр и никогда им не был. В тебе всё ещё живёт добродетель, который всегда готов помочь другим. — Хватит. — Так подумай об этом. Подумай, что ты даже в своём состоянии мог бы помогать другим. Ты мог бы снова вернуться в полицию и помогать гражданам и своим коллегам. — Хватит. Не несите откровенный бред. — Сказал тот, кто сам себе противоречит в плане своего отношения к окружающим. Ты по сути сам несёшь чушь, которая противоречит себе. — Ладно. Чего вы от меня хотите? — Я хочу помочь тебе. Я хочу, чтобы ты справился с тем, с чем столкнулся. Я хочу, чтобы ты нашёл себя в этом мире. Это наша работа. — Тогда опять спрашиваю. Зачем мне это всё? Вы чего хотите? Чтобы я передумал дохнуть? Так я уже много раз говорил, что это моё окончательное решение, и я его не изменю. Я всё равно умру. Если ещё майор ничего не будет выкидывать, то мы тихо и спокойно разойдёмся. Идём дальше. Даже если бы я согласился. Зачем мне смысл в жизни на месяцы? — Например, чтобы уйти из этого мира со спокойной душой. С чувством выполненного долга. Долгом перед семьёй, которую ты почти бросил, но которая приняла тебя таким, каким ты был, и дала хорошую жизнь. Это не стоит того, чтобы встретиться с семьёй? — Не знаю. Я подумаю. — Ладно. Тогда ещё. С чувством чего-то положительного. С осознанием того, что ты кому-то помог, если бы в своём нынешнем состоянии работал в полиции. — Абсурд. Я досконально не изучен. Неизвестно, как, почему и когда я могу стать кровожадной тварью. — Ладно, но просто представь. Ты им больше не станешь. Ты безопасен для окружающих, и у тебя есть возможность помочь многим зверям. А потом перед смертью ты осознаешь всё то хорошее, что ты сделал. Это не стоит того, чтобы выйти отсюда и помогать? — Возможно. Я подумаю. А теперь давайте закроем тему. — Ну, подожди. — Я серьёзно. Хватит разговоров. Не хочу уже беседовать. Фигуры пылью покроются, — резко и настойчиво закончил разговор Ник, после чего они вернулись к шахматам, а потом они расстались на ночь, где Ник часами думал о сегодняшнем разговоре, а Иван Львович сразу после беседы пришёл к майору. — Что ж. Спасибо, что не вмешивались. — Удивлены? — Да. Очень. Я думал, что вы всё равно будете с ним говорить. — Хотел, но потом мне стало интересно, о чём вы будете говорить, если я не буду мешать. А ещё… Вы же просили меня быть в стороне. — Да. Ещё раз спасибо. — Ну и? Какие прогнозы? — Ну, он… Постепенно меняется. Если дать ему время на размышления и ещё немного с ним поговорить, то он сможет измениться. Он может вернуться в мир. Хотя… Вам же это не нужно. — Да, но я всё-таки его понимаю. И я согласен с тем, о чём вы говорили в этот раз. Что ему надо найти смысл для жизни. Я… Я думаю, что он всё-таки сдастся. Ему придётся что-то выбрать в плане своей жизни. Я не думаю, что он действительно просидит здесь эти месяцы. Так что… На сегодня мы закончили. Вы свободны. Надеюсь, что вы ему действительно поможете. — Спасибо, — ответил психолог и ушёл ужинать, после чего вернулся к себе и продолжил думать над Ником, надеясь, что тот действительно изменится.